Игорь нахмурился, вновь взял в руки вилку и принялся ковырять ею салат, причем делал это с такой туповатой жестокостью, будто рыл в нем кому-то могилу. Похоже, Маус сам того не желая (или наоборот?) задел тему, не слишком приятную для "Отдела нестандартных воспитательных акций". Похоже, за свои полгода очень уж они привыкли к своим "отраслевым стандартам".
Интересно, а будь у меня выбор - остаться тут или идти к "коллегам-педагогам" - куда бы я двинул свои стопы? Ответ, впрочем, лежит на поверхности. Не то чтобы я совсем не верил в перевоспитавшихся хулиганов, но все эти "акции" - уколы слона английской булавкой.
- А вы считаете их детьми? - проскрипел Игорь. - Этих… как вы изволили сказать, пацанов из пригорода, или… панков? Молодой человек, вы знаете, что по-английски значит "панк"?
- Yes, I know English, - улыбаясь кивнул ему Маус. - Not so good, but some words I can understand, and I know that for Russian "punk" is свинья or падаль.
Игорь пропустил это мимо ушей, продолжая.
- Так вот, если, по-вашему, это дети, то мы, молодой человек, служим совсем разным идеалам. Это… - наш собеседник даже побагровел. - Это я сам не знаю что! Но не дети, уж точно… Такие, как они, совершили достаточно, дабы лишиться права называть себя ребенком! Относиться к ним следует как ко всем прочим, как не ко времени повзрослевшим негодяям.
Он замолчал, тяжело дыша, и я даже успел испугаться. Вдруг у парня сердце? Кто его знает, этого неуклюжего бедолагу-учителя, чья система ценностей пришлась явно не ко двору в государственных школах. Довелось мне в свое время посмотреть на таких новаторов-одиночек… В реальность их пылкие идеи, гладкие лишь на бумаге, вписывались не слишком. Зато в "Струну"…
Интересно, он выразил мнение всего отдела, свое личное, или нашу новую глобальную политику? "Струна" карает детей! Не смешно. "Струна" отлучает от детства… Странно? Конечно! Но разве я еще не привык к этим странностям, разве я еще не усвоил, что самое невероятное и есть истина?
"Настоящим мы, совет Хранителей, принимаем решение исключить Петю Васечкина из детей и предать его в руки взрослого мира, слезно умоляя обойтись с ним как можно гуманней и оставить в пределах Тональности". Древние инквизиторы небось в гробах перевернутся от зависти.
Я оглядел своих спутников. Очкарик Игорь, каменный Сайфер, Маус в своем беретике… Ну, что господа, мы стоим у истоков новой, теперь уже не испанской Супремы?
- Извините, - Игорь поправил свои очки и отложил вилку в сторону. - Я… пожалуй, что я немного забылся. Мне пора… Рапорт еще писать…
- Рапорт? - не понял я. - А, о чем собственно?
Тот взглянул на меня с нескрываемым удивлением.
- А как же? Акцию планировал не я, а зам начальника отдела Олег Сладких. Планировалось отловить этого малолетнего "хакира", провести с ним воспитательную работу… объяснить, какой опасности он себя подвергает в этих омерзительных чатах… А попались вы. Ну кто же знал?! Так что рапорт, рапорт первым делом! Я, конечно, скрашу, но все-таки…
С этими словами он поднялся из-за стола и неуклюже двинулся к выходу.
Похоже, на сей раз пробрало даже Сайфера. Он провожал Игоря взглядом таким, словно тот был минимум снежным человеком, укравшим у него домашние тапочки.
Да, дорогая моя Столица, я люблю твои светлые лица!
- Педагоги и Магоги, - задумчиво изрек Маус. - Ладно, босс, все равно ему никто не поверит. - Кивок вверх. - Странный, блин, у них какой-то отдел. Наверное, закроют его со дня на день. Помяните мое слово. Поэкскрементировали - и будя… Но! - он воздел к небу палец. - Нам бы тоже черкнуть пару строк. А то кто его знает…
- Черкнем, - заверил я. - В лучших традициях.
Уж отчеты строчить школа приучила меня на совесть. Да и Лена - фигура наверняка посерьезнее, чем этот загадочный Олег Сладких, вознамерившийся поодиночке переловить всех потенциальных жертв Сети и прочистить им засорившиеся мозги.
