* * *
Настроение - ни к чёрту. Машинально выполняю все повеления Мымры, а сам угрюмо думаю о своём.
Справедливость… Что это такое, я в полной мере осознал года четыре назад, когда мы с Танькой поздним январским вечером возвращались из гостей. Надралась она тогда основательно, да и я, признаться, лишнего принял. По дороге стала нарочно падать в сугробы, откуда мне её каждый раз приходилось извлекать. В конце концов лопнуло моё терпение, и я высказал раскинувшейся в снегу супруге всё, что о ней думаю.
В этот самый миг возникли из январской мглы двое: рослый паренёк и хрупкая девчушка. Наверное, подумали: это я Таньку в сугроб толкнул.
- Вы что делаете с женщиной?!
- Домой веду! - огрызнулся я.
Они кинулись к Татьяне и о чём-то её спросили. Не знаю, что она им сказала, но мне тут же был отвешен вполне профессиональный крюк справа в челюсть. Должно быть, спортсмен был парнишка. Меня повело, заснеженный тротуар вывернулся из-под ног, далее снизу приплыл удар ботинком в рыло - и опрокинул навзничь.
А потом произошло главное. Хрупкая девчушка склонилась ко мне и отчаянно-звонким голосом прокричала прямо в ухо:
- Подонок! Подонок! Таких, как ты, убивать мало!
И они ушли, правые, гордые собой, уверенные в том, что совершили добрый поступок. Добро должно быть с кулаками. А я кое-как перекантовался на карачки, очумело приложил пригоршню снега к разбитой вдрызг морде и, делать нечего, вновь принялся поднимать из сугроба невменяемую Таньку.
И это ещё не всё. Услышав от меня утром, что случилось, она перестала со мной разговаривать. Посудите сами: вчерашнее из памяти выпало, но, раз за неё вступились добрые люди, значит её муж и впрямь подонок.
Тогда-то мне и открылось, что представляет собой справедливость в чистом виде. Она именно такая и другой не бывает…
Удручённый неприятным воспоминанием, я не сразу обратил внимание на то, что от Мымры перестали поступать приказы. Мымра бурлила, но медленней обычного и вроде бы неуверенно. Попытался вникнуть, подстроиться - ничего не вышло. Страх, правда, чувствовался, но какой-то иной, незнакомый, а вот ненависти я вообще не уловил. Мало того, померещилось, будто в бессмысленном колыхании лиан сквозили жалость и растерянность.
И тут, совершенно некстати, возник Обмылок.
- Свободен, - коротко сообщил наладчик.
- Как?
- Как Куба. Хорош пахать. Два дня профилактики.
Надеюсь, в виду имелись два местных дня. Земной день, напоминаю, раза в три длиннее.
- А в чём дело?
- Люди жалуются, - молвил он свысока и сгинул.
Я обернулся. Шагах в десяти стоял и победно глядел на меня трудяга Вадим.
- Ну ты гад! - подивился я. - Наладчику стукнул?
- Стукнул! - с вызовом ответил он мне. - А что же стоять смотреть, как ты себя в гроб вгоняешь?
- Стоять и смотреть! - подтвердил я.
Снова повернулся к Мымре, но той уже не было.
* * *
Чёрт бы их побрал, Обмылка с Вадимом! Никогда уже, наверное, не избавлюсь от ощущения, что они, гады, сорвали мне контакт. Чего я только потом ни делал: восстанавливал в памяти эту историю, как мне морду набили, вспоминал ещё более душещипательные подробности нелёгкой моей биографии - бесполезно. Мымра замкнулась. Если вообще раскрывалась. Вполне возможно, померещились мне и жалость её, и растерянность. Усталый был, невыспавшийся, вздёрнутый - вот и померещились.
