- Молодцы вы оба. И ты его уделал как надо, и он все-таки дышит. Вована твоего, когда он вернется, мы встретим еще во дворе. Это не проблема. А этого надо устроить как следует. - Омоновец достал из кармана наручники и ловко защелкнул их на запястьях Димки. Потом легко поднял Димку и уложил его на пол около батареи отопления. - Нет, пожалуй, лучше так. - Он снял наручники, продел их за трубу батареи, снова защелкнул на Димке и бросил пистолет рядом с ним. - Ну вот, теперь человек может спокойно отдыхать.
- А вы… спасибо вам огромное. Я даже не знаю, как вас звать…
- Ну, давай считать, что фамилия моя Гавриков, а имя… Сергей, например. А благодарить меня не за что. Во-первых, ты и без меня отлично управился, а во-вторых, ты же сам вызвал меня.
- Я? Вас? - изумился Олег.
- Ну, не меня лично, но к Господу ты обращался за помощью, когда эти хмыри грозили тебе. Так?
- Так, - промямлил Олег. - И что же, выходит, Господь послал мне на помощь омоновца? Это что, Сергей, шутка такая? Вы надо мной смеетесь?
- И не думаю. Ты сам подумай, исцелила тебя Ирина Сергеевна и наградила необычным даром исцелять других?
- Да, - сказал Олег и вдруг понял, что и его невосприимчивость к уколу и этот парень наверняка как-то связаны с Ириной Сергеевной. Его словно поднял над грязным полом комнаты какой-то светлый восторг.
- Сергей, я даже не знаю…
- Все ты, Олег, уже понял, только не научился еще принимать чудо как нечто вполне естественное. По крайней мере, для того, кто верит во Всевышнего.
- А я… а как же заповеди… я их столько раз повторял про себя. Только я не пойму: сказано "люби ближнего своего как самого себя". А я Димку… Ближний он или не ближний?
- Нет, не ближний. Он враг, а в Писании сказано, что если враг пришел, чтобы убить тебя, убей его. Понял, Олег?
- Понял. Я и сам так думал.
Раздалось тренканье мобильного, который Олег вытащил у Димки и засунул себе в карман.
- Это Димкин. Наверное, Вован звонит.
- Ответь. Голос только измени.
- Да, - сказал Олег, прижимая телефон к уху и прикрывая его ладонью, чтобы слышимость была похуже.
- Что-то слышно неважно, - раздался голос Вована. - Как он там?
- В отключке.
- Ладно, я еду с Умаром. Через пятнадцать минут будем. Давай.
- Едет, - сказал Олег. - Со своим боссом. Умаром.
- Я слышал.
- Вы учтите, Сергей, у них наверняка у обоих оружие.
- Ладно, что-нибудь придумаем. И не забудь, сотри следы своих пальчиков с мобильного - зачем сбивать с толку милицию - и засунь его Димке в карман. А насчет твоего Вована и - как его, второго?
- Дядя Умар…
- Не беспокойся. Разберемся как-нибудь.
- Вы учтите, Сергей, у них оружие, и если стрельба начнется, соседи могут в милицию позвонить, глядите, вон справа в доме свет уже в окнах. Значит, люди там.
- Я когда в Чечне в командировке был с московским омоном, сержант мой, веселый был такой парень, все приговаривал: не боись. Не не бойся, а не боись.
- Так вы… значит, вы - настоящий омоновец?
- Я много чего, и все настоящее, - засмеялся омоновец. - Давай-ка за кусты, мне кажется, я слышу их машину.
Они спрятались за кустами, и через несколько минут Олег тоже услышал шум приближавшейся машины. Сергей прошептал:
- Ничего не делай и ничего не бойся.
Свет фар высветил деревья, и "мерседес" въехал во двор.
- Молодец, Димка, - сказал Вован высокому черноволосому человеку в светлом костюме, - караулит, как немецкая овчарка. Даже свет не зажег.
Он открыл дверь в дом, зажег свет и тут же выскочил обратно во двор. - Он… он… - голос его дрожал.
- Что он? - спросил человек в светлом костюме.
- Сбежал, дядя Умар, - растерянно сказал Вован, и в голосе его чувствовался испуг.
- А Димка твой, немецкая твоя овчарка? - насмешливо спросил Умар. - Спит?
- Без сознания. Прикован к батарее.
- Ну, молодцы, джигиты вы мои, ну молодцы. Что ни поручи - всегда вы в дерьме ухитритесь оказаться. Откуда вы только его в таких количествах берете? Одалживаете у кого, может быть? Что делать будешь, Вованчик ты мой ненаглядный? - в голосе Умара послышалась угроза.
