* * *
- Не артисты это, Яковлевич. И не телевизионные съемки.
- Да я уж вижу, - озадаченно сказал Литр Иванович. - За такие разговоры сразу за теплое место и в холодные края.
- Деникин, - припомнил Сергей, - Власов.
- Актеры - не актеры! Они же не сумасшедшие. Ленин! Вишь чего!
- Брежнев умер. Слышал?
- Так он и сейчас не живее всех живых. Так что - это, брат-Мотылек, другое. Я подумал, может, белочка? Допился-таки? Так нет, вроде. Или сплю?
- Ты спишь, а я где?
- Ты в моем сне, а я в твоём. Вот и мама-луковка.
- Не спим, - сказал Сергей. - Не сон это.
- Я сначала подумал - провокация, - живо начал Литр Иванович. - Хотел Валере этому в лоб закатать. А потом подраскинул умищем-то… Нет. Кто я такой? Чтобы ради меня? Прыщик на ровном месте. Кому я нужен?
- А кому я нужен?
- Вот то-то и оно. Что там, на газете написано?
- Что?
- Число, "что"! Год какой?
- Я же тебе говорил. Две тысячи девятый. Ёёё… Не может быть! Это сколько ж мне сейчас лет? - задумался Сергей.
- А я, наверно, уже помер, - сказал Литр Иванович и перекрестился.
- Значит, вот как они живут, - медленно проговорил Сергей. - Это что же, через тридцать лет…
- Да-а, матифолия с уксусом. Чёрт знает что.
- Хуже Гитлера - говорят. А? Я думаю - совсем голодом заморили. И перловки не стало в магазинах, и головы с лапами куриными, видимо, пропали, и маргарин. Если не хуже. На улицу вышли хлеба просить, а их - пулеметами. Как в девятьсот пятом.
- У нас не забалуешь, - сказал Литр Иваныч. - В Новочеркасске, вон в шестидесятых. Тоже. Не чикались. Вышли колбасы попросить. Парень оттуда служил, рассказывал. Но это, смотри! Не сболтни где ненароком, а то быстро упекут. За длинный-то язык.
- Они-то не больно стесняются. Вон как власти несут.
- Так они же приезжие. Что и говорят - дели на два. Сказали, да и смылись за кордон. Местных, поди, за такое по головке не погладят, я думаю. Быстро укоротят. Как академика твоего.
- Чего ты ко мне пристал? Хрен с ними со всеми.
- То и пристал, что болтаешь много. Думаешь что? у стен ушей нету? Пусть хоть три тыщи девятый. Там, где надо, всё учитывается, не боись.
- Это я с голодухи. Есть-то охота, Яковлевич. У меня уж там крупинка за крупинкой гоняется с дубинкой. Что бы придумать? И эти, я смотрю, не едят.
- Экономят.
- И не пьют.
- Не пьют, потому что и с водой у них нынче перебои. Если двухкопеечные газеты покупать дорого, то сколько же вода стоит?
- А мне проводница пить давала, - вспомнил Сергей.
- Сжалилась. Видит - заморыш. Из своих запасов и дала.
- Ни денег, ни родных, ни знакомых. Ничего не осталось, - потерянно произнёс Сергей.
- Я, конечно, во все эти фантастики не верю, - решительно сказал Литр Иваныч. - Тут надо еще разобраться. Найти квадратный корень.
- А дома нас, наверно, уже… Всё. Считай, схоронили. Заживо. Как без вести пропавших. В командировке с цапфой.
- Что ты нюнишь?! Что ты тут пьесы Чехова изображаешь? Может нас, как космонавтов, в будущее заслали? И что? Обдристаемся жидким поносом? Опозорим советский народ?! Нет! Вернемся, в Кремль на "чайке" повезут. Спросят: "Трудно было, товарищи?" Что ты руководителям страны скажешь?! Улыбочку на лицо! Первомай встречай. И запоминай. Фиксируй, как летописец временных лет. Потом отчет писать. За каждую буковку ответ нести.