Глава 11
СРЫВ
По-моему, припадки отчаяния у нас, андроидов, приключаются здесь строго по очереди. Сначала Валерия, потом, как ни странно, Алексей. Кто бы мог предположить… Насмешливый, выдержанный, всезнающий - и надо же! - нервный срыв. Ей-богу, со взбрыками Леры было проще: характер лёгкий, переменчивый, разрыдается - рассмеётся, а вот у Лёхи - сухая истерика. Если хотите, истерика мысли. Самая страшная из истерик…
Мне повезло наткнуться на него первым. Напоминаю: по милости стукача Вадима я пребывал на профилактике, проще говоря, сачковал. Поначалу хотел плюнуть втихомолку на распоряжение наладчика и, выждав время, вернуться к Мымре (не по долгу службы, а в частном, так сказать, порядке), но та, кажется, исчезла надолго. Раздосадованный, побрёл по окрестности, утешаясь акварелями родимой мути и подвижной графикой страшилок. Брёл-брёл и набрёл на Лёху.
Ксенофоб сидел на краю своего рабочего пятачка, причём сидел как-то странно. Это не было позой отдыхающего человека (да и кому бы пришло в голову отдыхать на плацу!), скорее казалось, будто Алексей, внезапно обессилев, опустился наземь, а встать уже не смог. Лохматого на пятачке не наблюдалось. Я приблизился, но сидящий даже глаз не поднял. И что-то в нём было не так. Присутствовала в его облике некая жуткая, пока ещё неуловимая подробность.
- Ты чего? - испуганно спросил я.
- Жду, - глухо ответил он.
- Чего ты ждёшь?
- Обмылка…
Вскоре появился Обмылок.
- Чо надо? - осведомился он, как водится.
- Расчёт, - негромко, но отчётливо произнёс Алексей.
Я понял, о чём речь, и мне стало страшно. Обмылок молчал, и это тоже было страшно. Он стоял неподвижно - этакая статуя Командора с пузырём взамен головы.
- Слабо? - презрительно осведомился он наконец.
- Слабо, - ответил Лёха, глядя в слепое округлое рыло.
Я думал, последовавшая пауза никогда не кончится.
- Ладно, перетрём, - пробурчал Обмылок, и мы опять остались с Алексеем наедине. Тогда-то я и прозрел окончательно. Лицо и голова Лёхи стали вроде бы слегка шероховаты. Щетина. На маковке, на подбородке - везде. Перестал бриться! Будь он брюнет, я бы заметил это сразу, но Лёха у нас, оказывается, был блондин.
Он посмотрел на меня и усмехнулся через силу.
- Вот так… - то ли виновато, то ли назидательно молвил он. Потом упёрся ладонью в мох и довольно бодро поднялся на ноги. - Ну что? Пойдём коллег обрадуем…
И пошли мы радовать коллег. Сначала отыскали Валерию.
- Почему нет? - запальчиво спросила она, узнав, в чём дело. - Я и сама собиралась расчёта попросить! На море хочу…
А вот Вадим всполошился. Даже лоб ладонью придержал.
- Погоди… - сказал он Лёхе. - С чего это ты вдруг?
Работа была остановлена повсюду. Вадим оказался последним, кого мы оторвали от дела, поэтому общее сборище состоялось возле его футляра. Вился сигаретный дымок, фляжечка переходила из рук в руки, а вокруг роились медузы.
- Бояться надоело, - надтреснутым голосом известил Алексей. Выглядел он скверно: в зелёноватых глазах лихорадочный блеск, на резко обозначившихся скулах, насколько можно судить в нашем приглушённом освещении, по розоватому пятну.
- Не мальчик! - скрипуче продолжал он. - И не надо меня стращать! Хыкой, свалкой… Сам сейчас отправлюсь и увижу. Домой - значит домой, на свалку - значит на свалку…
Никто ни при каких условиях не должен был произносить в нашей мути подобных слов. Я понимаю Лёхино состояние, и всё же не следовало так безжалостно это оглашать. До сей поры мы жили, неустанно убеждая себя, что свалка нам не грозит. Кто вообще придумал, будто нас туда могут отправить? Поди пойми! Услышали от Обмылка - и раздули услышанное до мифологических размеров. Обычный ребяческий ужастик, предмет сомнительных подначек… И вдруг нашёлся человек, решившийся проверить подлинность наших опасений. Это всё равно, как если бы кто-нибудь, усомнясь, есть ли жизнь после смерти, взял да и объявил, что сейчас покончит с собой и всё точно выяснит.
- Ты что, кретин?.. - прохрипел Вадим, выкатывая глаза.