- Да найду я его, не волнуйтесь, дядя Умар, никуда он не денется. Ей-богу, найду. Я ж и адрес его знаю, и где девчонка его живет.
- Ладно, поверю тебе еще раз. Поехали к этой девке. Поговорим пока с ней. Ничего она?
- Не знаю, я ее не видел.
- Ладно, посмотрим. Об Олеге твоем пока можно не думать. Где-нибудь прячется. Появится раньше или поздно. В милицию не пойдет - не с чем, да и не тот он тип, чтоб его менты слушали, вся шкура истыкана.
Внезапно омоновец вышел из-за кустов. Вован и Умар уставились на него.
- Зачем же искать кого-то и к Олеговой девушке ехать? - спокойно спросил Сергей. - Олег здесь. Выйди, покажись друзьям. Не боись, парень, они хорошие, они нам только добра желают. Так, Умарчик?
- Ты кто? - хрипло спросил Умар, засовывая руку в карман пиджака.
- Не нужно, милый человек, не доставай свою пушку, и ты, Вован тоже воздержись. Может, лучше добром договориться? Все равно в карманы вы не залезете, они же зашиты. Что, не верите? Проверьте, голубки.
Умар коснулся кармана пиджака, и на лице его отразился испуг пополам с изумлением.
- Что… - он попытался продолжить фразу, но замолчал.
- Больше ни слова, не надо, голубушки, ваши рты тоже уже зашиты. Ну, конечно, что-нибудь съесть вы сможете, но внятно выразить свои высокие чувства и не думайте, и не пробуйте. На недельку или на две, а то и побольше. И "мерседес" ваш не откроется, и мотор его не заведется. И мозги ваши откажутся работать, и опуститесь вы на четвереньки и пребудете на них столько же, сколько времени вы творили зло. Так что, боюсь, подыметесь вы не скоро.
Открыв рот, Олег смотрел, как Умар и Вован неловко опускались на четвереньки. Прямо на его глазах взоры их мутнели, головы опускались.
- Вот так-то лучше, дорогие мои овчарки. Поехали, Олег.
- Господи…
- Не произноси его имя попусту, они его недостойны. А за них не беспокойся, у них помутнение мозгов пройдет не скоро. Они свое вполне заслужили.
Когда они садились в "вольво", Олег благоговейно спросил:
- Так вы… вы не обычный человек?
- Это, Олег, верно, хотя, честно говоря, иногда мне бывает от этого немножко грустно. Тебе этого не понять. Ладно, поехали в Москву.
- Это здесь, - сказал лейтенант милиции Чащин своему напарнику. - Соседи мне подробно объяснили. Только что-то я понять не мог, какую-то чушь они несли, будто какие-то собаки там во дворе подвывают, а там не собаки, а люди…
- Так собаки-то при чем? - спросил сержант Синцов.
- Думаешь, я сам что-нибудь понимаю? Возьми фонарь, темно уже.
Они вошли во двор и сразу же увидели двух мужчин на четвереньках, которые уставились на них.
- Ну и ну, - пробормотал Синцов. - Это ж надо так надраться… Все, думал, видел, но чтоб так…
Лейтенант нагнулся над человеком в светлом костюме:
- Кто вы и что вы здесь делаете?
Человек испуганно и тихо промычал нечто невразумительное.
- Странно, сержант…
- Что именно?
- Запаха спиртного не чувствуется. Ни черта не понимаю…
- Товарищ лейтенант, может, они под сильным кайфом? Разрешите, я карманчики их осмотрю.
- Давай.
Синцов попытался залезть в карман высокому, подергал его.
- Все страннее и страннее, как говорится. Вы не поверите, товарищ лейтенант, карманы-то зашиты. Зато в кармане пистолет ясно прощупывается… Может, они из дурдома сбежали?
- Прямо из дурдома, Шерлок ты наш Холмс. Там, говорят, всем выдают костюмчики минимум по полтысячи баксов с зашитыми карманами, в которых лежат пистолеты и которые нельзя достать. В такой ситуации, глядишь, - и сам там окажешься. Постой тут, я посмотрю, нет ли кого в доме.
Через несколько секунд в окнах вспыхнул свет, и лейтенант выглянул в дверь.
- Ну, сержант, таких чудес мы еще не видали. Там парень какой-то в наручниках, прикован к батарее, похоже, что в отключке, но жив, воняет от него, словно под себя ходил. Похоже, надо звонить дежурному, пусть пришлет наш уазик и кого-нибудь еще на помощь. Загрузим всех троих и повезем в отделение. Думаю, не нашего ума это дело.
