Я взял поднос, на котором лежали сэндвичи с огурцами, и вошел в просторную гостиную, обитую дубовыми панелями. Госпожа Охристая могла взять и настоящие огурцы, но они не так хорошо удерживали зеленую окраску. Эти же, ярко-зеленые, искусственно окрашенные, были намного более стойкого цвета. Комната была заполнена наполовину, но из собравшихся я узнал только госпожу Ляпис-Лазурь и апокрифика, который помылся и даже надел костюм. Поскольку признавать его в обществе грозило крупным штрафом, я просто прошел мимо так, чтобы он мог взять сэндвичей с подноса. Я кивнул госпоже Ляпис-Лазурь в знак приветствия, и она благосклонно ответила мне тем же.
Разговор шел преимущественно о перспективах раскопок в Верхнем Шафране и о том, что, получив полную гамму цветов благодаря продлению цветопровода, Восточный Кармин сможет вновь принять у себя ярмарку увеселений. Прибыли Обри и Лиза Лимонебо, родители Джейбса.
- Вы, наверное, Эдвард? - спросил Обри, пока Лиза болтала с Охристой и моим отцом: они быстро вошли в роль устроителей приема.
- А у вас двуцветная фамилия, - заметил я. - Впервые такое встречаю.
- И никогда больше не встретите, - сказал Обри. - Их ношение не противоречит правилам, но не поощряется. Моя жена - кузина Циана и добилась для нас разрешения. Кроме того, у нас с ней ведь не взаимодополняющие цвета.
Я невольно вздрогнул. Красно-зеленые, сине-оранжевые и желто-пурпурные пары означали такое скандальное понижение в цвете, что даже думать об этом не хотелось.
- Вам понравилась сказка? - раздался громкий голос.
Я обернулся и увидел, что на меня смотрит госпожа Ляпис-Лазурь.
- Очень понравилась, мадам.
- Превосходно. И кто только стал ее заглушать? Просто безответственно! - Она откровенно подмигнула мне. - Я так понимаю, вы хотите у нас обосноваться?
- Не совсем так - вернее, совсем не так.
- Рада это слышать. Нам нужна свежая кровь, чтобы оживить нашу старческую политику. Кого я вижу! - воскликнула она, заметив такую же морщинистую даму в другом конце комнаты. - Старая Кармазинша! Как она выглядит! Ни следа плесени! Надо взглянуть поближе.
С этим госпожа Ляпис-Лазурь двинулась прочь.
- Один из столпов Дискуссионного клуба, - пояснил господин Лимонебо, наблюдая за тем, как бодро двигается старушка. - В свое время - заядлая хоккеистка, шестнадцать лет представляла город на ярмарочных соревнованиях. Специалист по штрихкодам, названиям книг и картам. У нее есть оригинальная карта мира от "Пракер бразерс".
Это было любопытно - ведь облик мира до Того, Что Случилось, был известен нам только благодаря картам. По каким-то причинам их уничтожение не предписывалось Приложением XXIV.
- Она поддерживает теорию, согласно которой эта карта представляет доявленческие хроматические регионы?
- Она - да, но я сомневаюсь. Если бы наш регион был синим до Того, Что Случилось, имелись бы более зримые свидетельства этого.
- А аббревиатура "РИСК" - что она думает по этому поводу?
- Региональная интернациональная спектральная колоризация. Но попросите ее показать карту. Она почти целая, только в районе Иркутска и Камчатки поедена слизнями.
- Обязательно. Спасибо.
- Не за что. Как вам наш молниеотвод?
- Впечатляющий.
- О да. Некоторые утверждают, что он не стоил жизней серых, погибших при строительстве, но ведь леса в наши дни обходятся так дорого. Нам очень повезло с префектом Гуммигут, как по-вашему? Великолепная дама.
Я забыл, что, несмотря на свой зеленый кружок, Обри представлял лимонную часть в двуцветной фамилии супругов. Желтый до мозга костей.
