Младший брат - Кори Доктороу 10 стр.


Хоть и не без содрогания, я продолжал пользоваться своим ноутбуком, чтобы не вызвать подозрений у тех, кто установил в него жучок. Я решил не делать резких движений и каждый день ненадолго заглядывать в Интернет, постепенно сокращая продолжительность сеансов. Тогда у моих соглядатаев сложится впечатление, что мне это дело типа надоедает. В основном я просто читал все эти стремные некрологи о тысячах горожан, наших соседей и друзей, нашедших свою смерть на дне залива.

Сказать по правде, у меня действительно оставалось все меньше времени на домашние дела, зато я чаще рыскал по городу, раздавая каждый день по пятьдесят - шестьдесят дисков с копиями "параноид-иксбокс" тем, кто изъявил желание прожечь еще столько же для своих приятелей и знакомых.

Я не слишком опасался, что меня застукают за этим занятием, так как в моем распоряжении имелась хорошая криптография, или тайнопись, известная со времен Древнего Рима (в буквальном смысле: еще император Август увлекался тайнописью и придумывал собственные коды; некоторые из них мы используем до сих пор для зашифровки неприличных пенок в нашем е-мейле).

Криптография - это математика. Крупнокалиберная математика. Я не собираюсь останавливаться на этом подробно, просто неохота сейчас напрягать мозги себе и вам - если есть желание, почитайте сами в "Википедии".

Приведу лишь краткое объяснение, типа конспекта. Есть математические действия, которые легко осуществляются в одном направлении, но с превеликим трудом поддаются обратному решению. Например, ничего не стоит перемножить два больших простых числа, получив произведение со многими цифрами. Однако гораздо сложнее взять одно гигантское число и выяснить, какие два простых множителя изначально его образовали.

Значит, если в основе кода зашифрованного сообщения лежит принцип умножения больших простых чисел, то, не зная этих чисел, прочитать его будет чрезвычайно трудно. Обалденно трудно. Настолько трудно, что даже если все существующие в мире компьютеры будут решать эту задачу круглосуточно и непрерывно, то все равно не смогут докопаться до правильного ответа и за триллион лет.

Процесс тайнописи имеет четыре составляющие. Во-первых, информация, подлежащая шифрованию, которую специалисты называют "открытый текст". Во-вторых, конечный продукт - шифрованный текст или "шифровка". Третий компонент - шифровальная система, "шифр". Наконец, существует так называемый ключ, посредством которого открытый текст превращается в шифровку и наоборот, а потому его необходимо хранить в секрете.

Было время, когда в секрете пытались хранить и шифры, и ключи, и все правительства или заинтересованные ведомства имели собственные шифровальные системы. В период Второй мировой войны нацисты и союзники всячески скрывали друг от друга способы зашифровки своих сообщений, не говоря уж о ключах, которыми их расшифровывали. Ну что ж, пожалуй, они поступали правильно, не так ли?

Нет, не так!

Когда я впервые услышал о принципе разложения больших чисел на простые множители, то сразу сказал: тут что-то не так. То есть, конечно, это самое разложение в натуре штука непростая. Но ведь когда-то считалось, что человеку не дано летать или отправиться на Луну, и что невозможно создать жесткий диск с объемом памяти больше считанных килобайт. Так же и с криптографией - кто-то должен додуматься, как прочитать зашифрованные сообщения. Я даже вообразил себе упрятанное в недрах горы сооружение Агентства национальной безопасности, где тысячи математиков читают электронную почту всего мира и злорадствуют.

Кстати, нечто похожее произошло и во время Второй мировой войны. Вот почему в жизни все не так, как в игре "Замок Вольфенштейн", за которой я провел много дней, охотясь на нацистов.

Дело в том, что очень тяжело сохранить шифры в тайне. Они требуют прорвы математических исчислений, а если широко используются, то их секрет должна блюсти толпа народу. Так что, найдись в ней хоть один перебежчик, надо тут же менять шифр на новый.

