Вход в долину, или скорее - в каньон, был обрамлен высокими скалами, образующими узкие ворота. За ними царил полумрак. Слева и справа вздымались вверх темные, крутые, местами вертикальные стены, изъеденные старыми обвалами и многочисленными, резкими трещинами. Каменный обломок, размером с дом, скатился на самое дно, перекрывая вход в каньон. Дорога огибала его крутой дугой, врезанной в скальную стену. Гус сбросил скорость. Летун преодолел поворот и резко затормозил.
Мы заметили это одновременно.
Примерно на километровом расстоянии, на каменном возвышении, напоминающем ровно срезанную сахарную голову, наичистейшей белизной сияла огромная, массивная пирамида. Дорога поднималась на широкую террасу, шла дальше и, преодолев подъем, скрывалась за краем, образованными широкой, пологой котловиной. Она появлялась на противоположной ее стороне и оттуда по прямой шла к подножию строения. Точнее, на первую из целой системы террас и ступеней, грани которых образовывали ребра пирамиды, сложенные из массивных, гладко обтесанных блоков.
- Вот и доехали, - произнес Гускин чуть ли не веселым голосом.
От вершины постройки поднималась струйка дыма. Это могло не иметь ничего общего с нашим появлением. Например, они там обед готовят.
Медленно, не спуская глаз с белой горы, мы приближались к пологой впадине. Пирамида росла на глазах. Должно быть, в ней было добрых двести метров высоты.
Строение и ее окружение казались вымершими. Террасы были очищены от следов присутствия живых существ. Никаких брошенных машин, конструкций, антенн, никакого движения.
Летун плавно закачался, преодолевая пологое углубление котловины. Мы въехали на его противоположный край. До сих пор по-прежнему ничего не происходило. Тишина. Перед нами оставалось еще около трехсот метров прямой, как стрела, дороги. Дальше она резко поворачивала, поднимаясь на самую низкую из трасс.
- Погоди, - сказал я. - Доберемся туда - и что дальше?
Гус затормозил. Он проверил показания приборов и посмотрел на меня вопрошающими глазами.
Я осмотрелся. Желая и дальше воспользоваться дорогой, мы в определенном месте теряли бы пирамиду из поля зрения. Именно там, где она уходила на террасу, огибая вертикальную, скальную гряду. Мне это как-то не особенно улыбалось.
С левой стороны начиналось небольшое возвышение, уходящее в направлении постройки пологим спуском, поросшим густой растительностью, словно бы грязной ватой или плотным мхом. Сразу за ним виднелся массивный, округлый холм, завершающийся плоский вершиной. Я указал на него Гусу.
- Там нам было бы не худшим образом, - сказал я.
Его глаза скользнули вверх, потом он кивнул.
И поинтересовался:
- Мечтаешь о контакте?
Я пожал плечами. И пробурчал:
- Не все ли равно, о чем.
Контакт. Хорошенькое дельце. Нам придется объяснить этим, с суши, что люди, которые их убивают, делают это не ради собственного удовольствия. Что они прилетели сюда совсем не для этого. Нам предстоит убедить их, что, по сути дела, мы - народ симпатичный и доброжелательный. Ну и договориться с ними о мире, если не о помощи в деле спасения оставшихся членов экипажа "Анимы".
То есть, обо всем этом мы договаривались перед тем, как покинули "Идиому".
Интересно, повторил бы Сеннисон все это здесь, у подножия этой вымершей, ребристой сахарной головы. Я охотно полюбопытствовал бы у него, актуальное ли это дело. Что ж, каждому предстояла своя "работка".
- Может, ты и прав, - буркнул Гускин и взялся за управление.
Летун сошел с дороги и, не меняя скорости, без малейшего усилия, стал взбираться на поросший мохом склон. Через неполные шесть минут мы уже стояли на каменистой полянке, на вершине выбранного нами холма.
