Нельзя убедить сборище газетчиков в чем-то на все сто процентов, и шансы станут еще меньше, если при этом отказаться отвечать на отдельные, самые существенные вопросы. И все же, когда корреспонденты расходились, некоторые из них имели более задумчивый вид, чем тогда, когда пришли сюда.
Трудно сказать, какая из воскресных газет отбросила заявление Дианы, а какая решила, что не стоит переверстывать готовый номер. Некоторые осторожно вспомнили о выступлении, и лишь "Проул" и "Радар" не сомневались в том, что заявление будут читать, поэтому они изменили верстку в последнем выпуске газеты.
"Хочет ли женщина жить двести лет?" - спрашивала газета "Проул". "Сколько лет проживете вы?" - вторил ей "Радар".
"Наука, которая не помешала политическим деятелям мира размахивать водородной бомбой. Теперь ставит человечество перед самой большой проблемой всех времен, - продолжала газета. - Из лабораторий приходят обещания новой эпохи для всего человечества (эпохи, которая для кое-кого уже началась) с открытием антигерона. Как антигерон будет действовать на вас?" - и так далее. Заканчивалось все абзацем с требованием немедленного правительственного заявления относительно пенсионеров по старости в новых условиях.
"Антигерон, - писала "Проул" - это, без сомнения, наибольшее достижение медицины после открытия пенициллина… Антигерон обещает вам долгую жизнь в расцвете сил. Вполне возможно, что он повлияет и на возраст супружества. Имея перед собой долгую жизнь, девушки не будут стремиться выйти замуж в семнадцать лет. Семьи в будущем тоже, наверное станут большими, разрастутся. Многие из нас будут иметь возможность подержать на руках своих праправнуков и даже их детей. Женщина в сорок лет уже не будет человеком среднего возраста, а это, в свою очередь, сильно повлияет на моду…"
Диана с горькой улыбкой просматривала колонки газет, когда вдруг зазвонил телефон.
- Мисс Брекли, это Сара, - сказала мисс Толвин немного задыхающимся голосом. - Вы не слушаете последние новости по стране?
- Нет, - ответила Диана. - Я проглядываю газеты. Мы на верном пути, Сара.
- Я думаю, что вы должны послушать радио, мисс Брекли, - сказала мисс Толвин и повесила трубку.
Диана включила радио и услышала:
- …вышла за рамки своей компетенции, осуществила агрессивный акт в той области, которая принадлежит только Всемогущему Богу. К другим грехам науки которых немало, добавилась еще гордость и злобное противопоставление воле господней. Разрешите прочитать вам еще раз этот отрывок из девяностого псалма: "Дней нашей жизни три раза по двадцать и десять; и пусть люди будут такими сильными, что доживут до четырех раз по двадцать, но их сила тогда обернется в страдания и тяжкий труд, и вскоре она оставит нас и мы умрем". Это Закон Божий, ибо это закон бытия, которое он нам дал. "Дни человека - трава; ибо человек цветет, как цветок полевой", говорится в сто третьем псалме. Запомните это: "как цветок полевой", а не как цветок, полученный от вмешательства ученого садовника. И вот наука в своей нечестивой гордыне посягает на замысел творца Вселенной. Она выступает против образа человека, сотворенного Богом, и говорит, что может сделать лучший. Она предлагает себя как идола взамен Бога. Она грешит, как грешили дети Израилевы, когда про них писали: "И так они осквернили себя своими собственными словами и занялись блудом со своими собственными выдумками". Даже преступления и грехи физиков можно простить перед бесстыдством людей, которые настолько забыли о Боге в своих душах, что осмелились предать сомнению милость Божию. Это дьявольское искушение, которым нас теперь испытывают, будет откинуто всеми, кто боится Бога и уважает его законы, и обязанность этих благоверных защитить слабовольных от недоумия…"
Диана внимательно выслушала все до конца. И как только после этого обращения заиграл гимн, снова зазвонил телефон. Диана выключила приемник.
