Я не слышал их со дня, когда взорвали мост, но мне уже никогда не забыть этого звука. Он пронзил меня насквозь до самой мошонки и спустился в пятки, отчего ноги стали ватными. Меня обуял такой ужас, что я вскочил с неодолимым желанием бежать отсюда без оглядки. В голове моей с надетой на нее красной бейсболкой вертелась только одна мысль - добраться до статуи Основателей и встретиться с Энджи.
Теперь уже все повскакивали на ноги и носились туда-сюда как угорелые. Я целенаправленно бежал к статуе, расталкивая встречных, держась за свои ранец и красную бейсболку. Меня искала Маша, а я душой и телом стремился к Энджи.
Я толкался и чертыхался. Отпихнул кого-то локтем. Какой-то парень своим тяжеленным ботинком обрушился мне на ступню, так что в ней даже хрустнуло; я с силой оттолкнул его, и он грохнулся на землю; попытался встать, но опять повалился под ногами бегущих. Что с ним было дальше, я не видел, устремившись вперед, толкая и отпихивая всех, кто попадался мне на пути.
Я вытянул руку, убирая в сторону очередную помеху, и тут чьи-то сильные пальцы вцепились в запястье и локоть и резко заломили мне ее за спину, чуть не вывихнув плечевой сустав. Я согнулся пополам, завопив от боли, но меня почти не было слышно в реве толпы, вое сирен и грохоте лопастей вертолетных винтов.
Те же сильные руки распрямили меня, как марионетку. Я не мог не то что вырваться из железного захвата, но даже просто пошевелиться, и двигался только по приказанию этих рук, позабыв о толпе, вертолетах и Энджи. С большим трудом вывернув голову, я покосился на своего противника.
Это была девчонка с острым крысиным лицом, наполовину спрятанным под огромными темными очками, над которыми вздымалась всклокоченная ярко-розовая шевелюра.
- Ты! - вырвалось у меня. Я вспомнил ее. Это она сфотографировала меня и пригрозила настучать на школьный блог прогульщиков, а через пять минут после этого завыли сирены. Та самая, коварная и безжалостная. Она и ее подруги первыми сбежали с места нашей встречи в Тендерлойне, но, похоже, как и мы, попали в лапы ДНБ. Только я повел себя не так, как хотелось дээнбистам, и стал их врагом.
А она - Маша - союзником.
- Привет, М1кЗу, - чуть ли не интимно прошептала Маша мне на ухо, так что у меня по спине пробежал холодок. Она ослабила хватку, и я рывком высвободил свою руку.
- Это ты, - тупо повторил я. - Вот черт!
- Да, я, - невозмутимо подтвердила Маша. - Минуты через две начнется газовая атака. Линяем отсюда!
- Меня ждут! Моя девушка, она у статуи Освободителей. Маша бросила взгляд поверх толпы.
- Бесполезно. Не успеем. Говорю же, через две минуты здесь все зальют газом.
Я встал как вкопанный.
- Без Энджи не пойду!
- Да ради бога, - пожала плечами Маша и опять наклонилась к моему уху: - Желаешь отсосать - пожалуйста!
И начала протискиваться сквозь толпу в северном направлении, к центру города. Я продолжил свой путь к статуе Освободителей, но секундой позже снова вскрикнул от боли в руке, скрученной в чудовищном захвате. Маша развернула меня и стала толкать перед собой.
- Ты слишком много знаешь, дебил! - яростно приговаривала она сквозь зубы. - Ты видел меня в лицо. Со мной пойдешь!
Я упирался как мог, кричал, выворачивался так, что, казалось, вот-вот выскочит сустав, но боль пересиливала, и Маше удавалось вести меня вперед. С каждым шагом мне было все труднее ступать на ушибленную ногу, и вместе с болью в руке я испытывал такие муки, что совсем потерял волю к сопротивлению.
Используя меня как таран, Маша довольно быстро пробиралась через толпу. К реву вертолетных двигателей добавился какой-то новый звук. Маша отпустила мою руку и сильно подтолкнула в спину.
- Беги! - выкрикнула она. - Начинается!