- Вот, сразу на заметку - вода у них дорогая. Слышал - водомеры какие-то! Воду меряют. А эстонцы закупают. Своей-то нету. Может и не только у эстонцев. Может катастрофа экологическая и вся вода заражена.
- Вода есть. Море кругом. Но оно соленое.
- Колодцы чего не копают? - спросил Сергей.
- Кончилась. Высохли все колодцы. Ушла вода. А морскую опреснять дорого, - пояснил Литр Иваныч. - Вот и закупают пресную в Усть-Луге какой-то. Там тоже, видно, не ах с водичкой, роют, углубляют. Но есть пока, есть водица на Руси.
- Наши с ними не дружат, - сделал вывод Сергей. - Слыхал, что говорит: "Крантик перекроют".
- Да видимо залупились. Хотели дешевше. Или приворовывали, суки. Раз солдат охранять поставили. Им и говорят: "ах, воровать! хер вам, а не воды". То-то бабка и беспокоится. Без воды, - Литр Иваныч провел ребром ладони по горлу - и не туды, и не сюды.
- Во! Так что правильно говорят - в будущем воздух будут продавать. Воду - уже, пожалуйста. Тридцать лет прошло, всего ничего. Кому расскажешь - не поверят.
- Кому ты расскажешь? Здесь в поезде и помрем. От жажды.
- А в туалете?
- Эта вода техническая, суррогат. Ей не напьешься. К тому же учти, мы еще по родной стране едем.
- Запасемся хоть этой. Или из поезда выскочим.
- На ходу? Выскочи-не выскочи. Так на так. Нас, ясен хер, в тюрьму посадят. Не здесь, так там. А в тюряге должны поить, - философски подвел итог Литр Иваныч.
- Почему же сразу - посадят?
- Там - шпион, понятное дело, приехал воду ядом травить. А тут… Ты цапфу довез? А сколько она стоит, знаешь?
- Да заберите вашу цапфу, нужна она мне сто лет.
- Сто, не сто. Это ты судье расскажешь - где ты ее возил тридцать лет. И почему самолеты падали. Лучше за покушение на отравление воды сидеть.
- Грамотный ты, я гляжу.
- Поживи с моё, - ответил Литр Иваныч.
- За границу, как к себе домой ездят, машины покупают. Хорошо устроились.
- Ты понял, что он там купил? Нотику какую-то. Шубку из крысы какой, что ли?
- Может и не шубку, - сказал Сергей. - Дубленку или сапоги. У нас югославские - две зарплаты. А за финские и все три отдашь. Да пойди еще спикуля найди. "Радуется, доча". Понятно, дорого. Да и обновки.
- Наверно, модно, - сказал Литр Иваныч, попыхивая сигаретой.
- Видишь, какие разодетые ходят? А на полустанке проезжали, видел? Мужик такой помоечный валялся. Весь в джинсе.
- Моряк, наверно. С рейса пришел, напился на радостях. В луже искупался. Что он сказал, Валера этот: в интернате каком-то эту комп присмотрели. Это, я думаю, обноски продают от ихних финских детей.
- Не в интернате, а в интернете, - поправил Сергей. - Это магазин, - уверенно сказал он. - Широкого профиля. Интер - значит интернациональное, импортное, со всех складов. Мне один моряк загранплавания рассказывал. В "Международной панораме" ведь не покажут. А он был. Когда заходили в дальнем плавании. Всё, рассказывал, в одном магазине продают: и хлеб, и велосипеды, и рыба, и трусы, и вино. Всё, что хочешь. В одном месте.
- Не по уму, - неодобрительно отозвался Литр Иваныч. - Если я пошел за хлебом, зачем мне трусы и велосипед?
- На всякий случай.