Глава 7. Институт
Ольга Никанорова Стрельцова, старший лаборант лаборатории энзимов, уже третий день кипела от негодования. Более чем справедливого, она была уверена. Когда она услышала от этой пьянчужки Софьи Аркадьевны, как ей помогла завлаб Кипнис, она решила, что грех и ей не попробовать. Очень мучил ее хронический гастрит, изжоги плюс дуоденит. Прямо-таки полный пищеварительный набор. На одни лекарства такая куча деньжищ уходила, не напасешься.
Мадам Кипнис, как про себя называла Ирину Сергеевну Ольга Никаноровна, упрашивать себя не дала и тут же согласилась, предупредив, что без соблюдения библейских заповедей исцеление невозможно.
Ольга Никаноровна даже обиделась, хотя, конечно, вслух этого не высказала. Довольно смешно, чтобы не сказать большего, когда некрещеная, да к тому же с фамилией Кипнис, говорит ей, верующему человеку с крестом на шее, о заповедях. Ей, Ольге Никаноровне, говорить о заповедях! Это ж надо такой наглости набраться, а еще доктор наук. Сразу видно, какой она доктор и каких наук. Может, в своих митохондриях она и разбирается, но уж не в людях. И подавно не в заповедях.
Знахари и то лучше лечат. Травы там какие-то дадут, заговор скажут, а мадам до таких пустяков не опускается. И слова не сказала, только посмотрела на нее, мол, если будете соблюдать заповеди, все будет нормально. Хотите, говорит, я вам листок с ними дам, я их почти сотню напечатала. Это ей-то! Листок, видите ли, она напечатала! Спасибо, мадам Кипнис, что снизошли к простому человеку. Глаза открыла на божьи заповеди. Вот стерва самоуверенная, ничего не скажешь.
От злости по пищеводу ее поднялась волна жгучей изжоги. "Рени" принять, что ли, так не пройдет. Не только не помогла ей, самозванка некрещеная, пожалуй, еще хуже стало.
Целительница, такая же она целительница, эта мадам Кипнис, как она сама - укротительница тигров. Но так этого оставить нельзя, не по-божески это - дать ей спокойно калечить людей. В суд бы, конечно, подать надо, а, может, в прокуратуру, но начнется волынка, адвокаты там всякие, одни расходы, а у нее в отличие от мадам лишних денег нет.
Жалко времена нынче какие-то странные. Раньше она бы знала, куда пожаловаться, - прямым ходом в партком института. Мол, называет себя ученой, а сама морочит людям голову всякими суевериями, да еще, говорят, за деньги. Быстренько ее бы в оборот взяли, а скорее всего и выперли бы. Вместе со всеми ее митохондриями.
Она вспомнила последнего секретаря парткома Епишева, он еще все время эту перестройку поносил. Так заходился, что прямо красными пятнами шел от негодования. Вы еще посмотрите, чуть не кричал, что они со страной своей гласностью сделают. Вот он мужик был строгий, но справедливый, чуть какая жалоба от честного сотрудника - а она, слава Богу, в институте без малого тридцать лет отработала, и ни одного выговора, - тут же расследование начинал. Всех на чистую воду выводил, доктор или кандидат - ему на все звания было наплевать. Где он, интересно, жив еще?
Придется, видно, к директору института идти. Человек он солидный, представительный, ничего не скажешь, как-никак членкор, но какой-то уж очень квелый. Нет, чтобы кулаком стукнуть и призвать к социалистическому порядку, хотя какой теперь порядок и какой социализм?
Сказать - одно дело, он, поди, только поморщится, мол, какое я имею к этому касательство, если кто-то там вас заговаривает. Член-корр, видите ли, ин-телли-генция! Нет, лучше написать жалобу по всем правилам. Тогда просто так от нее не отмахнешься.
Ольга Никанорова вздохнула, взяла листок бумаги и села писать жалобу.
- Ирина Сергеевна, - Маша прямо коршуном на нее налетела - так дело не пойдет.
- О чем ты, Машуня? Что не пойдет?
- Надо как-то упорядочить исцеление. А то скоро уже в туалет сходить нельзя будет, весь институт нас на части рвет. А правда, что вы? А правда, что все болезни? Да что институт, скоро со всего города пациенты нас в осаду возьмут.
Ай да Маша, улыбнулась Ирина Сергеевна новому темпераменту и новому напору Маши. И впрямь - другой человек.
- К тому же, - продолжала Маша, - Миша говорит, что с нашим народом так нельзя…
- Как так?
- Бесплатно. Мол, не в нашем это характере. У нас менталитет другой. С одной стороны, мы на халяву всегда бросаемся. С другой - она же всегда заставляет подозревать обман.