Лёха ожил. Он любил, когда на него наезжают.
- Тебе не нравится, что я окажусь дома? - осведомился он.
- Так ты же сам в это не веришь!
- Не верю, - спокойно согласился Алексей. - И в то, что окажусь на свалке, тоже не верю… Я просто хочу проверить. Дальше что?
- Ну проверишь ты!.. - закричала Лера. - А мы-то об этом как узнаем?
- Никак. С чего ты вообще взяла, что я иду на разведку? Я просто иду. А там посмотрим…
- Почему?!
- Я же сказал: надоело.
Тихая непреклонная решимость звучала в его голосе.
Даже не знаю, братцы вы мои, с чем это можно сравнить. Разве только с недоверчивым детским ужасом, когда впервые услышишь о том, что все смертны. И ты в том числе.
- Надоело ему… - злобно вымолвил Вадим. - Этак каждый может сказать: надоело…
- Ну и скажи.
- И что будет?
- Ничего не будет, - снова обессилев, выговорил Лёха. Голос его ушёл в шамкающее бормотание. - Ночь придёт, перекусит и съест…
- А ну хлебни! - яростно потребовала Валерия, ткнув ему в зубы металлическое горлышко. - Да не так! Как следует хлебни!.. Андроид называется!
Нет, всё-таки оставаться наедине с ужасом не в обычае русского человека. Тем более когда рядом с тобой собратья по генам и по разуму. И фляжечка впридачу. Уговаривать или успокаивать Лёху не имело смысла - следовало только подначивать и дразнить. Первым это понял, как ни странно, Вадим.
- А что свалка? - осклабившись, огласил он вдруг. - Ещё неизвестно, где лучше, здесь или там…
- Там, - уверенно сказала Валерия. - Здесь ничего нет, а там всего навалом…
- Откуда сведения?
- Говорят…
- Кто говорит? Нас тут всего четверо!
- Володя говорит!
- А он откуда знает?
Алексей слушал нас с вымученной снисходительной улыбкой.
- Слышь, - глумливо обратился к нему Вадим. - Ты это… пользуясь случаем, родне моей там привет передавай…
- Где? На свалке!
- Ага! Нужен ты кому на свалке!.. Ты им, короче, скажи: сами вы фуфло! А Вадик вон с высшим разумом корешится, деньги лопатой гребёт… Адрес я тебе дам…
Шуточки его, как и следовало ожидать, были неумелы и неуклюжи, хотя это, может, и к лучшему. До оглашения адреса так и не дошло - начальство пожаловало. До сих пор не могу понять: Обмылок просто возникает в нужный момент в нужном месте или всё же добирается туда пешком, а потом выключает свою мимикрию? Наверное, возникает. Уж больно у него это быстро выходит…
- Не понял, - буркнул наладчик. - Все, что ли, на расчёт подали? Работать кто будет? Я буду?..
Не подававшие на расчёт послушно поднялись. Я - тоже, но был остановлен.
- А ты чо пошёл? Ты ж на профилактике…
Пришлось остаться.
- Ну? - с вызовом спросил Лёха, обращаясь к Обмылку.
- Перетрём… - недовольно повторил тот и вновь покинул сумрачные наши акварели.
* * *
Мы долго молчали. Я просто не знал, что сказать. Лёху было жалко, но не говорить же об этом вслух!
- Как ты сюда попал, Володя? - чуть ли не с укоризной неожиданно спросил он. - Ну ладно, Вадима безденежье достало, Лера у сослуживицы норковый воротник в гардеробной срезала…
- Как? - не поверил я.
- Не знаю. Технических подробностей не выспрашивал…
- Но почему?! - Я был настолько поражён, что даже Лёхины беды отодвинулись на второй план.
- Наверное, справедливости захотелось. У одних есть воротник, у других нету…
- Откуда знаешь?
- От неё.
- И ты ей поверил?
- Н-ну, во всяком случае, из всех её автобиографий эта самая правдоподобная…
Я моргал, переваривая услышанное. Да ерунда это всё! Мало ли что правдоподобно! Если на то пошло, как раз правда невероятна, а правдоподобнее вранья вообще ничего не бывает. Наверняка оговорила себя - под настроение…
Лёха смотрел на меня с усталым пониманием.