Толпа тоже зазвучала по-иному. Тональность криков резко подпрыгнула и начала срываться на кашель и хрипы. Я уже слышал это паническое многоголосие. Тогда, в парке. Газ струями опускался на площадь. Я задержал дыхание и побежал.
Мы выбрались из гущи толпы. Я как мог быстро захромал по тротуару среди поредевших прохожих, тряся затекшей рукой. Впереди стояла группа дээнбистов в шлемах, противогазах и со щитами в руках. При нашем приближении они выдвинулись, загораживая нам дорогу, но стоило Маше показать им свой значок, тут же ретировались, будто услышали голос Оби-Ван Кеноби: "Это не те дроиды, которые вам нужны".
- Слушай, ты, сучка! - прорычал я, ковыляя рядом с Машей по Маркет-стрит. - Мы должны вернуться за Энджи!
Она упрямо поджала губы и отрицательно помотала головой.
- Сочувствую тебе, приятель. Я со своим бойфрендом не встречалась уже несколько месяцев. Он, наверное, думает, что меня нет в живых. На войне как на войне. Если мы вернемся за Энджи, нам конец. Если будем действовать целенаправленно, есть надежда спастись. Пока есть надежда у нас, она есть и у твоей подружки. Из тех ребят, что на площади, не всех отправят в "Гуантанамо". Пару сотен, может, заберут, чтоб допросить, а остальных отпустят домой.
Мы продолжали шагать по Маркет-стрит мимо стрип-клубов и расположившихся неподалеку наркоманов и вонючих бомжей. Девица затащила меня в нишу входной двери закрытого стрип-клуба, сняла с себя куртку, вывернула ее наизнанку и снова надела. Подкладка была в неяркую полоску, и сидела куртка совершено иначе. Маша извлекла из кармана шерстяную шапочку и натянула поверх своей броской шевелюры; островерхая макушка озорно покосилась на сторону. Потом с помощью влажных салфеток для снятия макияжа Маша стерла косметику с лица и лак с ногтей. Через минуту ее внешность совершенно преобразилась.
- Смена гардероба, - подытожила она. - Теперь твоя очередь. Снимай к чертям ботинки, куртку и кепку! - В этом был резон. Копы не обойдут вниманием никого, кто сколько-нибудь похож на вампмобера. Бейсболку я просто выбросил - не нравятся они мне! Куртку запихнул в ранец, предварительно достав из него футболку с длинными рукавами и портретом Розы Люксембург, которую и надел поверх своей черной футболки. Потом Маша вытерла с меня грим и лак с ногтей, довершив мое перевоплощение.
- Отключи телефон, - велела она мне. - У тебя есть при себе что-нибудь с арфидами?
У меня было с собой школьное удостоверение, банковская карточка и фастпасс. Все это я сложил в протянутую мне Машей серебристую сумочку, в которой узнал "мошонку Фарадея", непроницаемую для радиоволн. И только когда она убрала сумочку в карман куртки, сообразил, что отдал ей все свои документы. Если Маша продолжает работать на ДНБ…
До меня начала доходить вся значимость случившегося на площади. Как мне сейчас не хватало Энджи! Во-первых, нас стало бы двое против одной, а кроме того, она подсказала бы мне то, чего я, возможно, не заметил. Например, если Маша чего-то недоговаривает.
- Вот тебе гравий, насыпь в кроссовки, прежде чем наденешь…
- Не надо. Я ступню потянул. Ни одна система идентификаций по походке меня теперь не узнает.
Маша кивнула мне, как профессионал профессионалу, и закинула за спину рюкзак. Я сделал то же со своим ранцем, и мы пустились в дорогу. Переодевание заняло меньше минуты. Из подворотни вышли два совершенно иных человека.
Маша посмотрела на свои наручные часы и озабоченно покачала головой.
- Пошли скорей, - сказала она. - Нам надо успеть на рандеву. И не вздумай сбежать! Выбор у тебя небогатый - либо со мной, либо в тюрьму. В ДНБ теперь несколько дней будут регистрировать по видеозаписи участников сборища, пока всех до единого не занесут в базу данных. Наше отсутствие не пройдет незамеченным. Считай, что нас обоих уже объявили в розыск.
