Забор от реки круто забирал вверх, оставляя нетронутыми склон кургана и овраг. Они упирались в заброшенное теперь здание Университета. Здесь, под раскидистой рябиной, которая разбавляла общую ноябрьскую серость оранжевыми брызгами ягод, была врыта основательная лавочка. Юра, не глядя, присел на мокрую заскорузлую древесину.
- Ладно, давай быстрее медитируй, а то я промок уже давно в этой "непромокаемой" курточке.
Конечно, это была никакая не медитация и не уход от реальности, просто Юре в этом месте удавалось найти ту опору, которая часто шаталась под непрерывным градом бурных событий в его жизни. Он устремлял свой взор в туманную даль заброшенных районов Печатников. Перед его глазами всплывали дремучие картины древних жителей здешних мест, он окунался мыслями в их быт и пропитывался духом того времени. Спокойствие и уверенность наполняли его, оживляя его взор внутренним светом.
На такое превращение Ганжа не преминул отреагировать:
- О, всё! Проснулась силушка-то богатырская! Всем врагам и басурманам теперь хана! - они оба улыбались, а их лица, умытые ледяным дождём, посвежели и выглядели помолодевшими.
Потом они сидели в уютном тепле пивного ресторанчика "Гуэль", который чудесным образом избежал превращения в новомодное заведение с автоподачей блюд. Здесь так же, как и двадцать лет назад сновали официанты, а пиво наливалось в большие и увесистые стеклянные кружки.
Ганжа вдыхал пену, а голодный и непьющий Бобров налегал на жаренную с грибами картошку. Вкусовые ощущения ненадолго приглушили градус их беседы, которая велась вокруг до около положения в "Московии" и "Возрождении", никак не выйдя на заданную Юрой траекторию. Он хотел добиться ясности положения вещей. Полной ясности. А ему предлагался лишь узкий коридор для ведения "боевых" действий по конкретной задаче.
- В общем, Робинсон так готовит команду, что вы сможете гарантированно обыграть "Гэлэкси", а тебе уготована будет решающая роль.
- Что-то в этом не так всё. Блёкло и надуманно. Поддавки какие-то. Точнее наоборот, разыгранный спектакль. Хотелось какой-то если не революции, то решительного изменения сознания людей, показать им всю низость бытия такого искусственного. А получается, мы по этим же правилам играем.
Ганжа нахмурился и сделал внушительный глоток пива.
- Не хотел я тебе этого рассказывать и тревожить твою и так слишком нежную душу, но ты ж парень у нас головастый и сам вон почти допёр. Только наивный (тебе уже сорок лет сейчас стукнет, а ты романтичен, как мальчик!) твой мозг всего цинизма реальности не может вместить, вот и ходишь ты рядом, копя усталость от угрюмого изумления всё новым и новым "изобретениям" "прогрессивного человечества". В общем, в нашем, типа, государстве, этой опухоли на теле бывшей нашей огромной страны, которые западные товарищи, они же хозяева жизни и планеты, назвали "Moscow Republic", не только футболяют по сценарию. Вся жизнь течёт по написанному.
- Тю… так это ж давно так! Наверху управляют, народ безмолвствует.
- Ага, только тут не просто управляют политикой, экономикой и тому подобным. Здесь также, вот как Робинсон наш делает, пишется сценарий на предстоящую "игру", и исполнители выдают спектакль с предсказуемым результатом. Только игроков в этой команде не одиннадцать, а тридцать с лишним миллионов. Граждан. С низким статусом и не очень, богатых и нищих, звёзд шоубиза и водителей мобайлей… Для всех есть прописанная роль, которую он исполняет. В магазин сходил, кино посмотрел, с девушкой в ресторане пообедал - как-то так. Если драка какая, происшествие или нарушение закона - будь уверен, неслучайно и всё под контролем.
- Вот я и не знал, Серёг, что ты можешь увлекаться такой низкопробной конспирологией! - теперь настала очередь Боброва ёрничать.
