14. Тайна редакционных кулис
Ковбоев вот уже полчаса как не спускает своих совиных жёлтых глаз с говорящей Ирены… Кудри занят трубкой, Реджи рассматривает ногти…
- …ко времени вступления О'Пакки мы имели 14 тысяч, да его полтораста, сто шестьдесят четыре. На "Уимблейской меди" я заработала девять - стало 173. Мистер Ковбоев получил от группы эмигрантов за страницу "Новойе Времья" восемнадцать тысяч - 191.
- Сто девяносто одна! - блаженно и восхищённо кивает головой Реджи: он отвык от таких сумм.
- Дальше. О'Пакки взял с собой сорок наличными, я купила "Техас-Ойль" по 302.50 - четыреста штук - сто двадцать одна, остаток 30 тысяч. 25-го я через подставное лицо продам "Техас-Ойль" Пильмсу, я думаю, удастся устроить по 380–400… А то, что будет 28-го, увидим!
- Угу! - мрачно соглашается Кудри.
- Сегодня у нас 21-ое… завтра надо ждать новых известий от О'Пакки…
Позвонил бой…
- Телеграмма мистеру Ковбоеву! - и, щёлкнув каблуками, вышел.
Ковбоев распечатал пакет.
- "Ипси Таун. Приготовления сделаны. Расход пока пятнадцать. Будет стоить пятьдесят. Жду перевода на 24-ое - двадцать тысяч. В номере на 26-ое давайте сведения пакета номер первый. Ко второму пакету дошлю сведения телеграфом. Конец будет двадцать девятого, тридцатого выезжаю. О'Пакки".
- Вот! - сказал Ковбоев, закрывая книжку редакционного шифра, - теперь надо действовать.
- Как бы его там не арестовали, - забеспокоился Реджи, питающий к ирландцу особенную симпатию.
- Ничего, не попадётся! - успокаивающе заметил Кудри.
- Изумительно точный план, мадемуазель! - восхищённо воскликнул Ковбоев и в то же время делает замечание, что 12 ч. 40 м. - и частная беседа редактора "Нью-Таймса" считается законченной.
15. Возгласы: даю, беру
- Ну, кто ещё желает продать? - выкликнул маклер уже в полном изнеможении.
- Я!
- Сколько?
- Двенадцать штук!
- Давайте и двенадцать! Мистер Пильмс, - двенадцать штук?
- Ладно! - говорит Генри и выписывает чек.
- Ну, кто ещё? - хрипит прилежный биржевик.
- Мало даёте!
- 370 мало?! 370 долларов вам мало за "Техас-Ойль-Компани"?! - кричит маклер, посильно выражая негодование.
- Сколько у вас? - побелевшими губами спрашивает Пильмс.
- Сто десять штук.
- 375!
- Мало!
- 377!!!
- …восемьдесят!
- Беру! - и Пильмс прыгающими цифрами выписывает чековую сумму.
Раздаётся звонок, через десять минут конец биржевого дня.
- Набавьте! - хрипло приказывает Генри маклеру.
- Беру!!! "Техас-Ойль" - триста восемьдесят два!! - надрывается тот.
- Триста восемьдесят пять!
- Триста девяносто! - выкрикивает Генри.
- Продам по четыреста, - негромко заявляет кто-то.
- Сколько?
- Четыреста штук.
- Беру! - и Генри выписывает чек на сто шестьдесят тысяч.
День почти кончен, в портфеле у Генри около четырёх тысяч акций "Техас-Ойля". На календаре 25 апреля 1924 года.
16. Тайна редакционных кулис. Вторая серия
- Метранпаж! Где метранпаж? - орёт Ковбоев в наборном отделении.
- Здесь, сэр!
- Что это за страница! Это - бледная немочь, а не страница!!! Выкиньте эти шрифты! Самыми большими буквами!!! Выбросьте передовицу, но переверстайте всю полосу! И чтоб всё кричало. Каждый заголовок должен орать! Поняли?!
- Но у нас мало времени, сэр!
- Триста долларов премии всей смене!
- Есть, сэр!
- Уф! Замучился! - жаловался Ковбоев дремлющему в корректорской Кудри, - но, ничего, сделают!