На следующем перекрестке Маша свернула с Маркет-стрит в сторону Тендерлойна, Местность для меня знакомая. Именно здесь я со своей командой разыскивал источник Wi-Fi излучения в старое доброе время "Харадзюку-Фан-Мэднес".
- Куда мы? - спросил я Машу.
- Куда надо, - огрызнулась она. - Заткнись и не мешай думать!
Мы шагали очень быстро, и скоро по всему моему телу пот струился ручьями, со лба налицо, по груди и спине, просачивался между ягодицами и ниже, так что даже ноги стали мокрыми. Ступня разболелась по-черному, и мне казалось, что долго я не протяну и, наверное, в последний раз в жизни вижу улицы родного Сан-Франциско.
Как нарочно, мы все время поднимались в гору. Постепенно захудалость Тендерлойна сменялась великолепием Ноб-Хилла. Дыхание вырывалось из моей груди с мучительным хрипом. Маша вела меня по закоулкам; мы появлялись на больших улицах только для того, чтобы снова нырнуть в какой-то незаметный переход.
Свернув в один из таких переулков под названием Сабин-плейс, мы услышали позади себя чей-то голос:
- Стоять! Не двигаться! - В нем звучало нескрываемое злорадство. Мы с Машей разом остановились, будто в стену уперлись, и обернулись.
В начале переулка маячил Чарльз в наскоро подобранном наряде вампмобера: черные футболка и джинсы, белый грим на лице.
- Привет, Маркус, - сказал он. - Куда намылился? - Его рот расползся в широкой гаденькой ухмылке. - А это что за деваха с тобой?
- Чего тебе, Чарльз?
- А вот чего. Я засек, как ты раздавал в школе дивиди, и с тех пор следил за тобой в икснете. Когда ты дал сигнал о проведении вампмоба, я решил потусоваться поблизости, посмотреть, чем ты будешь заниматься. И знаешь, что я видел?
Я молчал. Чарльз держал в руке мобильник, направленный на нас объективом видеокамеры. Он записывал. Может, уже набрал девять-один-один. Маша рядом со мной будто окаменела.
- Я видел, что ты руководил беспорядками. И я снял все на видео. А сейчас я позвоню в полицию, и мы дождемся ее прямо здесь. Тебя упекут на долгий-долгий срок туда, где нехорошие дяди будут долго-долго трахать тебя в жопу!
Маша выступила вперед.
- Стой где стоишь, цыпа! - предостерег ее Чарльз. - Я видел, как ты помогла ему выбраться. Я видел все…
Маша быстро шагнула и выхватила мобильник из руки Чарльза. Другой рукой она моментально достала из-за спины бумажник со значком и раскрыла у него перед носом.
- ДНБ, говнюк! Я выполняла спецзадание, пасла этого лоха, чтобы выйти на его заказчиков, а ты, придурок, сорвал всю операцию. Знаешь, как это называется? "Создание препятствий выполнению служебных обязанностей по обеспечению национальной безопасности". Уголовно наказуемое преступление. Обещаю, что ты еще не раз услышишь эту формулировку.
Чарльз попятился, испуганно подняв перед собой руки. Даже сквозь белый грим было видно, как он побледнел.
- Что? Нет! То есть… я не знал! Я только хотел помочь!
- Расскажешь это на суде. А мы как-нибудь обойдемся без дилетантской помощи сопляков из числа доморощенных сыщиков!
Чарльз стал пятиться быстрее, но Маша оказалась проворнее, железной хваткой вцепилась ему в запястье и вывернула руку тем же дзюдоистским приемом, каким заломала и меня в Сивик-сентре. Своей свободной рукой она извлекла из кармана пластиковую ленту, используемую вместо наручников, и в мгновение ока обмотала ею запястья Чарльза.
После этого я развернулся и бросился бежать что было мочи.
Со своей больной ногой и тяжелым ранцем я успел доковылять только до противоположного конца переулка, когда Маша догнала меня, набросилась сзади и повалила на землю. Я с размаху грохнулся мордой об асфальт и ободрал полщеки.
