* * *
- Ничего, только потеря времени, - ужасался Гус ранним утром следующего дня, в добрых пятнадцати километрах от места посадки "Идиомы".
Это были первые слова, которые прозвучали в кабине летуна после краткого прощания с Сеном и одним из Реуссов.
Выражение моего лица должно было свидетельствовать о неизменном интересе.
- Люди в океане, а не там. - Гус указал подбородком на виднеющиеся перед нами горы. - Хотел бы я знать, чем мы тут, собственно, занимаемся…
- Ждем, - пояснил я.
Он замолчал.
Я не знаю ничего более пригодного для размышлений, чем рассуждения о том, что именно должно происходить, вместо того, что собственно делается.
Мы уже кое-что знали об одной из сторон, принимающей участие в игре, которая происходит на планете. Верно и то, что судьба членов экипажа "Анимы" непосредственно зависит от расы, заселяющей океан. Но размышления уводят дальше. Дальше… на сушу.
Впрочем, какое значение могут иметь спекуляции на тему принятых утром решений, вопреки тому факту, что именно их мы сейчас и реализуем. Двигаемся в сторону гор. Чтобы взглянуть теперь на сухопутное население.
Мы наискось пересекли равнину, отделяющую предгорья от полосы прибрежных дюн. Теперь, вот уже несколько минут, мы ехали по широкому спуску, отходящему от наиболее выдвинутого на запад горного хребта. Каменные колоссы становились более четкими, сделались прекрасно различными, мы могли разглядеть отдельные грани и пики, пропасти, в которые падали в облаках брызг водопады, даже дороги, словно мы прибыли сюда обыкновенными туристами.
Далеко позади остался район обнаруженного вчера световода и дюны со склонами, каждое мгновение готовыми стронулись с места. Многое говорило за то, что мы приземлились именно в том месте, которое обе стороны избрали районом пробы сил. Трудно сказать, что нам уже нечего было искать там. И если мы все же решили сперва счастья с представлениями наземной цивилизации, то самым разумным было держаться на солидном расстоянии от этого "фронта".
Поэтому мы направились в противоположную сторону. Двигаясь примерно параллельно линии океана, сделав десять километров по равнине, мы повернули под углом в девяносто градусов на восток. Почти сразу же район начал подниматься. Горы были рядом.
Территория оживлялась. Серый гравий, покрытый бесформенными "шариками", уступил место рыжеватой зелени, из-под которой все чаще выступали участки голой скалы, поблескивающие кварцевыми жилами. Нос летуна уже круто задирался вверх, когда появились первые деревья. Я подумал, что здесь все происходит наоборот, на этой некогда симпатичной планетке. Возьмем, к примеру, деревья. Чего бы ради они стали расти на равнине, когда им гораздо проще буравить корнями камень?
Впрочем, с нашей точки зрения, они напоминали скорее древние достопримечательности, а не растения. Их крохотные листочки, скорее даже - чешуйки, образовывали сплошные зеленые стены. За иллюминаторами кабины порой раздавались вполне ощутимые порывы ветра, деревья, однако, сохраняли неподвижность. Они росли на одинаковом, довольно изрядном расстоянии друг от друга и создавали впечатление, что что бы ни произошло, они воспримут это с достоинством. Были они чуждыми и несимпатичными.
Склон все более поднимался, его поверхность становилась круче и круче. На расстоянии в несколько сотен метров над нами была видна окруженная каменными стенами котловина, открытая к западу, и напоминающая старую, заброшенную каменоломню. Именно на нее мы и нацелились, надеясь, что наткнемся на более пологую, в отличие от других, дорогу, ведущую вглубь территории.
Мы проехали еще несколько метров, потом Гускин вздохнул и медленным, недовольным движением взялся за тормоза. Летун остановился.
- Пустой номер, - услышал я.
