- Вы не какой–нибудь фанат, а? - спросила она, и у меня отвисла челюсть. Я не знал, что сказать. - Или журналист? - Она выплюнула это слово с неприязнью человека, который знает, что никогда не увидит свое имя на страницах газет. - Томми сейчас занят на съемке, - добавила она, уже сбавив тон, словно внезапно испугалась того, кем я могу оказаться, и как это может сказаться на ее дальнейшей работе. - Он не освободится в ближайшие… ой нет, постойте. Вот он. Хотя я не уверена, свободен ли он. Как вас представить?
- Скажите ему, что это дядя Матье, - ответил я, вдруг снова почувствовав страшную усталость. - Если это не слишком сложно, разумеется.
Трубку швырнули на стол, я услышал шепот на заднем плане и голос Томми:
- Да все в порядке, честно, - а затем: - Пять минут, ОК? - уже громче, когда он взял трубку. - Дядя Мэтт? - спросил он, и я с облегчением вздохнул.
- Наконец–то, - сказал я. - Какая неприятная девушка. Кто она?
- Да так, на побегушках. Не обращай внимания. Воображает, что она режиссер или еще бог весть какая шишка. Черт ее знает. В конце концов, это частный номер.
- Ну да ладно. Я просто хотел поблагодарить тебя, вот и все. За то, что ты сделал ночью. Я очень тебе признателен.
Томми рассмеялся, точно это был совершеннейший пустяк, словно такое случается с ним каждый день, и меня это встревожило.
- Ерунда, - сказал он. - Слушай, ты ведь мне часто помогал, верно? Я рад был хоть немного тебе отплатить.
- Должен признаться, меня слегка мучает совесть, - сказал я. - Ты же не думаешь, что это несколько аморально?
- Я в такое дерьмо не верю, - беспечно ответил он и умолк; я тоже ничего не говорил, ожидая, что он что–нибудь скажет. Мне хотелось, чтобы он успокоил меня, сказал, что я поступил правильно. Я прожил долгую жизнь, и хоть никогда не был святым, мне приятно думать, что я никогда и никому после Доминик не причинял боль намеренно - особенно своим друзьям. - Как я понимаю, парень все равно был уже мертв, а мы лишь уладили проблему. Ни ты, ни я, никто из твоих жутких друзей не могли сделать ему лучше или хуже. Ты впутался в то, что не имело к тебе никакого отношения, вот и все. Тебе надо осмотрительнее выбирать друзей, дядя Мэтт.
- Я не назвал бы их друзьями, - уточнил я.
- Успокойся, - сказал он. - Ты ведь его не убивал.
- Нет… я полагаю, что нет.
- Тогда просто расслабься. Для нас все уже позади. Мы разрулили ситуацию, вот и все. Проехали, ОК?
Он говорил, как персонаж из своего сериала. Я кивнул, но удовлетворения от того, как все обернулось, по–прежнему не было.
- Спасибо, Томми, - в конце концов сказал я, понимая, что нам больше нечего сказать по этому поводу. И если думать об этом еще стоит, делать это придется мне в одиночку. - Мы еще поговорим.
- Надеюсь. У рака яичка ремиссия - надеюсь, ты рад это слышать. Врачи сегодня дадут мне добро. Так что, похоже, не придется в ближайшее время искать работу, поскольку меньше всего мне сейчас нужны дополнительные проблемы с наличностью.
- Что? - спросил я, привстав от изумления. - Чего яичка?.. Ох, - быстро произнес я и, рассмеявшись, снова сел. - Ты имел в виду этого - как его там зовут?
- Сэма.
- Ты не должен отождествлять себя со своим персонажем.
- Почему? Вся страна думает, что я - это он. Вчера в "Теско" какая–то старая кошелка накинулась на меня и заявила, что я сам во всем виноват, потому что крутил с Тиной за спиной Карла. Что божье проклятье пало на мои яйца.
- Божье проклятье, да - вздохнул я. - Ты же осознаешь, я понятия не имею, кто все эти люди. Пора мне начать смотреть твой сериал.