- Алло, мисс Брекли. Вы слушали? - спросила мисс Толвин.
- А как же, Сара. Сентиментальные глупости. Интересно, а лечение больных тоже греховное вмешательство в природу человека? Не представляю, чтобы кто-то мог все это откинуть теперь. Спасибо, Сара, что сказали мне. Больше мне не звоните. Я выхожу. Не думаю, чтобы появилось еще что-нибудь новое раньше завтрашнего выхода газет.
* * *
Диана так развернула свой роллс перед Дарр-хаузом, будто это была потерявшая управление огромная яхта. Занятая своими делами, она забыла о здешней беде, и теперь в замешательстве смотрела на крыло, где когда-то находились жилые помещения. Большая часть интерьера уже была очищена от обломков, а штабели строительных материалов указывали на начавшееся восстановление, так как ни одно из сохранившихся помещений, не годилось для жилья. Диана снова включила мотор и поехала к автопарку. Там стоял лишь один-единственный автомобиль с открытым капотом, и симпатичная молодая женщина колдовала над мотором. Диана почти бесшумно остановилась рядом с нею, только тихо зашуршал гравий. Молодая женщина вздрогнула и удивленно посмотрела на роллс. Диана спросила о докторе Саксовере.
- Доктор временно перебрался в общежитие, - ответила девушка. - Думаю, он сейчас там. О, какая машина! - добавила она с откровенной завистью, наблюдая за тем, как Диана выходит из автомобиля. Потом внимательно присмотрелась к Диане. - Послушайте, не ваше ли фото я видела сегодня утром в "Санди джадж"? Вы мисс Брекли, правда?
- Да, - призналась Диана и помрачнела. - Но я была бы вам очень благодарна, если бы вы сохранили это в тайне. Я не хочу, чтобы кто-то знал, что я была здесь; думаю, что и доктор Саксовер попросит вас о том же одолжении.
- Хорошо, - ответила девушка. - Это не мое дело. Только, пожалуйста, скажите мне одну вещь: этот антигерон, о котором сообщали газеты… он в самом деле представляет то, что о нем пишут?
- Я еще не видела, что написано в "Джадже", - ответила Диана, - но думаю, что в основном они все изложили верно.
Девушка хмуро посмотрела на нее и покачала головой.
- В таком случае я вам не завидую, несмотря на роллс. Желаю вам успеха. Вы найдете доктора Саксовера в четвертой квартире.
Диана пересекла двор, поднялась знакомыми ступеньками наверх и постучала в дверь. Открыл сам Френсис и тут же уставился на посетительницу.
- Боже мой, Диана! Что вы здесь делаете? Заходите. Она зашла в гостиную. Несколько воскресных газет валялось на полу. Комната показалась ей большей, чем она ее помнила, и не такою спартанской.
- Она всегда была белой и чистой. Мне так больше нравилось. Знаете, Френсис, когда-то, давно, это была моя комната, - промолвила она. Но Френсис не слушал.
- Моя дорогая, - начал он, - я рад вас видеть, но ведь мы до сих пор так остерегались, чтобы не раскрыть наших связей… а теперь, именно когда… Вы, конечно, просматривали сегодняшние газеты? Это неразумно, Диана. Кто-нибудь видел вас?
Диана рассказала ему о девушке в автопарке и о том, что она уже предупреждена. Френсис выглядел взволнованным.
- Я лучше сам пойду и поговорю с ней, чтобы убедиться, что она все поняла верно, - сказал он. - Извините, я на минутку.
Диана, оставшись в комнате одна, подошла к окну, пробитому в задней стене общежития, из которого открывался чудесный вид на парк. Нахлынули воспоминания. Она все еще стояла в задумчивости у окна, когда вернулся Френсис.
- Я думаю, с ее стороны нам ничего не угрожает. - сказал он. - Хорошая девушка, химик, очень трудолюбива. Такая, какой были вы. Считает Дарр местом, где нужно серьезно работать, а не ловить женихов.