Нацисты придумали специальную портативную шифровальную машину, которую назвали "Энигма". Этим аппаратом снабдили все морские суда, подводные лодки и шпионские резидентуры. Естественно, одному из них рано или поздно было суждено попасть в руки союзников.

А те в натуре разобрали его по косточкам. Работой по изучению "Энигмы" руководил мой личный кумир на все времена по имени Алан Тьюринг. Он во многом положил начало созданию современных компьютеров. Тьюринг был голубой, и это обернулось для него трагедией. После окончания войны отмороженное британское правительство велело накачать его мужскими гормонами, чтобы "излечить" от нестандартной сексуальной ориентации, и он покончил с собой. Книжку с биографией Тьюринга подарил мне Даррел на мой четырнадцатый день рождения, завернув ее в двадцать слоев бумаги и сунув в игрушечный бэтмобиль, сделанный из переработанного вторсырья - это у него такой бзик преподносить подарки подобным образом. С тех пор я стал фанатом Тьюринга.

Итак, союзники завладели "Энигмой" и могли перехватывать большое количество радиограмм, что, впрочем, само по себе не приносило им много пользы, так как капитан каждого судна имел свой персональный секретный ключ. А поскольку у союзников не было ключей, то даже наличие шифровальной машинки ничего им не давало.

Вот тут-то секретность и вредит криптографии. В шифре "Энигмы" отыскался изъян. После того как Тьюринг вник в суть дела, он сразу разглядел математическую ошибку, допущенную нацистскими криптографами. Теперь, владея "Энигмой", он мог расшифровать любое сообщение немцев, независимо от используемого ими ключа.

Эта ошибка стоила нацистам поражения в войне. То есть не поймите меня превратно. Слава богу, что их расколошматили. Поверьте ветерану боев в "Замке Вольфенштейн", нельзя нацистов допускать к власти в стране.

После войны криптографы много размышляли над случившимся. Тьюринг оказался умнее того, кто изобрел "Энигму". Получалось, что на каждый новый шифр найдется чья-то соображал ка, которая обязательно дотумкает, как его расколоть.

И чем дольше размышляли криптографы, тем сильнее укреплялись во мнении, что любой может разработать систему секретности, которую взломать ему самому не под силу. Однако никому не дано предвидеть, до каких контрмер может додуматься более сметливый противник.

Чтобы шифр оказался работоспособным, о нем надо объявить во всеуслышание, объяснить каждому встречному принцип его действия. Пусть как можно больше людей примутся долбить по нему, испытывая на прочность, всем, что под руку попадется. Если шифр действительно надежный, то ваша безопасность обеспечена надолго.

Именно так обстоят дела в современности. Тот, кто хочет обезопасить себя, не воспользуется недавним изобретением гениального криптографа. Будь он банкиром, террористом, дээнбистом или компьютерным фанатом, он все равно применит старую, хорошо известную шифровальную систему, которую еще никто не сумел расколоть.

Если вы попытаетесь изобрести собственный шифр, то на вас всегда может найтись свой Тьюринг, который разглядит в нем незамеченную вами трещинку. Он будет с усмешкой прочитывать ваши "секретные" послания, где вы перемываете чьи-то косточки, производите финансовые операции, отдаете военные приказы.

Итак, я знал, что криптография защитит меня от жучков, но не был готов иметь дело с гистограммами.

Я вышел из вагона метро, махнул проездной карточкой перед турникетом и направился к выходу на Двадцать четвертую улицу. Как обычно, на станции ошивались всевозможные наркоманы, алкаши, святоши, мексиканцы с остановившимся взглядом и мелкие гопники. Не обращая на них внимания, я прошмыгнул к лестнице и взбежал по ступенькам на поверхность. Вся сегодняшняя порция дисков с "параноид-иксбокс" разошлась по рукам. Они больше не оттопыривали мою сумку и ее легкость у меня на плече вызывала приятное чувство исполненного долга. Пружинистой походкой я зашагал вдоль улицы, оставив позади пристанционных проповедников, неутомимо наставляющих на путь истинный по-испански и по-английски.