- Можно не стараться, - ответил он, будто отвечая заготовкой на журналистский вопрос. - Безусловно, в нем присутствуют некий элемент сермяжного реализма городских гетто, который отражает и транспонирует упадок традиционных семейных ценностей в Лондоне, историческую память, утраченную в современной погоне за экзотическими удовольствиями и гедонистическим удовлетворением, попытку исследования универсально значимых тем, но сценарий - дерьмо, актерская игра - ни к черту, сплошные повторы и банальности из–за недостатка времени на репетиции и стремления руководства выжать все, что можно. Все это понимают.
Я замолчал на долгое, долгое время, моргая от изумления.
- Что? - в итоге вопросил я, не уверенный в том, что эта сентенция только что сошла с языка моего сидящего на наркотиках племянника, завсегдатая вечеринок. - Что ты только что сказал?
- Забудь об этом. Это просто телевидение, - расхохотался он. - Вымысел. Грим. - Он помолчал, ожидая, что я еще скажу, но мне было нечего добавить. А что я мог еще сказать? - До скорого, дядя Мэтт, - сказал он в конце концов в тишину и, хмыкнув, дал отбой. Я несколько секунд держал трубку в руках, слушая гудки, затем сел и закрыл глаза, чтобы запомнить получше. Сомнений не было: один из Томасов в кои–то веки помог мне. И это была отрадная перемена.
П.У. открыл дверь и театрально вцепился в мои плечи. Волосы, которые с одного бока он отращивал длиннее, чтобы зачесывать их через макушку к правому уху, криво свисали, как занавес, закрывая левое. Отвратительное зрелище. На бледно–голубой рубашке под мышками виднелись темные полумесяцы пота, и он был одних носках.
- Слава богу, - затравленно произнес он, втаскивая меня внутрь и быстро захлопывая за мной дверь. - Я не знаю, как это случилось, - начал он. - Мы просто… мы… мы…
- Успокойся, - сказал я, отступая назад, поскольку от него разило алкоголем. - Боже мой. Сколько ты сегодня выпил?
- Много, - ответил он. - Слишком много. Но я уже протрезвел, клянусь.
П.У и в самом деле был трезв. Он казался самым трезвым человеком в стране, хотя лицо его было бледно, и он слегка дрожал. Я направился к двери в гостиную, но когда моя рука коснулась дверной ручки, он накрыл ее своей ладонью, остановив меня. Я посмотрел на него.
- Прежде, чем ты войдешь, - быстро произнес он, - я хочу, чтоб ты знал, что я не виноват. Клянусь, я тут не при чем.
Я кивнул и на меня вдруг навалился страх, смешанный с паникой. Я отчаянно боялся тех ужасов, которые могли обнаружиться за дверью. Хотя в конце концов стало ясно, что все действительно обстоит хуже некуда, сама сцена оказалась непримечательной. Джеймс сидел на полу, прислонившись к дивану, полностью одетый, а между ног у него стоял стакан скотча. Руки ладонями кверху раскинулись по сторонам, глаза открыты - он невидяще смотрел в стену перед собой. Хотя я сразу же понял, что он и мертв, мой взгляд все–таки тоже метнулся к другой стороне комнаты, чтобы понять, куда он смотрит. Там в полумраке, съежившись в кресле, со стаканом скотча в руках сидела юная девушка, на вид - не старше восемнадцати. Ее била дрожь; обхватив себя руками, она смотрела на Джеймса - они не сводили глаз друг с друга, точно затеяли нелепую игру в гляделки.
- Найди одеяло, - поспешно сказал я П.У., который нервно топтался возле, ожидая моей реакции. - А лучше даже два.
Он исчез и через секунду вернулся с двумя толстыми одеялами, одним из которых я накрыл Джеймса. Как только я это сделал, девушка внезапно очнулась и уставилась на меня широко открытыми глазами. Взяв второе одеяло, я подошел к ней, и она отпрянула, в панике пытаясь как можно глубже вжаться в кресло.
- Все хорошо, - тихо сказал я, дружелюбно протянув ей руку. - Вам нужно согреться. Я хочу вам помочь.
- Это не я, - быстро сказала она. - Я тут ни при чем. Он сказал, что справится. Сказал, что и раньше так делал. - Для юной проститутки девушка выражалась на удивление грамотно. Интонации, привитые частной школой, манеры, присущие образованным, богатым. Девушка во вкусе Джеймса, без сомнения. У нее было хорошенькое личико, скромный макияж, хотя ресницы накрашены чересчур густо, и от жары в комнате тушь потекла.
