Оригинальная и невероятно романтичная антиутопия Кимберли Дёртинг не оставит равнодушными истинных любителей жанра.
Жители страны Лудании разделены на классы, каждый из которых обладает собственным языком. За мельчайший проступок - взгляд в глаза человеку, стоящему выше на социальной лестнице, когда тот говорит на родном языке, - следует немедленная казнь. Семнадцатилетняя Чарлина с рождения понимает языки всех классов и тщательно оберегает свою тайну. Единственное место, где она может почувствовать себя свободной, - нелегальные клубы, в которых люди на время забывают о репрессивных правилах социума. В одном из таких клубов Чарлина встречает таинственного красавца Макса, говорящего на языке, которого она никогда не слышала.
Ее тайна почти раскрывается… но не шанс ли это освободить себя и других от ненавистной системы?
Опасность и тайна, страх и романтика - вот мощная комбинация, которая придает роману особое очарование. Поклонникам книг "Голодные игры" и "Дивергент" читать обязательно!
Содержание:
БЛАГОДАРНОСТИ 1
ЧАСТЬ I 1
ЧАСТЬ II 26
Кимберли Дёртинг
КЛЯТВА
Эбби, Коннор и, Аманде.
Вы знаете почему.
БЛАГОДАРНОСТИ
В каждой книге есть ряд "персонажей", заслуживающих особой благодарности. Я начну с того, что скажу спасибо женщине, которая поделилась со мной душераздирающими историями о своем детстве, проведенном в Германии в годы Второй мировой войны. Мари Лукас, своими воспоминаниями вы зажгли во мне искру, которая в конце концов превратилась в "Клятву". Спасибо, что рассказали о просыпавшейся по ночам под вой сирен авианалета испуганной девочке, которую ее старшие сестры перебрасывали через забор и прятали за городом в стволе шахты. И спасибо за рассказ о старой тряпичной кукле, которая была вам так дорога. Вы - это Анджелина.
Как всегда, я благодарю своего бесстрашного и неутомимого агента Лауру Реннерт. Спасибо, что ты на моей стороне.
Спасибо моему невероятному редактору Гретхен Хирш, которая поверила в меня не один раз, а дважды. Благодарю тебя за интуицию, терпение и ум. Работать с тобой - огромное удовольствие.
Спасибо Smart Chicks за то, что позволили мне посидеть с замечательными детьми. Дженни Джеффрис и Шелли Йоханнес-Уэлс: спасибо, что оставались допоздна и читали мне. Эрин Гросс и Хайди Беннет: спасибо, что вы так замечательно меня подбадривали. Всем в Debs и Tenners: благодаря вам я сохраняю здравомыслие в сумасшедшем издательском мире! Спасибо моим прекрасным друзьям Жаклин Сандер, Тамаре Макдональд и Кэрол Гильдебранд, которые помогли спланировать великолепные презентации моих книг. (Серьезно, вы трое должны открыть собственный бизнес… или хотя бы брать с меня деньги за свои услуги.)
Спасибо моему мужу Джошу: он мой первый читатель, терпеливый советник и опора. Спасибо моим детям за то, что безропотно, снова и снова, ели фастфуд. Спасибо моей маме, которая всегда говорила, что я могу все… и действительно так считала. И моему папе, который смешил меня именно в те моменты, когда я больше всего в этом нуждалась.
Отдельная благодарность моему брагу Скотту, которого я любила и ненавидела много лет (как это делает большинство сестер) и который объяснил мне невероятную ценность обладания братьями и сестрами. Наше с ним детское общение я не променяю ни на что… Я тебя люблю!
ЧАСТЬ I
Пролог
142 года после революции Правителей
Когда в комнату вошла девочка, воздух начал потрескивать, словно перед надвигающейся грозой. Девочка была совсем ребенок, но ее появление изменило все.
Королева с трудом повернула лежащую на подушках голову, наблюдая за тем, как гостья неслышно входит в комнату, обутая в домашние туфли. Девочка прижимала подбородок к груди, вцепившись пальчиками в ночную рубашку, беспокойно сжимая и разжимая ткань.