Заявление не принадлежало к открытиям, к тому же, возразить мне было нечего. Котловина напоминала не каменоломню, а колодец. В ее вертикальных стенах мы напрасно пытались отыскать хоть какие-нибудь выемки, не говоря уже о спуске. Единственный просвет открывался прямо напротив нас, являясь продолжением склона, по которому мы до сих пор поднимались.
- Подберись чуть поближе, - буркнул я.
Гус удивленно покосился на меня, но без слов выполнил маневр. Он не мог видеть того, что видел я, из своего кресла справа.
- Хватит, - сказал я. - Теперь смотри. "Ручеек", - и указал движением головы в сторону теперь открывшейся перед нами долины.
Только с этой высоты стала видна пересекающая ее серебряная полоса. Она извивалась плавными дугами, поблескивая на поворотах огненными, красноватыми отблесками, бьющими от облаков.
Это не было ни каким-либо световодом, ни другим каналом. Обыкновенная почтенная река. И не из маленьких, принимая во внимание расстояние.
- Как ты насчет покупателей? - поинтересовался Гус чуть погодя.
Я ничего не ответил.
От реки нас отделяла еще одна, более близкая, долинка, лысое дно которой переходило в крутой спуск, вздымающийся гладкой, наклонной плоскостью к скалам, окружающим нашу котловину. За ней темнела узкая гряда с утыканными каменными обломками потолка. О езде напрямик трудно было и подумать.
Гряда эта, однако, не шла параллельно дороге, по которой мы поднимались, но сворачивала, соединяясь с главным массивом в месте, которое было сейчас заслонено от нас стенами котловины.
Единственное, что было можно сделать, это попробовать траверс.
- Что там, Гус? - проснулся Сеннисон. - Нет, ничего, ничего, - добавил он успокаивающим тоном. Это последнее относилось уже не к нам.
Я успел позабыть о нем. В любом случае, перестал думать о том, что мы вчера разузнали. Но ненадолго. Достаточно было одного слова Сеннисона, произнесенного в кабине находящейся от нас в сорока километрах "Идиомы", и все ожило.
Сперва мне даже хотелось спросить, прогулялись ли они уже с целью навестить могилу Реусса Первого, но неожиданно во мне возобладала злость.
- Трогай, - буркнул я.
Гускин посмотрел на меня с неудовольствием, но взялся за управление.
Наши предвидения оказались верными. За первым, заваленным каменными глыбами, оказался другой спуск, покрытый растительностью, до галлюцинаций напоминающей обычную, земную траву. Пологий спуск постепенно переходил в равнину.
Двадцатью минутами позже мы остановились на берегу реки. Она юркой змеей текла посреди плоского, каменного русла. Породы здесь имели чуть-чуть более темный цвет, тем те, из которых состоят долины альпийских рек.
Я молча нацепил скафандр, вызвал один из автоматов и, не забыв про излучатель, выскочил из машины. Прошел несколько шагов по выскакивающим из-под ног камням и остановился возле самой воды. Вытянул ногу и омокнул носок ботинка.
- Теплая? - тотчас же послышался голос Сеннисона.
Даже тут. Словно он только этого и ждал.
Привычная, самая обыкновенная вода. Ничем не напоминающая ртутеподобную жидкость, разлитую в океан. Чистая. Ясно видно каменистое, словно бы увеличенное дно.
На мгновение мне показалось, что из-под моей ноги промелькнула тень. Об удочках мы не позаботились.
Эта мысль пришла не во время. Параллели сами напрашивались.
Я отдернул ногу и осмотрелся.
В каком-нибудь полукилометре отсюда, на запад, река резко поворачивала, скрываясь за каменным порогом. Там замыкал долину мощный массив, отходящий от главной цепи гор. Ее противоположная сторона выходила, наверно, прямо на приморскую равнину. Русло реки сужались, с того места, где я стоял, были ясно видны поднимающиеся над камнями облака водяной пыли.
Там нам искать было нечего. Впрочем, это направление и так ничего не обещало. Обнаруженные зондами "белые пирамиды", которые не могли быть ничем другим, кроме как центрами цивилизации "наземных", лежали приблизительно на продолжении того же направления, которого мы до сих пор придерживались.
