Мне тут же надели на голову мешок и затянули веревку на горле так туго, что меня вырвало, а пока я кашлял и задыхался в кашице из съеденной накануне фриганской пиццы, чьи-то сильные руки крепко связали мне запястья за спиной, потом щиколотки. Меня, как бревно, закатили на носилки, подняли и отнесли в машину - под ботинками носильщиков лязгнули две металлические ступеньки. Тут носилки опустили на пол, застеленный чем-то мягким. Дверь закрылась, и после этого я ничего не слышал, кроме моего пускания пузырей в собственной рвоте. Очевидно, салон или фургон был обит звуконепроницаемым материалом.
- Ну, что ж, со свиданьицем. - Топорная Стрижка. Я почувствовал, как под ее тяжестью качнулся пол машины, когда она поднялась внутрь. Мой рот был наполнен блевотиной, которая потихоньку просачивалась в горло. Я не мог нормально дышать, все время захлебывался и кашлял.
- Не беспокойся, мы не дадим тебе умереть, - сказала Топорная Стрижка. - Если ты захлебнешься, мы сделаем искусственное дыхание.
Какие-то чудовищные всхлипы вырвались у меня изо рта и горла, когда я судорожно втянул в легкие вместе с рвотной массой толику воздуха. Все тело свело судорогой от мучительного, выворачивающего наизнанку кашля, и меня снова стошнило. Я стал хватать ртом воздух, и все повторилось.
- Видишь, у тебя получается, - сказала дээнбистка. - Не все так плохо. Добро пожаловать домой, М1кЗу! Мы приготовили для тебя особое местечко.
Постепенно я как-то действительно приноровился и даже немного расслабился под плавное покачивание движущейся машины. Поначалу мне было дурно от невыносимого запаха полупереваренной пиццы, но, как это происходит с любыми сильными раздражителями, мозг мало-помалу подстроился и почти перестал его воспринимать. Лежать на мягко качающихся носилках стало почти приятно.
И вдруг произошло нечто невероятное. Вдруг нахлынул глубокий, блаженный покой, подхватил меня, будто ласковая и теплая океанская волна с нагретого солнцем пляжа, и бережно, как ребенка, держа на плаву, понес дальше, в теплое море под теплым солнцем. После бесчисленных перипетий я все-таки попался, но это уже не имело никакого значения. Я передал информацию Барбаре. Я создал икснет. Я победил. А если даже и проиграл в чем-то, я сделал все, что было в моих силах. Мне удалось сделать больше, чем я мог надеяться когда-либо сделать в своей жизни. Лежа на полу дээнбистской машины, я перебирал в уме и раскладывал по полочкам собственные достижения - наши общие достижения! Мой город, мою страну, целый мир населяли люди, не желающие жить по указке ДНБ. Нашу борьбу не задушить. На нас всех тюрем не хватит.
Я счастливо вздохнул и улыбнулся.
Топорная Стрижка продолжала говорить. Я был так далеко, витая в счастливых грезах, что она почти исчезла из моего мировосприятия.
- …такому сообразительному парню, как ты. Казалось бы, уж кто-кто, но ты-то поостережешься выступать против нас. Мы присматривали за тобой с первого дня твоего освобождения. И арестовали бы тебя, даже если б ты не побежал плакаться этой журналистке - изменнице и лесбиянке. Нет, это просто уму непостижимо! Я думала, у нас с тобой полное взаимопонимание…
Колеса громыхнули по металлическому настилу, амортизаторы просели, выправились, а вскоре пол начал колыхаться иначе - на морской волне. Мы плыли на Остров Сокровищ. Хо-хо, там Энджи! И Даррел тоже. Вероятно.
Мешок с головы сняли лишь после того, как меня принесли в камеру. Правда, развязать руки и ноги поленились - меня просто скатили с носилок на пол. Лампочка не горела, но при лунном свете, проникающем сквозь крошечное зарешеченное окошко под самым потолком, я разглядел, что на койке не было матраса. Кроме меня, голой койки, унитаза и умывальника в камере больше ничего и никого не было.