Появилась еще одна пара. Женщину я узнал - Томмо показывал на нее в "Упавшем человеке". Это были родители Дуга и Дэзи Кармазин. Отец выглядел мрачновато: явно старший инспектор, не дождавшийся повышения. Он также имел неприятную привычку постоянно оглядываться при разговоре, точно где-то рядом шла более интересная беседа.
- Это Эдвард Бурый, - представил меня Обри, когда они проходили мимо. - Я рассказывал ему, как опасны молнии.
Последовал краткий сеанс рукопожатий и обмена любезностями. Кармазины, как видно, взвешивали вероятность того, что я останусь жить в городе. Подобно их сыну, я обладал потенциально сильным цветовосприятием.
- Молнии? А меня больше беспокоят лебеди. И бандиты.
- Вы знаете что-нибудь о бандитах? - спросил я, стараясь, чтобы фраза прозвучала как глубокомысленный вопрос, а не как саркастическое замечание - чем, в сущности, она и была.
- Я не большой любитель фактов, - сказал господин Кармазин, туповатый, но зато честный. - Скорее я тяготею к необоснованным предположениям. Но госпожа Гуммигут кое-что знает об этом. Да, мадам?
Я не заметил, как она вошла - с блокнотом в руке. Префекты обычно присутствовали на собраниях, чтобы записывать те "значительные и важные мысли", которые порой высказывались. К счастью, она явилась без Кортленда.
Салли Гуммигут двинулась в центр комнаты. Она выглядела чуть менее неприятно, чем всегда, но это мало что значило. Салли нельзя было назвать некрасивой, но ее поведение портило все, вызывая недоверие к ней. Но мы с отцом стали слушать ее самым внимательным образом. Остальные уже знали эту историю, но все равно стояли в почтительном молчании.
- В прошлом году навещала сестру в Желтополисе, - сказала она. - Там бандиты разбили лагерь так близко к городу, что совершали набеги на поля на рассвете и на закате, когда не было рабочих. Пришлось поставить капканы вдоль Внешних пределов. И удивительно - они поймали одну бандитку.
- На кого она была похожа?
- На грязное животное: немытая, вшивая, с плохими зубами, в изорванной одежде и заляпанном переднике, обувь без малейшего блеска. Недочеловек, вот что я вам скажу.
- А это не могла быть потерявшаяся в ночи, страдающая сильным никтопсихозом? - спросил отец.
Как и большинство людей, он видел, как действует на других ночная паника, или сам испытывал ее: дрожь, сердцебиение, внезапные выкрики, отрыв от реальности и в конце концов - умопомешательство.
- У нее не было почтового кода, - ответила префектша, постучав себя по левой ключице. - Я проверяла, когда они раздели ее, чтобы окатить водой из шланга.
- А говорить она умела? - поинтересовалась Люси.
- На дикой смеси языков, - со знанием дела сказала Салли, отхлебывая из стакана с желтой настойкой цветов бузины. - Многие слова жаргонного происхождения, а грамматика похожа на нашу. Но есть ужасные ошибки в произношении - что объяснимо, раз она не могла ходить в школу. Что-то я понимала, но она уснащала свою речь самыми непристойными ругательствами. Лучше было даже не вдумываться в то, что она говорит.
- Дикарка, - с содроганием произнесла госпожа Лимонебо.
- Так и есть, - подтвердила Гуммигут. - Но странно: она все время повторяла мужское имя. Если бы я не знала бандитов, то подумала бы, что она способна на моногамные отношения.
В ответ на эту затейливую фразу раздался вежливый смех - я, правда, к нему не присоединился.
- Любопытно вот что, - продолжала префектша. - В капкане она потеряла часть ступни, и через день началось заражение. Бандитка стала вялой, бледной и стонала самым жалобным образом, пока не лишилась сознания и не умерла. Все было кончено в три дня.
- То есть она не подхватила травматическую плесень? - спросила Люси.
- Никаких спор не было заметно. Любой цивилизованный человек с таким тяжелым увечьем мгновенно скончался бы от Т-плесени.
В комнате воцарилась тишина - все размышляли о том, устойчив ли организм бандитов к плесени. Все, кроме старой Кармазинши, которая рассказывала всем, что она только что видела за окном пчелу.