Возможно, охрана королевы не ощутила возникшего в воздухе заряда, но сама она мгновенно почувствовала бег крови по венам, участившийся пульс, а звук ее дыхания перестал быть прерывистым и свистящим.
Она посмотрела на сопровождавших ребенка мужчин.
- Оставьте нас, - велела она, но ее голос, некогда полный властности, был теперь хриплым и тонким.
У них не было причин сомневаться в приказе - рядом с матерью девочка будет в безопасности.
От стука закрывшейся двери ребенок вздрогнул, глаза расширились, но все же она избегала встречаться с матерью взглядом.
- Принцесса Сабара, - сказала королева тихо и как можно мягче, стараясь вернуть доверие девочки. За недолгие шесть лет жизни дочери королева провела с ней очень мало времени, оставляя ребенка на попечении служанок, нянек и учителей. - Подойди ближе, дорогая.
Девочка зашаркала к кровати, но ее взгляд был опущен к полу; черта, обязательная для низших классов, с горечью отметила мать. Шесть лет - это мало, возможно, чересчур мало, - но дольше откладывать было уже нельзя. Королева тоже была молодой, ее тело должно было прожить еще много счастливых лет, однако она болела и умирала, а потому больше не могла позволить себе ждать. К тому же она специально готовила девочку к этому дню.
Когда та подошла к постели, королева вытянула руку, приподняла ее маленький подбородок и заставила юную принцессу взглянуть ей в глаза.
- Ты - моя старшая дочь, - произнесла она то, о чем не раз говорила прежде, напоминая, какой особенной она была. Какой важной. - Но об этом мы уже говорили. Ты ведь не боишься?
Девочка покачала головой; в ее глазах, нервно бегавших из стороны в сторону, блестели слезы.
- Ты должна быть храброй, Сабара. Сможешь быть храброй ради меня? Ты готова?
Девочка взяла себя в руки, плечи ее застыли, и она, наконец, встретилась взглядом с королевой.
- Да, мама, я готова.
Королева улыбнулась. Девочка была готова - мала, но готова.
"Когда придет время, она станет красавицей, - подумала королева, изучая ее гладкую фарфоровую кожу и мягкие блестящие глаза. - Она будет сильной, могущественной и устрашающей, с ней придется считаться. Мужчины будут падать к ее ногам…
…а она - сокрушать их.
Она будет великой королевой".
Она сделала прерывистый вдох. Время пришло.
Королева коснулась девочки, взяв ее крошечные пальцы своими; улыбка исчезла с ее губ, и она сосредоточилась на своей задаче.
Она пробудила свою душу, глубинную часть, делавшую ее той, кто она есть. Свою Сущность. Она чувствовала, как душа плотно свернулась внутри, все еще полная жизни, которой ее тело вот-вот лишится.
- Сабара, я хочу, чтобы ты произнесла слова. - Это было почти мольбою, и она надеялась, что девочка не поймет, насколько сильно она в ней нуждается, как отчаянно хочет, чтобы все получилось.
Взгляд девочки оставался прикованным к королеве, и ее подбородок чуть дернулся, когда она произнесла заранее выученные фразы.
- Возьми меня, мама. Возьми лучше меня.
Королева сделала резкий вдох, ее рука крепко обхватила кисть дочери, и женщина закрыла глаза. Боли не было. Скорее, это походило на удовольствие: Сущность начала разворачиваться, клубясь и свиваясь, как плотный туман, выходя сквозь нее наружу и, наконец, освобождаясь от всех своих ограничений.
Она услышала, как ребенок выдохнул, почувствовала ее борьбу, попытку выдернуть пальцы. Но сейчас это было неважно. Слишком поздно. Девочка уже сказала слова.
От переполняющего экстаза королева едва не потеряла сознание, но он притупился и угас, когда ее Сущность устроилась в новом пространстве и свернулась в саму себя. Обрела долгожданный покой.
Она плотно зажмурила глаза, не решаясь открыть их, не решаясь узнать, сработал ли перенос. А потом до нее донесся едва слышный звук, похожий на бульканье. И воцарилась тишина.