- Вы думаете, я была такою же? - спросила Диана.
- Конечно. Вы были одной из самых трудолюбивых, - вдруг что-то в ее тоне поразило его и он замолчал, глядя на нее. - Что вы имеете в виду?
- Теперь почти ничего. Это было так давно, - ответила она.
Она отвернулась и устремила взгляд в окно, затем перевела его на дверь, ведущую в маленькую спальню.
- Странно, - сказала она. - Я должна была бы ненавидеть Дарр, а я люблю его. Нигде я не была так счастлива, как здесь. Вон там, - она показала рукой на дверь, - я обычно плакала перед тем, как лечь спать.
- Дорогая моя, я ничего не знал. Я всегда думал… но почему? Или, может, это запретный вопрос? Вы были очень молоды…
- Да, я была очень молода. И никогда как следует не могла разобраться в своих чувствах. Но лучше оставим эту тему.
- Хорошо, - согласился Френсис. - Вряд ли именно это привело вас сюда.
- Как ни странно, в некоторой степени - да. Но сейчас я приехала потому, что у меня почти не останется шансов сделать это позднее. Я, кажется буду очень занята в самом ближайшем будущем.
- Конечно, будете. По сути, слово "занята" - довольно слабо, когда речь идет о том, чтобы разворошить осиное гнездо.
- Вы все еще считаете, что способ действий, избранный мною, дешевый и непристойный, Френсис?
- Я признаю, что такой способ мне не нравится. А вы разве удовлетворены этим? - он махнул рукой в сторону разбросанных газет.
- В основном и как для начала - да, - ответила Диана. - Я выпустила свои войска - свои живые примеры. Следующий шаг - довести все до сознания масс, пока еще на все это не успели наложить вето. И если такой метод окажется непристойным и неразумным, тогда мнение редакторов о своих читателях справедливо.
- Интересно, - сказал Френсис, - почти во всех случаях они допускают, во-первых, что все читатели - женщины; во-вторых, что только они одни воспользуются этим открытием.
Диана согласилась.
- Мне кажется, это отчасти потому, что все вышло из стен моей "Нефертити", а отчасти из расчета психологии и еще немного из-за осторожности: статью предназначенную для женщин, значительно проще отбросить, чем ту, цель которой - сообщить мужчинам о чем-то важном. А с точки зрения психологии - реакция женщин куда быстрее.
- Если вы считаете, что только женщины хотят жить дольше, а мужчины к этому равнодушны, то я совсем с этим не согласен, - запротестовал Френсис. - Я не думаю, что им больше хочется умирать, нежели женщинам, как это ни странно.
- Конечно, нет, - согласилась Диана. - Мужчины трчно также боятся смерти, но, в целом, они не так беспокоится о приближении старости, как женщины. Похоже на то, что женщина/находится… в более интимных отношениях с жизнью, лучше знает её, если вы меня понимаете. И еще мне кажется, что мужчину не преследует так сильно мысль о времени и возрасте, как женщину. Конечно, это обобщение, но довольно точное. Меня не удивит, если выяснится связь между этим и склонностью женщины к мистицизму и религии, обещающей хотя бы потустороннее будущее. Во всяком случае, фактор беспокойства старостью и смертью силен, и потому дает возможность использовать любое оружие в борьбе с ними. Все это хорошо служит моей цели. Армия моя состоит из женщин, которые будут бороться за право пользоваться антигероном. Теперь об этом знают уже миллионы женщин, которые будут требовать его, и любая попытка отказать им в этом вызовет желанное чувство протеста, что "они" - правительство мужчин - пытается ущемить женщин, отказывая им в долголетии. Может, это не логично, но я думаю, что логика здесь немного весит. Вот почему я говорю "да", - закончила Диана
Френсис горько сказал:
- Я не могу подробно вспомнить эту сказку, но попытаюсь пересказать основное: когда-то один кондитер показал своим соплеменникам необычайно вкусный пирог, потом; сам съел кусок, а им сказал, что ему очень жаль, однако все не смогут попробовать пирога, ибо всем не хватит. И тогда разозленная толпа разорвала этого человека на части.
