У меня нестерпимо разболелась голова. Может быть( от двойной тяжести, а может быть, от того, что за это время я пережил столько потрясений. - Теперь вы знаете, - продолжал Дэк, почему Джок Дюбуа не хотел вам говорить этого до того, как мы выйдем в космос. Это самая, крупная сенсация с тех пор, как человек впервые ступил на Луну, и мы делаем все возможное, чтобы об этом никто не узнал. Мы рассчитываем воспользоваться вашими услугами до тех пор, пока не найдем его и не вернем обратно. К тому же, вы уже начали вживаться в образ. На самом деле этот корабль называется не "Ва-Банк". Это "Том Пэйн" - личная космическая яхта шефа и его передвижная канцелярия. А "Ва-Банк" крутится по орбите вокруг Марса, посылая в эфир позывные "Тома Пэйна", причем знают об этом только двое - его капитан и первый помощник - а тем временем "Томми", сломя голову, мчится к Земле, чтобы найти замену шефу. Ну как, начинает доходить, старина?
Я ответил, что пока еще не очень. - Ладно, капитан, но смотрите: если политические противники Бонфорта похитили его, то зачем держать это в секрете? Вам скорее следовало бы объявить об этом на каждом перекрестке.
- На Земле, да. В новой Батавии, тоже да. И на Венере, да! Но здесь мы имеем дело с Марсом. Вы знаете предание о Ккахграле Младшем?
- Что? Боюсь, что нет.
- Вам следует изучить его, это позволит вам понять, что же движет марсианами. Вкратце вот что оно гласит: этот самый парень Кках должен был явиться в определенное время в одно место тысячи лет назад, чтобы быть удостоенным очень высокой чести - что-то вроде посвящения в рыцари. Не по своей вине (с нашей точки зрения) он не смог явиться вовремя. Поэтому единственно правильным было казнить его - по марсианским понятиям. Но учитывая его молодость и прежние заслуги, некоторые радикалы стали выступать за то, чтобы ему дали еще одну возможность начать все сначала. Но Ккахграл и не подумал соглашаться. Он настоял на том, чтобы ему разрешили самому определить свою собственную судьбу, и по своей же собственной просьбе был казнен. И, представьте себе, это сделало его воплощением пристойности, ее святым покровителем на Марсе.
- Но ведь это безумие!
- Вы так считаете? Мы - не марсиане. Они очень древняя раса, которая выработала целую систему обязательств, регламентирующую любую возможную ситуацию. Одним словом, марсиане - самые великие из всех мыслящих формалистов. По сравнению с ними древние японцы с их "гири" и "гиму" были самыми что ми на есть отъявленными анархистами. Марсиане не оперируют понятиями "правильно" и "неправильно)". Вместо этого у них есть понятия "пристойность" и "непристойность" в квадрате, в кубе, да к тому же приправленные черт знает чем. А почему я все это вам рассказываю? Потому что шефа на днях должны были принять в гнездо самого Ккахграла Младшего. Теперь-то вы понимаете?
Нет, я решительно не понимал. На мой взгляд этот Ккахграл напоминал одного из самых отвратительных персонажей из "Ле Гран Гиньоль". Бродбент между тем продолжал: - Это достаточно просто. Шеф, возможно, является крупнейшим из существующих специалистов по марсианским обычаям и психологии. Он посвятил их изучению многие годы. В среду, в Лакус Соли, в полдень по местному времени, состоится церемония принятия в гнездо. Если шеф окажется на месте и правильно пройдет все положенные церемонии, то все отлично. Если же его там не будет - причем вопроса, почему его там нет, просто не существует- его имя на Марсе смешают с грязью в каждом гнезде от полюса до полюса - и тогда величайший межпланетный и межрасовый политический успех из достигнутых когда-либо оборачивается крупнейшим поражением. Более того, он приведет к тяжелейшим последствиям. На мой взгляд, самое меньшее, что может случиться, это то, что Марс откажется даже от нынешнего ограниченного сотрудничества с Империей. Еще более вероятно, что на Марсе произойдут волнения, в ходе которых погибнут люди - возможно, все люди, находящиеся сейчас на Марсе. Тогда верх возьмут экстремисты из партии Человечества, которые будут проводить свою политику, и тогда Марс будет присоединен к Империи силой - но только после того, как будет истреблен последний марсианин. И все это будет вызвано тем, что Бон-форт не смог явиться на церемонию принятия в гнездо... Марсиане очень серьезно относятся к таким вещам.
Дэк вышел так же внезапно, как появился, и Пенелопа Рассел снова включила проектор. Я с раздражением сообразил, что мне следовало спросить его, почему враги не могут просто убить меня, если все, что требовалось, чтобы опрокинуть политическую тележку с яблоками, было не дать Бонфорту (или самому, или мне в его обличье) попасть на какую-то варварскую церемонию марсиан. Но спросить я забыл - возможно, я просто подсознательно боялся ответа.