- Вот ты смешной! В светлое будущее он верит, а в чёрное настоящее, которое друг ему рисует - нет. Я ж видел коды эти. Мне ж наши умельцы их расшифровали и по ним предсказать можно жизнь нашей страны до мельчайших подробностей. Когда дворник Вася выйдет улицу чистить, а фабриковод Ахмет войдёт в свой гарем и увидит там этого Васю. Ну, к примеру (забавный, кстати, был случай - мы тогда и попкорном запаслись). И не обязательно люденами должны быть они - достаточно того, что компьютер имеет и там уж ему мозг полощут всеми доступными способами.
- Ну, постой… а мы? Как же мы? - Юрий сразу стал анализировать своё поведение, поведение близких и знакомых.
- Так вот в этом и загвоздка! Что есть ещё исключения! Тех, кто ещё думает своей башкой! Вот мы для них и есть головная боль… гм… каламбур. И пока закона про принудительное чипование нет, нужно действовать. Долго-то гулять нам без этих хреновин в мозгах не дадут.
Разговор вышел долгим и угрюмым, но свет в конце тоннеля всё же наметился. Друзья вышли из заведения уже за полночь. На улице промозглый ветер швырял мусор по безлюдным углам, а на небе сквозь клочковатые облака мутновато просвечивала обгрызенная Луна.
* * *
Санкт-Петербург уже с вокзала пыхал приграничным воздухом. Центр кишел солдатами НАТО, родными полицейскими и таможенными служаками, которые вцеплялись в каждого, кто осмеливался в открытую тащить весомый багаж.
Юра встретился с человеком из местного филиала "Возрождения". Тот обеспечил его транспортом (мотоцикл), пропуском через Карелию и натовской визой для Финляндии. Походные манатки (палатка, спальник и всякая мелочь) у Юры были собственные, поэтому он был довольно свободен в передвижении, благо финансы имелись, а пропуск должен был обеспечить беспрепятственное преодоление многочисленных кордонов.
К вечеру возле деревни Искровка он преодолел первую заставу нарождающейся Карельской Республики и заночевал на подъезде к Брусничной, разбив лагерь возле типично карельского озера Нуйямаярви. Закат измазал северо-западную часть неба малиновым, предрекая сильный ветер назавтра. Юра сжимал кружку с чаем, глядя на затухающий костёр. Голову туманили грустные мысли, и в то же время будоражила выполняемая им миссия. Мир менялся на глазах, его родная страна раскалывалась крупными кусками, рвалась на лоскуты. Его любимая Карелия отгородилась независимостью. Но среди этой кручины мелькал образ Леры, и сразу он теплел взором, а мысли прирастали мечтами.
С рассветом он поднялся, собрав пожитки и позавтракав, двинулся к границе. Визу, видимо, ему сделали "виповую", так как он, следуя наставлениям Ганжи, направился в "зелёный коридор", где не встретил препятствий. А в обычной очереди стояли сотни машин. "Уже вот и беженцы образовались", - подумалось Боброву при взгляде на забитые вещами автомобили, хнычущих детей и усталых родителей.
До Хельсинки он долетел, плюя на ограничения скорости, наслаждаясь ровными дорогами, за два с половиной часа. Перекусив в кафе, он вышел в Интернет и проверил письма от Ганжи. На словах путь был оговорён лишь до столицы, а далее нужно было следовать указаниям в письмах. Тон письма был привычным - ирония сквозила из каждой строки, даром, что текста было немного. А по существу было сказано, что Борцов расположился в Лахти, где пытается варганить какой-то мутный бизнес.
На территории Финляндии уже так вольготно в палатке не поживёшь, костёр не позажигаешь и рыбу не половишь. Закончив свои дела (уладив формальности и купив лицензий на разную походную деятельность), Юрий тронулся дальше, планируя заночевать на озере возле Лахти, дабы наутро штурмовать особняк, в котором засел "мучитель".