Оглушающая тишина.
Очень медленно она открыла глаза, чтобы посмотреть, что случилось…
…и увидела, как стоит у кровати, глядя в пустые глаза мертвой королевы. В глаза, что когда-то были ее глазами.
Глава первая
81 год спустя
223 года после революции Правителей
Я стиснула зубы, поскольку голос мистера Грейсона становился все громче, и мне окончательно стало ясно, что его речи предназначаются людям, идущим мимо него, хотя он прекрасно сознавал, что они не понимают ни единого слова.
Каждый день повторялось одно и то же. Мне приходилось слушать эти бесстыдные проявления нетерпимости просто потому, что его магазин стоял прямо напротив ресторана моих родителей, на многолюдном рынке. Он не скрывал презрения к беженцам, заполонившим наш город и принесшим с собой "одну нищету и болячки".
Он говорил им это прямо в лицо, фальшиво улыбаясь, когда они проходили мимо его магазина, и демонстрировал товары, которые надеялся продать. Не считая пренебрежительного тона, откуда им было знать, что хозяин магазина издевался и высмеивал их: ведь он говорил на паршоне, а они явно не были торговцами. Доведенные до нищеты, они шли, опустив глаза, как и положено классу слуг. И хотя эти люди не понимали оскорблений торговца, они никогда не смотрели вверх. Это было запрещено.
Только когда он обращался к ним на всеобщем языке, англезе, они поднимали глаза и встречались с ним взглядом.
- У меня полно отличных тканей, - хвалился он, пытаясь привлечь их внимание и, если повезет, кошельки. - Шелк и шерсть лучшего качества. - А потом, на выдохе, но довольно громко:
- А также обрезки и грязные лоскуты.
Рассматривая поток усталых лиц, наполняющих в этот час рынок, я заметила, что на меня смотрит Арон. Я прищурилась, и уголки моего рта приподнялись в озорной улыбке. "Твой отец - дурак", - проговорила я одними губами.
Он не слышал моих слов, но прекрасно понял, что я сказала, и ухмыльнулся в ответ. Его песчаного цвета волосы стояли торчком. "Знаю", - так же молча ответил он, и на его левой щеке проступила глубокая ямочка. Сверкнули теплые золотистые глаза.
Мама толкнула меня локтем в ребро.
- Я это видела, юная леди. Следи за своим языком.
Вздохнув, я отвернулась от Арона.
- Не волнуйся, я всегда за ним слежу.
- Ты знаешь, что я имею в виду. Я не хочу, чтобы ты говорила такие слова, особенно в присутствии сестры. Ты не такая.
Я вошла внутрь, укрывшись от яркого утреннего солнца. Моя младшая сестра расположилась за одним из пустых столов, болтая ногами, склонив голову и притворяясь, будто кормит сидевшую перед ней старую куклу.
- Во-первых, она не слышала, - возразила я. - Никто не слышал. И кстати, я именно такая. - Я подняла брови, когда мама вернулась в зал и начала протирать столы. - А во-вторых, он действительно дурак.
- Чарлина Харт! - Голос мамы и ее речь сменились на гортанные раскаты паршона, как случалось всегда, когда она теряла из-за меня терпение. Я тут же заработала шлепок полотенцем по ноге. - Ей четыре года, и она не глухая! - Она покосилась на мою сестру, чьи светлые серебристые волосы сверкали в лучах льющегося в окна солнца.
Сестра даже не подняла головы; она привыкла к тому, как я иногда выражаюсь.
- Когда Анджелина подрастет и пойдет в школу, надеюсь, ее манеры будут лучше, чем твои.
Услышав это, я разозлилась. Я терпеть не могла, когда она говорила подобные вещи. Все мы знали, что Анджелина не пойдет в школу. Если она в ближайшие годы не начнет говорить, ей просто не позволят учиться.
Но вместо того, чтобы спорить, я лишь холодно пожала плечами.
- Как ты и сказала, ей всего четыре, - ответила я на англезе.