- Сколько вам лет? - мягко спросил я, опустившись перед ней на корточки и подтыкая одеяло.
- Пятнадцать, - быстро сказала она, отвечая мне вежливо и честно, точно учителю или родителю.
- О господи… - вздохнул я и раздраженно обернулся к П.У. - Какого хрена вы тут делали? - Не в моих правилах выражаться грубо, но ее ответ меня сразил. - Какой херней вы тут занимались всю ночь?
- Извини, Матье, - сказал П.У., грызя ногти; по лицу его струились слезы. - Мы не знали. Она сказала, что она старше. Она сказала…
Какой–то блеск привлек мой взгляд - я посмотрел на пол и увидел серебряную чайную ложку, в центре слегка побуревшую, а на самом кончике ее посверкивал крохотный пузырек. Я подобрал ее, посмотрел и снова бросил на пол.
- Господи боже мой, - не удержался я, подошел к телу Джеймса и отбросил одеяло. Девушка завизжала, когда я отвернул рукав его рубашки и увидел шприц, воткнутый прямо в вену. Он был пуст. - Что это было? - спросил я. - Что он ввел?
- Это все она! - раздраженно закричал П.У. - Она это принесла. Она сказала, что с этим будет лучше.
- Врешь, блядь! - завопила девушка. - Сам попросил принести. Сказал, что вам нужно расслабиться. Сам дал мне на это денег, ебаный ублюдок!
П.У. в ярости рванулся было к ней, но я остановил его и отшвырнул к дивану, где он едва не приземлился на тело Джеймса.
- Сядь! - приказал я. Мне показалось, что я разнимаю двух ребятишек, подравшихся на детской площадке, а вовсе не защищаю от пожилого мужчины девушку на сорок лет его младше. - А теперь рассказывайте, что случилось.
На несколько минут воцарилось молчание - я ждал, когда кто–нибудь из них заговорит. В конце концов П.У. пожал плечами и виновато посмотрел на меня.
- Мы просто хотели немного развлечься, - проговорил он, - Вот и все. Решили немного выпить. Но потом разошлись. Ты же знаешь, он не дурак выпить. И всех вокруг заставляет напиваться вместе с собой. Мы искали такси. Потом увидели ее, эту маленькую шлюшку.
- Пошел ты! - завизжала она.
- Джеймс подошел к ней и спросил, не прочь ли она, ну… сам знаешь, она согласилась и…
- Опять врешь, сука! - заорала она. Я развернулся и разъяренно посмотрел на нее; она захныкала и забилась в кресло, всем видом показывая, что больше не заговорит ни за что на свете.
- Продолжай, - велел я П.У. снова. - Рассказывай, как все происходило. Правду.
- Ну, мы вернулись сюда, - сказал он, - настроились, сам понимаешь. Я должен был идти первым, за мной Джеймс. Он сказал, что у него в последнее время проблемы. Со стояком, понимаешь. Сказал, что ему нужно что–нибудь - взбодриться. Спросил, что у нее есть, и тогда она предложила героин.
- Но это бы его сразу же вырубило! - возмутился я, повернувшись к ней. - О чем вы думали?
- Не смейте на меня орать, - зарыдала девушка. - Я не виновата. Думаете, мне хотелось, чтобы этот жирный ублюдок барахтался на мне? Я сказала, что у меня есть, он заявил, что хочет героина, я спросила, вмазывался ли он раньше, он поклялся, что да, вот я и дала ему. Мне все равно, лишь бы платили. Я ему, блядь, не мамаша, понятно?
- Да посмотри на него! - заорал я. - Он ведь умер.
- Он воткнул иголку, - сказал П.У., - а затем его начало трясти. Изо рта потекла слюна, похоже на припадок. Упал на пол и через минуту перестал шевелится. Я поднял его и прислонил к кушетке. Никто из нас не виноват, правда. Никто не может нас обвинить. Он сам это сделал.
- Господи, П.У., - сказал я, посмотрев на него. - Вы сняли проститутку. К тому же, мать вашу, несовершеннолетнюю. Вы тут принимали наркотики. Тяжелые наркотики. А теперь здесь покойник. Тут что ни фраза - все противозаконно.