Лена… Я закусил губу… Как же всё здесь оказалось сложно… не то что в номере мухинской гостиницы…
- Пока отдохнем, - решил Маус. - Утро вечера бодунее.
Он нацепил наушники и погрузился в пучину творчества группы "Paprika Korps", закрыв глаза и забыв обо всем. Отчет писать не ему.
Потом было много различной фразеологии. Долго и заковыристо ругалась Лена, будь рядом какой-нибудь бравый морской волк - обзавидовался б вусмерть. Какие-то высокие канцелярии выясняли друг с другом проблемы, совещались и торговались. Как говорит нынешняя элита, "терли базары". А кончилось все банально. Выхода было ровно три: плюнуть на педофилов, плюнуть на "воспитуемых", согласовывать действия.
Последнее неподвластно даже "Струне", первое означает усилить "работу в рядах молодежи". Но высшему струнному начальству хватило ума понять, что Валуевский отдел такое явно не потянет. Значит - надо ловить "дяденек". В итоге всех педофилов скинули на отдел компьютерных преступлений. Предполагалось, что ребята из ОКПа будут вычислять злодеев… а проводить с оными активные мероприятия будет вечно бронебойный боевой отдел.
На остальных фронтах обстановка накалялась еще сильнее. Работал я по двенадцать часов в сутки, выматывался почти как в студенческой юности, когда по ночам разгружал на Казанском вокзале вагоны. Мысли о родителях постепенно сместились на задний план. Все равно сейчас мало что выяснишь, а вот привлечь к себе внимание - это легко.
В конце концов, человеческие проверки у нас тоже могут быть. Струна Струной, восхождение восхождением, а в промежутках все же какой-то контроль необходим. А значит, ничего не кончилось. Надо завязать язык узелком и помнить о крысиных глазках, буравящих спину…
… Машина миновала очередной двор, свернула за исписанные новейшим жаргоном гаражи и резко остановилась. Из динамиков магнитолы в салон лилась чарующая музыка группы "Раммштайн". Маус, надвинув берет на глаза и балдея от знойных берлинских ритмов, сделал рукой знак остановиться. Значит, приехали. Ему видно лучше. Даже из-под берета.
Сайфер заглушил мотор.
Интересно, а почему они так не любят своих настоящих имен? Стесняются что ли? Один из них Дмитрий Михайлович, другой - Григорий Иванович. Неоригинально. В Столице куда как удобней быть Сайфером.
- Шеф, - донеслось из-под беретки. - Мы прибыли! - он усмехнулся и процитировал родной фильм. - Агенты уже здесь!
Хорошо, что на сей раз не по-английски. С языком Шекспира, Толкиена и Кондализы Райс у меня еще с институтских времен сложные отношения.
Я открыл дверь и выбрался наружу, вдохнув мягкий осенний воздух. "Тойота", конечно, не "москвич", а все-таки духота… и бензиновыми парами хоть немного, а тянет. Главное - глубоко вздохнуть. Потом уже озираться по сторонам.
Хотя что тут озираться? Дворик как дворик. Старушки у подъезда сидят, дети играют, мужики в гараже возятся. На наш дойтчен-гвалт из магнитолы никто даже внимания не обратил, что, впрочем, и было частью расчета. Вот подкати мы ночью, да в тишине - дежурные бабушки к утру знали бы больше, чем столичное УКПН. А так все цивильно. Опять какие-то молодые буржуи простому народу отдыхать мешают, фашисты…
Я даже на миг устыдился своего вида. Костюм немодный, дешевенькие очки на носу. То ли дело Сайфер, а уж тем более Маус. Типичная "золотая молодеж". Хоть сейчас карикатуры для "Советской Родины" рисуй. Не ошибешься.
Мои подручные тоже выбрались из машины. Маус, как и положено, двигался немного в развалку. Сайфер будто бы плыл над землей. Бородкой и ростом, особенно на фоне Мауса, он сильно напоминал юного Дон Кихота. Правда, отнюдь не романтика.
- Hier kommt die Sonne! Ля-ля, - Маус сунул руки в карманы, как бы между делом огляделся по сторонам, и взглянул на меня, ожидая приказов.
