- Конечно, не известны. Ни мне, ни Господину Графу. Нет, я поступил хитрее. Я, как бы это выразиться, положил свой приказ в слишком маленький конверт. Намеренно маленький, явно недостаточный. Понимаете? Графское хранилище не вместило мой приказ целиком, он торчал наружу. Черт, звучит глупо, но, поверьте - это имеет вполне определенный смысл. Я пытаюсь вам пояснить образно, как неспециалисту. Приказ вытек наружу, словно вода, он подмочил все соседние склады памяти, вода впиталась в чужие мысли и тем немного поменяла их.
Вайдеман, похоже, возвращается мыслями на месяц назад, и воспоминания эти его не радуют, он страдальчески морщится и принимается щелкать пальцами по керамическим модулям, словно нанося Господину Графу слабые, но злые маленькие удары.
- Кто же знал, что будет так, а не иначе, совсем не так, как задумывалось? Поначалу все было прекрасно, как детская игра. Эни-бени-Рабен, зитцен ан ди Грабен. Дети пересчитываются, один выходит, и этот один - именно я. В тот день я проснулся от стука в дверь моей комнаты. Я поздно лег накануне, все думал об открывающихся грандиозных перспективах и поэтому проспал присутствие. Какой-то мальчишка колотит в дверь ногой и кричит - господин Вайдеман, вас полковник требует! Я отвечаю, что понял, сейчас иду, но мальчишка не унимается, стучит и вопит как полоумный. Я уже злюсь, потому что хочу зажечь свечу и не могу найти спички. Я громко говорю, чтобы он прекратил стучать, что я все уже понял, пусть полковнику доложат, что я прошу меня извинить за опоздание, и что я буду через пять минут! Но проклятый щенок все продолжает барабанить. Я даже кинул сапогом в дверь, так разозлился. Тут приходят взрослые и я слышу бас хозяйки. Мальчишка утверждает, что я не отвечаю на стук, не иначе - умер или повесился ночью. Я кричу, что ничего подобного, что они все, должно быть, оглохли, если не слышат, как я отвечаю. Я же их прекрасно слышу, а стены у нас очень тонкие. Я пока наспех одеваюсь в темноте, и только хотел разыскать улетевший сапог, как дверь открывается и входит Эльза собственной персоной, а с ней еще два каких-то мужика. Набились, как сардинки в банку. В руке у Эльзы керосиновая лампа, хозяйка озирает мою комнату, потом поворачивается к своим спутникам и торжествующе провозглашает: конечно, он и не мог ответить, ведь он и не ночевал сегодня - здесь же никого нет! Да ты что, глупая женщина, забыла с утра умыться, спрашиваю я, раскрой глаза пошире, как же это, никого нет?! И тут до меня доходит, что все получилось самым лучшим образом и отныне я невидим. Я сижу на кровати в полном восторге и, открыв рот, наблюдаю, как эти глупцы обсуждают ситуацию по мере своего разумения - почему дверь была заперта изнутри, и зачем это господин Вайдеман ушел в одном сапоге. Все глубокомысленно рассматривают сапог, поставив его на табурет, в разгар спора я протягиваю руку и спокойно забираю свою собственность. И что же? Все тут же забывают и думать о нем, больше его не упоминают, словно он никогда не существовал! А я могу, наконец, нормально обуться.
Ну-с, они все топчутся у меня в комнате, при этом никто меня не задевает, словно та часть кровати, на которой я сижу, является запретной зоной. Я встаю - все раздвигаются, давая мне пройти, но делают это до уморительного естественно. Эльзе как раз в эту секунду надо поставить фонарь на стол, она отворачивается, один из обслуги захотел покурить и он выходит в коридор набить трубку, другому вздумалось заглянуть под стул и он делает шаг назад - словом, у каждого тут же находится осмысленный повод освободить мне место. И все это совершенно бессознательно. Только я вышел за порог, как Эльза принимается водить рукой по простыни - они еще теплые, утверждает она. Конечно, я ведь только что там сидел. Но в тот момент хозяйка не могла их пощупать, иначе бы она наткнулась на мои колени. Поэтому ей пришлось ждать, пока я встану. Это доказывает, что меня все же видят, но подчиняются мысленному запрету меня замечать.