- Идиот ты чертов! - выругалась Маша. - Ты уже вообще ничего не соображаешь?
Сердце колотилось у меня в груди, как птичка в клетке. Маша еще минуту посидела на моей спине, потом медленно слезла.
- Хочешь, чтоб я и тебя связала?
Я с трудом поднялся на ноги. На мне живого места не осталось. Хотелось сдохнуть тут же, на месте.
- Шагай, - сказала Маша. - Это уже недалеко.
"Это" стояло на одной из укромных боковых улочек Ноб-Хилла - восьмиосная фура, очень похожая на ощетиненные антеннами дээнбистские грузовики, не исчезающие с перекрестков Сан-Франциско.
На борту этого фургона, однако, была надпись: "Три спеца - доставка до крыльца". Все трое специалистов были тут же - сновали между своим транспортным средством и высоким многоквартирным домом с зеленой полотняной маркизой над входом. Они таскали мебель и коробки с надписями, аккуратно поднимали в кузов и укладывали в штабель.
Маша и я обошли по периметру весь квартал, но ей, очевидно, что-то не понравилось, и мы сделали еще один круг. Только убедившись, что опасности нет, Маша кивнула мужику, сторожившему фуру, - пожилому негру, подпоясанному широченным, как у штангиста, ремнем и в рабочих рукавицах. Вблизи у него оказалось доброе лицо, и он улыбнулся, когда мы с Машей быстро и уверенно прошли мимо к трехступенчатой лесенке и поднялись по ней в кузов фуры.
- Под большим столом, - обронил нам негр. - Мы там оставили свободное место.
Вся передняя половина кузова уже была занята штабелями мебели, но оставался узкий проход вокруг огромного стола, накрытого толстым стеганым одеялом, с ножками, обернутыми пузыристой упаковочной пленкой.
Маша затолкала меня под стол и залезла следом. Пыльный воздух застоялся, мне захотелось чихнуть, и я еле сдержался. Мы забились в тесное пространство между коробками, плотно прижавшись друг к другу. Места для Энджи здесь явно не было.
- Сучка, - бросил я Маше в лицо.
- Заткнись, неблагодарный! Ты должен мне ботинки лизать. Если бы не я, тебя бы захомутали через неделю, самое большее - через две, и отвезли бы не в "Гуантанамо", а куда подальше, в Сирию, например. Кажется, именно туда ссылают тех, кому надлежит исчезнуть без следа.
Я опустил голову на подтянутые к груди колени и принялся глубоко дышать.
- И вообще, какой бес тебя попутал объявлять войну ДНБ? И я рассказал ей. Все. Про наш арест, про Даррела. Маша похлопала себя по карманам и нащупала мобильник, но это оказался телефон Чарльза.
- Ошибочка вышла. - Она достала другой, включила, и наше маленькое убежище озарилось фантастическим сиянием. Повозившись немного, Маша показала мне дисплей.
На нем был снимок, сделанный ею в тот день накануне взрыва бомб, где я стоял вместе с Джолу, Ван и… Даррелом.
В своей руке я держал документальное подтверждение тому, что Даррел не погиб во время взрыва, а был жив, здоров и находился вместе с нами за несколько минут до того, как нас схватили дээнбисты!
- Мне нужна копия этого снимка, - сказал я Маше. - Очень нужна.
- Скопируешь, когда доберемся до Лос-Анджелеса, - ответила она, выхватив у меня мобильник. - И когда я растолкую тебе, как себя вести, чтобы не подставить нас обоих и уберечь наши задницы от Сирии. А то вдруг клюнет жареный петух попытаться спасти этого парня. А это не надо ни мне, ни ему. Он сейчас в большей безопасности там, где находится. Пока, во всяком случае.
У меня мелькнула мысль силой отобрать мобильник у Маши, но я тут же забыл о ней. Если уж эта девчонка разобралась с таким амбалом, как Чарльз… У нее, наверное, черный пояс или типа того.
Мы сидели в темноте и слушали, как "три спеца" с натужным кряхтеньем грузили в фуру коробку за коробкой, обвязывали штабеля. Потом Маша захрапела. Железные нервы! Я чувствовал, что тоже не прочь бы вздремнуть, но не получалось.