- Тебя-то, Володя, с чего сюда занесло? - повторил он. - А то ведь так и не узнаю…
Я кое-как передал в двух словах свою историю. Алексей кивнул шершавой серой головой.
- Что-то в этом роде я и предполагал… По-другому с тобой просто быть не могло…
Речь его звучала неторопливо и отрешённо, словно он уже не принадлежал нашей мути.
- А тебя с чего? - вновь преисполнившись жалости, спросил я.
Алексей слегка оживился.
- Ты не поверишь, - сказал он, как бы сам себе удивляясь. - Из высоких соображений. Нет, были, конечно, и житейские трудности, иначе бы Карина ко мне не подкатилась. Но в целом…
- Высокие соображения - это?..
- Ну как же!.. - язвительно выговорил он. - Такой шанс! Осознать место человека во Вселенной… Идиот!
- Почему идиот?.. - невольно заступился я за Лёху прошлого перед Лёхой нынешним. Прошлый и впрямь казался мне понятнее и ближе.
- Потому что меньше знаешь - крепче спишь, - отрезал он.
И я наконец заподозрил, что не только моральный износ был причиной его срыва.
- Смысловая составляющая?.. - У меня даже голос сел.
Алексей молчал.
- Ты что… говорил со своим лохматым?..
- Чёрт его знает, - безрадостно откликнулся он. - Может, с ним, а может, с самим собой… Поди разберись!..
- И что? - с трепетом спросил я.
Лёха нахмурился, вздохнул.
- Помнишь, ты удивлялся, что здесь нет ни одного лицензионного андроида? А их здесь, оказывается, и быть не может…
Я ждал, что он скажет дальше.
- Видишь ли, Володенька, насколько я понял, запустить сюда хотя бы одного лицензионного - это всё равно, что запустить хорька в курятник. Лицензионные лохматых уничтожают.
Последние три слова проникали в сознание поочерёдно. Проникли. Сложились. И ослепительно взорвались. Бог ты мой, я ведь и сам мог об этом догадаться - из Мымриных страхов! Уничтожают лохматых… Этакие механические спецназовцы, как в американских фильмах: ищут очередную муть, тайное убежище нелюдей, находят - и жгут дотла.
- Почему?..
Наверное, я произнёс это вслух. Поскольку Лёха мне ответил. Спокойно, рассудительно.
- Наверное, потому что их так запрограммировали. Искать и уничтожать. Как клопов. Как крыс.
- Да, но… зачем их так запрограммировали?
- Затем что лохматые - наши враги.
- Наши?..
- Да, в том числе и наши… Ты ведь гуманоид, не так ли?
- Твари! - вырвалось у меня.
- Ну слава богу, - с насмешливым облегчением молвил Лёха. - Дошло наконец. Понял теперь, почему я не могу здесь больше оставаться? Хоть куда, хоть на свалку…
- Да не лохматые - твари! - взвился я. - Мы твари, мы!
Лёха был так озадачен, что слетели с него вмиг и траур, и обречённость - одна щетина бросала вызов общепринятым правилам. Он даже чуть отстранился, словно бы желая оглядеть меня как явление в целом.
- Они кого-нибудь убивают? - вопрошал я с пеной у рта.
- Кто?
- Лохматые!
- Кого?
- Кого угодно! Нас, друг друга!
- Видимо, да…
- Ах, видимо!.. А ты это видел?
- Нет, но…
- А мы?
- Во-он ты куда гнёшь, - сообразил он. - Под презумпцию невиновности подводишь…
- А мы?! - в бешенстве повторил я.
- Ну, убиваем… - вынужден был согласиться он. - Себя, других…
- Трупы убитых они едят?
- Чего? - не поверил Лёха своим ушам.
- Того! Ни разу в жизни говяжью котлету не пробовал?
- Да вы, батенька, толстовец, - восхищённо заметил Алексей.
На мелкую эту провокацию я не повёлся.
- Боятся нас и ненавидят, говоришь? Правильно делают! Мы сами себя боимся и ненавидим…
Лёха перестал улыбаться.