Он обхватил голову руками и снова зарыдал. Я посмотрел на девушку - та с отвращением уставилась на него, затем достала из кармана пилочку и принялась с удивительной скоростью обрабатывать ногти.
- Я ухожу, - заявила она, когда я на нее посмотрел. - Я тут ни при чем.
- Сядь на место, - приказал я. - Никто никуда не идет. Пока я не решу, что делать. Никто не двинется из этой комнаты, пока я не разрешу. И ни звука, понятно?
Я вышел в коридор, словно родитель двух малолетних детей, застукавший их за болтовней посреди ночи, и плотно закрыл дверь за собой. Хотел даже запереть ее, но ключ остался с другой стороны. Я присел на ступеньки и задумался. Я могу просто уйти. Открыть входную дверь, спуститься на улицу и отправиться домой. Пусть сами разбираются. Я к этому не имею никакого отношения, в конце концов. Разумеется, я приехал сюда на такси, и мои отпечатки теперь там повсюду, но по крайней мере не на шприце, и я сумею что–нибудь придумать. Смогу как–то объяснить. А что будет с этими двумя, меня не касается, верно? Я могу просто уйти.
Но я не ушел. Слишком велик был риск. Пожизненное заключение могло бы оказаться ужасно долгим. Я задумался; я не слишком хорошо разбирался в современных наркотиках - где их достают, как употребляют, как они действуют. Мне нужен кто–то сведущий. Я достал записную книжку и пролистал ее, затем набрал номер с телефона в холле. Глубоко вздохнул, надеясь, что поступаю правильно.
Томми приехал через двадцать минут, одетый, как всегда, в черное, только на сей раз он надел еще и темную вязаную шапочку. Я не знал эксперта по наркотикам лучше, чем мой племянник. Уж он–то перепробовал все доступное человеку или животному и навидался подобных ситуаций. Он должен знать, как с этим разобраться. Томми выслушал всю историю и покачал головой.
- Ты уже по уши в это вляпался, - сказал он. - И с этим ничего теперь не поделаешь. Этот мудак не должен был звонить тебе, а тебе не нужно было приезжать. Но раз ты уже здесь, проблему нужно как–то решать.
- Послушай, - сказал я, поразмыслив обо всем, пока он был в пути. - Он сам принял наркотики, верно? Люди ведь нередко от этого умирают. Нам только нужно придумать, как обставить все так, чтобы стало ясно: он сам это сделал. Я имею в виду, так оно все, разумеется, и было на самом деле, но мы должны сделать так, чтобы никто в этом не усомнился. У него хватало стрессов на работе, такие вещи происходят сплошь и рядом. Ты даже не представляешь, скольких я знал людей, покончивших с собой из–за проблем на работе. Однажды это случилось прямо на моих глазах, - добавил я, вспомнив о Дентоне Ирвинге, моем друге с Уолл–стрит.
- Его кабинет, - сказал Томми, возбужденно хлопнув в ладоши. - У тебя есть ключ. Мы отвезем его в офис, усадим в кресло за столом, а ты придешь утром и найдешь его там. Вызовешь полицию. Никто ничего не заподозрит. Подумают, что он сам во всем виноват.
- Хорошо, - сказал я, кивая. - А что с этими двумя?
Едва я это сказал, дверь открылась, и вышла девушка. Томми моментально отвернулся, чтобы она не успела его разглядеть, но было слишком поздно - лицо у нее напряглось от изумления.
- Сэм? - медленно спросила она. - Ты…
- Пошла в комнату! - заорал я, так что она подпрыгнула и взвизгнула. - Ты вернешься в комнату и будешь сидеть там, пока я не скажу, что делать. Или мы прямо сейчас вызываем полицию, выбирай.
Девушка опрометью бросилась в комнату, захлопнув за собой дверь. Томми повернулся и яростно глянул на меня.
- Видишь? - возопил он в отчаянии.