- Тогда иди отсюда, а не то опоздаешь. И не забудь: после школы - не домой, а сюда. Ты должна нам помогать. - Она сказала так, словно это было чем-то необычным, хотя я работала после школы каждый день. - Да, и пусть с тобой идет Арон. В городе слишком много новых людей, и мне спокойнее, если вы будете вместе.
Я запихнула учебники в старую сумку и присела перед Анджелиной, молча игравшей со своей куклой. Поцеловав ее в щеку, я тайком вложила в ее липкую ладошку конфету.
- Не говори маме, - шепнула я ей на ухо и почувствовала, как ее волосы щекочут мне кончик носа, - или у меня больше не получится таскать их для тебя. Хорошо?
Сестра кивнула, доверчиво глядя на меня прозрачными голубыми глазами, но ничего не ответила. Она никогда не говорила.
Перед самым выходом меня остановила мать.
- Чарлина, ты не забыла паспорт?
Вопрос был лишним, но она задавала его каждый раз, когда я куда-нибудь уходила.
Дернув висевший на шее кожаный ремешок, я продемонстрировала удостоверение личности, спрятанное под рубашку. Теплое пластиковое покрытие было знакомо мне так же хорошо, как собственная кожа.
Я подмигнула Анджелине, еще раз напомнив, что у нас есть общий секрет, и поспешила из ресторана на заполненные людьми улицы.
Проходя мимо магазина напротив, я помахала Арону, давая знать, что он должен встретить меня на нашем обычном месте - небольшой площади по другую сторону рынка.
Я протискивалась сквозь толпу, невольно вспоминая времена, еще до угрозы новой революции, когда город не был таким многолюдным, а на рынке, среди запахов копченого мяса, кожи, мыла и масла, велась обычная торговля. Эти ароматы разносились и сейчас, но теперь к ним примешивался запах немытых тел и отчаяния, поскольку рынок превратился в убежище для изгнанников, несчастных из класса слуг, которых выгнали из дому, когда торговые пути перерезали силы повстанцев. Когда те, кому они служили, больше не могли держать их.
Они заполонили наш город, надеясь на еду, воду и медицинскую помощь.
Однако мы едва могли их вместить.
Монотонный голос, доносившийся из громкоговорителей над нашими головами, был так хорошо знаком, что я бы его не заметила, если б фраза, которую он произнес, поразительно не совпала с моими мыслями: "ВСЕ НЕЗАРЕГИСТРИРОВАННЫЕ БЕЖЕНЦЫ ОБЯЗАНЫ ЯВИТЬСЯ В АДМИНИСТРАТИВНОЕ ЗДАНИЕ КАПИТОЛИЯ".
Я вцепилась в ремень, опустила голову и начала пробираться вперед.
Когда я, наконец, вырвалась из толпы, Арон уже стоял на площади перед фонтаном, ожидая меня. Для него это всегда было соревнование.
- Все равно, - пробормотала я, не в силах сдержать улыбку, и протянула ему свою сумку. - Я не стану этого говорить.
Он без возражений взял мой тяжелый груз и тоже улыбнулся.
- Отлично, Чарли. Тогда скажу я: я выиграл.
С этими словами он полез в собственный рюкзак, висевший у него на плече. В фонтане за нашими спинами мелодично журчала вода.
- Вот, - сказал он и протянул мне сложенный отрез мягкой черной ткани. - Я тебе кое-что принес. Это шелк.
Мои пальцы сомкнулись вокруг гладкого материала, и я ахнула. Ничего подобного мне раньше не доводилось трогать. "Шелк", - мысленно повторила я. Слово было знакомое, но прежде я никогда не касалась этой ткани. Я сжала ее в руке, поглаживая кончиками пальцев, восхищаясь тем, что она была почти прозрачной, но от нее отражался солнечный свет. Повернувшись к Арону, я тихо сказала:
- Это слишком, - и попыталась вернуть ему ткань.
Усмехнувшись, он отодвинул мою руку.
- Пожалуйста, возьми. Отец собирался выкинуть ее в корзину с лоскутами. Ты маленькая и сможешь сшить себе из нее платье или что-нибудь еще.