- Какой случай? Я что? По дороге туда обосрался, а обратно на велосипеде поеду? И потом: рыба зачем? Вонять же будет. Всё провоняет: и хлеб, и трусы.
- Они, наверно, привыкли, - сказал Сергей.
- Привычка, ага. В "Океан" наш зайди - хоть противогаз одевай. Санэпидстанции у них там просто нету, вот что. А зачем она капиталистам? У них одни барыши на уме. Какая санэпидстанция! Что они? о народе будут думать? травись ты дохлой рыбой, пролетариат!
- Может и есть. Но он же не пустит в свой магазин, и всё. Те вроде и приедут: "Пустите, пожалуйста, поглядеть, как там у вас рыбой обстоит. Воняет или нет". А им с порога: "А ну пошли отсюда! Здесь частная собственность".
- С этим не поспоришь, - согласился Литр Иваныч.
* * *
- И правду можно было найти, - продолжала Катерина. - Попробуй, рабочего человека обидь? Живо холку намнут! Профсоюзы, народный контроль. В прокуратуре каждую неделю приемный день - всё разъяснят. Бумагу-жалобу за тебя сами напишут. Да и прокурор на суд придет, работягу поддержит, начальнику втык вставит. А нет - так в обком. Быстро их! за ушко да на солнышко! Забегают, как скипидару под хвост налили. А сейчас всё куплено-перекуплено. Судья - взяточник, прокурор ворьё покрывает, а следователь - преступник, дела шьёт. Губернатор - пахан, мэр - пройдоха. Жены их - бизнесменши сраные, ногти только и умеют красить, а детки в англиях - швейцариях на "поршах" на скорость гоняют. Только Луну еще не купили! Не знают, куда деньги у народа краденые девать.
- Одна шайка - лейка, - подтвердил Валерий.
- Они и хотят, чтоб мы поскорее все вымерли, и правду никто не вспоминал, - не могла успокоится Катерина. - Сразу про застой визжать начинают. Заучили одно слово. И повторяют на все лады. Как попки. Но крыть-то нечем. Безработицы не было. Бездомных не было. Нищих не было. Медицина была бесплатная, - загибала пальцы Катерина. - Высшее образование бесплатное, только знай учись-не ленись; садики - ясельки - считай бесплатные; электроэнергия, газ, квартплата - копейки. Воду в голову никому бы не пришло считать. Бензин, считай, даром.
- Да сливали в лесу водители, чтобы километраж приписать, - сказал Валерий. - Тоннами сливали.
- Так не сравнить же! Трамвай - три копейки! Автобус - пятак, - втолковывала Катерина Сергею. - На поездах не больно хотели ехать - на самолетах летали, вот как! особо не считали, где выгодней. И врачи нормальные были, и профессора не липовые, с купленными дипломами. И народ дружный был, веселый. И никакой бы гниде рыжей в голову бы не пришло сказать, что русские отсталые, тупые, поработители да угнетатели. Скажи такое тогда где. И властей никаких не надо. Сами бы башку на месте отвернули. Безвозвратно. И колбаса была вкусная. А сейчас врут по телевизору, что из туалетной бумаги, видите ли, в СССР была колбаса. Тоже, наверно, какой-то еврей по заданию сионистскому придумал. Это сейчас колбасу делают - в рот не возьмешь, собака не ест.
- А заработки, - продолжил Валерий. - Помните?
- А чего помнить? - спросил Литр Иваныч.
- Не сравнить же. Я на "Пунане РЭТ" электриком меньше трехсот не имел. Бабы в цехах и полтыщи выгоняли. Пожалуйста, работай, зарабатывай. Мастер только спасибо скажет, если после смены останешься.
- Хоро-о-ошие у вас зарплаты. Это, в каком году? - спросил Литр Иваныч.
- Перед Олимпиадой.
- Ну, инженеры не больно-то, - возразил Литр Иваныч.