Юра чувствовал, что затея чересчур романтична для реальной жизни. Но ветер хлестал в лицо вполне ощутимо, двигатель под ним ревел глухо, а руки чувствовали шершавые грипсы руля. В Лахти он вкатил в утренней свежести, разбрызгивая небо в мелких лужицах. Городок был сонлив и уютен. Солнце лизало робкими лучами крыши маленьких домиков.
И тут он увидел Леру. Она шла, наполненная утренним неясным светом, а волосы искрили редкими каплями. Она, конечно, тоже сразу заметила его, услышав тарахтение мотоцикла. Подъехав, он увидел любимые глаза, которые были непривычно ожесточены.
- Ты куда исчез? Ты бросил меня… - её слова ухнули приговором, внутри него что-то оборвалось, а Лера, развернувшись, зашагала от него прочь. Бобров, обескураженный и потрясённый, стоял посреди дороги. Память начала рисовать июньские события в новом свете. Он вдруг осознал огромную вину перед Лерой. А тогда казалось ему, что он, как настоящий мужик, заглушил свою ревность и оставил за любимой девушкой право выбора. Он удалился из любовного треугольника (да и не треугольник тогда это уже был), а она посчитала это бегством. Она, как любая женщина (будь она тысячу раз сильной и мужественной), хотела от своего мужчины защиты и ответственности, чтобы он принимал решения за двоих. Лера почувствовала обманутой себя вновь (к тому времени она осознала легкомысленность своего влечения к Борцову) - и назло Юре и самой себе в первую очередь поехала с Борцовым за бугор. И не держал тот её взаперти, просто ей некуда было деваться. Душевную пустоту было не заполнить в Москве ничем. Но на чужбине оказалось не легче - обо всём этом говорили её глаза.
Юра глядел, как она удаляется. И с каждым её шагом, он чувствовал, как утекает из его души тепло и нежность, а вползает серая тень. Его мышцы и мысли охватил паралич, и он не сделал ничего, чтобы остановить её или догнать. Гордыня то была или, наоборот, слишком чистая и ещё израненная душа, но он продолжал стоять истуканом, стеклянным взором вперившись вдаль.
Изнурённый неведомыми доселе переживаниями, он разместился со своей палаткой на берегу озера. Рутинными делами он не смог до конца отвлечь себя от тяжёлых мыслей, что ему теперь делать и как. Не только весь намеченный план, но и все решения, принятые им за последние месяцы, летели в тартарары. Понимая, что назойливыми попытками поговорить с Лерой он может усугубить дело, Юра решил написать ей письмо. Не электронное, а всамделишнее, рукописное. Благо ручка и бумага у него имелись.
"Не знаю, как к тебе подступиться, чтобы поговорить. Не сочти за малодушие, но я не хочу спугнуть тот робкий шанс, что, как мне кажется, у меня ещё имеется. Да и на бумаге получится у меня, наверное, складнее изложить свои думы непростые.
Наверное, ты в курсе, как ты ворвалась в мою жизнь, и какой неотъемлемой частью меня ты стала. Я почувствовал свежий ветер в утренней росе, ты дала мне тот глоток счастья, что способен утолить ту жажду свободы и добра, которая терзает меня с младых лет. Я влюбился в тебя сразу, безвозвратно и безнадёжно. Твои глаза парализуют мои мысли, а твой голос я регулярно слышу во сне.