Сайфер просто застыл рядом. Единственное, что отличало его от литературного двойника - это, пожалуй, жвачка "Орбит", которую наш водитель мусолил постоянно, особенно во время операций.
- Так! - начал я. - Ну, объяснять вам суть дела, наверное, не надо.
Еще бы! О ней, сути, я сам узнал всего пару часов назад. Лена вызвала меня в свой кабинет и поведала о случившемся. Поначалу я даже и не поверил. Не вмещалось такое в сознание. И лишь потом, посмотрев фотографии…
Двадцатипятилетняя Ира Хакимова возвращалась домой из детской поликлиники вместе с трехлетним сыном Андрюшей. Зашла в подъезд (если верить схеме и фотографиям, вон тот, ближайший к гаражам), села в лифт и нажала кнопку пятого этажа.
Лифт, впрочем, остановился на третьем и в него вошли двое. "Оба в кожанках и морды как у имбецилов" - на этом описание внешности можно считать законченным, да и чего добьешься от женщины, у которой вот уже сутки не прекращается истерика? Имбецилы или нет - еще предстоит выяснить. Но то, что случилось дальше, потрясает своей безумной, нелепой и бессмысленной жестокостью.
Ударив Иру по голове, эти двое оставили ее лежать в лифте, сами поднялись на последний, десятый, этаж, вытащили Андрюшу на лестничную площадку и вышвырнули из окна.
Зачем? Если вынести за скобки все чувства, что вызывают милицейские фотографии, бессвязные показания матери и тело трехлетнего мальчика, лежащее в городском морге, - задаешь себе один-единственный вопрос. Зачем и кому это нужно?
Секта? Пьяные отморозки? Нет… Ну не бывает так. Не бывает. Потому что не может быть никогда.
Милиция, ясное дело, ничего найти не смогла. Откуда? Через три часа Ира пришла в себя и позвонила по "02". Что дальше? Приехал наряд, покачали головами, повздыхали, составили протокол и принялись искать свидетелей.
Тщетно, естественно. Никто ничего не видел, никто ничего не слышал. Ни одна живая душа - в отличие от бездушной техники…
Фирма "Л К-корпорейшн", нечто зачуханное, расположенное в подвале напротив, обладала на удивление бойкой системой переферийной охраны. Это и не удивительно, если знать, что как раз тут, в этом самом "корпорейшене" дворовых масштабов, помещался командный штаб, где регулировались проблемы окрестных предпринимателей. Говоря проще - "крыша".
Следователь из УГРО, участковый и прочие не могли не заметить здоровой камеры, постоянно снимавшей весь двор, но как бы они ни вздыхали, ни плакали и ни старались, даже капитан Экстудиантов, сыщик из "уголовки", ведущий все это дело, не рискнул постучаться в железную дверь "Л К-корпорейшн".
Мы же и не пытались. Конечно, явись туда кто-нибудь из "Струны", "братки" моментально бы отдали материалы. Уж где-где, а в отечественном уголовном мире иерархия сохранилась на удивление четко. Можно было забрать все самим или даже потребовать принести пленки, приползти с ними на коленях, все что угодно… Но как метко подметил еще Кузьмич: лицо фирмы важнее ее эффективности.
Посему ни один человек из "Л К-корпорейшн" не узнал о том факте, что камеры их охраны поработали на "Струну". Ранним утром Маус просто зашел на их сервер и скачал все искомые файлы. Благо дорожки во все "локалки" столичной "братвы" были проторены нашим хакерским составом уже давно.
Дальше все было просто. Ускоренный просмотр изображения, фотографии персоналий, входивших в подъезд, и прочее. Обычная рутина, ничего сложного.
Парочка вскоре нашлась. "Л К-корпорейшн" не скупилась на установки слежения, явно ожидая нападения со всех сторон разом и думая, что в случае чего штурмовать ее будет как минимум пара дивизий. Мы получили отличные снимки и даже обрывки фраз, над которыми Маус поклялся поработать позже. Кроме этих двоих и матери с ребенком в тот час вообще никто в подъезд не входил, и это лишь упростило нам работу.
Осталось прибыть на место и разобраться.