- Как я понимаю, некоторые города ведут торговлю с бандитами, - вставила госпожа Охристая: ей как хозяйке приходилось заполнять паузы в общей беседе. - Моя сестра Бетси живет на Медовом полуострове, в Хенне. Она говорит, что бандиты оставляют мешки с рассортированным цветным мусором во Внешних пределах - в обмен на манную крупу, овалтин и гранулированный соус.
- Если это правда, - сказал Обри, - можно прийти к поразительному заключению: у бандитов есть начатки цветовосприятия!
Все с умным видом кивнули в знак согласия.
- Я много лет изучала homo feralensis, - заметила госпожа Гуммигут, - и поддерживаю теорию, согласно которой бандиты - это серые, которые впали в дикое состояние, ведь это у них случается легко. Без стабилизирующей общество хроматической идеологии Манселла и мы бы стали как бандиты - невежественные, грязные, звероподобные.
- А правда, что они едят собственных детей? - спросила госпожа Кармазин.
- Абсолютная правда. И других детей, которые оказываются в их руках. Некоторые утверждают, что они производят на свет детей только для еды.
- Как одичавшие серые могут иметь начатки цветовосприятия? - спросил я.
Госпожа Гуммигут одарила меня ледяным взглядом и замогильным голосом сказала:
- Они поедают мозги своих жертв, чтобы получить их хроматические способности.
- Поедают мозги? - переспросила дрожащим голосом госпожа Охристая, нарушая всеобщее потрясенное молчание.
- Несомненно. Причем ложкой, орудием настоящих варваров.
- О-о! - воскликнула госпожа Лимонебо. - Так вот почему, согласно "Гармонии", ложки запрещено производить!
- Воистину пути Манселла неисповедимы, - объявила госпожа Кармазин.
- Чем скорее мы решим проблему бандитов раз и навсегда, - продолжала госпожа Гуммигут, желая закончить свою мысль, - тем раньше мы сможем спокойно спать ночью.
Раздался хор одобрительных голосов. Затем настала долгая пауза - видимо, каждый думал о том, какое это счастье - жить среди порядка и безопасности. Кроме меня: я думал о том, что уже спокойно сплю ночью.
- Невообразимая фигня! - громко проскрипел чей-то голос.
- Кто осме… - начала было госпожа Гуммигут, но тут увидела, что это апокрифик, и закончила свою фразу кашлем, в то время как все созерцали свои стаканы, или стены, или что-нибудь еще.
Госпожа Охристая, желая отвлечь всеобщее внимание, решила, что пора садиться к столу.
- Время обеда! - провозгласила она, хлопнув в ладоши. - Рассаживаемся: мальчик - девочка - мальчик - девочка.
Споры за обедом
9.02.02.22.067: Банки с джемом и молоком, как и бутылки с настойками, должны быть одного размера. Это касается как производства, так и поставки.
Мы прошли в столовую, но апокрифик опередил нас и уселся первым, нарушив тем самым порядок, тщательно продуманный госпожой Охристой. Остолбенев на несколько секунд, она затем объявила, что это место "будет пустовать из уважения к ушедшим друзьям". Все быстро расположились уже по-новому, к радости хозяйки.
Нам с Люси, как прислуживающим за столом, мест, разумеется, не полагалось. Я отметил любопытную деталь - Салли Гуммигут посадили рядом с моим отцом.
- Экспедиция в Ржавый Холм увенчалась большим успехом, - принужденно сказала она, - и я надеюсь, что вы скоро покончите с насморком. Мои поздравления.
Отец любезно поблагодарил ее.
- Прошу внимания! - сказала Охристая. - Прежде чем мы примемся за еду, я хочу провозгласить тост за ушедших друзей, которые не смогли прийти сегодня. Это недавно ушедший от нас муж и отец, Робин Охристый, которого, - голос ее дрогнул, и я почувствовал, что Люси напряглась, - нам не хватает больше всего. Не будем забывать и о Трэвисе Канарейо, пропавшем в ночи члене Коллектива, который больше не познает простых радостей непрестанного труда и дружеской болтовни, так свойственной нашему Коллективу. Но закончу на положительной ноте: я рада приветствовать нового цветоподборщика господина Бурого и его сына Эдварда. Мы надеемся и рассчитываем, что пребывание здесь оставит у них приятные впечатления.