- Я готовлю материалы на послезавтра, это будет окончательная бомба.
- Ну, как?
- Слушайте. Заголовки: "Забастовка в Ипси-Тауне в полном разгаре. Рабочие угрожают сжечь промысла, если выступят штрейкбрехеры или полиция. Управление бежало с промыслов". А дальше: "Во всём видна рука Коминтерна, в распоряжении нашего корреспондента имеются коммунистические прокламации, в изобилии распространённые по округу". - Вы помните, Ковбоев, те самые прокламации, которые вы тискали ночью, перед отъездом О'Пакки? И уж последний удар - дюймовым шрифтом: "Рабочие выпустили запасную нефть, взорвали нефтепровод, испортили силовую станцию"…
- Не слишком ли? - изумился Ковбоев.
- Что вы! В полдень экстренное добавление, и там про начало пожаров промыслов и перестрелку с полицией…
- Телеграмма, сэр! - и бой протянул Ковбоеву бланк.
- Кудри, это от него! Ну-ка. "Ипси-Таун. Всё идёт великолепно… Рабочие довольны отдыхом и моими субсидиями. Инсценировка бунта идёт блестяще. Угроза сжечь промыслы держит полицию в отдалении. Образован стачечный комитет… О'П".
- Хватит дня на три! А там уже дело в шляпе.
Вошли Ирена и Реджинальд.
- Добрый вечер! Как дела? Поедемте ужинать.
- Что вы, что вы? - отстранился Ковбоев, - у меня завтра решительные бои…
- Мы выручили сто шестьдесят, было тридцать. О'Пакки переведено двадцать, у нас наличными сто семьдесят тысяч, - рапортует Реджи.
- У меня, - подчёркивает Ирена, - действительно сто семьдесят тысяч… Пильмс закупил четыре тысячи акций "Техас-Ойля". У него в кассе не свыше тридцати тысяч, он всадил все свои денежки… Завтра "Техас" будет стоить сто. Да и то утром, к вечеру не больше 70-ти. Послезавтра мы частным образом пустим новые слухи и предположение Пильмса на 28-ое о продаже "Техас-Ойля" позволит нам рассчитаться с ним по… да-да, максимум по сорок, какое по сорок! 25 - уже будет довольно! Ах, - вздохнула француженка, - какие у Пильмса красивые глаза и руки! Мне даже жаль его.
Ковбоев как-то косо поглядел на неё и, неуклюже крякнув, вышел к метранпажу.
- Вот, любуйтесь, - сказал он, вернувшись и протягивая пробный оттиск первой страницы "Нью-Таймса" на 25 апреля.
И заголовки действительно "орали" о грандиозной стачке на промыслах "Техас-Ойля", угрожающей обществу полной разрухой и пожарами…
17. Использование толпы в 800 человек
Надо же было так некстати угодить!
Луиджи Дука сидит на ступеньках убогой гостиницы, в которой его заставили остановиться его четвероногие спутники, и сумрачно вздыхает:
- Ну, и дыра… Главное, что за дичь была ехать напрямки! - Правда, он обладатель двух великолепных ослов, но можно было лучше воспользоваться кружной железной дорогой.
Но не в этом дело. Вчера же вечером, как только стряхнул с себя жёлтую пыль и уже хотел нанять провожатого на промысла, Дука был ошарашен неприятнейшей новостью: на промыслах беспорядки, директор и управление сбежали с территории нефтяных полей и сидят в городе, а когда Дука разыскал директора и заявил: вот, мол, я, выписанный вами инженер, директор замахал руками, давая понять, что никакой службы в дальнейшем не предвидится, что рабочими овладели коминтерновские бредни и потому "Техас-Ойль-Компани" разорена вдрызг. На веские доводы итальянца об его затратах на переезд и потере времени директор поворчал, но оказался джентльменом, первым за последние три года встреченным незадачливым Дука, вынул чековую книжку и, посопев носом, вручил инженеру документик в 200 долларов. Директор при этом так выразительно пожал плечами и, пожимая руку Дука, так меланхолически глядел в угол, что тому при всём нежелании стали ясны горестные обстоятельства, благодаря которым с разнесчастным "Техас-Ойлем" его ничего более не связывало. "Техас-Ойль" страдает сам по себе, вы страдайте сами по себе. Дука с горя решил напиться, но оказалось, что это невозможно в Ипси-Таун: во всём Техасе от Боуай до Президио, и от Камерона до Дэллема нельзя было найти ни одного легального глотка алкоголя. Даже если встать на перемычку округа Том-Грин и посмотреть на Новую Мексику, и на Оклахому, и на Индейскую территорию, и на Луизиану - всё равно - сухой вид этих штатов заставит повернуть глаза и ноги к Мексике - благословенной в спиртуозном отношении - туда! скорей! - через Рио-Гранде в Чигуагуа или Коагуилу - куда ближе вам будет из Ипси-Тауна.