А тогда… а тогда сказалось то, что я не слишком опытен в таких делах. Да чего там! Вовсе не опытен. Я пустил всё на самотёк, предпочитая, чтобы ты сделала свой выбор. Я не слишком-то много сделал для завоевания тебя. Собственно, получается, я исчез, предательски исчез с твоих глаз долой. Это так видится, как я сейчас понимаю, с твоей стороны. Но нет же! Я, чувствуя, как эмоции застилают мои разум и волю, побоялся, что это цунами накроет и тебя, и ты сбежишь от меня на край земли. К тому же я не разбирался и не разбираюсь в ваших отношениях с Борцовым. Я могу тебя прямо сказать, что он мерзавец и был мерзавцем, но я думал, что ты его любишь и получалось, что я влюбился в девушку другого. А в таких случаях она делает выбор. Так думал я. Я не знал и не знаю до конца о твоих мыслях и чувствах. Я только знаю, что безумно хочу быть с тобой. Если ты поймёшь и простишь меня, приходи к пристани на озере завтра. И я увезу тебя. Увезу, чтобы не отдать никому, чтобы побеждать вместе тот жизненный шторм, который надвигается на нас со всех сторон. Я хочу быть с тобой. Хочешь ли ты этого… решай".
Вечером, когда серая пелена ночи стала накрывать Лахти сумерками, он пробрался по указанному Ганжой адресу. И обнаружил там фешенебельный коттедж. Окна светились, на лужайке дымился мангал, а вокруг сновало множество людей. Юра сразу идентифицировал Борцова - он дымил сигарой, был весел и вообще доволен жизнью. Остальные люди были русскоговорящими и возрастом постарше Борцова. Забора никакого не было, поэтому Юра из-за деревьев спокойно разглядывал их в бинокль, пытаясь разглядеть Леру. А её среди скопища людей не было.
- Ты хочешь меня украсть? - раздался за спиной её голос.
Бобров вздрогнул и чуть не выронил бинокль.
- Я поеду с тобой. Но не обольщайся и не надейся. Подожди, я быстро. - Она выстреливала рублеными фразами, стараясь подчеркнуть свою холодность и деловитость.
Видимо, она давно уже была собрана, так как выскочила очень скоро через задний двор, минуя праздных гостей. Юра в очередной раз удивился, как она красива была в любой одежде. Сейчас она была вновь, как тогда, истинная походница - в штанах цветах хаки, чёрной майке, со спортивной сумкой на плече. От неё исходила сексуальность и неприступность. Юра, несмотря на её решительный настрой противодействовать всяким ухаживаниям с его стороны, воспрял духом и почувствовал прилив энтузиазма. Письмо он выбрасывать не стал, а сунул в карман рюкзака. Лера закрепила сумку на мотоцикле, надела предложенный шлем, махнула по-гагарински рукой и молвила:
- Поехали.
Мотор взревел, заставив повернуть головы людей во дворе злополучного коттеджа. Но они увидели лишь удаляющийся в сумерках неясный силуэт.
Под звёздами они домчали до границы, где вновь не было заметных задержек - ввиду того, что из Финляндии никто не выезжал. А вот на въезд по-прежнему толпилась длинная очередь.
- Поедем до Питера или заночуем в лесу? - спросил Бобров Леру о дальнейших планах.
- Это толстый намёк на тот самый пикник? - Лера вновь была жестока.
Юра смутился.
- Да просто, может, ты устала уже… - попытался оправдаться он, и в самом деле не державший в уме никаких ассоциаций с тем походом в июне. - Поехали дальше - ещё часа два и на месте. Хотя… чего там, на границе с Карелией сейчас, непонятно.
- Карелы уже границу наваяли?! Класс! - изумилась Лера. - Да, тогда лучше переночевать тут, а уж по светлому поглядим, что там за кордон. И надеюсь, это не твой хитроумный план, - Лера отчего-то повеселела и улыбалась.
Свернув с трассы на просёлочную дорогу, они в темноте доехали по навигатору до берега очередного озера. Юра при свете фары поставил палатку и стал разжигать костёр.
- Лер, не побрезгуй моим спальником и расположись в палатке, как тебе будет удобно.
- А ты как будешь спать?
- Я возле костра, у меня есть ещё один коврик, а комаров уже нет.
- Герой, значит, угу, - вновь улыбнулась Лера.
