Я посмотрела. Снежный нанос, который мы обошли, был преградой для ветра, из-за него на Тоттерс Лэйн метель должна была быть слабее, чем на Хай Стрит. В реальности же там был снежный торнадо, воронка которого указывала на свалку Формана. Вдоль тротуаров по стойке смирно стояли холодные рыцари.
– Похоже, мы явились туда, куда надо, – сказал Зак. – Что бы ни происходило, оно начинается отсюда.
– Осторожнее, – сказал Джон. – Берегись её.
Позже...
Я подвела их к Будке.
– Не думаю, что звонок легавым нам сильно поможет, Сьюз, – сказал Зак.
Из двери во двор выходил пучок кабелей. Во дворе был грот из живого льда, из прозрачных ветвей, похожих на листья пальмы или щупальца анемон; белые, бирюзовые, голубые.
Дедушка, одетый в меха, как татарский хан, сидел на раскладном стуле возле странного аппарата. Это была сложная машина из примотанных друг к другу найденных на свалке деталей, основанием которой служил ярмарочный орган. Многие детали были выдраны из выброшенных холодильников, которыми так любили пугать в школьных кинолентах, посвящённых технике безопасности. Как и все дедушкины "изобретения", эта машина состояла из деталей, удерживаемых вместе верёвочками и скотчем, без единой мысли о том, как это выглядит. Орган был украшен херувимами, из-под старой краски на них проглядывала синяя грунтовка, пухлые ручки и ножки были увешаны сосульками. Как правило, его изобретения работали, и это было самое лучшее, что можно было о них сказать. Конкретно эта машина явно что-то делала: она создавала светящийся синим шар, в который упирался хвост торнадо.
– Это твой дедушка? – спросила Джиллиан.
Я кивнула.
Дедушка что-то напевал себе под нос, нажимал кнопки, двигал рычаги, сверялся с приборами.
– Что он делает? – спросил Джон.
Хороший вопрос.
Позже...
– Всё очень просто, детка, – сказал дедушка. – Этот Холод был тут первый. Он проснулся после долгого сна и обнаружил, что его родная планета занята какими-то выскочками. Не удивительно, что он тут же взялся действовать. Жизнь принимает разные формы; в данном случае она активна во льду, но спит в воде. Поразительно. Уникально. Я ещё не определил, полностью ли его анимус заключён в H20, или же это бестелесная энергия, которая может придавать замёрзшей воде форму. Много тысяч лет назад, во время первого Великого Ледникового Периода, Холод был доминирующей формой жизни на Земле. Один из первых экспериментов Эволюции с разумом. И в высшей степени успешный, смею заметить. С ним у меня была самая интересная дискуссия с тех пор, как мы застряли в этом болоте.
– Холодные рыцари не из космоса? – спросил Джон.
– Боже мой, нет. С чего вы взяли?
– И не из России?
– Оно наверняка было в спячке в Сибири. Возможно, его разбудили те советские эксперименты по заморозке. Связанные с заморозкой их космонавтов на время долгих космических путешествий. Или же с хранением населения под землёй после ядерной войны до тех пор, пока страна снова не станет обитаемой. В чём был смысл проекта "Новосибирск", не совсем понятно. И то глубокое бурение на Аляске тоже могло разбудить спавшего. А может быть, Холод просто когда-то предвидел наступление тепла, того явления, которое позволило развиться разумным млекопитающим, и поставил, так сказать, геологический будильник. Как бы там ни было, Холод вернулся, он разминает свой ум и хочет снова жить тут. Его можно понять.
– "Его", – сказала я. – Не "их".
– Ты права, Сьюзен. Правильно подметила. В его теперешней форме анимус Холода, его суть, его мозг и глаза, ещё не повсюду, а только там, где движется лёд. Ему приходится концентрироваться, чтобы предпринимать какие-то действия, и ему для развития нужны правильные условия. Если предоставить ему свободу действий, он объединит всё. Весь лёд во всём мире станет его мозгом и телом. Вот тогда будет на что посмотреть.