Перед нами виднелась маленькая, пологая долинка. В нее вел едва заметный склон длиной не более тридцати метров. Дальше начиналась каменная плита, наклон которой позволял воспользоваться ей как самой обычной дорогой, выводящей к нижней террасе. Это был не самый плохой наблюдательный пункт.
- Начинай, - сказал Гус.
Он заблокировал управление и поудобнее устроился в кресле.
Не отрывая глаз от белой пирамиды, я нашарил пальцами переключатели. Из башенки летуна ударили нити света. Тишина.
Я закончил цифровой ряд и немного подождал. Потом изменил угол наклона лазерных объективов и начал сигнализировать цветами.
Минута. Пять минут. Ничего.
- Может, поехали… - начал Гускин, но не закончил.
Из-за тыльной грани пирамиды, а точнее из-под ее основания, из-за ребра террасы, выкатились три крупных шара. Двигались они достаточно активно. На мгновение они исчезли с наших глаз, скрывшись в переходе, ведущем на более низкие ступени.
Когда мы вновь увидели их, они были совсем близко. Подкатились к самому краю спуска, ведущего в крохотную долину, и остановились. По прямой нас отделяло от них не больше восьмидесяти метров. Теперь мы могли рассмотреть их как следует.
Они не были шарами в полном значении этого слова. Нижняя их часть, в том месте, где она касалась грунта, сплющивалась. Словно они были изготовлены из пружинистого, эластичного материала, специально, чтобы собственный вес давал им лучшую опору в горных районах.
Шары не имели определенного цвета. Молоко, сильно разбавленное водой. В их стенках мы не заметили ничего, что напоминало бы клапаны отверстий, никаких выступов, антенн, вообще ничего. И они сохраняли неподвижность, словно ожидали приглашения.
- Думаешь, это и есть… они? - нерешительно спросил Гускин.
Откуда мне было знать? Я о том же думал. Что они с одинаковым успехом могут оказаться как механизмами, так и организмами. А всякие измышления были сейчас столь же полезны, как, скажем, исполнение свадебного марша.
Неожиданно один из шаров, тот, что находился справа, дрогнул и, набирая скорость, покатился в нашу сторону. Я невольно потянулся к прицелу излучателя.
Шар достиг дна котловины и по инерции взлетел до середины противоположного склона. На какое-то мгновение он оказался не дальше, чем в пятнадцати метрах от носа летуна.
Потом вернулся назад, какое-то время катился плавными движениями то в одну, то в другую сторону, то, наконец, остановился. Точно так же вел бы себя большой мяч, сброшенный сверху разыгравшимся ребенком.
- Ванька-встанька, - пробормотал Гускин.
Я усмехнулся. Поскольку сам подумал о чем-то таком же.
Оставшиеся два шара неизменно оставались на своих местах, на краю склона. Тот, с которым случилось несчастье, если, это, конечно, было несчастьем, тоже не шевелился, занимая теперь позицию выдвинутого вперед часового поста.
Я нагнулся к пульту и повторил сигнализацию. Кончил со сменой цветов и собирался снова повторить цифровой ряд, когда над котловиной сделалось светло. Каждый из шаров выпустил поток голубоватых светящихся лучей. Примерно на высоте тридцати метров эти лучи пересеклись и образовали светлое пятно диаметром с вентиляционное отверстие шахты.
- Наконец-то, - выдохнул Гускин.
- Погоди, - бросил я.
У нас все еще было впереди. Если, например, они воспринимают наш аппарат как живое существо. Существо, о котором они ничего не знают…
На террасе что-то начало происходить. Лучи ломались, образуя разноцветные геометрические фигуры. Один треугольник, второй…
Сомнений не оставалось. Это был контакт.
- Отлично, - сказал я. - Я пошел.
Гус согласно кивнул.
Старательней, чем обычно, я проверил исправность скафандра. Удостоверился в состоянии энергоемкостей и креплений излучателя. Крышку люка решил оставить открытой. Сразу же за ней разместил два автомата, с полным вооружением.