Я тогда просто ликовал, я словно очутился в волшебной сказке. Я чувствовал себя всемогущим. Я мог бы ущипнуть Эльзу пониже спины, а она даже бы не ойкнула, не позволила бы себе заметить, пусть даже остался бы синяк, все равно. Тут взрослые отослали мальчишку с наказом привести кого-нибудь из начальства, дескать, Вайдеман исчез, возможно - дезертировал. Как же, буду я дезертировать! Не на того напали! Я устроился получше, я стал невидимкой, сам себя демобилизовал. Мальчишка уже поворачивается, чтобы бежать выполнять и тут я даю ему сапогом дополнительное ускорение. Не удержался просто. Он так и покатился по коридору, потом вскочил, ругается как взрослый, а сам все взглядом по полу шарит - ищет гвоздь, об который споткнулся. Я чуть не умер от смеха, причем, я хохочу, а никто меня не слышит! Прекрасное ощущение! Тут я понимаю, что мне нет больше никакой нужды идти на службу, не надо извиняться перед полковником, ничего не нужно, я свободен! Война меня больше не касается, пусть дураки воюют! Я наскоро взял кое-что из одежды, мундир демонстративно оставил висеть и вышел в этот чудесный новый мир.
Боже мой, солнце светит, тепло, птицы поют! Ну, возможно они и не пели, сентябрь все же, но мне тогда казалось, что пришла весна. Я иду, кругом полно людей, много знакомых лиц, но никто меня не приветствует, посмотрят в мою сторону и сразу же отвернутся. Я засомневался, было, а так ли я невидим? Возможно, они сознательно меня игнорируют, как подозреваемого в дезертирстве? Тут опять попадается давешний мальчишка, теперь уже с дежурным офицером, я его прекрасно знаю - обер-лейтенант Эберт. Я заступаю ему дорогу так, что он неизбежно должен на меня наткнуться, сбиваю щелчком с него фуражку и говорю прямо в лицо: Привет, Феликс! Тот чертыхается, бормочет под нос что-то вроде "Проклятый ветер!", поднимает фуражку, отряхивает и снова водружает себе на голову. Потом обходит меня, словно лужу, даже перепрыгивает через мою тень, и следует себе дальше.
Мне тогда первый раз не по себе стало, какое-то сожаление закралось - он меня не заметил. Обидно, все же, когда тебя не замечают. Но я сразу сказал себе - а ты ждал, что Феликс отреагирует иначе? О, привет, привет, Андреас! Ого, брат! да ты стал невидим, вот здорово! Молодец, пойдем, пропустим по стаканчику, и ты расскажешь, как же ты так ухитрился? Мне ведь тоже всегда хотелось, да я не решался, а ты вот взял да и стал невидимкой! А? Полный бред.
Тогда я направился в полковую кантину - почувствовал, что голоден. Там еще несколько свободных от службы офицеров сидело. Подхожу к стойке и уже, было, рот открыл, чтобы сделать заказ, и тут сообразил, что меня не услышат. Просто не услышат и все. Как же теперь питаться?! Самому взять? На стойке только пустые стаканы и зубочистки. Я прошел на кухню. Еще иду и думаю, что, если повар спросит, чего я потерял на кухне, то я совру ему, что искал туалет и ошибся дверью. Человеку трудно сразу перестроиться. На кухне полно всякой еды, но сырой, овощи валяются нечищеные, мясо жарится, но не будешь же его таскать вилкой со сковороды. Безнадежная ситуация. Из готовых продуктов есть только вино в бутылках. Хорошо же, думаю, дождусь, пока кому-нибудь принесут заказанное, и украду его тарелку. А пива я себе и сам налью. Так и поступил и, кстати, так и делаю до сих пор.