– Это означает, что он станет сильнее? – спросила я.
– Если всё пойдёт без проблем. Если я внесу коррективы.
– Вы помогаете холодным рыцарям? – сказала Джиллиан.
Дедушка не сразу расслышал вопрос Джиллиан. Людей, которые пришли со мной, он не то чтобы игнорировал, а просто относился к ним как к бродячим собакам или к предметам мебели. Только когда они обращались непосредственно к нему, ему приходилось признавать, что они представляют собой разумные формы жизни.
– Не совсем, детка, – сказал он, держась руками за пушистые отвороты пальто. – Я всего лишь делаю всё возможное, чтобы не помешать ему. Моя пространственно-временная машина, боюсь, не совсем исправна, и это влияет на естественный процесс охлаждения. Расходуется огромное количество энергии, и мы непреднамеренно мешаем, ослабляем Холод. Этот мой приборчик – всего лишь демпфер, отводящий излишки измерений. Мы руководствуемся принципом невмешательства в дела туземного населения, и с нашей стороны было бы неправильно становиться на чью-либо сторону. Это первое, чему нас учат: не вмешиваться. У этого существа явно большое преимущество права первого. Если же вы и оно сможете договориться о совместном проживании, то так будет лучше для всех. Если же нет, то не думаю, что Земле вас будет сильно не хватать. Это может показаться грубым, но если вы хорошо подумаете, то поймёте, что это отнюдь не беспочвенный аргумент.
– Вы чужие, – сказал Джон, обвиняя дедушку, но глядя при этом на меня.
– Хм, что, чужие? Нет... никто не бывает чужим. Есть только жизнь.
– Это правда, – сказал Джон. – Инопланетяне из летающих тарелок живут среди нас, подрывают наше общество.
Дедушка фыркнул:
– Я не из летающей тарелки! Что это ещё за глупости? Так вы ещё договоритесь до летающих чашек и ползающих перечниц, а затем у вас вся посуда оживёт. Способность человеческой расы верить во всякую чушь – одна из её наименее приятных черт.
– Что-то я совсем запутался, – сказал Зак. – Летающие тарелки?
– Дедушка, – сказала я, – ты должен помочь этим людям.
– Конечно, Сьюзен. Подожди, сначала я завершу с Холодом, и тогда подумаю.
– Тогда они уже умрут... вымрут!
– Да, вполне возможно. Но я в этом не виноват. Это нас не касается, Сьюзен. Ты же знаешь это не хуже меня. Мы не должны вмешиваться. Время должно идти своим чередом.
Я ощупала сознание дедушки. Его туманные пятна больше, чем мои. Многого не хватает. А приоритеты с возрастом становились всё сильнее. Может, он и был рецидивистом-нарушителем правил, но его привычки уже устоялись.
Я разозлилась. Это был не его характер. Таким его сделали.
– Это не справедливо, – сказала я. – Что эти люди сделали такого, чтобы заслужить вымирание?
Дедушка посмотрел на моих друзей, как на образцы.
– Ты про вот этих? Ничего такого, насколько мне известно. А вот что касается всей человеческой расы, то... посуди сама. Когда Холод был тут один, это была спокойная планета, посвящённая абстрактным мыслям, познанию и самовыражению. А с тех пор, как появились млекопитающие двуногие, тут сплошные ссоры, кровопролитие, и прочий тарарам. Для вселенной будет лучше, если наш морозный друг продолжит то, на чём когда-то остановился. Холод строил соборы из живого льда, он мог создавать скульптуры на уровне отдельных снежинок. Ты когда-нибудь видела что-нибудь столь же совершенное, как снежинка?
– Да, – сказала я и указала на Малколма.
Дедушка посмотрел на мальчика. Малколм попытался улыбнуться. У него не было передних зубов.