- Если хочешь в галстучке ходить, да кофия за шашками гонять… Газетки на работе читать… За что тебе платить? И этого много. Иди в цех. К станку. Меньше двухсот не будет. Хоть каждую неделю к ресторану на такси подъезжай. А сейчас? Сейчас что?
- Сейчас только чтоб не помереть. Да и помереть не на что, - сказала бабка. - Ладно мы, пожили, ладно. Спасибо Леониду Ильичу до земли. Нормальную жизнь застали. А молодежь? Если деньги у мамки с папкой есть - учись. А нет? В армию загребут. Ладно еще в эстонской - на велосипедах кататься, а в России? вернется ли? Я своей сказала: внука - ни-ни. Что хочешь делай. У сестры моей двоюродной, сынок - всё! Застрелили чечены. Такой мальчишка умненький был! Привезли домой в цинке. Растила-растила - на, мамка, хорони! А пошла она в военкомат насчет дров, так там харя сидит откормленная - за три года не обсерешь: "я, говорит, вашего сына туда не посылал". А тоже кто? Березовский! евреюга. Как не кокнут до сих пор? видно еще нужен, власовец проклятый.
- История не однозначна, - сказал Валерий. - Нельзя одной черно-белой малевать. Власовцы пострадавшие, а не предатели. Люди, обиженные на Советскую власть.
- Если он в моего отца стрелял, он мне кто? - выкрикнул Литр Иваныч. - Пострадавший? Лоб зеленкой и к стенке!
- И всё русский человек, везде он, бедолага, крайний, - вздохнула Катерина. - Как скот, во все времена, гонят на убой, не спрашивая.
- Да, - помолчав, сказал Валера, - что Афган, что с чехами… Положили ребят ни за что. И у нас на работе женщина… Тоже… Племянник. Родственники у нее в России, - пояснил он Литр Иванычу. - Погиб парень в грузинскую, в Осетии этой…
Литр Иваныч вопрошающе всплеснул руками, но так и остался сидеть с открытым ртом.
- А за что? За черножопых? - еще больше разозлилась Катерина. - Они по базарам торгуют, все зубы золотые, а наш брат, ваня, знай, за гроши вкалывай, таскай - подметай. Еще и сто раз какая сволочь упрекнет: ленивые, мол, русские, пьяницы и воры. А сами только деньги считают и умеют.
- Так огульно… Тоже нельзя, - спокойно возразил Валерий.
- Развелось этой черноты, буквально везде, - отмахнулась Катерина. - Так и не живется им на родине. Набежали из своих чуркестанов, саранча. В горах родились - так и живите там, у себя. Что у нас-то забыли? Живите в своей черножопии! Лезут и лезут, лезут и лезут. Поглядела я: наглые, орут, харкают повсюду, бусурмане. А деньжищ сколько в эти гудермесы вбухали? Дворцов им понастроили, шакалам, лезгинку плясать. Пусть в провинции дороги в ямах, пусть работы нет, пусть детишки полуголодные! Чего там! На русских детей им в Кремле насрать. Лишь бы на Западе, где у них виллы построены, не вякали. Они лучше убийцам орденов да героев на грудь навешают. У вас-то что народ говорит? - обратилась она к Литр Иванычу.
- Когда говорить? Работать надо, - растерянно сказал Литр Иваныч. - Правильно. Все субботы черные. Народ из-за станка не вылезает.
- Ну, в России-то, да. Работа есть. Это у нас скоро все по помойкам будут ходить. И эстонцы запоют другую песенку. Как уж больно хорошо при нацистской власти жить. На похороны пособие отменили. Срам на всю Европу, а этим - хоть ссы в глаза, только жирнее будут.
- Там всё куплено, с цереушниками согласовано, а народ ни при чем, - сказал Валера.
- Вот-вот, - согласилась Катерина, - У этих самолеты наготове. Чуть что - мигом свалят в свои америки, а простой народ останется. У разбитого корыта. Ни с чем пирожок. Вот тогда покусают локти, а поздно! Всё!