Мы сделали, как предложил Томми. Погрузили Джеймса в машину и отвезли в штаб–квартиру, где я его "обнаружил" на следующее утро. К тому времени, как я вернулся, девушка исчезла, а П.У. успешно делал вид, что ничего не случилось. На следующий день история попала на первые полосы газет: "ТВ–БОСС ПЕРЕДОЗИРОВАЛСЯ В ОФИСЕ", "СПУТНИКОВЫЙ МАГНАТ ГИБНЕТ ОТ НАРКОТИКОВ". Затем перекочевала на пятые–шестые страницы таблоидов, где возможный переход мисс Тары Моррисон на "Би–би–си" комментировался как одна из возможных причин стресса, повлекшего за собой смерть Джеймса Хокнелла. Тара посвятила бывшему боссу свою колонку "Тара говорит: Просто скажи нет", в которой превозносила его талант и приходила в отчаяние - "Я в отчаянии, читатель" - от того, куда катится эта страна. Мне пришлось несколько раз излагать этот сценарий полиции, и, к счастью, они всему поверили. Через неделю смерть эта уже считалась "несчастным случаем", и нашего бывшего управляющего похоронили; на церемонии присутствовало лишь двадцать человека. Заметно было отсутствие П.У., который не замедлил слечь с простудой.
После этого случая я укрепился в своем намерении спасти жизнь Томми - если до этого у меня и были какие–то сомнения, теперь они исчезли. Я не хотел, чтобы он встретил такой же конец. Я не мог позволить ему исчезнуть с лица земли, как это случилось с Джеймсом или с многочисленными предками Томми. Он пришел мне на помощь, и я должен помочь ему.
Парень уже умер, мы лишь исправили ситуацию. Но несмотря на попытки Томми успокоить мою совесть, я не мог избавиться от вины. Не я совершил это преступление, но я скрыл его - и теперь молился, чтобы в будущем мне за это не пришлось отвечать.
Глава 10
СНОВА С ДОМИНИК
Мы поспорили, брать нам лошадь и повозку Ферлонга или не стоит, и в итоге решение за нас принял Тома. К моему смятению, Доминик настаивала, чтобы ехать на ней до самого Лондона. Последние сутки вымотали ее до предела, и мысль о том, что до столицы придется идти еще трое суток пешком, приводила ее в ужас, поэтому повозка казалась ей даром небес. Я, в свою очередь, утверждал, что это может привлечь к нам внимание: если кто–то хватится молодого фермера и опознает его повозку, не сносить нам головы. Разумеется, мы не собирались ехать в его края, но, вместе с тем, не исключено, что нас увидят его родственники или знакомые, так что рисковать не стоило. Однако в конце концов Тома разнылся, что он не желает идти дальше, Доминик приняла мою сторону - чтобы насолить ему, я полагаю, - и мы отправили лошадь по дороге, которая в итоге должна была привести ее домой, в Брэмлинг. Без возницы.
Мы не спали ночью, но решили пройти еще несколько часов, а уж потом расположиться на ночлег: нам не терпелось убраться как можно дальше от этого ужасного места. После того, как я убил Ферлонга, мы вытащили его тело наружу и бросили в заросли в нескольких ярдах за амбаром. Я хотел похоронить его, но копать было нечем, так что задача оказалась нерешаемой. Доминик предложила спрятать его в подлеске, забрать деньги и представить все так, будто его ограбили в дороге. Тогда, сказала она, может быть, нас никогда не найдут, а мы просто выполним свой изначальный план - отправимся в Лондон и начнем новую жизнь, точно ничего не случилось. Хотя я поступил правильно, убив его, ибо он наверняка бы преуспел в своих намерениях относительно Доминик, вряд ли наши приключения закончатся счастливо, если мы сообщим об этом властям. Мы были еще очень юны и, естественно, боялись полиции - случись суд, нас троих могли разлучить. Дело уже сделано, мы не могли ничего изменить, так что лучше просто двигаться дальше и отрицать знакомство с этим человеком.
Вытерев рвоту с его лица, я перекатил Ферлонга на живот и забрал у него из кармана маленький мешочек с деньгами: возможно этого нам хватит еще на несколько дней. Доминик бросила невдалеке от тела пару гиней, чтобы изобразить, будто вор и убийца разнервничался и потерял часть своей добычи. Мы разорвали на Ферлонге одежду и вспороли куртку на спине. И тут Доминик предложила еще один финальный штрих.
- Да ты, должно быть, шутишь, - сказал я, похолодев от этой мысли.