Через некоторое время я уже опять изучал Бонфорта, следя за его движениями и жестами, пытаясь почувствовать его мысли, пытаясь в уме повторить интонации его голоса, и все глубже и глубже погружаясь в эту отрешенную, теплую бездну художественного творчества. Я уже "овладел его лицом".
Вывело меня из полузабытья место, где Бонфорта окружают марсиане и касаются своими псевдоконечностями. Я так глубоко вжился в происходящее на экране, что почувствовал их прикосновения - да и запах был невыносим. Я издал сдавленный возглас и замахал руками: -Уберите это!
Зажегся свет, и изображение исчезло. Мисс Рассел смотрела на меня. - В чем дело?
Я попытался прийти в себя и унять дрожь. - Мисс Рассел, извините меня, но пожалуйста, не показывайте мне больше ничего такого. Я не выношу марсиан.
Она взглянула на меня так, будто не верила своим глазам и одновременно презирая то, что предстало ее взору. -
А ведь я предупреждала их, - медленно сказала она с укоризной в голосе, - что этот смехотворный план не сработает.
- Мне очень жаль. Но я ничего не могу с собой поделать.
Она ничего не ответила и молча выбралась из "пресса для яблок". Хотя она двигалась и не с той легкостью, с какой передвигался при двойном ускорении Дэк, но все же справлялась неплохо. Не сказав ни слова, она вышла, закрыв за собой дверь.
Обратно она не вернулась. Вместо нее появился человек, который, казалось, находился в чем-то вроде огромной детской подставки на колесиках, с помощью которых детей учат ходить. - Ну, как мы себя чувствуем, молодой человек? - пробормотал он. На вид ему можно было дать лет шестьдесят, и, на мой взгляд, он был несколько полноват. Почувствовав доброжелательность в его тоне, я уже мог не заглядывать в его диплом, чтобы определить повадку врача у постели больного.
- Как поживаете, сэр?
- Спасибо, ничего. Конечно, чем меньше ускорение, тем лучше, - ответил он, окинув взглядом сложное сооружение, в которое был буквально вплетен. - Как вам нравится мой корсет на колесах? Конечно, он не очень моден, но зато снимает с моего бедного больного сердца часть нагрузки. Да, кстати, просто чтобы мы могли обращаться друг к другу по имени. Меня зовут Кэпек, я - личный врач мистера Бонфорта. Мне известно, кто вы такой. Так что там произошло у вас с марсианами?
Я попытался объяснить ему все доходчиво и без лишних эмоций.
Доктор Кэпек кивнул. - Капитану Бродбенту следовало бы предупредить меня. Тогда бы я изменил порядок приобщения вас к программе. Капитан весьма знающий молодой человек в своей области, но его мышцы часто опережают его рассудок... Иногда он настолько бездумен, что это меня пугает. К счастью, он совершенно безвреден. Мистер Смиф, я хотел бы попросить у вас разрешения загипнотизировать вас. Даю слово врача, что это будет сделано единственно с целью избавить вас от неприятных ощущений, связанных с марсианами, и что я больше никоим образом не намерен вмешиваться в ваш внутренний мир. - Он вытащил из кармана старомодные часы, которые почти стали символом его профессии, и измерил мой пульс.
Я ответил: - Доктор, я охотно разрешаю вам это, но ничего хорошего из этого не выйдет. Меня невозможно загипнотизировать. - Сам я изучал искусство гипноза еще когда выступал с чтением мыслей, но мои учителя так и не смогли ни разу загипнотизировать меня самого. Намного гипноза вовсе не вредно в таком выступлении, особенно, если местная полиция не поднимает слишком много шума из-за того, что нарушены правила, которыми медицинская ассоциация буквально обложила нас.
- Вот как? В таком случае, нам просто придется попробовать сделать все, что можно. Представьте себе, что вы расслабляетесь, устраиваетесь поудобнее, и мы поговорим о том, что вас беспокоит. - Часы он продолжал держать в руке, вертя их так и сяк или покачивая на длинной цепочке, хотя пульс он уже давно измерил. Я хотел его попросить убрать их, так как блеск отраженного света слепил мне глаза, но решил, что это у него что-то вроде нервного тика, который он не замечает, и вообще это не стоит того, чтобы делать замечания практически незнакомому человеку.
- Я расслабился, - заверил я его. - Спрашивайте меня о чем угодно. Или можем попробовать свободные ассоциации, если хотите, конечно.
- Просто постарайтесь сосредоточиться на том, что вы плаваете в жидкости, - мягко сказал он. - Ведь двойное ускорение заставляет вас чувствовать тяжесть во всем теле, не так ли? Я обычно стараюсь перенести ее во сне. При такой нагрузке кровь отливает от мозга, очень хочется спать. Они собираются снова включить двигатели. Нам всем будет лучше заснуть... Нам будет тяжело... Нам нужно будет поспать...