- Покуда мы локти кусаем, - сказал Валера. - Они все пристроены на казенных местах. Сидят, жопы отращивают. Им наше и не снилось. Они только рады, что нам плохо. Да и у вас не лучше, - сказал он напористо Литр Иванычу. - Ментовская власть. Чук и Гек. Два брата-акробата. Что хочу - то и ворочу. Народ в России, для власти - быдло. Скот. Ладно мы - на чужбине. А вы-то? Кто только не измывается, какая только говнючка в закорючку не ткнет, которую тут же сама и придумала. Русский русского на карачки ставит. Нет уж, - повернулся он к Катрине, - уж лучше мы у себя, с "европейцами". Они хоть в Европу стремятся, постесняются подштанники наизнанку выворачивать. Давайте! - сказал он зло. - Раз такой разговор.
Валера достал из сумки бутылку водки.
- Для одних жизнь начинается после сорока, для других - после ста грамм, - удовлетворенно сказал Литр Иваныч. - О, какая. Я такую еще не пробовал. "Пу-тин-ка", - прочитал он по складам. - Оценим.
- А мне тут дочка наложила, - засуетилась Катерина. - Не довезу ведь. Вот. - Она стала раскладывать на столе домашнюю снедь.
III
- Проснулся? - спросил Литр Иваныч. - Ну как?
- Как будто шары бильярдные в голове, - со стоном ответил Сергей. - И всего трясучка бьёт.
- Да-с, молодой человек, ум расступается. И явления дифибрилляции, я смотрю, налицо.
Сергей осмотрелся. В купе кроме них никого не было.
- А где мы? - спросил он. - Я не знаю, Яковлевич, мне такие сны снятся, что просыпаться страшно.
- Что ели? Кашку, - сказал укоризненно Литр Иваныч. - Что пили? Водочку. Тебя вчера, как парус одинокий, срывало белеть в море голубом. Абсолютно на ногах не держался, не стоял и даже не сидел. Тебя где пить не научили?
- Я ж, считай из детсада, - язвительно ответил Сергей, - прямо в академию к тебе. На вино-водочный факультет. Мы куда едем?
- Мне почем знать? Вчера в Таллин ехали.
- Вчера!? Так это, что? не сон!? - схватился за голову Сергей.
- Да ладно, негры не расстраиваются. Чайку бы вот. У тебя деньги остались?
- Да какое. С тобой останутся. Вот - за всё про всё - рупь железный. И тот в прореху закатился.
- Дуй к проводнице. А может у нее, - встрепенулся Литр Иваныч, - пивко там, а? Спроси. А нету - так чаю. Мне без сахара. Но покрепче. Можно двойную заварку. Бери четыре стакана, - сказал он в спину, - чего уж там.
Сергей вернулся быстро. И тут же закрыл дверь на защелку.
- Ты чего, как очумелый?
- Ух, - выдохнул Сергей.
- Так! Жалом не води. Докладывай обстановку.
- Я, значит, ей рубль подаю, а она: "Что ты мне лысого суешь? Я не коллекционер. Давай нормальные деньги". Я: "какие нормальные?" "Доллары давай, рубли, или уж гривны". Я значит: "какие гривны?" "Ты откуда? - говорит. - Я тебя что-то не помню". Я, было, подумал сказать, что из соседнего вагона, дескать. Но не сказал. И дёру. Слинял, в общем.
- А едем куда?
- На Киев едем. Я посмотрел. Там у нее на дверце…
- Ну, нормально, - обрадовался Литр Иваныч. - Нормально едем. На Киев. Как и надо было. Это она шуткует с тобой, хохлушка. Сейчас я ей! Я их знаю, этих толстожопых.
- Нет, Яковлевич, не шуткует. Смотри. - Сергей протянул грязный обрывок газеты. - Я из мусорки вытащил.