Продавцы поддельных солнцезащитных очков уже разошлись, а их место заняли барыги, торгующие собачками-роботами, которые тявкали мелодию американского гимна и задирали заднюю лапу при виде портрета Усамы бен Ладена. Возможно, в их маленьких электронных мозгах спрятана какая-нибудь продвинутая программа, и я мысленно завязал узелок на память купить себе в следующий раз парочку песиков, чтоб разобрать и изучить внутренности. Не часто встретишь игрушку, способную узнавать человека по лицу. Эту технологию только недавно позаимствовали у военных для игорных заведений в попытке успешнее выявлять катал и шулеров.

Расправив плечи, я бодро шагал по Двадцать четвертой в сторону Портеро-Хилл и моего дома. Из ресторанов растекались запахи мексиканской кухни, навевая мысли о предстоящем ужине.

Не знаю, что меня заставило - может, интуиция, инстинкт, какое-то шестое чувство, - но я на ходу оглянулся и тут же понял, что за мной следят.

Их было двое: мясистые белые парни с усиками, похожие на копов или голубых байкеров, раскатывающих на крутых мотоциклах по улице Кастро - только у байкеров прически получше. Оба в застегнутых ветровках цвета старого цемента и голубых джинсах, у каждого на ухе по "блютузу". Я сразу подумал о том, что может висеть под такой ветровкой на поясе у копа, и вспомнил бэтманскую портупею дээнбиста в грузовике.

Я даже не сбился с ноги, только сердце заколотилось. В общем-то я предвидел это с тех пор, как взялся за тиражирование "параноид-иксбокс". Ребята из ДНБ должны были сообразить, чем я занимаюсь, несмотря на все принятые мною меры предосторожности. Недаром же дама с топорной стрижкой предупредила, что они с меня глаз спускать не будут, что я теперь "меченый". Только сейчас мне стало понятно, что все это время я ждал, когда меня арестуют и отвезут обратно в тюрьму. Ну и чего такого? Почему Даррела держат в тюрьме, а для меня должны сделать исключение? Чем я лучше него? Мне даже не хватило духу рассказать всю правду своим родителям. И отцу Даррела тоже.

Я ускорил шаг и мысленно провел инвентаризацию имущества. Так, в сумке у меня никакого компромата, если не считать мой скулбук с крякнутой операционкой, почтовой программой и прочим софтом. Но точно в таком же состоянии находится половина школьных ноутбуков. Я перекодировал память моего мобильника - разделил-таки на две части, открываемые разными паролями: одну для посторонних, на случай необходимости; а вторую для действительно секретной информации. Внешне скрытая секция выглядит, как ничего не значащая туфта - такой ее делает используемая мной шифровальная система. Поэтому никто даже не догадается о существовании тайного содержимого памяти.

Итак, дисков при мне нет, также как инкриминирующих улик в ноутбуке. Конечно, если они хорошенько покопаются в моем иксбоксе, вот тогда, как говорится, геймовер, игра закончена.

Я сделал все возможное, чтобы прикрыться, остальное от меня не зависело. И я замедлил шаг. От судьбы не убежишь. Я зашел в ближайшую забегаловку, где готовили буррито, и заказал себе один с начинкой из карнитас, рубленой свинины, и с дополнительной порцией сальсы, острого соуса. Хоть пожрать напоследок. Взял еще большой стакан ледяной орчаты, напитка из риса со сладковато-водянистым вкусом рисового пудинга (гораздо приятнее, чем может показаться).

Стоило мне приняться за еду, меня тут же охватило необычайное спокойствие. Либо я отправлюсь за решетку за свои "преступления", либо нет. Все равно мне не предоставили полной свободы, а лишь вывели на прогулку на длинном поводке. Моя страна перестала быть моим другом; мы находились по разные стороны фронта, и эту войну я, очевидно, проиграл.