- Предложения? - сказал я, понимая, что сам не готов изречь ничего умного.
- Как же никто не заметил ребенка? - задумчиво спросил Сайфер.
- А он на ту сторону выпал, - сморщился Маус. - Там помойка, гаражи… Сколько времени-то было? Восемь вечера? К тому же облачный день, тучи… В общем, довольно темно. Так что реально.
Я покосился на машину. Двери ее захлопнули, но окна закрывать не стали и "Раммштайн" не выключили. Под грохот бас-гитар и прочего немцы вещали о многом, но я разбирал лишь "муттер" - мама. И страшно было думать о молодой маме Ире Хакимовой, лежащей пока что под капельницей. Где-то я читал, что сочувствие длится ровно до той минуты, когда несчастный исчезает с твоих глаз. А вот сострадание - это надолго. В идеале - навсегда. Просто берешь боль чужого человека и несешь как свою. Готов ли я на такое? Углубляться не хотелось.
- Первый вариант - они из местных, - сказал я.
- Да, - кивнул Маус. - Значит - участковый.
- Разорались тут, - вклинился в разговор какой-то дедок с недовольным видом, ковылявший мимо "тойоты".
- Панки - хой, дед! - наигранно изрек Маус и, приняв позу еще вольготней прежней, добавил: - Так что пойдем у него на хазе потремся. Вон, в соседнем дворе. Тут, блин, спят и гадят неподалеку!
Дед, что-то шепча о Нюрнбергском трибунале, удалился в сторону проспекта, мы же повернулись туда, куда показывал Маус.
Надпись "Опорный пункт" предваряла собою подъезд, наглухо запертый железной дверью. Очень опорный, никто не ворвется, ни танк, ни горный тролль. Окно, впрочем, распахнуто настежь, из него льется музыка (кажется, та самая, которую умолял отключить Маус), изредка слышится звон бутылок.
- Да, наша милиция… - не сдержался я.
- Наша, - кивнул Сайфер. - Совсем открывать или стучаться?
Подумав, я пришел к выводу, что нас, похоже, не пустят. С чего вдруг? Тут же милиция - и вдруг какие-то люди! Натопчат еще господину уряднику.
Мне вспомнился сержант и философ Пашка Шумилкин.
Как это было давно! Почти в иной жизни. С кем-то другим, не со мной, Костей Ковылевым, человеком "Струны", столь спокойно переносящим удары судьбы и столь хладнокровно раздающим их. Тот, другой, стоит в заснеженном парке, улыбается мне, протягивает руку и что-то говорит. Но я не слышу его - все перекрывают осипшие детские голоса.
В этом белом парке, отделившем меня от меня, сотни замерзших детей поют на мотив группы "Раммштайн":
"Мы прощаем тебя, Уходящий… Мы прощаем тебя… Исчезай с миром…"
- Как же ты ее откроешь? - мрачно оглядев блестящие кнопочки кодового замка, я лишний раз выставил себе двойку. Хранитель второй категории, начальник группы… не озаботился заранее код узнать. Теперь вот придется возвращаться в машину, Маус начнет долбиться в сеть, вытаскивать вожделенную цифровую комбинацию.
Маус хихикнул.
- Шеф, вы определенно живете в облаках! Что, никогда таких замков не видели? Ща мы его хацкнем, он испугаться не успеет!
Его тонкие пальцы заплясали по стальным кнопкам, точно перебирая какие-то мудреные аккорды на гитарном грифе. Послышался тяжелый всхлип - и дверь медленно поползла наружу.
- И все дела! Замок-то типовой, лоховский…
Интонация у него была сейчас точь-в-точь как у Жени… который до сих пор в реанимации… болтается между двумя берегами… между тем и этим светом… Да, ребята из Мухинска, славные вы парни. Подумать только, и трех месяцев не прошло, а мне вас недостает. Не зря же Лена предупреждала - здесь "Струна" звучит иначе. Положим, преувеличивала она тогда. Если вдуматься, примерно так же. Пафосу поменьше, зато в сотню раз больше делают.
По крайней мере, двери открывают отлично.
- Ну вот! Пошли.