– Не сомневаюсь, он очень милый.
Он вернулся к своим приборам и переключателям.
– А теперь уходите все, – сказал он, – и не мешайте мне работать.
У меня в голове словно образовалась трещина, в которую хлынули воспоминания и боль. Главное правило о невмешательстве было зашито в меня так же, как и в дедушку. Это был и инстинкт, и имплантат, и традиция. Мы унаследовали поразительные таланты, возможности контролировать пространство и время, но приоритет нашей культуры – не пользоваться этими возможностями, за исключением некоторых тривиальных целей. Тот, кто не соглашается с этим, может обезуметь, или даже его разум будет стёрт.
Мы с дедушкой сбежали, нарушили все правила. Кроме одного. Мы не вмешивались. Мы наблюдали. Что бы мы ни делали, это ни на что не влияло.
Я схватилась за голову и согнулась пополам, прислоняясь к Будке.
– Что это с Сьюз? – спросил Зак.
– У неё иногда голова болит, – сказала Джиллиан. – Она иногда уходит в Сумеречную Зону.
– Она пришла из Сумеречной Зоны, – сказал Джон. – Вы что, не слушали? Она и этот старик. Они не отсюда. Они не такие, как мы. Они не люди. Вот почему лёд её пропустил, вот почему он её не тронул. Холодные рыцари убивают нас, человеческих существ. А она не человек. Они не имеют ничего против неё.
Моя голова так разболелась, что я не могла говорить.
Джиллиан стояла и думала над тем, что сказал Джон, над тем, что она видела и слышала. Среди них она быстрее всех поняла, что происходит.
Стиснув зубы, я боролась с болью.
– Сэр, – сказала Джиллиан, обращаясь к дедушке, словно он был учителем. – Можно задать вопрос?
– Задавайте. Но я не обещаю, что мой ответ будет вам понятен.
– Вы бы смогли остановить холодных рыцарей, если бы захотели? Заставить их уйти?
– Не их, а его. Единственное число. Я же это ясно объяснил.
– Но вы смогли бы?
Дедушка на мгновение задумался.
– О да, думаю да. Это довольно просто. Если этот прибор включить наоборот, он сможет заземлить большую часть холодной силы. Усилить ненамеренное влияние моей пространственно-временной машины и откачать почти всю энергию Холода. Заставить его, так сказать, втянуть когти. Анимус тогда оказался бы локализован, возможно, даже заперт в единственной снежинке. Один кристаллик льда оказался бы по своей конфигурации достаточно сложным, чтобы стать для него временным вместилищем.
Джиллиан схватила меня, а затем взялась руками за мою голову. Она была так близко, что могла чувствовать биение моих сердец.
– Тогда делайте это, а не то я оторву Сьюзен голову!
Внезапно мои мысли прояснились.
Все смотрели на меня и Джиллиан. Она крепко схватила мою голову за уши. Она сильная. Голову мне она бы вряд ли смогла оторвать, но сломать шею могла.
Взгляд у неё был страшный. Я верила, что она сможет выполнить своё обещание.
Дедушка посмотрел на неё сверху вниз.
– А зачем вам это делать, девочка? Просто из вредности? Это лишний раз подтверждает то, что я говорил о вашем виде. Вы варвары-убийцы, по большей части.
– Сьюзен моя подруга, – сказала Джиллиан. – Но она не такая как я. Вы не такой как я. Если вы нам не поможете, то не останется никого, такого как я. Никого, такого как Джон, Зак, или Малколм.
Я увидела несколько возможных будущих, расходящихся из этой точки. В большинстве из них я была мертва.
– Она это не серьёзно, – сказал Зак.
– Тебе-то откуда знать, Флэш?! – сказала Джиллиан.
– Это всё неправильно, просто возмутительно, – сказал дедушка.
– Убейте его, – приказала Джиллиан. – Прикончите холодного рыцаря.