Тот офицер просто рассвирепел, когда его тарелка пропала. Вызвал кельнера и отчитывает, дескать, какого черта его заказ до сих пор не готов. Кельнер божится, что подавал. Тогда где же оно?! А я как раз поставил украденное блюдо на соседний свободный стол и отошел взять прибор. Тут они обнаруживают пропажу на другом столе - ах, говорит кельнер, я по ошибке поставил не туда, прошу у господина пардону. Я вижу, что остаюсь без завтрака. Опять, как в случае с сапогом, протягиваю руку и снова забираю тарелку, теперь уже держу ее крепко и ем побыстрее. Моя жертва начинает все с самого начала - снова зовет кельнера и спрашивает, где же заказ. Кельнер вторично извиняется - первого раза как будто и не было! Они его просто забыли! Феноменально, да? Блюдо искали и не нашли, поскольку я вцепился в него обеими руками и только ждал окончания поисков. Отлично, изготовили новое и тот офицер, хоть с опозданием, но поел. Я тоже. Когда кельнер забирал грязные тарелки, я улучил момент и подсунул ему свою. Он утащил все на кухню, а чуть позднее, когда я пошел налить себе пива, я видел через дверь, как кельнер стоит и пялится в мойку - он обнаружил, что посуды на одну тарелку больше чем гостей. Конечно, он не стал ничего выяснять. Но я просто видел по его лицу, как он думает - ах, вот оно что, господа решили подшутить, спрятали одну тарелку под стол и разыграли меня как мальчишку.
Эта история с тарелкой навела меня на мысль, что жизнь невидимки не так уж безоблачна. Есть свои сложности. Вы читали новеллу этого англичанина, Вэльса, про настоящего человека-невидимку? Нет? Тот литературный герой сделал себя невидимым физически - выпил какую-то химическую дрянь, чем-то там облучился и стал прозрачнее стекла. Так у него жизнь была много кошмарней, он был вынужден ходить голым, так как прозрачной одежды он себе сделать не удосужился, а дело было зимой. Еще он должен был прятаться всякий раз после еды, пока съеденное не перестанет просвечивать через его невидимое тело. И его было слышно. Не можешь даже пукнуть. Масса неудобств. Неудивительно, что, в конце концов, он спятил, объявил себя королем и, коротко говоря, очень плохо кончил.
Я тоже невидим, но это другой тип невидимости, условный. Я условился со всем миром, что меня как бы не видно. Игра такая. И все окружающие в нее очень серьезно играют. Поэтому все переносится гораздо легче, не так как в том рассказе. Я хожу одетый, мне тепло. Всякая вещь, которую я одену, автоматически считается тоже невидимой. Сплю я в общежитии статистиков, свободных мест там, правда, нет, поэтому я приловчился спать днем, на чужих постелях, пока хозяин комнаты на службе. Я не боюсь, что меня обнаружат - даже если кто-нибудь вернется пораньше, меня не побеспокоят, найдут тысячу законных причин не ложиться в кровать пока в ней лежу я. А бодрствую я, в основном, ночью, так удобнее.
Вайдеман умолкает и грустно смотрит на Пауля, словно не знает, что же еще сказать. Пауль чувствует, что после этой лекции-исповеди, между ними образовалась какая-то связь, нечто общее, Он уже не способен более относиться к неудачнику Вайдеману как к врагу, как к постороннему.
- Вы можете спать у меня в бюро, там есть кушетка. Впрочем, вы ведь и сами знаете.
Вайдеман улыбается вполне по-доброму и качает отрицательно головой.
- Нет, не надо. Может, я зайду к вам в гости как-нибудь вечером, поболтаем. Я ведь еще не сказал вам, как закончить войну.
- И про теорию Дарвина…
- Ах, это… Ну, если очень коротко… Утверждается, что человек произошел от обезьяны. А от кого тогда произошла сама обезьяна? Понимаете? Ведь не от лошади же… Впрочем, бог с ней, с теорией. Практика гораздо важнее. Итак, закончить войну можно вот как… Подождите!.. Нет, помолчите!.. Вы слышите? Вот этот звук, вы слышите его?..
Тонкий нежный свист, очень тихий и протяжный, действительно возникает словно ниоткуда и постепенно заполняет объем комнаты невесомым звуковым туманом. Пауль вертит головой, пытаясь определить направление, но ничего не выходит - звук идет отовсюду, возможно даже с улицы.
- Что же это? - спрашивает Пауль, вскакивая. - Это облава?!