На востоке горы расступались. Река извивалась, огибая каменные горбы, еще примерно полтора километра, а потом вытекала на обширную, плоскую равнину, замкнутую виднеющимися на горизонте хребтами.
Выбора не было. Автомат взял образцы воды и горных пород, поместил в контейнер экземпляры весьма бедной флоры. Гускин не отказался от возможности сказать несколько теплых слов касательно уроков природы, я вернулся в свое кресло по правую руку от него, и мы тронулись.
- Нам лучше держаться поближе к горам, - заметил Гускин, когда летун, постоянно раскачиваясь на неровностях пересохшего берега реки, преодолел эти полтора километра, отделяющие нас от долины.
Я кивнул. Участок перед нами был ровным как стол. Даже "Технарь" не мог бы ожидать от существ, населяющих сушу, что они не обнаружат наше присутствие до тех пор, пока нам этого самим не захочется. Не было смысла маячить у них перед глазами. На этой равнине, лишенной даже местной, монументоподобной разновидности деревьев, мы были у них как на ладони.
Горы расступались на значительное расстояние. Если мы хотим втихомолку добраться до противоположного края, нам придется изрядно потрудиться.
Потрудимся. Все равно, больше нам делать нечего.
- Перед вами дорога, - раздался голос Сена, прежде чем мы успели проехать хотя бы двести метров.
Мы остановились.
- Вижу, - проворчал Гускин.
Ближайшее возвышение с левой стороны пересекал белый серпантин. Узенькая ленточка огибала вершину возвышенности, правильными скоками уходила вниз и скрывалась за небольшой, вертикальной скалой, замыкающей сторону. Дальше она появлялась снова, но уже значительно ниже. Не подлежало сомнению, что она спускается в долину, причем прямо перед нами.
- Едем? - спросил Гускин.
А что нам еще было делать? Если мы разыскиваем центры цивилизации повелителей суши, то ничего не приведет нас к ним быстрее и гарантированнее, чем их собственная магистраль. Об этом я ему и сказал.
- Знаю, - отрезал Гус.
Знаешь, так чего спрашиваешь. "Хорошо спросить, это важнее, чем толково ответить", пришла мне на ум одна из доморощенных сентенций "Технаря". Не напрасно Гус относился к числу его любимцев.
Мы поднялись на сколько-то метров выше и, карабкаясь по склону, ехали еще какое-то время, пока прямо перед нами не забелела идущая совсем рядом и в том же направлении полоса дороги.
Летун остановился.
- Вышли автоматы, - попросил Гус.
Пока автомат делал свое дело, я внимательно разглядывал поверхность. Мы приняли на веру, что имеем дело с дорогой, но на этот раз это не была беспочвенная вера. Ни о чем другом не могло быть и речи.
Матовая поверхность белой полосы была чистой, словно по ней только что прошлись мощные уборщики. Насколько доставал глаз - ни следа трещин, выбоин или каких-либо других повреждений. Ни малейшей неровности.
Дорога казалась просто наброшенной на грунт, без каких-либо следов фундамента или каких-нибудь подготовительных работ. В определенном месте трава переходила в бетон. Это только сказано - бетон. Не было канав, стоков, насыпи, которые видны вдоль старых земных шоссе, оставшихся от эпохи колесных коммуникаций. И все же, на фоне темных склонов, увенчанных мощными пиками, и открывающейся ниже обширной равнины, дорога эта выглядела привычно и дружелюбно. У нее был свой стиль.
- Автомат сигнализирует подрагивания, - неожиданно сообщил Гускин оживившимся голосом.
Я посмотрел вперед. Знакомый черный силуэт держался в центре покрытия. Он выполнял неловкие движения, словно человек, навьюченный тяжелым рюкзаком, которому неожиданно захотелось подпрыгнуть.
- Пусть замерит частоту, - тут же сказал я.