Я закрыл глаза, чтобы вновь уплыть на океанской волне - и действительно поплыл, а где-то далеко внизу осталось лежать мое тело. То, что произойдет дальше, не станет для меня открытием. Я написаю под себя. Опять. И все сопутствующие ощущения мне знакомы, потому что я уже писался. От меня будет плохо пахнуть. Кожа начнет чесаться. И я буду мучиться от бессилия и позора.
Но все это не смертельно.
Я засмеялся, и это прозвучало так неожиданно, что вернуло меня в действительность, обратно в мое тело. Я продолжал смеяться. Они уже поиздевались надо мной, как могли, но я выжил и не сломался. Зато в течение нескольких месяцев я чмырил их по-всякому и показал всем, какие они тупицы и деспоты. И вышел победителем.
Меня уже давно донимала резь в переполненном мочевом пузыре. Так чего тянуть? Я перестал сдерживаться.
Теплая океанская волна понесла меня прочь.
* * *
Утром ко мне в камеру пришли два охранника. Они деловито и равнодушно разрезали путы на моих руках и ногах. Идти сам я не мог - ноги подгибались, как у марионетки с оборванными нитями. Слишком долго находился в неподвижности. Охранники закинули мои руки себе на плечи и наполовину понесли, наполовину поволокли по знакомому коридору. Бумажки со штрихкодами на дверях отклеились и загнулись по краям на влажном морском воздухе.
Меня вдруг осенило.
- Энджи! - завопил я. - Даррел!
Охранники явно обеспокоились и прибавили ходу, не зная, как меня угомонить.
- Ребята, это я, Маркус! Держитесь, не сдавайтесь!
Из-за ближайшей двери послышался чей-то плач. Задругой непонятно воскликнули, похоже, на арабском. Внезапно разразилась какофония сотен надрывно кричащих голосов.
Меня привели не в комнату для допросов, а в старую душевую комнату - судя по всему, давно не используемую по назначению. Из стен с заплесневелой плиткой торчали ржавые трубы с лейками.
- Доброе утро, М1кЗу, - сказала Топорная Стрижка. - Похоже, ночь не обошлась для тебя без приключений. - Она с преувеличенной брезгливостью наморщила нос.
- Ага, я описался, - бодрым голосом сообщил я. - Незабываемое ощущение. Советую попробовать.
- Наверное, тебе стоит принять ванну. - Топорная Стрижка кивнула охранникам, те подтащили меня к какой-то широкой доске с лямками по всей длине и повалили на нее. Она была мокрая и холодная. Не успел я опомниться, как мои плечи, бедра и лодыжки оказались пристегнуты ремнями. Через минуту на мне затянули и оставшиеся три лямки. Охранники взялись за поручни по краям, щелкнули металлические запоры, и доска наклонилась так, что ноги у меня задрались выше головы.
- Начнем с самого простого, - объявила Топорная Стрижка. Я вывернул шею, чтоб посмотреть на нее. Она подошла к письменному столу, на котором стоял иксбокс и недешевого вида монитор с плоским экраном. - Будь добр, назови мне, пожалуйста, свой логин и пароль на почтовом сервере Партии Пиратов.
Я закрыл глаза, и океанская волна понесла меня с пляжа в открытое море.
- М1кЗу, тебе не доводилось слышать про такую забаву, как ватербординг? - Ее голос вернул меня в действительность. - Твое тело закрепляют в неподвижности таким вот образом и льют воду на лицо. Ты не можешь перебороть дыхательный рефлекс, и вода попадает тебе в нос и рот. Эта процедура называется "имитация утопления", и судя потому, что я наблюдала, определение довольно точное. У испытуемого возникает полная иллюзия, что он умирает. И, знаешь, ощущение можно продлевать бесконечно.
Я задергался, безуспешно пытаясь высвободиться. Да, мне доводилось слышать о ватербординге. Это самая настоящая пытка, и мне еще только предстоит пройти через нее.
Мне не удалось высвободиться. И океанская волна не унесла меня в теплую даль. В груди что-то болезненно сжалось, веки судорожно затрепетали. Безумно зудела кожа по всему телу, липкая от мочи, пота, засохшей блевотины.