Луиджи печальным взором скользит по темнеющему небосклону, встаёт и сумрачно шагает в центр города в ресторан "Гордость Техаса" - единственное место, где можно получить макароны с сыром.
За столиками из всех снующих золотых и нормальных челюстей слышатся будоражащие нервы граждан Ипси-Тауна слова:
- …Стачка! Коминтерн… с забастовщиками ничего нельзя поделать! Вот уж четвёртый день! Говорят, всё оборудование разрушено!.. А пожары будут! Будут непременно!
Дука в полнейшей апатии тычет вилкой по тарелке, где свились в страстных узлах скользкие холодеющие макароны, пьёт похожее на нефть пиво и делает мысленные попрёки своей судьбе…
О'Пакки, отправив очередной и последний отчёт Ковбоеву, с телеграфа зашёл под манящую вывеску "Гордости Техаса", где желал скоротать несколько часов, остающихся ему до поезда.
Невыразимое удовольствие почивало на нём; его дремавшие при папашиных еженедельных выдачах инстинкты заядлого авантюриста разрешились теперь колоссальным достижением… Правда, помогли весьма существенно шестьдесят тысяч долларов, но результат! Промысла остановились для того, чтобы мирно возобновить работу к 1-му числу. Ха-ха! Но зато какая паника закачена на Нью-Орлеанской бирже! Невиданная паника! Вчера, 27-го, "Техас-Ойль" стоил 14 долларов за акцию утром и 8 к вечеру!!! А 25-го ещё шёл по 400! Здорово!
Пакки, полузакрыв глаза и позабыв об испускающем горячий аромат полусыром бифштексе, ворочает в памяти свои переговоры с рабочими промыслов.
- Хо-хо!
Ночью, при свете потайных фонарей, О'Пакки (форма охранника на промыслах) у опрокинутой бочки выплачивает утроенное жалованье забастовщикам… Как просто! Он обещал эти выплаты столько времени, сколько они продержатся, - ясно, что никто из начальства и из властей не могли проникнуть на участок промыслов, где была готовая на всякие разрушения толпа в 800 человек. О'Пакки уговорил закрыть фонтан, забивший недавно, и его задвинули крышкой… Завтра он не придёт выплачивать установленный гонорар, - рабочие проклянут неведомого провокатора и пойдут на перемирие, а через 3–5 дней акции "Техас-Ойль-Компани" будут популярнее Чарли Чаплина.
Когда человек, занятый сильно своими мыслями, стряхнёт их с себя, то в следующий момент он становится необычайно проницательным; потом, разумеется, гаснет…
Так и тут: бросив вспоминать о беспокойной ночи, проведённой в разбрасывании "коминтерновских" прокламаций, и вознамерившись деловито приступить к бифштексу, О'Пакки бегло окинул ресторанную публику и выудил за соседним столиком унылую фигуру Луиджи Дука, задумавшегося над макаронами.
Сентиментальное воображение, вообще отличающее ирландцев, услужливо набросало в его уме непривлекательную картину передряг, которые протащил и продолжал тащить на своих узких плечах незнакомец, сидящий за соседним столиком. Так как удача тянет на общительность и вызывает филантропические побуждения, то О'Пакки возымел желание войти в разговор с соседом. Минуту спустя они сидели друг против друга.
- Какой муссон занёс вас сюда, дружище? - ласково спросил О'Пакки итальянца.
Дука, горестно усмехнувшись, посмотрел на своего внезапного знакомого.