Вайдеман делает ему рукой знак - помолчите! В одну секунду свист резко усиливается и становится понятно, что звук издает гелиограф - большое вогнутое зеркало снизу и несколько малых зеркал, укрепленные на кронштейнах сверху, начинают поворачиваться вокруг вертикальных осей, влево-вправо, все увеличивая размах колебаний. Из потайных гнезд, щелкая, выскакивают линзы в стальных ободах, длинные микрометрические винты начинают бешено крутиться, линзы ползут вдоль промасленных направляющих на свои расчетные места. Свист становится трепещущим, прерывистым, словно пламя, пульсирующее в керосиновой лампе, в нем прорезается лихорадочный внутренний ритм, ему вторит постукивание невидимых рычажков и вздохи поршней. Нижнее зеркало внезапно замирает на месте, словно натолкнувшись на невидимое неодолимое препятствие, слышится удар металла о металл, такой мощный, что содрогается пол, и сверху конструкции из-за хаотического нагромождения кубиков, плавно поднимается на рычаге еще один ком модулей. Десятки гибких трубок тянутся за ним, как клубок змей.
- Нет, это не облава, - кричит Вайдеман, на его лице пляшет широкая улыбка, похоже, он даже скалит зубы. - Это Господин Граф, он снова с нами! Они все-таки включили напор, Людвиг! Здравствуйте, Господин Граф!
Вайдеман поднимает руку и приветственно делает пальцами в воздухе. Паулю, выглядывающему из-за спины Вайдемана, кажется, что угловатая голова Горгоны кивает в ответ, но, возможно, это только игра теней - свеча почти погасла от сквозняка и огонек едва теплится.
- Он… Он видит нас?!
- Нет, конечно, нет! Ведь у него нет глаз, - Вайдеман кричит чуть не в ухо Паулю. - Но он нас слышит, и, я надеюсь, понимает. Ведь наши слова - это просто колебания воздуха, а Господин Граф живет именно сжатым воздухом, он прекрасно может воспринять наши слова. И он знает, что мы здесь. Насколько я могу судить, он прощупывает пространство вокруг себя специальными звуковыми импульсами, раз-другой в секунду, и потом анализирует эхо. Я не знаю точно, так ли это, но на его месте я и сам поступил бы аналогично.
Пауль в ужасе думает, что Господин Граф вот сейчас согнет одну из своих чугунных опор, вырвет из подгнивших досок пола анкерные болты, сдерживающие его, и шагнет к ним, такой же живой, как мраморная статуя Командора из оперы "Дон Жуан", шагнет, чтобы опутать мириадами трубок, обездвижить, утащить вниз, под землю, в свой персональный ад - старую выработанную шахту.
Гелиограф издает дробный прерывистый стук, стеклянный шар медленно поворачивается в крепежных дугах и тут следует заключительный аккорд - все восемь окон разом с грохотом проваливаются в пазы, прорезанные внутри стен башни, впуская пронзительный свет луны и холодный ночной ветер. Свеча тут же беспомощно гаснет, Вайдеман пинком отправляет огарок в дальний угол и идет к винтовой лестнице. Пауль, почти бежит, стараясь не отстать.
- Знаете, что я думаю? - говорит Вайдеман, когда они снова оказываются на опоясывающей крепостную стену деревянной галерее. Свист уже не так слышен, можно не кричать, мешает только звон в ушах. - Я полагаю, что сейчас-то все и начнется.
- Что начнется? - спрашивает Пауль, кутаясь в свое тонкое пальто. Внезапное появление на сцене Господина Графа выбило у него последние остатки храбрости, теперь он жмется к Вайдеману словно щенок. Невидимка же, напротив, держится гораздо увереннее, чем раньше.
- Придется работать. Как я понимаю, третий блок все же передернул напор - ну, прервал и снова включил подачу сжатого воздуха. Теперь часа два на восстановление конфигурации до стабильного состояния, потом пойдет перепись архива, это еще час, поскольку там очень сложные формулы, но к утру - пожалуйте бриться.
- В каком смысле, бриться? - Пауль трогает подбородок, щетина уже такая мягкая, что почти не колется.