- Но люди все же хотели пирога, - продолжила Диана, - и они пошли к королевскому дворцу и кидали камнями в окна до тех пор, пока не вышел на балкон король и не пообещал, что он национализирует всех пекарей в королевстве и обеспечит каждого из своих подданных постоянной порцией пирога.
- Что, однако, не воскресило первого кондитера, - добавил Френсис, повернув к Диане свое взволнованное лицо. - Вы решили идти своим собственным путем, дорогая. Теперь вас ничто не остановит, но будьте осторожны, очень осторожны… Интересно, не придется ли, в конце концов, и мне…
- Нет, - сказала Диана, - пока что нет, Френсис. Вы были правы тогда. Еще не создана оппозиция. Подождите немного, посмотрим, что произойдет на поле боя. Если фортуна отвернется от меня, тогда вы сможете применить свое научное оружие, чтобы стрелять с высоты.
Френсис помрачнел.
- Я не совсем понимаю ваши намерения, Диана. Неужели вы представляете себя во главе удивительного полка женщин? Или оратором на массовых митингах? Или, может, воинственный дух вашей пратетки вынуждает вас сесть на передней скамье в парламенте и положить ноги на пюпитр? Такой власти вы добиваетесь?
Диана пожала плечами.
- Вы смешиваете цель и средства, Френсис. Я не хочу вести всех этих женщин. Идея долголетней жизни имеет для них чисто внешнюю привлекательность. Большинство из них не имеет ни малейшего представления о том, что на самом деле это означает. Они еще не понимают, что это заставит их вырасти, что они просто не смогут жить двести лет пустой, ненужной жизнью, как многие из них делают сейчас; этого никто долго не выдержит…
Они думают, что я предлагаю им продолжение такой же жизни, какую они знают" А это не так. Я обманываю их.
Всю свою жизнь я наблюдала за тем, как у потенциально выдающихся женщин погибал ум и талант. Я оплакивала утраты, каждый раз жалея о том, кем они могли бы стать и что сделать… А дайте им двести-триста лет, и желают они этого или нет, но вынуждены будут найти применение своим талантам, хотя бы для того, чтобы не сойти с ума или не наложить на себя руки от скуки.
И это в такой же степени касается и мужчин. Я сомневаюсь, в состоянии ли даже самые выдающиеся из них полностью развить свои способности только за семьдесят лет.
Способные бизнесмены, делающие деньги, за шестьдесят-семьдесят лет просто устанут делать их только для самих себя и, может, направят свой способности на что-то более полезное. И жизнь приобретет смысл. Они будут иметь время - время для того, чтобы вершить великие дела.
Вы ошибаетесь, Френсис, когда думаете, что мне нужна власть. Единственное, чего я хочу, это видеть, что родился, наконец, "хомо диутуриус". Меня не заботит, что он такой неспокойный и необычный; он должен появиться. И если для его рождения понадобится кесарево сечение, пусть будет так. А если хирург не поможет, то я сама стану главной акушеркой. Наибольший прогресс за миллионы лет, Френсис! Нельзя позволить его задушить, чего бы это ни стоило!
- Теперь нам это уже не угрожает. Даже если бы сейчас антигерон уничтожили, то все равно его вскоре открыли бы и начали бы использовать снова. Вы уже сделали свое дело. Нет нужды подвергать себя опасности, Диана.
- Мы снова вернулись к нашему основному разногласию, Френсис. Вы считаете, что все произойдет само собой, а я - что придется встретиться с противодействием. Вот только сегодня утром я слушала по радио проповедь… - она пересказала ему ее суть. - Больше всего я боюсь тех учреждений, которые будут бороться за свое сохранение, - добавила она. - Они могут сопротивляться на протяжении столетия и даже дольше.