Топорная Стрижка подошла и встала так, чтоб я мог ее видеть.
- Начнем с логина к твоему почтовому ящику, - сказала она.
Я зажмурился.
- Дайте ему попить! - приказала Стрижка. Слышно было, как зашевелились охранники. Я набрал в
грудь воздуха и задержал дыхание.
Охранник поднял надо мной полный ковш воды, и она тонкой струйкой полилась на мои губы, подбородок. Потекла в повернутые кверху ноздри. Просочилась в горло - мне захотелось кашлять, но чудовищным усилием я сдержался, и вода достигла легких, закрывая доступ воздуху. Я будто окаменел, только зажмурился еще крепче.
Из коридора послышалась какая-то возня, беспорядочный топот ног, сердитые, возмущенные возгласы. Остаток воды в ковше охранник просто выплеснул мне на лицо.
Топорная Стрижка приглушенным голосом сказала что-то охранникам, потом, уже громко, обратилась ко мне:
- Только логин, Маркус! Это же так просто! Мне от него все равно никакой пользы.
На этот раз воды было целое ведро, она лилась сплошным, нескончаемым потоком - наверное, ведро какое-то гигантское. Я не сдержал дыхательного рефлекса и хватанул полный рот воды в легкие, закашлялся и втянул в себя новую порцию. Мое сознание говорило, что они не убьют меня, но тело отказывалось этому верить. Каждая клеточка организма кричала, что я умираю. Мне хотелось дико вопить, плакать, но под непрекращающимся водопадом я не мог сделать и этого.
Когда поток иссяк, я принялся надрывно кашлять, но лежал под таким углом, что избавиться от воды в легких долго не удавалось. Она стекала обратно в ноздри и обжигала носовые пазухи.
От бесконечного кашля начала болеть грудь, ребра и все кости, на которых я елозил подоске. Я ненавидел собственное тело за то, что оно предало меня, и свой мозг за то, что он не сумел подчинить тело, и себя самого за то, что ничего не могу с этим поделать.
Наконец кашель понемногу прекратился, и у меня восстановилась способность воспринимать окружающую действительность. В комнате явно происходила потасовка, раздавались крики и звуки борьбы. Я открыл глаза, моргая от яркого света, и выгнул шею, закашлявшись от приложенного усилия.
Народу в комнате заметно прибавилось. На вновь прибывших были надеты бронежилеты и шлемы с затемненными прозрачными забралами. Они кричали на тюремных охранников, а те со вздутыми от напряжения венами на шеях кричали в ответ.
- Всем стоять! - командовал один из бронежилетов. - Не двигаться! Руки вверх! Вы арестованы!
Дама с топорной стрижкой говорила с кем-то по мобильнику. К ней подскочил бронежилет и рукой в черной перчатке выбил телефон. Тот по дуге пролетел через все помещение и грохнулся на пол, рассыпавшись на мелкие детали. Присутствующие проводили его взглядами во внезапно воцарившейся тишине.
Но ее тут же нарушили бронежилеты, рассыпавшиеся по комнате. По двое заломали каждого из моих палачей. У меня почти получилось улыбнуться при виде лица Топорной Стрижки, когда один бронежилет развернул ее за плечи, а второй защелкнул на ней наручники.
Один из бронежилетов медленно двигался от двери с видеокамерой на плече - серьезной дурой с ослепительно-белой подсветкой. Он заснял все помещение и меня, обойдя вокруг водяной доски дважды. Я терпеливо лежал, будто позировал в фотоателье.
Наконец мне эта комедия надоела.
- Вам не кажется, что пора меня отвязать? - сказал я, только чуть-чуть кашлянув.
Ко мне подошли два бронежилета, один из которых оказался женщиной, и принялись расстегивать лямки, улыбаясь из-под поднятых забрал. Плечи и шлемы у них были помечены красными крестами.
Под крестами стояли буквы КДП - Калифорнийский дорожный патруль. Они из полиции штата!