И только тогда выскочил на каменистую почву. Почувствовал под ногами мягкую, эластичную растительность.
Я выпрямился и, сигнализируя лазерным фонарем, подошел к краю платформы.
Подсвеченный голубым круг, с возникающими на нем контурами фигур, исчез как сдутый. Исчезли также световые лучи, высылаемые шарами, разместившимися на верхних террасах.
Несколько секунд ничего не происходило. Я успел указать рукой на собственную грудь, потом - на летун, и, наконец, поднял руку, нацелившись в небо.
Этого им показалось более, чем достаточно. Меня сразила вспышка, а потом настала ночь. Из-под моих ног вырвалась стена черного дыма. Воцарилась невероятная жара. Я поднял перчатку к глазам и заметил, что ее наружная поверхность начинает раскаляться. Ждать теперь было нечего.
Я повернулся и со всех ног понесся в направлении люка. Когда я добрался до него, скафандр сделался тяжеленным от пота. Мне было не отделаться от впечатления, что из пор моих сочится чистейший бензин, который тут же вспыхивает. Последнее, что я увидел, это сворачивающиеся в огне поросли мха.
Когда я пришел в себя, то все еще находился в шлюзовой камере. В воздухе не оставалось ни следа дыма. Дверь в кабину была открыта. Автомат заканчивал счистку моего скафандра.
Мы двигались. Когда я вновь добрался до своего кресла, пространство перед нами было свободно от огня. Все время пятясь задом, летун выбрался на дорогу, вполз за скалу, замыкающую каньон. Здесь мы остановились.
- Бесполезное дело, - раздраженно буркнул я. - Все шло чудненько, пока перед ними был летун. Пока они не увидели, кто в нем сидит. Мы для них - всего лишь орудия в руках их смертельных врагов, или же… убийцы. С другой планеты. С чем нас и поздравляю!
Меня охватила несдерживаемая ярость. Я подумал о Реуссе, с которым Сен делил сейчас свою работу. Все это из-за него. Хотел он того, или не хотел, но факт остается фактом: устроил он людям рекламу! За неумышленное убийство к человеку тоже относятся как к преступнику. А к тому же, черт бы все побрал, такое ли оно неумышленное? Я вспомнил о блеске в его глазах, когда он говорил об обитателях белых пирамид. Чтоб он сдох!
- Чтоб он сдох! - повторил я вслух. Мне полегчало. - Но, несмотря на все, - добавил я, поглядев на экран, - я бы с удовольствием прокатился по такому шарику. Кое-чему мы, однако, могли бы их научить…
Я покосился на Гуса. И подумал, что если он начнет распинаться теперь о контакте и нашей миссии, то я посоветую ему самому посидеть немножко на костре. Может, тогда у него прояснится в противоположной части тела.
- Пока воздержимся, - проворчал он в ответ.
И то хорошо.
Мы простояли за этим каменным укрытием еще добрых четыре минуты, прикидывая, что же нам теперь предпринять.
Выбора у нас не было. Мы могли только повторить всю затею заново. Поискать другую пирамиду. Или немного погодя подъехать к этой же. Может быть, приходя, не скрываясь и не используя оружия, мы убедим их в конце концов, что те, из моря, совсем другое дело, чем мы?
Может, они поверят. Сам бы я поверил на их месте? К счастью, это не имеет значения.
- Летун, летун! - неожиданно захрипел динамик.
Гус немедленно бросился к управлению. В голосе Сена слышалось отчаяние.
- Старт через десять минут! Больше не выдержим!
Если бы мы летели над горами, то за десять минут успели бы преодолеть одну четвертую расстояния до "Идиомы".
- Что нам делать? - закричал Гус.
- Пеленг! Дайте пеленг!
- Хватит болтать! - рявкнул я. - Поехал.
Летун рванул назад, развернулся на месте и помчался с таким ускорением, что я довольно долго не мог выбраться из глубин кресла.