– Не думаю, что я могу это сделать. Вы не можете требовать от меня принятия решения о том, который из двух абсолютно разных, но по сути эквивалентных земных видов должен выжить. Угроза убийством едва ли убедит меня в том, что человеческая раса – более достойный кандидат.
– Тогда усыпите его, выключите.
Дедушка задумался.
Джиллиан повернула мою голову, выворачивая шею.
– Нет, – наконец, сказал дедушка. – Нельзя вмешиваться.
В его сознании опустились заслонки. Я могла следить за ходом его мыслей. Я была единственным существом во вселенной, к которому у него было что-то наподобие привязанности (человеческой привязанности!), но закон о невмешательстве имел более высокий приоритет, чем чувства. Его (наше?) воспитание было настолько сильным, что даже мысли о совершении преступления вызывали наказание – создавали туманные пятна, скрывающие воспоминания, отрезающие целые аспекты личности.
Я всегда боялась Дома. Теперь, на пороге смерти, я научилась ненавидеть Дом. Не за то, что случится со мной, или даже с Землёй, а за то, что они сделали с дедушкой.
– Вам что, даже не жалко? – спросила Джиллиан. – Если не нас, то хотя бы Сьюзен?
– Всё совсем не так. Вам этого не понять.
Джиллиан отпустила мою голову.
– Я рада, что мне этого понять, – сказала она. – Вы чудовище. Вы хуже тех фанатиков, которые хотели принести в жертву Малколма. Вы хуже чем... чем мой отец. Вы бы лучше позволили своей внучке умереть, чем щёлкнули бы переключателем. Вы хуже, чем кто-либо в истории. У вас что, совсем чувств нет?
Джиллиан плакала. У меня всё ещё болела шея, но я попыталась её утешить.
Впервые за всё это время дедушка был сбит с толку. Уверенность в его сознании рушилась. Я знала, что у него есть чувства. Раз они есть у меня – а у меня они точно есть, меня иногда чуть с ума не сводят противоречивые эмоции, бурлящие во мне каждую минуту – значит, они есть и у него. Мы не человеки, но мы люди.
– Ты нарушил все правила, дедушка, – сказала я. – И ты был прав, нарушая их. Нарушь и это, последнее. Ничто не остаётся неизменным навеки, разве что Дом, но он не совсем часть этой вселенной. Земля изменилась со времён Великого Оледенения. Она не подходит Холоду. Ему будет лучше в другом месте, в более благоприятном климате. Есть планеты холоднее.
Дедушка задумался, а затем сказал:
– Плутон.
– На Плутоне есть лёд, – сказал Джон.
– И больше почти ничего, мальчик мой. А ещё азотный лёд. По сравнению с ним водяной лёд только притворяется холодным.
– Если бы ты помог Холоду эмигрировать на Плутон, – сказала я, – все бы остались довольны.
– Но это не было бы естественно. Это было бы вмешательство.
– А ты разве никогда не хотел вмешаться? Мы наблюдаем за столькими вещами. А могли бы их и изменять. В лучшую сторону.
– И если мы пойдём по этому пути, то до чего мы, по-твоему, дойдём?
– Мы станем частью всего, а не сторонними наблюдателями.
– Вот именно. Это было бы ужасно, хм?
– Мистер, – сказал Малколм, – пожалуйста...
Дедушка заметил мальчика. Малколм протягивал ему Ковбоя Гонка.
– Пожалуйста, заставьте снеговиков уйти. Можете взять моего гонка. Это мой любимый.
Дедушка взял игрушку в руки и осмотрел её.
– Его зовут Ковбой Гонк, – сказал Малколм.
– Разве на Земле есть такие формы жизни? – спросил дедушка. – Руки торчат там, где должны быть уши. Где в таком черепе может находиться пищеварительная система, как думаете? Такие ноги не удержали бы вес такой головы. Нет, это абсолютно не практично. Оно бы не выжило.