Я начал было расспрашивать, как они здесь очутились, но тут в комнату буквально ворвалась Барбара Стрэтфорд. Ее, очевидно, долго не пропускали из коридора, но в итоге ей удалось протиснуться внутрь, растолкав копов.
- Вот ты где! - воскликнула Барбара, опустилась передо мной на колени, и мы оба замерли в самых долгих объятиях в моей жизни.
Вот тогда все окончательно прояснилось: "Гуантанамо" захвачена, а я спасен.
Глава 21
Нас с Барбарой оставили на время вдвоем. Я нашел один исправный душ и кое-как смыл с себя мочу и блевотину, а то очень уж стыдно стало перед женщиной. А когда закончил, у Барбары на глазах стояли слезы.
- Твои родители… - начала она.
Меня чуть снова не вырвало. Черт, до сих пор мне было как-то не до предков. А ведь страшно подумать, что они пережили за эти дни.
- Они здесь? - спросил я.
- Нет, - ответила Барбара. - Все не так просто.
- Что именно?
- Маркус, ты по-прежнему находишься под арестом. Как и все, кто в этом здании. Полиция не может просто распахнуть ворота настежь и выпустить заключенных на волю. Каждое дело будет расследовано в соответствии с установленной законом процедурой. Это может продлиться… ну… даже несколько месяцев.
- Мне что же - придется торчать здесь несколько месяцев? Барбара взяла меня за обе руки.
- Нет, надеюсь, мы очень скоро добьемся, чтобы твое дело заслушал суд и освободил тебя под залог. Но "очень скоро" - понятие относительное. Вряд ли это удастся сделать уже сегодня. Но условия содержания под стражей, конечно же, изменятся - тебя будут нормально кормить, разрешат видеться с родными, и никаких зверств и допросов. ДНБ здесь больше не командует, но это не означает, что ты можешь спокойно отправляться домой. Пока мы лишь избавились от установленной здесь порочной версии правосудия и восстановили старую систему - с судьями, защитниками и открытыми судебными: процессами. Мы, конечно, можем похлопотать, чтоб тебя перевели в исправительную колонию для несовершеннолетних, но, Маркус, там настоящий дурдом, поверь мне. Лучше побудь здесь, пока мы не освободим тебя под залог.
Да, конечно. Меня можно освободить только под залог. Я же преступник. Правда, мне еще не предъявили обвинение, но у них за этим дело не станет. О правительстве - как о покойнике: либо хорошо, либо ничего - иначе рискуешь оказаться вне закона.
Барбара, продолжая держать меня за руки, крепко пожала их.
- Неприятно, конечно, но деваться некуда, таков порядок. Главное, все кончено. Губернатор вышвырнул ДНБ из Калифорнии, а в Сан-Франциско ликвидированы все контрольно-пропускные пункты. Генеральный прокурор штата подписал ордера на арест всех сотрудников правоохранительных органов, участвовавших в допросах "стрессовыми методами" и противозаконных лишениях свободы. Их посадят, Маркус, посадят благодаря тому, что ты сделал.
Я сидел, будто в ступоре, едва понимая значение слов Барбары. Да, вроде бы все кончено, однако ничего не кончено.
- Послушай, - попыталась растормошить меня Барбара. - У нас, возможно, есть час-другой, пока здесь все уляжется, и тебя снова посадят под замок. Чего бы тебе сейчас хотелось? Может, прогуляться у моря? Или поесть? У них тут невероятная столовая, просто рай для гурманов - я во время рейда видела.
Наконец-то я услышал вопрос, на который мог ответить.
- Я хочу разыскать Энджи. Я хочу разыскать Даррела.
Я попытался использовать их компьютер, чтоб посмотреть номера камер, но без пароля не получилось. Пришлось просто ходить по коридорам, выкрикивая имена. Из-за дверей камер кричали в ответ, плакали, умоляли выпустить. Никто из заключенных не знал, что произошло несколько минут назад, не видел, как бывших тюремщиков уводили в наручниках под конвоем спецназовцев полиции штата.
- Энджи! - выкрикивал я поверх разноголосицы в тюремном коридоре. - Энджи Карвелли! Даррел Гловер! Это я, Маркус!