Мы уже не обращали внимания на дорогу. Обитатели пирамид, если они наблюдали за нами, должны были сказать себе, что у нас были причины удирать на такой скорости. Возможности установления контакта теперь можно было считать окончательно потерянными.
Но даже Гус, вроде бы, больше не думал о контакте. Важным было одно: чем завершилась эта "работенка" там, на побережье. Успеет ли Сен стартовать. Успеет ли вернуться за нами до того, как…
Хватит вопросов. Ответы придут сами, без каких-либо усилий с нашей стороны. А некоторые уже поджидают нас.
Это было не похоже на езду. Скорее, на сумасшедший, порхающий полет в пятидесяти сантиметрах над землей. Над рекой и трещинами, над каменными осыпями, над торчащими пиками скал.
Зеленая нить на экране изменила положение. Теперь она пересекала его поверхность наискосок, постепенно искривляясь смелой параболой. Сеннисон стартовал. Успел.
Должно быть, им в самом деле пришлось жарко.
Во время старта крупного корабля и непосредственно после него никогда не бывает полного порядка со связью. Не говоря уже о том, что если они намерены подобрать нас, то им придется перемещаться в атмосфере, удерживая ракету почти что в вертикальном положении. Не позавидуешь. Задача неблагодарная и трудная даже для полного экипажа, не говоря об одном человеке. Ну, скажем, полутора.
Летун взобрался на гребень горного массива, наткнувшись на сравнительно широкую трещину, и затормозил. Какое-то время мы лавировали по склону, добираясь к подножию очередного гребня. Дальше шла пропасть.
Мы затормозили.
- Ну и что? - поинтересовался Гускин.
- Делай, что хочешь, - буркнул я.
Перед нами были две возможности. И обе - из неприемлемых. Подать назад и двигаться зигзагами по склону, методом начинающего водителя нарт, или же рискнуть и переть напрямую.
Он выбрал вторую. И совершил ошибку. Мы оба ее совершили.
Наклон спуска превышал возможности летуна. Аппарат терял устойчивость. Он уже несколько раз ударился днищем о скалы. От этих рывков у нас темнело в глазах. О торможении не могло быть и речи.
Мы пролетели таким макаром еще несколько десятков метров, после чего последовал более резкий, чем предыдущие, удар, машину кинуло вверх, она скапотировала и рухнула вверх дюзами, проскользив еще какое-то расстояние по каменистому склону. Нам и без того оставалось лишь говорить о счастливой случайности. Башенка уцепилась за каменный выступ, скорее даже утес, который задержал нас в крутой, но широкой выщербине. Конец.
- Ты говорил, чтобы ехать напрямик, - прошипел Гускин, выпутываясь из проводов своего кресла. Два их конца, вырванные из гнезд, беспомощно раскачивались над его головой. Сам он уселся возле обрамления экранов, закрепившись в более-менее вертикальной позиции. Скорее, менее, чем обычно.
Я не обратил внимания на это обвинение и уселся возле него. Однако, сразу же поднялся и, используя свисающие с пола ремни и кабели, обезьяньим способом спустился до шлюза.
- Сперва выберемся отсюда, - сказал я.
Нам не без труда удалось протиснуться мимо наполовину зажатой крышки люка. Гус выбрался сразу же за мной, осторожно выпрямился и принялся ощупывать свои конечности.
- По крайней мере, дальше нам трястись не придется, - заметил он.
Весьма утешительно. Однако не в той мере, чтобы я сам себе этого пожелал.
Тридцатью метрами ниже, с правой стороны, виднелась широкая каменная полка, переходящая в нечто вроде террасы. Используя каменистую осыпь, мы могли сравнительно легко добраться до нее. В любом случае, безопасно. Я указал на нее Гусу.
И пояснил:
- Там подождем.
Он достаточно долго смотрел на дно провала, потом с сомнением помотал головой.
- Такого не делали даже на полигоне. Думаешь, это ему удастся?
- Ему придется садиться или там, или нигде, - спокойно сообщил я. - В любом случае, если это нас касается. Можешь еще что предложить?