Я начал было говорить ему, чтобы он убрал часы, иначе они вылетят и разобьются. Но вместо этого уснул.
* * *
Когда я проснулся, соседний противоперегрузочный танк был занят доктором Кэпеком. - Доброе утро, юноша! - приветствовал меня он. - Я немного устал от этой утомительной процедуры знакомства с состоянием вашего здоровья и решил прилечь здесь, чтобы немного перераспределить нагрузку.
- А мы что, снова на двойном ускорении?
- Что? Ах, да! На двойном.
- Прошу прощения, я отключился. Сколько времени я спал?
- О, совсем недолго. Как вы себя чувствуете?
- Прекрасно. Замечательно отдохнул, в самом деле.
- Это часто дает подобный эффект. Я имею в виду сильное ускорение. Может, хотите продолжить просмотр лент?
- Конечно, как скажете, доктор.
- О'кэй. - Он протянул руку, и комната погрузилась во мрак.
И вдруг меня пронзила уверенность в том, что он снова собирается показывать мне марсиан; я попытался приказывать себе не впадать в панику. Кроме того, я решил, что мне следует помнить о том, что на самом деле их здесь нет. И правда - ведь это всего-навсего их изображения, отснятые на пленку. Конечно, они не должны действовать на меня - в тот, первый раз я просто растерялся от неожиданности.
И действительно, у меня перед глазами появились объемные изображения марсиан - как с мистером Бонфортом, так и без него. Я обнаружил, что способен разглядывать их совершенно равнодушно, не испытывая при этом страха или отвращения.
И вдруг я понял, что смотреть на них доставляет мне удовольствие!
Я издал какой-то возглас, и Кэпек тут же выключил проектор. - Что-нибудь случилось?
- Доктор... вы загипнотизировали меня!
- Вы сами разрешили мне сделать это.
- Но меня невозможно загипнотизировать!
- Прискорбно слышать.
- Так... так значит, вам удалось это сделать. Я не такой уж кретин, чтобы не понимать этого, - сказал я с удивлением и добавил. - Может быть, еще раз попробуем те кадры? Я никак не могу поверить тому, что вы со мной сделали.
Он снова вернул пленку к тому месту, и я снова смотрел и удивлялся. Марсиане, если смотреть на них без всяких предрассудков, вовсе не омерзительны, более того, они даже чем-то симпатичны. В действительности, их необычная грация чем-то сродни изяществу китайских пагод. Они, конечно, внешне ничем не похожи на человека, но ведь на людей не похожи и райские птички, а вед€ райские птички - самые прелестные из живых существ.
Я также начал осознавать, что их псевдоконечности могут быть очень выразительны; их неловкие движения были чем-то сродни неуклюжей дружелюбности щенков. Теперь я понял, что всю жизнь смотрел на марсиан сквозь темную призму ненависти и страха.
Конечно, думал я, мне еще придется привыкать к их вони, но ... и тут я вдруг понял, что обоняю их, чувствую запах, который ни с чем перепутать невозможно - и он ни в малейшей степени не был для меня омерзительным! Он даже нравился мне! - Доктор! - поспешно позвал я. - Ведь этот наш проектор, наверное, имеет "приставку запахов", не так ли?
- А? Нет, полагаю, нет. Совершенно точно - она слишком много весит, чтобы можно было разместить ее на яхте.
- Но она должна быть. Я явственно ощущаю их запах.
- Так и должно быть, - на его лице отразилось легкое смущение. - Молодой человек, я сделал одну вещь, которая, надеюсь, не причинит вам никаких неудобств.
- Сэр?
- Роясь в вашей черепушке, мы обнаружили, что ваше отрицательное отношение к марсианам во многом связано для вас с запахом их тела. У меня не было времени всерьез заняться этим, поэтому пришлось придумывать что-то на скорую руку. Я попросил Пенни - это та девушка, которая была с вами, - одолжить мне немного своих духов. И теперь, боюсь, юноша, марсиане будут пахнуть для вас, как парижский парфюмерный магазин. Будь у меня время, я бы, конечно, использовал какой-нибудь более простой, но приятный запах, например, свежей земляники или свежего пирога с вареньем. Но пришлось импровизировать.
Я принюхался. Да, запах действительно напоминал благоухание дорогих духов - и, черт бы его побрал, несомненно был запахом марсиан. - Мне нравится этот запах.
- А он и не может вам не нравиться.
- Вы, должно быть, извели весь флакон. Воздух насквозь пропитан этим запахом.