Я взглянула на свои изношенные черные ботинки и блеклое серое платье из хлопка, простое и свободное, как мешок. Я попыталась представить, как это - чувствовать такую ткань на своей коже; как вода, подумалось мне, прохладная и скользкая.
Появилась Бруклин и бросила свою сумку к ногам Арона. Как обычно, она не стала говорить "Доброе утро" или "Не мог бы ты мне помочь", но Арон все равно поднял ее сумку.
В Ароне, в отличие от его отца, не было ничего недоброго. Или "глупого", как сказала бы я о старшем Грейсоне. Или грубого. Ленивого. Все неприглядные черты, которыми обладал отец, благополучно миновали его сына.
- Ну? А мне ты ничего не принес? - Она оттопырила полную нижнюю губу, и ее темные глаза наполнились завистью при виде шелка в моей руке.
- Извини, Брук, отец бы заметил, если б я стащил у него сразу много. Может, в следующий раз.
- Ну конечно, Крошка. Это ты сейчас так говоришь, а в следующий раз все опять достанется Чарли.
Я улыбнулась, услышав кличку, которую Брук дала Арону. Он был выше нее и выше меня, но она упорно называла его Крошкой.
Я аккуратно положила тонкую ткань в сумку, обдумывая, что же мне из нее сшить, и уже мечтая о том, как воткну в нее иглу с ниткой.
С Брук, возглавляющей нашу компанию, мы двинулись вдоль периметра площади, на которой уже собиралась толпа. Как обычно, мы выбрали длинный путь, избегая середины. Хотелось бы верить, что это была идея Брук, или даже Арона, - или что оба они не меньше моего взволнованы происходящим в центре, - но вряд ли так оно и было. Меня это тревожило больше, чем их.
Откуда-то сверху раздалось очередное объявление: "О ЛЮБОЙ ПОДОЗРИТЕЛЬНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ СООБЩАЙТЕ НА БЛИЖАЙШИЙ ПОСТ ПАТРУЛЯ".
- Паспорта, - торжественно объявил Арон, когда мы приблизились к новому пропускному пункту у огромной арки, открывавшей выход на городские улицы. Он полез под рубашку за карточкой, и мы с Брук последовали его примеру.
В последнее время пропускных пунктов возникало все больше и больше; новые устанавливали в течение одной ночи. Этот не отличался от всех остальных: четверо вооруженных солдат, по двое у каждого ряда, одного для женщин и детей, другого - для мужчин. После того как фотографию в паспорте сличали с его владельцем визуально, карточку сканировали в портативном электронном устройстве.
Пропускные пункты ничего не значили: они предназначались не для нас. Мы не были революционерами, которым власти пытались воспрепятствовать в свободном передвижении по городу. Для меня, Брук и Арона пункты являлись обычной мерой безопасности, одним из следствий войны, назревавшей в границах нашего государства.
А с точки зрения Бруклин такие посты были очень кстати, поскольку давали ей возможность оттачивать технику флирта.
Мы с Брук молча стояли в очереди перед пропускным пунктом. Пока наши паспорта сканировали и мы ждали, когда нас отпустят, я наблюдала за Брук, которая в тот момент хлопала своими густыми черными ресницами и поглядывала на молодого солдата, держащего ее карточку.
Он смотрел на сканер, потом перевел взгляд на нее, и уголок его рта едва заметно приподнялся. Когда лампочка в портативном компьютере замигала зеленым, Брук шагнула к нему чуть ближе, чем это было необходимо.
- Спасибо, - удерживая его взгляд, промурлыкала она низким хрипловатым голосом. Опуская карточку в разрез блузки, она следила, как он за ней наблюдает.
Эти карточки-паспорта были для нас не в новинку. Их использовали с давних пор. Но лишь в последние несколько лет мы были вынуждены носить их с собой и "отмечаться", чтобы королева и ее чиновники знали, где их подданные находятся в любое время дня и ночи. Еще одно напоминание о том, что революционеры все ближе подбирались к короне.