- Было бы правильнее сказать - Муссолини, а не муссон, - мягко поправил он.
О'Пакки расхохотался и заказал портер.
Короче, Дука и О'Пакки из ресторана наскоро погнали в гостиницу, где находились ослы и багаж инженера, захватили драгоценные чертежи и, оставив в подарок длинноухую пару хозяину, направились на вокзал.
* * *
Приказом О'Пакки Луиджи Фамли-Дука был утверждён инженером для поручений при редакции "Нью-Таймс".
18. Битва русских с кабардинцами, о которой здесь ничего не написано
25 апреля 1924 года мисс Ирена Ла-Варрен за 2 минуты до закрытия биржи внесла в обеспечение своей заявки на покупку "Техас-Ойля" - сто тысяч долларов. Генри Пильмс выставил предложение - 4100 штук и также внёс залог.
26 апреля вышел номер "Нью-Таймса"… 26-го к полудню появилось экстренное прибавление.
27-го все газеты Нью-Орлеана были полны перепечаток из "Нью-Таймса", со ссылкой на источник! Ого! Сам "Нью-Таймс" блестел грозными заголовками и глушил биржевиков сенсациями об Ипси-Таунской стачке.
28-го номер вышел с совершенно чёрной от громадных шрифтов страницей, - другие газеты постыдно угощали своих читателей вчерашними новостями. Строчка: "От собственного корреспондента в Ипси-Тауне" дала такой передовой газете, как "Нью-Таймс", в два дня сорок тысяч новых подписчиков.
В этот день Ирена сидела за столом покупок и ждала 12-ти часов для утверждения сделки… В десять часов котировка "Техас-Ойля" была 7.30! К половине одиннадцатого - 6.10; в одиннадцать 5.20! В половине 12-го на доске значилось уже 4 доллара! Четыре доллара за акцию, стоившую шестьдесят часов назад в 100 раз дороже! Четыре доллара! В двенадцать Ирена подписала чек на 12710 долларов за 4100 штук акций Генри Пильмса, проданных по 3.10!!!
Она проверила пакет акций и не двинулась с места. В полдень вышло прибавление "Нью-Таймса" с сообщением о том, что новых сведений из Ипси-Тауна, к сожалению, не поступает. Перед закрытием биржи Ирена купила ещё 21000 штук "Техас-Ойля" по 2.50 - всю наличность, имеющуюся в Нью-Орлеане. Старые биржевики решили, что она сумасшедшая; Пильмс даже не показался на биржу, он знал, что был разорён. От почти 2-х миллионов у него оставалась теперь сотня тысяч. Он жалел красавицу, попавшую под этот разгром.
Утром 29-го "Нью-Таймс" вышел опять без корреспонденции из Ипси-Тауна, но зато его конкурент "Южный Геральд" наворотил на страницах кучу сенсаций о возникших пожарах и о вооружённых столкновениях. Их корреспондент ещё был в пути, а читатели ждали… "Южный Геральд" даже острил по адресу "Нью-Таймса", говоря, что корреспондент "Нью-Таймса" сбежал из опасного города.
"Техасские" - катились на бирже после этих телеграмм по 60 центов, но их не было ни в продаже, ни в покупке.
Только и разговоров было о крахах этих дней и о сумасшедшей француженке, которая утром приехала, сделала заявку на продажу 12 мая "Техас-Ойля"! - Ха-ха-ха! - "Техас-Ойля"! Да будет ли существовать к 12 мая "Техас-Ойль"! На бирже хохотали, и фельетонист "Южного Геральда" даже написал бойкий рассказ о предложении на бирже партии "свежего воздуха"!
Записав ещё покупку "Уимблейской меди" на то же число, Ирена, провожаемая возгласами биржевых остряков, неспешно направилась к своему автомобилю, гордо подняв хорошенькую головку.
19. Тайна редакционных кулис. Третья серия
"По имеющимся в распоряжении редакции основаниям рисовать истинное положение Ипси-Таунской стачки, можем оставить наших читателей в уверенности, что конфликт, разгоревшийся на промыслах "Техас-Ойль-Компани", ликвидирован".