- Что? Вовсе нет. Просто полчаса назад я немного поводил пробкой от флакона у вас под носом, а потом вернул флакон Пенни, и она унесла его, - он потянул носом воздух. - Запах совершенно не чувствуется. Кстати, духи называются "Вожделение джунглей" - так было написано на флаконе. На мой взгляд, в них многовато мускуса. Я обвинил Пенни в том, что она собирается свести с ума весь экипаж, но она только посмеялась надо мной. - Он потянулся и выключил стереопроектор. - На сегодня достаточно. Хочу предложить вам кое-что более полезное.
Как только исчезло изображение, вместе с ним ослаб, а затем и исчез совершенно запах, точно так же, как это бывает при выключении "приставки запахов". Я был вынужден признаться себе, что запах существует только у меня в воображении. Но мне, как актеру, до сих пор с трудом верилось в это.
Когда через несколько минут вернулась Пенни, она благоухала совершенно, как марсианка.
Я влюбился в этот запах.
Глава 4.
Мое образование продолжалось в той же каюте (как оказалось, гостиной мистера Бонфорта). Я не спал, если не считать того, что был под гипнозом, и, казалось, совершенно не нуждался во сне. Со мной постоянно были или доктор, или Пенни, которые очень помогали мне. К счастью, мой прообраз, как и всякий крупный политический деятель, был множество раз сфотографирован и отснят на киноплёнку, да к тому же большим подспорьем а изучении оказывалось активное содействие его близких. Материал был бесконечен: проблема состояла в том, чтобы узнать, сколько материала я могу усвоить бодрствуя и под гипнозом.
Не знаю, в какой момент, но я почувствовал симпатию к Бонфорту. Кэпек уверял меня - и я ему верю - что он не внушал мне этого, я совершенно уверен, что Кэпек скрупулезно честен, прекрасно понимая всю этическую ответственность врача и гипнотерапевта. Но у меня есть все основания предполагать, что эта симпатия - неизбежная спутница роли; я даже склонен думать, что если бы мне пришлось осваивать роль Джека-потрошителя, он бы начал нравиться мне. Посудите сами: чтобы вжиться в роль, актер на время должен превратиться в свой персонаж, А выбор только такой: либо он нравится сам себе, либо кончает жизнь самоубийством - третьего не дано.
"Понять - значит простить"", - я начинал понимать Бон-форта.
Во время торможения мы получили тот долгожданный отдых при одном "же"! который обещал Дэк. Мы ни на мгновение не оказывались в невесомости. Вместо того, чтобы включить тормозные двигатели, чего, как мне кажется, космонавты очень не любят делать, корабль описал, как выразился Дэк, стовосьмидесятиградусную кривую. При этом он продолжает сохранять ускорение, и делается это очень быстро. Вся эта операция оказывает очень странное воздействие на чувство равновесия. Кажется, это воздействие называется Кориолановым, или, может быть, Кориоли-совым?
Все, что я знаю о космических кораблях, - это то, что те, которые взлетают с поверхности планеты, являются самыми настоящими ракетами, но космонавты называют их "чайниками" из-за реактивной струи воды или водорода, с помощью которых они движутся. Они не считаются настоящими кораблями с атомными двигателями, хотя и в них нагрев производится при помощи атомного реактора. Межпланетные же корабли, такие, как, например, "Том Пейн", являются (как мне говорили) настоящими, приводящимися в действие Е, равным М С в квадрате. Ну, в общем, сами знаете, тем, что изобрел Эйнштейн.
Дэк как мог постарался объяснить мне все это и, несомненно, для тех, кто интересуется такими вещами, все это было очень и очень интересно. Но лично мне совершенно непонятно, зачем настоящему джентльмену знать такие вещи. Мне вообще кажется, что всякий раз, когда эти ученые ребята придумывают что-то новенькое, жизнь сразу становится намного сложнее. И что было плохого в том, как мир был устроен раньше?
В течение двух часов полета при нормальном ускорении я находился в каюте Бонфорта. Я переоделся в его платье, в его обличье, и все вокруг старались меня звать "мистер Бонфорт" или "шеф", или (это относится к доктору Кэпеку) просто "Джозеф", причем все это делалось для того, чтобы помочь мне вжиться в образ.
Все, кроме Пенни, которая... Она просто не захотела звать меня "мистер Бонфорт". Она изо всех сил боролась с собой, но ничего не могла поделать. Было ясно, как божий день, что она молча и безнадежно любит своего босса. Поэтому я вызывал у нее глубокое, неразумное, но весьма естественное ожесточение. Это было тяжело для нас обоих, так как я находил ее весьма привлекательной. Ни один из мужчин не смог бы спокойно работать, когда рядом с ним находится женщина, глубоко презирающая его. Я же, со своей стороны, не чувствовал по отношению к ней никакой антипатии: мне было жаль ее - даже несмотря на то, что все это меня решительно раздражало.