Она стала разбирать вещи в палатке. Но через некоторое время она затихла и замерла с фонариком над Юриным неотправленным письмом, наткнувшись на него в рюкзаке.
Он к этому времени уже поставил кипятиться чай и разогревал в фольге мясо. Сидя на бревне, он буравил костёр задумчивым взглядом. В глазах мелькали отблески огня. Вдруг он почувствовал, как нежные руки обняли его сзади, а на плече устроился острый подбородок.
- Я прочитала… Юрка, какой же ты дурак, - Лера поцеловала его в ухо, а он продолжал, не двигаясь, пялиться в костёр. - Почему вечно мужчины не могут сказать, не хотят поговорить, держат всё в себе и строят из себя брутальных и жестоких "мужиков"? Почему нельзя иногда побыть сентиментальным и чувственным? И вот что бы мы делали, если бы не Ганжа? И тогда, и сейчас… Прямо злость берёт! - Юра, не дав ей договорить, обернулся и дотронулся до любимого лица ладонями. - Я тебя так ждала. - И, не дожидаясь инициатив, Лера, ласково закинув руки на его затылок, приблизила его лицо к своему и коснулась поцелуем, в который вместила всё своё ожидание.
Она была настойчива и деликатна одновременно, а Юра сходил с ума от прикосновений, стонов и взглядов. Физическое вожделение перетекало в духовную близость. Они были единым целым, наслаждаясь другом, испивали друг друга до капли.
Костёр потух, чай остыл, а небо на северо-востоке бледнело и гасило звёзды. Лера свернулась калачиком и сладко сопела, приткнувшись к тёплому боку Юры. А он не мог сомкнуть глаз, несмотря на смертельную усталость, раз за разом любовался робким очертанием профиля любимой девушки.
Лера проснулась, когда солнце уже стало припекать палатку, а внутри стало душно. Она, сонная и тёплая, вылезла наружу, где Юра сооружал нехитрый завтрак, в котле булькал кипяток для чая. Всё напоминало тот самый пикник, как и предсказывала Лера.
- Милый, - Лера улыбнулась, потянулась и прижалась к Боброву. - Как чудесно! Я искупаюсь?
- Только быстро, остынет всё.
Скинув себя одежды, прекрасно нагая, она юркнула рыбкой с прибрежного камня в прохладную чистоту озера. Отфыркиваясь, свежая и в мурашках, она быстро вылезла назад. Юра не спускал с неё глаз, в которых сверкал восторг.
- Хватит на меня глазеть, бесстыдник! - Она было собралась пробежать мимо, чтобы одеться, но он прихватил её за талию и поднял на руках.
Завтрак всё же остыл, но они, голодные, уминали простую закусь за обе щёки.
- Скажи, ты тоже себя ловил на желании всё бросить, и поскитаться вдвоём в этих прекрасных местах? - Вопрос заставил Юру прекратить двигать челюстями и задуматься.
- Лер, ты знаешь, мне сейчас важнее всего быть рядом с тобой. Не важно, в каких условиях, не важно, где. Но знать, что ты тут и чувствовать твоё тепло. Но… но ведь и дело у нас нешуточное, поэтому хочу не за двумя зайцами погнаться, а двигаться вперёд. Рядом с тобой. Драться за тебя, если придётся, помогать тебе, ощущать твою заботу и поддержку. А просто наслаждаться счастьем, не ведая забот… так я и так наслаждаюсь каждой минутой. - Юра нежно улыбнулся и чмокнул Леру в щёку.
- Дела так дела. Да и Ганжа, наверное, заждался. Но ещё ведь полдня у нас есть?
- Ну конечно, ведь на ночной поезд-то мы всегда успеем.
Уходящее лето пыхало последнее жарой, лес и озеро дышали беспечностью, а двое сидели на берегу счастливые от существования друг друга. Тревожные ожидания полыхающего будущего были впереди.