Такая осторожная заметочка вылезла на страницах "Нью-Таймса" в то время, как "Южный Геральд" сообщил новые, ужасающие подробности беспорядков.
Поздно вечером Ковбоев отошёл от телеграфного аппарата и несколько раз в глубоком волнении прочитал телеграмму от правления "Техас-Ойля", заверенную властями.
Короткий приказ в типографию - и утром, когда газетчики неистово орали:
- "Южный Геральд"! Перестрелка в Ипси-Тауне!!! Арестовано семь агентов Коминтерна!
"Нью-Таймс" - в окружении ряда ядовитейших фельетонов насчёт пылкого воображения редактора "Южного Геральда" - давал "Правительственное сообщение".
"Ипси-Таун, 29-4-24. Забастовка рабочих на промыслах ликвидирована. Рабочие были спровоцированы злонамеренными лицами, очевидно коммунистами, неизвестно куда скрывшимися. На промыслах всё в порядке. Никаких разрушений не произошло. Работы протекают нормально".
И подпись губернатора штата.
"Геральд" был уничтожен…
О'Пакки вместе с сомбреро и шнурованными панталонами сбросил с себя мексиканские замашки, отдающие ирландской благопристойностью, и снова занял кресло на частной редакторской беседе между 12.20 и 12.40 дня.
20. Бирже забили гол
Двенадцатое мая 1924 года оказалось страшно любопытным днём на бирже Нью-Орлеана.
Ещё бы! Предыдущие дни оказались решающими для акций "Техас-Ойля". После правительственной телеграммы акции, вчера лежавшие во прахе, мгновенно котировались по 280 долларов! Цена росла с каждым часом - к двенадцатому мая они стоили как никогда со дня их выпуска.
- Беру "Техас-Ойль"! - орал маклер у доски, - четыреста десять! Тысячу штук! Четыреста десять!
Вся биржа с нетерпением ждала, когда появится Ирена. У доски с её записями о продаже Техасских и о покупке Уимблейских торчала толпа… Уимблейские начали тотчас же расти в цене. В Орлеан даже прибыл член правления "Уимблей-Коппер".
- Дикое счастье! - изумлялся рыжий понижатель.
- Тут дело нечисто! - раздавалось в толпе.
- Невиданное дело!..
Все бросились из зала под колоннаду входа, когда услышали четырёхрядный гудок автомобиля Ирены.
Миниатюрная француженка с насмешливым и торжествующим видом прошла свозь строй бесцеремонно пяливших на неё глаза биржевиков.
Рыжий понижатель, почему-то доброжелательно настроенный к Ирене с момента её появления на бирже, поскольку это не касалось деловых отношений, был заряжен энтузиазмом более других.
- Гип-гип!!! Ура! - заорал он в честь ловкой девушки, подкидывая к потолку шляпу, и десятки панам, кепок, стэтсонов завертелись в воздухе.
Ирена с очаровательной улыбкой отвечала на эти приветствия. Она заняла маленький столик, немедленно окружённый плотным кольцом биржевиков.
- Алло! "Техас-Ойль"! Давайте скорей!
- Курс? - деловито сжав брови, спросила красавица.
- 410!..
- Даю 411! - заявил представитель "Стан-дарт-Ойля".
- 411.70! - немедленно раздалась прибавка.
- Сколько у вас акций? - раздался среди общего ажиотажа голос.
- Двадцать пять тысяч штук!
- 412!
- 412.50! - раздался бас "Стандарт-Ойля".
- Беру десять тысяч по 416! - крикнул местный железнодорожный король.
- Четыреста двадцать! - побагровел "Стан-дарт-Ойль", - беру всё!
Дельцы разом смолкли. Железнодорожный король вытер платком лоб, перекусил сигару и, махнув рукой, отошёл от стола.
- Гип-гип! - заорал рыжий, как бы подтверждая совершение сделки.
"Стандарт-Ойль" пододвинул стул и вынул доверенности и чековую книжку. Почтительная тишина на две минуты (случай, небывалый на американской бирже) воцарилась в зале.
- Прекрасно! - раздалось контральто Ирены и к потолку снова взвились шляпы. Трое фотографов беспрестанно щёлкали аппаратами.