Она подняла свой бокал. Каждый проговорил: "Разъединенные, мы все же вместе". Люси прочла небольшой отрывок из манселловской "Гармонии", после чего мы с ней стали разносить закуску - подкрашенный коктейль из фальшивых креветок. К тому времени, как мы закончили и госпожа Охристая объявила, что можно приниматься за еду, апокрифик уже закончил со своей порцией и потянулся к тарелке соседа.
- Ну что ж, - сказала Охристая, когда все покончили с креветками, похвалив их восхитительную обыкновенность и чудесный розовый цвет, - в прошлом месяце мы говорили о том, почему коррозия металла представляла серьезную проблему для Прежних, а также об одной теории происхождения шаровых молний, которая не работает. Сегодня мы начнем с выступления госпожи Кармазин, которое называется… как оно называется, дорогая?
Госпожа Кармазин встала.
- "Забытые эпонимы и этимология слов, начинающихся с заглавной буквы".
Глаза всех обратились на Салли Гуммигут - как отнесется она к такой теме? Предполагалось, что дискуссия ведется свободно, однако лучше все же было заручиться поддержкой префекта. Та не сказала ничего, лишь что-то записала в свой блокнот желтыми чернилами. Нам, красным, эта страница казалась совсем пустой.
- Кто из присутствующих здесь, - начала госпожа Кармазин, - задавался вопросом, почему в следующих словосочетаниях вторые слова пишутся с большой буквы: код Морзе, яйца "Бенедикт", воротник Робеспьера, клетка Фарадея и феттучини Альфредо?
Все отрицательно покачали головой. Этим вопросом не задавался никто. И я, если честно, тоже.
- Я утверждаю, - продолжила она, - что эти названия происходят от имен изобретателя или первооткрывателя.
- А как можно открыть яйца "Бенедикт"? - фыркнула госпожа Гуммигут. - В следующий раз вы скажете, что торт "Баттенберг" был открыт неким Баттенбергом.
- Да, - сказала Кармазин, злобно глядя на нее, - именно это я имею в виду.
Госпожа Кармазин произнесла горячую речь: избегая касаться самого вопроса - ведь доказательств не было, - она развернула волнующую картину жизни людей перед Дефактированием: интересный мир, полный разнообразия, а главное, смысла.
Потом все заговорили о Верхнем Шафране, о том, что этот город остался нетронутым после Того, Что Случилось. Там должно обнаружиться множество цветных предметов - стоит лишь копнуть! Госпожа Ляпис-Лазурь заявила, что там есть древняя - очень древняя - библиотека с книгами, давно занесенными в запретные списки во время скачков назад. Госпожа Гуммигут ответила, что библиотекари "по какой-то странной несообразности" склонны все время высказываться, и добавила, что, если бы не правила, она давно отправила бы всю эту библиотечную шайку "туда, где они могут послужить обществу". Госпожа Ляпис-Лазурь так покраснела от гнева, что, по-моему, это видели даже Охристые. Господин Кармазин разрядил обстановку, рассказав о Большом Кирпичном, где все цветное выгребли подчистую, так что под конец пришлось применять промывку под давлением: хотя почве наносится большой ущерб, это самый действенный метод. Он уже перешел к трудностям транспортировки, когда ударил ночной колокол. Снаружи послышалось шипение, появилась вспышка - Фанданго зажег фонарь. В большие окна полился яркий белый цвет. Призмы "Люксфер" над окнами перенаправили его к потолку.
Мы с Люси убрали со стола и вернулись с главным блюдом. После дискуссий о невозможности решения проблемы с ложками и о печальной несистематичности доявленческих фамилий госпожа Охристая спросила, не наблюдали ли собравшиеся чего-нибудь "необычного" за прошедший месяц - такого, о чем бы они хотели поведать остальным.