Через узкий коридор, ведущий к свежему воздуху и больше похожий на непролазную щель, все еще пробивался дневной свет. Я смотрел на него из темноты под столом и вспоминал Энджи.
Мою Энджи. Ее волосы, скользящие по плечам, когдаона качает головой и смеется над моей выходкой. Ее лицо, мельком увиденное мной в Сивик-сентре в последний раз, пока я падал, притворяясь отравленным газом. Тут мои мысли перескочили на то, как вампмоберы корчились на асфальте, а затем вспомнилась похожая агония в парке и наступающие дээнбисты с дубинками. Я подумал о тех, кто якобы пропал без вести.
О Дарреле. Его, с зашитой ножевой раной в боку, продолжают таскать на бесконечные, бессмысленные допросы, выпытывая сведения о неизвестных ему террористах.
Отец Даррела. Небритый, раздавленный горем и выпивкой. Посвежевший, в военной форме - "для газеты". Плачущий, как ребенок.
Мой папа и произошедшие в нем перемены после исчезновения сына. Он, как и отец Даррела, по-своему сломался. И его лицо, когда я рассказал об Острове Сокровищ.
Вот тогда я твердо понял, что мне бежать нельзя.
Я совершенно отчетливо осознал, что должен остаться и бороться до конца.
Маша дышала равномерно и глубоко, но когда я с величайшей осторожностью, медленно-медленно засунул руку ей в карман за телефоном, всхрапнула и зашевелилась. Я окаменел и затаил дыхание на целых две минуты, пересчитывая гиппопотамов.
Постепенно сонное сопение восстановилось. Я миллиметр за миллиметром вытягивал мобильник из кармана, так что у меня от напряжения начали подрагивать пальцы и заныло онемевшее плечо.
Наконец маленький предмет в форме шоколадного батончика очутился у меня в руке.
Я уж хотел было начать пробираться к свету, но тут вдруг вспомнил, как Чарльз издевался над нами, угрожал и все время тыкал в нашу сторону своим телефоном - именно в форме шоколадного батончика, только серебристого цвета, обклеенным десятком этикеток с фирменными логотипами спонсоров, субсидировавших через производителя покупку трубы. Перед каждым звонком с такого телефона приходится выслушивать рекламную запись.
У меня не получилось разглядеть мобильник в полумраке фуры, но я нащупал по бокам какие-то наклейки. Те самые, спонсорские? Ну конечно! Я вытащил из Машиного кармана телефон Чарльза\
Медленно-медленно я повернулся обратно к Маше и медленно-медленно-медленно опять просунул руку ей в карман. Ее телефон был заметно больше по размеру и тяжелее - наверное, в нем камера получше и кто знает какие еще навороты.
Второй раз проделать ту же операцию оказалось немного проще. Опять миллиметр за миллиметром извлекал я мобильник из кармана, замерев раза два, когда Маша беспокойно зашевелилась во сне.
Наконец, с зажатым в кулаке телефоном я начал выползать из-под стола. В то же мгновение молниеносным движением руки Маша схватила меня за кисть, и ее пальцы больно впились в чувствительные костяшки моего запястья.
Я испуганно охнул, обернулся и увидел ее широко раскрытые, злые глаза.
- Ну и козел же ты, - произнесла она ровным голосом, свободной рукой забрала у меня телефон и большим пальцем нажала несколько кнопок. - Как ты собирался его разблокировать?
Я сглотнул и прикусил губу, сдерживая невольный стон от боли в сдавленной руке.
Маша продолжала сосредоточенно нажимать кнопки мобильника.
- Ты вот с этим хотел смыться? - Она показала мне дисплей со снимком, где я стою вместе с Даррелом, Джолу и Ванессой. - С этой фоткой?
Я молчал. Похоже, своей железной хваткой Маша способна раздробить мне кости.
- Чтоб у тебя больше не было соблазна, я просто-напросто ее сотру. - Она опять стала тыкать в кнопки большим пальцем. Когда программа спросила, действительно ли надо удалить снимок, Маша замешкалась, будто на мгновение позабыв нужную кнопку.