- Вы многим рискуете - сотнями лет своей жизни, - заметил Френсис.
- Зачем вы так, Френсис? С каких пор риск стал измеряться годами жизни, которую нам предназначено прожить? Если бы это было побочным последствием, то лучше бы мы сами уничтожили лейкнин. Но я не думаю, что это так.
Френсис уставился на свои скрещенные пальцы,
- Диана, с тех пор, как я основал Дарр, через него прошло много людей, наверное, сотни. Они приходили и уходили. Большинство из них не оставило после себя никаких воспоминаний. Кое-кого - трудно забыть. Одни были самоуверенны, за других я чувствовал ответственность. Конечно, тут отвечаешь за каждого, но по отношению к большинству это просто обязанность, в то время как есть люди, к которым у тебя особое отношение. И если появляется такое чувство ответственности, оно не исчезает даже тогда, когда нет непосредственной зависимости… Именно такое чувство у меня, сейчас.
Диана, задумавшись, посмотрела вниз, на носки своих туфель.
- Я не вижу для этого причины, - сказала она. - Конечно, если вы знали, что мне что-то известно про лейкнин, тогда понятно. Но ведь вы же не знали.
- Не знал, - согласился Френсис. - Но в этом чувстве не было ничего сознательного. Оно касалось лично вас; что-то, казалось, случилось с вами, пока вы были тут. Я не знал, что именно, но почувствовал это.
- Но вы никак не проявили этого чувства за все прошедшие годы, не так ли?
- При ваших успехах - вам вряд ли была нужна чья-нибудь помощь или совет, - подчеркнул Френсис.
- А теперь, вы считаете, нужна?
- Я только беспокоюсь о вашей личной безопасности.
- За которую вы чувствуете себя ответственным после всех этих долгих лет, - резко проговорила Диана.
Френсис покачал, головой.
- Извините, если вы считаете это вмешательством в ваши дела. Думаю, что вы понимаете.
Диана вопросительно посмотрела на него.
- Я понимаю, - проговорила она с сожалением в голосе. - Я все чудесно понимаю. Вы отец, чувствующий ответственность за свою дочь, - ее губы задрожали. - К черту, к черту, Френсис, все к черту! О боже, я не знала, что мне нужно держаться подальше от этого места.
Она встала и подошла к окну. Френсис смотрел ей в спину. Морщинки между бровями обозначились еще. резче; Наконец он сказал:
- Я был намного старше вас.
- Будто это имело какое-то значение, - ответила Диана, не оборачиваясь. - Будто это когда-нибудь имело значение!
- Старше настолько, что мог быть вашим отцом…
- А теперь? Неужели вы не понимаете, Френсис, - между нами изменилось даже и это. Насколько вы теперь старше меня?
Он подошел к ней, все еще глядя ей в спину, однако каким-то новым, взволнованным взглядом.
- Я не знаю, - сказал он невнятно и остановился. - Диана… - начал он.
- Нет! - воскликнула она и повернулась. - Нет, Френсис, нет! Я не дам вам воспользоваться этим. Я… я…
Она вдруг замолчала и выбежала в другую комнату.
4
Воскресные газеты прорвали сеть молчания. И в понедельник газеты вышли под заголовками: "Все еще волшебная в восемьдесят лет!" ("Миррор"). "Места для сидения - подросткам" ("Скетч"). "Стоячие места для стариков" ("Мейл"). "Антигерон ставит моральные проблемы" ("Ньюс кроникл"). "Никаких привилегии для богачей" ("Трампитер"). "Новый подход к возрасту" ("Мейл").
Только газета "Таймс" продолжала хранить молчание, словно решив хорошо подумать, прежде чем сделать выводы.
Без какой-либо причины, просто потому, что она оказалась под рукой, Диана взяло "Трампитер" и начала читать передовицу.