Сайфер заходит первым, я за ним, последним - Маус. Это, как выяснилось, и впрямь подъезд. Обычный подъезд - лифт, газетные ящики, лестница. Даже наскальная живопись. Правда, вместо одной из квартир - кабинетная дверь с надписью "Опорный пункт правопорядка". Дорога к опорам прав свободна. На этот раз никаких замков нет.
- Да, - Сайфер как всегда немногословен. Проходит внутрь, встает у стола, я захожу следом и вижу причину его словесной скупости.
- Старший лейтенант Мартынов, участковый инспектор, - сообщает из-за спины всезнайка Маус, уже прикрывший за собой дверь. - Обычно не употребляет.
Последнее сказано с явным удивлением в голосе.
Если не употребляет, значит - не употребляет. Базы данных ГУВД содержат обычно удивительно подробные и точные характеристики сотрудников, с добавлением кучи доносов, анонимок и справок. Маус, конечно же, судит по ним, а значит - имеет право на удивление.
Впрочем, ГУВД не Дао. Может и ошибиться…
Участковый инспектор Мартынов лежал на столе. Точнее сказать, он сидел, но вот голова его лежала поверх оргстекла, а руки страстно обнимали бутылку "Столичной", стоящую здесь же, неподалеку от стаканов. Бутылка была почти полной, но на полу, возле ног участкового расположилась ее сестра. Сухая, будто Каракум.
- Не употребляет, - произнес Сайфер и в соответствии с его ролью, молча подвинулся в сторону.
Движение воздуха, порожденное этим, заставило участкового пробудиться.
- А… Что… Вы…
- Здрасте! - Маус радостно улыбнулся. Помимо компьютеров он прекрасно владел искусством завязывать знакомства.
- Пошел в жопу… завтра… в восемь…
- А пораньше туда нельзя?
- Завтра… в восемь… прием, сейчас все закрыто, - лейтенант Мартынов приподнялся, мигнул, словно бы сдвинул цистерну, и повторил чуть более связно: - Прием участковых инспекторов завтра с восьми… Ик! Пошли теперь в жопу!
Да. Интересно, а кто же тогда в глазах столичного ГУВД "употребляет"? Кажется, господин Мартынов даже не в курсе, что вчера у него на участке свершилось какое-то преступление. Да и при чем тут он? Пусть кто надо, тот и разбирается.
- Да ладно, - Маус только рукой махнул. - Давай лучше по одной.
- Ты потребляешь? - спросил я, подсев к участковому. Стоило принять правила этой игры, иначе на результат можно и не надеяться.
Тот медленно, словно башню Т-34, повернул свою голову. Одарил меня взглядом - пьяным, но, удивительное дело, не лишенным остатков выразительности. Что-то было не так с этим лейтенантом Мартыновым, немолодым уже человеком, чья приглаженная форма вовсе не выдавала в нем пьяницы.
То ли Струна во мне подала свой голосок, то ли простая интуиция, то ли… совесть? Вполне возможно.
- Сам, что ли, не видишь? - спросил вдруг Мартынов.
Голос его был практически трезвым.
- Видим все, мужик. Все видим, - Маус оседлал табуретку, мирно пасшуюся неподалеку, уверено взял бутылку и наполнил стакан доверху. - Давай. За милицию.
Участковый дал. Без промедления. Моментально.
Отвернулся от меня, обратил свой взор к граненому другу, сгреб его, словно пылкий любовник предмет своей страсти, и залпом выпил. Не закусив, не занюхав и не поморщившись.
- Не чекаясь, мля! - хрипло выплюнул он. - Суки мы все, менты, и уроды.
Такого поворота не ждал даже Маус. Он так и остался сидеть, раскрыв рот. Глаза Технического Хранителя округлились до состояния CD-дисков, а на лице проступило немое удивление.
Даже Сайфер в углу громко хмыкнул.
- Вот так, - участковый Мартынов поставил стакан на место, откинулся на своем стуле, героически заскрипевшем, после чего столь же пьяно, как раньше, сказал: - А… я ж их знал, мля! И Ирку, и мать ее с отцом, и брата-придурка-олуха… Всех знал. Даже Андрюшку, малого ее, - он запнулся. В комнате было тихо.
- Все мы суки. И эти падлы, и мы, менты поганые. Все… Вся страна - суки, коли такое творится.