- В прямом. Расчеты уже месяц не проводились, накопилась масса необработанного материала, только вбивали и все. Теперь сырые данные прокрутят часов за шесть, конечно, это ничему особо не поможет, так как все поезда давно ушли, но, по крайней мере, не будет пробелов в отчетах. Не знаю, как с долгами в других отделах, а геодезическому придется срочно обрабатывать новые карты. Что-то, само собой, можно будет поручить Максу и Морицу. Кстати, вы уже познакомились с этой парочкой? Юнг, конечно, не Мориц, его зовут Мартин, но уж так его у нас окрестили, само собой просится. Да, так вот, они могут готовить таблицы к набивке, но составлять графы - это ответственно, это работа начальника отдела. Раньше это делал я, теперь придется приложить руки вам, господин Штайн-младший. И мне ужасно интересно, как вы справитесь.
Из слов Вайдемана Пауль понимает только, что не далее, как через десять-двенадцать часов все его усилия - закрепиться в Майберге, разобраться в ситуации и наметить место для диверсии - могут пойти прахом. Судьба, которая сначала была к нему милостива, которая уронила конфигурацию и отвела глаза майору Зайденшпиннеру, эта капризная дама показала ему свой обширный тыл - допустила, чтобы проснулся и высунул мерзкое кубическое рыло страшный Господин Граф. Теперь придется как-то юлить и выкручиваться, поскольку Господин Граф ждет от своего нового вассала незамедлительной и определенной работы, такой, которую Пауль, даже гипнотически подстегнутый, выполнить просто не в состоянии. Нет-нет, тут не поможет ничто. И никто, ни Франка, ни…
Пауль пытается заглянуть Вайдеману в глаза.
- Но что же делать, господин Вайдеман?! А? Они же сразу поймут, кто я! Ну, что я не тот. Не Штайн. В смысле, не геодезист. Вы же хотели, чтобы я вам как-то помог! Что-то надо принести, да? Я сбегаю, обязательно принесу, но если они меня арестуют, то как же я смогу? Я вам нужен, господин Вайдеман, ведь верно? Помогите мне, я прошу вас, помогите!
Вайдеман упирается Паулю пальцем в грудь, держит на расстоянии, улыбка у него преотвратная, какая-то кривая и глумливая. Пауль вцепляется геодезисту в рукав и почти повисает на нем, еще секунда - и он упадет на колени.
- Вот таким вы мне нравитесь, - говорит Вайдеман. Пауль готов нравиться таким, он готов почти на все.
- Идите, помучайтесь, фальшивый Людвиг! - продолжает Вайдеман, отцарапывая пальцы Пауля от своего рукава. - Докажите, что вы достойны называться его именем. Напишите хоть простейшую композицию, один плюс один больше или равно двум. Убивать легко. А вы вот умрите красиво. А когда не сможете, тогда приползайте. Я сегодня сплю в воздухоплавательном ангаре. И если вы меня разбудите раньше четырех дня - я вам ни строчки не напишу, хоть землю ешьте! Идите, ну!
Вайдеман отталкивает Пауля, правда, не сильно, потом отворачивается, достает портсигар. Пытается выудить сигаретку, но только ломает ее пополам. Вот дерьмо! Портсигар с силой летит прямо в кирпичную стену, жалобно звякает и распадается на две половинки. Вайдеман охает, торопливо подбирает обломки и пытается снова сложить все вместе.
- Вот видите? Видите? Я из-за вас хорошую вещь сломал, вы! Ну, что за жизнь, а? - Вайдеман задирает лицо к луне и так выдыхает, что пар облаком повисает под сводами галереи. Вытерев ладонью лицо, он оборачивается к Паулю.
- Почему вы не идете? - спрашивает он страдальческим голосом.
- Не сердитесь, - говорит Пауль. Он присаживается и по одной подбирает рассыпавшиеся сигареты, поглядывая на Вайдемана. Тот ждет. Пауль протягивает собранное, Вайдеман берет и даже бурчит что-то вроде "спасибо".
- Надеюсь, вы не заблудитесь, - говорит он уже нормальным тоном. - Значит, поняли? В четыре часа в ангаре. Я сейчас очень хочу спать. Там есть будочка сторожа, но она сейчас пустует, так что я там. Просто постучите. Лестница вон в той стороне.
Пауль кивает и улыбается Вайдеману, все еще немного заискивающе. Тот морщится.