Обитатели суши разбирались в волновой технике. И не только в ней. Достаточно прикинуть конструкцию их световода. И то, как они его замаскировали.
- Ничего особенного, - пробормотал Гус, прочитав показания датчика. - Длина волны не превышает пятисот нанометров. Частота… - он пожал плечами. - Школьная, сказал бы я, - добавил он, словно даже обидевшись.
- Что это он еще там вытворяет? - спросил я, кивнув на автомат.
Гус снова нагнулся к индикаторам компьютера.
- Понятия не имею, - проворчал он наконец. - Он выполнил программу и уже добрую минуту не передает никаких данных…
- Скажи ему, чтобы перестал развлекаться и возвращался…
- Угу…
В голосе Гуса слышалось колебание. Словно ему очень бы хотелось подождать и посмотреть, что еще "выдумает" высланный нами автомат.
Однако, сигнал ему послал сразу же. Автомат развернулся и двинулся в направлении люка. Три минуты спустя мы въехали на ровную, плотную полосу дороги.
- Чистюли, - заметил я.
- Что?
- Тутошние хозяева. Дорога настолько чистая, словно за этим непрерывно присматривают. Я бы не удивился, если бы эта вибрация одному этому и служила. Зимой она же может ликвидировать заносы. Подогревать.
- Если тут есть зимы, - заметил Гус.
- Вот именно. Простенько и удобно. Один генератор, система небольших усилителей - и никаких хлопот.
Он призадумался. Потом заметил:
- С тем же успехом они могли там расположить информационные линии. Под поверхностью дорог. Нам не встречались ни кабеля, ни передатчики. Радио молчит.
- Могли, - согласился я.
Заработался. "Технарь" был бы мной доволен. Так ему и скажу, как только увидимся.
Прежде, чем я возьмусь за дело, надо разобраться еще с парой вопросов. Например, с указателем температуры.
Я перехватил взгляд Гуса. Он уже несколько раз косился в сторону датчиков. На лице его рисовалась озабоченность.
- Тепло, - признался он под конец.
- Теплеет, - поправил я.
Я начинал понимать ту музыку, под которую наш автомат совсем недавно выплясывал на поверхности дороги свой нелепый танец. Нелепый? Он просто хотел удостовериться. Он заметил, что температура поверхности растет. Процесс, очевидно, протекал крайне медленно, или же он слишком недолго там находился, чтобы передать конкретную информацию.
Мы проделали еще несколько десятков метров. Вполне достаточно, чтобы все сомнения исчезли.
- Кажется, мы выбрали верное направление, - фыркнул Гускин.
Я думал о том же. Они подогревают дорогу. Хотят согнать нас с нее. Детские штучки. Панцирь летуна выдерживает до двух тысяч градусов. Потом мы начнем поджариваться. Даже подгорать. Но до того, как это наступит, сама дорога потечет.
- Сколько у вас там? - заинтересовался Сеннисон.
Он не спускал с нас глаз. Как обнадеживает.
- Около… - начал Гус.
- Сам не видишь? - перебил я.
Какого черта. Раз он так тревожится о нашей судьбе, пусть время от времени взглянет на указатели. А для болтовни у него есть Реусс. Пусть пользуется его присутствием. Пока ему это удастся.
Динамик умолк. Полоса, над которой двигался летун, достигла температуры в четыреста градусов.
- Хотел бы я посмотреть хоть на одну их машину, - заметил Гускин.
- Чего ради?
- Горючее, - объяснил он. - Если они применяют взрывчатые смеси, например, газовые, то должны возить с собой баллоны. Стоит подогреть такой баллон до определенной температуры, и произойдет взрыв. Достаточно гигиеничный способ избавляться от визитеров…
Неглупый парень этот Гускин. Даже когда говорит.
- Вскоре мы это выясним, - пообещал я.