- Это наше право, - пропустил он сквозь зубы, причём левая щека его дёрнулась. - А у них такого права нет и не будет… Помнишь, у Пушкина? "Я презираю Отечество моё с головы до ног, но мне досадно, если иностранец разделяет со мной это чувство…"
- Стоп! - прервал я его. - Презирать - одно. Уничтожать - другое. В чём их вина? В том, что они на нас не похожи? В том, что они красивы, а мы уродливы?..
На этот раз ответа не было долго. Лёха сидел, опустив голову - серую, шершавую, будто посыпанную пеплом.
- Слушай, ты… - словно бы через силу произнёс он, так и не подняв глаз. - Либеральная обшмыга третьего разряда… Неужели трудно уразуметь: будь они ни в чём не повинны, с ними бы так не поступали…
Это был хороший профессиональный крюк в челюсть. Как тогда, на заснеженном январском тротуаре. Меня повело, однако на сей раз я удержался на ногах. В том смысле, что сохранил душевное равновесие. Кое-как.
- Да-да… - сипло выдавил я. - Если за тебя вступились добрые люди, а сама ты ничего не помнишь… значит твой супруг - подонок…
Алексей, естественно, ошалел.
- Ты о чём? - спросил он, вглядываясь в меня с тревогой.
Ещё минута - и я бы сорвался по-настоящему. Истерика - штука заразная. Слава богу, в следующий миг сработала спичка. Два укороченных местных дня, отпущенных мне на профилактику, истекли. Мымра жаждала лицезреть Володеньку Турухина.
- Прости, друг… - с натужной развязностью выговорил я, вынимая спичку из-за уха. - Служба…
* * *
Не знаю, что ей наплёл о моей исправности Обмылок, но нагрузку мне Мымра резко снизила. Лучше бы она этого не делала. Я к ней как на свидание спешил, а нарвался на супружескую размолвку в самой мерзкой её разновидности, когда муж мельтешит и суетится, не зная, как восстановить гармонию, а жена отворачивает нос, давая понять, что всё между ними кончено.
Главное, за что? В чём провинился? С лучшим другом разругался вдребезги, её же, Мымру, защищая, и вот тебе благодарность! Вы не поверите, но я оправдываться перед ней начал - припоминать лестные для себя подробности нашего с Лёхой раздора, кое-что даже преувеличивая, - до того понравиться хотел.
Ничего доброго из этого, разумеется, не вышло, и вскоре возненавидели мы друг друга до сладострастия. Что она из себя корчит? Лиана под хвост попала? Было очень обидно.
Потом пришло спасительное отупение. Машинально выполнял приказы, а мысли брели своим чередом.
Может, Лёха в чём-то и прав: бросить всё к чёртовой матери и потребовать расчёт… Обратите внимание, сам Обмылок, не отрицая факт существования свалки, ни разу не пригрозил никого туда отправить. Во всяком случае, при мне. Свалка… Ну есть такое место - и что с того? Наладчик, по его собственным словам, наведывается туда постоянно… Стоп! Зачем он туда наведывается? Что он там забыл, если работает исключительно с людьми?
Лёхе он сказал: перетрём… А Лёха человек въедливый, наверняка постарается воспользоваться такой оказией и выцедить из Обмылка максимум информации. Надо будет потом расспросить…
Но тут я осознал, что никакого потом скорее всего не будет. Лёха упрям. Настоит на своём и сгинет в неизвестном направлении. Домой ли он попадёт, на свалку ли - какая разница? Всё равно я его больше не встречу. Мы виделись последний раз - и поссорились на прощанье…
Осознал - и чуть не взвыл.
Я готов был Мымру на лианы раздёргать. Из-за какой-то твари лохматой взял и обидел хорошего человека. Да, представьте, хорошего! Ранимого, честного… Ну наплёл чёрт знает чего - так нужно ж учитывать, в каком он был раздрае!
Может, ещё не поздно, а? Может, он ещё сидит там, на рабочем пятачке, свесив бедовую свою, словно пеплом посыпанную голову, Обмылка ждёт… Изобразить очередной сбой программы - и к нему… Нет, неловко. Я же только что с профилактики…