Мы с Барбарой обошли все тюремное здание, но они так и не отозвались. Мне хотелось плакать от отчаяния. Ясно, их увезли - может, в Сирию или еще подальше. Нам никогда больше не встретиться.
Я прислонился спиной к стене коридора, сполз на корточки и закрыл лицо обеими руками. Мне вспомнилась дама с топорной стрижкой, ее самодовольная ухмылка, с которой она выпытывала у меня логин. Это ее рук дело. Ей светит тюрьма, но по мне, так убить ее мало, честное слово! Она этого заслуживает.
- Маркус, вставай! - сказала Барбара. - Рано сдаваться. Надо искать. Мы еще вон там не были.
Действительно, мы прошли мимо всех старых, ржавых дверей, сохранившихся со времени постройки военной базы, но в самом конце коридора находилась еще одна, новая дверь, толстенная, как толковый словарь, и оборудованная супернадежными запорами. Она была приоткрыта; за ней начинался другой, очень темный коридор.
Мы вошли в него и обнаружили четыре запертые камеры без штрихкодов на дверях. Зато на каждой был установлен небольшой электронный замок с прорезью для электронного ключа.
- Даррел! - громко позвал я. - Энджи!
- Маркус?!
Это был голос Энджи, и звучал он из-за дальней двери. Энджи, моя Энджи, мой ангел!
- Энджи! Это я! Это я!
- О господи, Маркус! - Голос за дверью сорвался, и послышались рыдания.
Я принялся барабанить в остальные двери.
- Даррел! Даррел, ты здесь?
- Я здесь. - Голос был оченьтихий и очень хриплый. - Я здесь. Пожалуйста, простите меня. Пожалуйста. Простите.
Таким голосом мог говорить только человек… сломленный. Раздавленный.
- Это я, Ди! - сказал я, прижимаясь к двери. - Я, Маркус. Все позади. Охранники арестованы. Департамент национальной безопасности здесь больше не хозяин. Нас ждет открытый, справедливый суд. Мы будем свидетельствовать против них!
- Простите меня, - повторил Даррел. - Пожалуйста, простите.
К нам приблизились полицейские из калифорнийской патрульной службы. Они продолжали обход здания с включенной видеокамерой.
- Что тут происходит, мисс Стрэтфорд? - спросил один из них с поднятым пластиковым забралом на шлеме. Он выглядел, как любой другой коп, и вовсе не казался мне спасителем - скорее, наоборот, того и гляди, повяжет.
- Капитан Санчес, - обратилась к нему Барбара, - мы нашли двух заключенных, представляющих для нас особый интерес. Я прошу их освобождения в моем присутствии, чтобы лично засвидетельствовать, в каком состоянии они находятся.
- Мэм, мы пока не располагаем кодами к этим замкам, - ответил коп.
Барбара подняла руку в протестующем жесте.
- Сэр, у меня личная договоренность с губернатором о моем беспрепятственном доступе ко всем помещениям на территории базы! Мы не сдвинемся с места, пока вы не откроете эти камеры! - Она говорила с твердой и спокойной уверенностью, не оставляющей места возражениям.
На усталом лице капитана появилось недовольное выражение.
- Сейчас разберемся, - пообещал он.
Спустя полчаса копы все-таки смогли стрех попыток отпереть дверные замки, по очереди вставляя в прорези пластиковые пропуска, отобранные у арестованных охранников.
Первой открыли камеру Энджи, оборудованную еще беднее, чем моя: повсюду только мягкая обивка, но нет ни кровати, ни умывальника, ни освещения. Энджи появилась в дверях, моргая ослепленными глазами. На ней был больничный халат, застегивающийся на спине. Полицейская видеокамера тут же направила в лицо Энджи яркий луч, но Барбара сделала шаг вперед и прикрыла ее собой. Энджи неуверенно ступила в коридор и чуть пошатнулась. Она плакала, но не это придавало ее глазам и лицу странное, незнакомое мне выражение.
- Я требовала адвоката, - сказала Энджи, - а они накачали меня наркотиками.