Парни вошли в забегаловку, когда я доедал буррито и подумывал заказать на сладкое чуррос, пончики с коричным сахаром, жаренные во фритюре. Наверное, им наскучило дожидаться снаружи, особенно когда стало ясно, что речь идет о тяжелом случае обжорства.

Они подошли к стойке и остановились позади меня, перекрыв путь к отступлению. Я забрал свои чуррос от симпатичной старушки за прилавком и подал ей деньги, торопливо откусывая от пончика прежде, чем обернуться - хотелось успеть насладиться моим десертом, может быть, последним за долгий-долгий срок.

Я обернулся. Они стояли так близко, что я различил прыщ на щеке у того, что слева, и каплю, выглядывающую из ноздри того, что справа.

- Простите, - сказал я и попытался протиснуться между ними. Тот, что с соплей, чуть подвинулся, не пропуская меня.

- Сэр, - произнес он, - не могли бы вы пройти с нами? - и показал рукой на дверь забегаловки.

- Извините, но мне надо доесть, - ответил я, снова пытаясь пролезть между двумя качками. На этот раз Сопливый уперся рукой мне в грудь. Он начал часто сопеть, отчего капля на каждый выдох высовывалась из ноздри. Наверное, я тоже запыхтел, сам того не замечая из-за стука собственного сердца.

Его приятель отогнул край ветровки, где у него был пришпилен полицейский значок.

- Полиция, - сказал он. - Прошу пройти вместе с нами.

- Сейчас, только заберу свое барахло, - упирался я.

- Ничего, мы об этом позаботимся, - сказал Прыщавый, а Сопливый шагнул вплотную ко мне, приставив ступню к внутренней стороне моей ступни. Такой прием применяется в боевых искусствах, чтобы вовремя почувствовать и предотвратить очередное движение противника.

Но я и не думал сопротивляться или бежать. От судьбы не убежишь.

Глава 7

Они повели меня к выходу из забегаловки, а потом за угол, где стояла "краун-виктория" без обозначений принадлежности полиции. Впрочем, то, что это полицейская машина, не секрет ни для кого из жителей современного города. Только копы все еще не пересели на модели меньших размеров теперь, когда бензин подорожал до семи баксов за галлон. И только копы могут позволить себе поставить машину во втором ряду посреди улицы Ван-Несс в нарушение уму непостижимых правил парковки в Сан-Франциско, не боясь, что их тачку отбуксируют эвакуаторы, которые непрерывно колесят по городу в поисках добычи, а затем взимают хищническую мзду за освобождение со штрафной стоянки угнанного ими автомобиля.

Сопливый высморкался. Он сидел рядом со мной на заднем сиденье. Его напарник расположился впереди и тыкал одним пальцем по кнопкам древнего ноутбука в износоустойчивом корпусе. Судя по внешнему виду, им могла пользоваться еще семейка Флинтстоунов в своем каменном веке.

Сопливый выжидательно посмотрел на меня.

- Мы просто зададим вам несколько формальных вопросов.

- Могу я видеть ваши значки? - попросил я, не сомневаясь, что эти парни из полиции. Просто пусть убедятся лишний раз, что мне известны мои права.

Сопливый на мгновение вынул значок и тут же спрятал, но Прыщавый повернулся с переднего сиденья и держал свой достаточно долго, чтоб я успел рассмотреть номер полицейского дивизиона и четырехзначный личный номер, который легко запомнил: цифрами 1337 хакеры обозначают буквосочетание "leet" - "элита".

- У вас есть при себе какой-нибудь документ, удостоверяющий личность? - Оба вели себя очень вежливо и даже не пытались запугивать меня, в отличие от дээнбистов, когда я попал к ним в лапы.

- Я арестован?

- Вы временно задержаны в интересах обеспечения вашей и общественной безопасности, - объяснил Сопливый.