Он не мог.
Мы даже не стали оглядываться. О том, чтобы сдвинуть с места летун, не приходилось даже мечтать. Даже с помощью бортовых автоматов "Идиомы". Любая попытка спасения аппарата могла завершиться только тем, что он обрушится в пропасть.
До каменной террасы мы добрались легко и без труда. Вблизи она оказалась более просторной, чем мы оценили ее поначалу.
Гус уселся на северной ее стороне, я - на южной. Мы до максимума увеличили мощность телеметрических сигналов, передаваемых аппаратурой скафандров. Расстояние в несколько метров, отделяющее Гуса от меня, образовывало как бы основание конуса, по которому теперь сигналы шли в эфир. Только таким образом мы могли помочь Сену отыскать нашу полку и нас самих.
Оставалось только ждать. Если Сену не удастся, мы будем ждать дальше. Может быть, не совсем того же.
Полдень давно уже прошел. День близился к концу. О посадке "Идиомы" на этом скальном пятачке после наступления сумерек не могло быть и речи. Это и днем будет достаточно весело.
Шли минуты. Из минут складывались часы. Мы ждали.
- Облака, - неожиданно заговорил Гускин.
Я посмотрел в сторону, куда он указывал. Не облака. Дым. Черный дым. Он шел от океана, от которого нас отделял последний горный хребет. Вздымался плотной стеной, растянувшейся до самого горизонта. И - приближался.
- Я все время чувствовал, что нам чего-то еще не хватает, - проворчал я.
Я предпочитал не думать, откуда там взялся этот дым. И что он для нас означает.
- Спорим? На то, кто раньше будет, Сен или дым? - предложил чуть погодя Гускин. - Я бы поставил на…
- Отцепись, - бросил я.
Он усмехнулся. Но тут же стал серьезным.
Прошла четверть часа. Стена дыма уже повисла над горами, отделяющими нас от прибрежной равнины. Она поднималась все выше. И приближалась. Наконец, фронт ее перевалил через гребень и начал стекать в долину. Верхние слои дыма надвигались на облака, почти прямо над нашими головами. Стена черноты накатывала под углом, со все возрастающей скоростью.
И именно в этот момент мы заметили Сена. Собственно, только его огонь, вертикальный столб огня, вырывающийся из дюз главной тяги.
Он шел со стороны суши, а не с запада, как мы ожидали. И он дьявольски торопился. Корабль рос глазах. Ему приходилось творить чудеса, чтобы не утратить равновесие. Огромная сигара вздрагивала, невооруженным глазом были видны белые зигзаги молний, слетающие с ее заостренного носа. Горы наполнились протяжным громом, от которого лопались барабанные перепонки.
- Скафандр! - крикнул я.
Гус не услышал. Он продолжал сидеть на краю террасы, задрав голову к небу. Еще момент - и будет слишком поздно.
Я содрал с себя скафандр и, бросив взгляд на индикатор мощности передачи, побежал в одних плавках. Потряс за плечо и помог раздеться. Сен был совсем рядом, центр каменного пятачка, на который были нацелены дюзы, уже начинал дымиться.
В последнее мгновение, оставив на импровизированной посадочной площадке скафандры с непрерывно действующей аппаратурой, мы спрятались несколькими метрами дальше, на дне более глубокой в этом месте выемки. Должно быть, нам изрядно встряхнуло мозги, сперва возле этой проклятой пирамиды, и потом, когда мы тряслись на летуне, если мы сразу об этом не подумали.
Сен сел. Несмотря на все то, что нам еще предстояло, я смотрел на это как загипнотизированный. Так идут на посадку только пилоты Проксимы. На какое-то мгновение я почувствовал, что просто завидую.
Художник способен опьянеть от необычного пейзажа. Поэт поет от радости, найдя то единственное слово, без которого нет стихотворения. Для пилота нет ничего более прекрасного, чем по-настоящему трудная и по-настоящему блестяще выполненная посадка.