Дорога удалялась от гор. Она широкой дугой спускалась в котловину и, не приближаясь к реке, шла параллельно ей, прямо к замыкающему горизонт хребту. Температура поверхности дошла до шестисот пятидесяти градусов, и вот уже несколько минут перестала подниматься. Воздух в кабине был сносным. Зато вентиляторы климатизаторов работали на полных оборотах.
- Если они ни на что большее не способны… - хмыкнул немного погодя Гускин.
В голосе его проступало разочарование.
- Вскоре выясним, - повторил я.
Прошло еще добрые двадцать минут, когда перед нами что-то заблестело. Мы тормознули.
Это была река. Не наша, вдоль которой мы двигались до сих пор. Один из ее притоков, берущий начало в горах. Дорога пересекала ее под прямым углом. Вдали был виден мост, а точнее - виадук, напоминающий гигантскую игрушку. Шоссе, не поддерживаемое ни столбами, ни быками или чем-либо, что бы указывало, что там укрепили его конструкцию, просто бежало дальше, не обращая внимания на разверзшуюся под ним пустоту. Эта вторая река текла в достаточно глубоком каньоне.
Я как раз хотел сказать Гусу, чтобы он на всякий случай увеличил скорость, когда в долю секунды мост, находящийся от нас уже не дальше, чем в пятидесяти метрах, оказался охваченным огнем. Мы едва успели затормозить.
- Кое-что они, однако, умеют… - буркнул я.
Гускин глянул на меня, покачал головой, словно хотел сказать, что ожидал от меня большего, и вызвал автоматы.
На этот раз он выслал их два. Они не воспользовались дорогой. Шли вдоль нее, на расстоянии в несколько метров. Приблизились к краю каньона, и только тогда направились в сторону моста. Через минуту остановились.
Температура "пылающего" виадука не превышала шестисот пятидесяти градусов.
- Пугают, - сказал Гускин.
- Ага. Фата-моргана. Странно, что они всю дорогу не сделали невидимой.
Огонь, ясное дело, был фальшивым. Применялись, очевидно, силовые поля, используемые примерно так же, как в случае с "защитой" световода.
Автоматы возвратились. Мы без малейших хлопот проскочили над мостом. С высоты кабины летуна там не было видно ничего, что напоминало бы пламя.
Похолодало. Вентиляторы резко сбросили обороты, но еще какое-то время продолжали гнать в трубы климатизаторов ледяной воздух, замороженный в криоэнергетических камерах силового отсека аппарата. За мостом температура дороги не отличалась от окружающей.
- Пришли к выводу, что мы - другой природы, - сказал Гускин не без оттенка задумчивости.
Получалось, что шестьсот градусов были для них непреодолимым барьером. По крайней мере, для их машин. Эта информация могла пригодиться. Мы тоже умеем подогревать участки почвы. Даже без использования дистанционно управляемых устройств. И даже в том случае, если там окажется не земля, а, к примеру, белая пирамида…
- Перехожу на телеметрию… - неожиданно прозвучал голос Сеннисона. - В случае чего - сообщайте. У нас тут кое-какие делишки… - добавил он и умолк.
- Может, нам вернуться? - спросил Гускин.
Динамик не ответил.
Я подумал, что "делишки" могут оказаться посерьезнее, чем "кое-какими", поскольку уж Сен решил отказаться от прямой связи. Когда он хочет, то может быть деловитым. Этим "у нас" он коротко и ясно дал понять, что хлопоты у него не из-за Реусса.
- Они справятся, - уверенно заявил я.
Гускин многозначительно вскинул голову, словно хотел и подчеркнуть, что в этом вопросе продолжает придерживаться собственной точки зрения, но не изменил положения рулей.
В нескольких сотнях метров дорога отклонялась от диаметра, пересекающего котловину, и резко сворачивала на запад. Район повышался. Мы двигались прямо в направлении бокового горного хребта. Перед нами понемногу открывалась глубокая, резко врезанная в каменные массивы долина. Мы могли не сомневаться, что именно в нее была проложена коммуникационная трасса.