Я протянул ему свое водительское удостоверение. Сопливый передал карточку Прыщавому, а тот стал медленно впечатывать данные в компьютер. Я заметил, как он сделал ошибку, и чуть не поправил его, но сдержался, решив, что лучше не высовываться попусту.

- Ты не хочешь рассказать нам о чем-нибудь, Маркус, или ты предпочитаешь, чтоб тебя звали Марк?

- Сойдет и Маркус, - ответил я. Сопливый вроде бы ничего парень. Если, конечно, не считать того, что он затащил меня к себе в машину против моей воли.

- Ну так как, Маркус, тебе есть что рассказать мне?

- Что, например? Вы меня допрашиваете? Я арестован?

- Пока нет, - ответил Сопливый. - Хочешь, чтоб мы тебя арестовали?

- Нет, - сказал я.

- Вот и хорошо. Мы наблюдаем за тобой с той минуты, как ты вышел из метро. Твой фастпасс отметился во многих необычных местах и в самые необычные часы.

Я почувствовал, как у меня в груди что-то расслабилось. Значит, речь идет вовсе не об икснете, не сейчас, во всяком случае. Кто-то отслеживал мои передвижения в метро и хочет знать, по каким непонятным маршрутам я раскатываю. Вот идиотизм!

- Значит, вы, парни, следите за каждым пассажиром метро, который ездит больше, чем в одном направлении? У вас должно быть много работы!

- Не за каждым, Маркус. Если в поле нашего зрения возникает человек с нетипичным маршрутным графиком, для нас это сигнал, чтобы принять решение о начале расследования. В твоем случае нам стало интересно, почему у смышленого на вид подростка такая странная статистика поездок?

Вместе с растущей уверенностью, что меня не собираются немедленно бросить в тюрьму, во мне стала закипать злость. Неужели у этих уродов нет других забот, кроме как шпионить за мной? И метро, черт возьми, должно заниматься своими прямыми обязанностями - перевозить пассажиров, а не участвовать в никому не нужной слежке за ними! И где, интересно знать, засветился мой гадский проездной билет и дал им повод заподозрить меня в "нестандартных перемещениях"?

- Кажется, я уже хочу, чтоб меня арестовали, - пробормотал я.

Сопливый откинулся на спинку сиденья и вопросительно поднял брови.

- Неужели? И что за преступление ты совершил?

- То есть как? Разве не преступление ездить в общественном транспорте непонятно куда и зачем?

Прыщавый устало закрыл глаза и потер их костяшками больших пальцев.

Сопливый притворно вздохнул.

- Маркус, пойми, мы не враги тебе. Но мы используем методы, направленные на то, чтобы выявить и обезвредить наших общих врагов - террористов и наркодилеров. Предположим, что ты в самом деле торгуешь наркотиками. Проездной билет дает тебе удобную возможность распространять их по всему городу: кто ты, откуда - никому неизвестно.

- Чем плохо оставаться неизвестным? Томаса Джефферсона, к примеру, вовсе не парило, что немногие знали о его авторстве текста Декларации независимости. Да, кстати, я уже арестован?

- Отвезем его домой, - предложил Прыщавый. - Заодно с родителями поговорим.

- Вот отличная идея, - подхватил я. - Моим родителям наверняка будет очень любопытно узнать, как расходуются доллары, уплаченные ими в виде налогов на…

Я все-таки перегнул палку. Сопливый уже протянул было руку, чтоб открыть дверь, но, услышав мои слова, резко развернулся ко мне, злобно оскалясь, с набухшими венами на шее.

- Почему бы тебе не заткнуться прямо сейчас, пока у тебя еще есть такая возможность? После всего, что произошло за последние две недели, ты мог бы напрячься немного и содействовать работе полиции. А знаешь, что - тебя, пожалуй, стоит арестовать! Посидишь денек-другой в тюрьме, пусть твой адвокат побегает, поищет тебя. А за это время многое может случиться. Очень многое! Ну так как, ты все еще хочешь, чтоб мы тебя арестовали?

Назад Дальше