– Это игрушка, дедушка, – сказала я. – Она не должна быть практичной.
Гонк странным образом поразил его. Сильнее, чем угрозы Джиллиан убить меня, гонк достучался до него.
– Это проявление воображения, – сказал он. – Необычно.
– Уникально, – настаивала я. – Для них, для человечества.
Он улыбнулся, показав свои кривые зубы. В его сознании обрушилась стена.
– Будет очень жаль утерять это качество. Очень жаль. Без него вселенная станет более серой, скучной. Как минимум, человеческая раса заслуживает дальнейшего изучения. Я посмотрю, что можно сделать.
Позже...
– Хм, похоже, есть проблема, – сказал дедушка.
Он общался с шепчущим льдом.
– Холод очень благодарен за наше предложение, он весьма признателен за предложение альтернативного места жительства, но в целом предпочитает продолжить действовать по изначальному плану.
– Уничтожать человеческую расу?
– Да, детка. Весьма прискорбно.
Дедушка пожал плечами, мол, я сделал всё, что мог, и переключил несколько рычагов.
– Тогда измените полярность, или что там нужно сделать, – сказал Джон. – Заставьте холодных рыцарей делать то, что вы хотите.
– Джон Брент, не так ли? – сказал дедушка, всматриваясь в мальчика. – С этим именем, возможно, придётся считаться. В некоторых из будущих.
– Да. Я Джон Брент.
– И вы в одной школе со Сьюзен. Интересно. Учитывая склонности вашего ума, вы должны понимать, что предлагаемый вами способ действия не так прост, как хотелось бы.
– Сьюзен сказала, что вы можете выпроводить Холод.
Дедушка посмотрел на меня, пытаясь изобразить неудовольствие:
– Она так сказала? Похоже, у детки очень большая вера в её престарелого родственника. Не хотелось бы её разочаровывать.
Всё это время он что-то делал на клавиатуре своей машины, как будто бы небрежно, но на самом деле изменял ключевые настройки.
– А теперь, – сказал он громко, обращаясь к Холоду, – думаю, вам нужно сконцентрироваться.
Во льду раздался треск, недовольное ворчание. Дедушка надел очки со светофильтрами и отрегулировал несколько линз.
– И эта куча связанного мусора должна нас всех спасти? – недоверчиво спросила Джиллиан.
– "Куча мусора"? Надо же! Вы что, меня за старьёвщика принимаете? Это исключительно сложный прибор. Но он всего лишь машина. Она действует лишь в этой плоскости. Она может выполнять определённые заранее указанные задачи. Вот и всё. Но (и это очень важно – Джон, слушай внимательно, тебе это должно быть интересно), эта машина не обязана существовать лишь в этой плоскости. У неё многомерная масса. Что вы на это скажете, а?
Он взялся за лацканы сюртука с таким видом, словно ждал аплодисментов. Никто не аплодировал.
– Вы разве не понимаете? Протягивая её в другие плоскости, мы можем обернуть Холод. Классическая стратегия из репертуара Великого Хана. Он, разумеется, пользовался окружением – двухмерной тактикой. А то, что попробуем мы, будет правильнее называть осферением. Используя некоторые элементы моей пространственно-временной машины, я могу схватить Холод в считанные секунды. Но для завершения этого устройства мне нужно ещё кое-что.
– Что? – спросила я.
– Твой друг, который так любезно предложил своего гонка. Малколм, можешь подойти сюда?
Его улыбка пугала. Малколм не решался. Насколько я понимаю, вид дедушки может быть довольно страшным, когда он не пытается его смягчить. Малколм решился и подошёл к дедушке.
– Возьми, пожалуйста, вот эти штуки, – дедушка дал Малколму что-то, похожее на две металлические ручки от скакалок, к которым от машины шли кабели. – А теперь, Малколм... загадай желание.
Малколм закрыл глаза.
Какое-то время было тихо, а затем метель начала утихать.