- Можно мне? - вызвался я.
Никто не стал возражать, и я продемонстрировал снимок ночного города, сделанный Северусом. До того я показал фотографию отцу, который внимательно ее изучил.
- Этот снимок был сделан несколько недель назад, - объяснил я. - Северус С-7 случайно оставил на всю ночь затвор камеры в открытом положении - и снял эти странные концентрические круги в небе. Есть идеи насчет того, что это такое?
Отец протянул фото вдове де Мальва, та - Салли Гуммигут, которая сделала еще одну невидимую пометку в блокноте, прежде чем передать его дальше. Госпожа Ляпис-Лазурь рассматривала его какое-то время и даже провела пальцем по одному из кругов.
- Это не замкнутые круги, - заметила она. - Это несколько взаимосвязанных полукружий. Все они вращаются вокруг одной точки.
Она передала снимок госпоже Лимонебо.
- Подозреваю, что это розыгрыш, - сказала та, вручая фотографию своему мужу, - или дефект проявки.
- А я так не думаю, - не согласился тот. - Ясно видно, что линии описывают дугу за силуэтом молниеотвода. - Он пригляделся. - И есть другие линии, тоненькие, пересекающие круги крест-накрест.
- Не круги, а полукружия, - поправила госпожа Ляпис-Лазурь.
- Невидимые нам круги в небе? - вопросила Салли Гуммигут. Готовность верить всякой чепухе насчет бандитов мешала ей беспристрастно смотреть на вещи. - Никогда не слышала ничего более нелепого.
- Кошки и ночные кусающие животные могут видеть безлунной ночью, - вставила Люси, - так что какой-то свет откуда-то должен поступать.
- Вы все ошибаетесь, - возразил апокрифик. - Это далекие солнца.
Последовало неловкое молчание. Всем было интересно, что он имел в виду, но никто не осмеливался хотя бы заметить его присутствие.
- Это от… далеких солнц, - сказала старая Кармазинша, внимательно изучая снимок.
Собравшиеся переглянулись, но никто не стал указывать на неблаговидность ее поступка - такое любопытство охватило всех.
- А что еще вы можете сказать? - спросил мой отец.
- Ну… я не уверена, - с сомнением произнесла она, глядя на апокрифика.
- Далекие солнца, - повторил тот, - очень похожие на наше, только на неизмеримо большем расстоянии от Земли. Поэтому они выглядят как точки света, слишком слабого, чтобы homo coloribus его видел.
- Солнца, - повторила старая Кармазинша, и теперь каждый мог законно размышлять над словами апокрифика, - слишком далекие, чтобы мы видели… точки света.
- Звезды? - пробормотала Люси.
Устаревшее слово звучало непривычно для слуха, но все понимающе зашептались. Мы слышали о них, но не предполагали, что можем хоть как-то их наблюдать. Как и пирамиды, толстовки, Чак Норрис, Тарик Ас-Симпсон, Мадонна и Человек Дождя, они когда-то существовали - мы знали об этом. Но не осталось никаких записей, никаких доказательств - эти слова передавались устно от одного к другому, из года в год: эхо утраченного знания.
- Но ведь это не точки, - заметил Обри, - а круги.
- Полукружия. - Госпожа Ляпис-Лазурь настаивала на своем. - Давайте придерживаться фактов.
- Они движутся, - сказал апокрифик, - движутся по кругу в ночном небе. То, что вы видите на снимке, происходит не за одно мгновение, а в течение семи часов.
Старуха воспроизвела сказанное им слово в слово.
Опять настало молчание - мы переваривали услышанное. Я ощутил трепет открытия, трепет познания. А вместе с ним - ощущение невосполнимой потери. Скачки назад настолько уменьшили объем знаний внутри Коллектива, что мы не только были невежественны - мы даже не представляли степень своей невежественности. Звезды, движущиеся в ночном небе, были только малой частью утраченных сведений. Я стоял нахмурившись, чувствуя, что в Коллективе все не так, совершенно не так, как нужно. Всем нам следовало стараться накапливать знания, а не терять их.