- Ну, раз сам Миша говорит… И что он предлагает? Вместо заповедей прейскурант ввести?
- Вы смеетесь, но он ведь не со зла. Он человек порядочный.
- И все-таки, что он советует? Не помогать людям, если они не готовы заплатить как следует?
- Он не знает, и я, честно говоря, тоже не знаю, но в одном я с ним согласна: сначала надо присмотреться к человеку, решить, что он из себя представляет, а потом уже исцелять.
- Может, в этом что-то и есть. Надо подумать.
Зазвонил телефон, и Маша взяла трубку:
- Федоровская слушает. А, здрасьте, Марья Петровна, обязательно передам, она как раз рядом. - Маша повернулась к Ирине Сергеевне: - Шеф просит зайти.
- Сдается мне, что разговор у Пышки будет продолжением нашей дискуссии, - вздохнула Ирина Сергеевна.
Директор института Виктор Феликсович Пышкало, которого, естественно, весь институт звал за глаза Пышкой, поздоровался с Ириной Сергеевной и, в духе времени, вышел из-за стола ей навстречу.
- Здравствуйте, Ирина Сергеевна, садитесь, прошу вас. - Он подергал себя за пышные усы. - Поверьте, разговор, который нам предстоит, мне в высшей степени неприятен, но я получил жалобу от старшего лаборанта Стрельцовой, а вы ее знаете, так просто от нее не отделаться. Вы, вероятно, догадываетесь, на что она жалуется?
- Нет, и тем более, какое она имеет ко мне отношение.
- Вот, читайте. - Директор протянул ей листок бумаги.
Ирина Сергеевна взглянула на него и тут же кивнула:
- Я так и думала.
- Что думали?
- Что никакого исцеления не будет.
- Значит, вы не отрицаете, что занялись не то знахарством, не то целительством, уж и не знаю как назвать ваше новое увлечение. Простите, если это звучит не слишком дипломатично, но я просто не подберу другого определения.
- Я и не думаю ничего отрицать и уж подавно в чем-то оправдываться. Я даже готова вам тут же продемонстрировать, как я это делаю.
- И как же?
- Я смотрю на вас, Виктор Феликсович, и вижу, например, что у вас небольшие проблемы с простатой. Так?
- Вы ставите меня в неловкое положение. Если я скажу "да" и вы начнете меня заговаривать или что вы там делаете, то я уже не буду в состоянии вынести более или менее объективное суждение.
- Как вам удобнее, - сухо сказала Ирина Сергеевна.
- Я не спрашиваю, как именно вы занимаетесь своим целительством: путем гипноза, внушения, камлания…
- Вы очень тактичны, но для камлания нужен, насколько я помню, бубен, и вы бы наверняка уже услышали рассказы про шамана Кипнис. А ведь неплохо звучит: шаман Кипнис. Согласны? Как вы считаете?
Директор института внимательно посмотрел на Ирину Сергеевну, и вдруг широко улыбнулся.
- Что-что, Ирина Сергеевна, а в самообладании вам не отказать. Повторю еще раз, разговор этот мне, если честно, в тягость, и если бы вы занимались своим новым увлечением дома, я бы не считал возможным и нужным даже спросить вас о нем. Но вы сотрудник института, которым я имею честь руководить. И согласитесь, что когда практически весь коллектив полностью перестал работать и только то и делает, что говорит о вас… Да что коллектив, мне уже из молекулярной генетики звонили, спрашивали, не смогу ли я составить у вас протекцию их заместителю директора, представляете?
- Представляю, - согласилась Ирина Сергеевна.
- Тогда подскажите мне, что мне делать. Или не делать.
- Я согласна, что моя скромная практика вышла из-под моего контроля. И обещаю вам, что впредь заниматься ею в стенах института не буду.
- Благодарю вас. Я рад, что вы меня поняли.
- Спасибо. Я могу идти?
- Разумеется, но, строго неофициально, вы действительно помогаете людям?
- Если строго неофициально, - улыбнулась Ирина Сергеевна, - то да. Помогаю. И с удовольствием избавлю вас от неприятностей, которые обычно вызывает аденома простаты. Тем более, что все патентованные средства от простатита, которые рекламируют по телевидению почти так же часто, как пиво, далеко не так эффективны. Но вы должны понять, что мое лечение эффективно только в том случае, если вы вполне сознательно выполняете или, по крайней мере, искренне стараетесь соблюдать десять библейских заповедей.
- Значит, это правда?
- Что именно?
- Мне рассказывали об этом странном условии… Все это… Как бы выразиться… столь неординарно в наше время… Когда доктор биологических наук ставит условием своего лечения - назовем вашу деятельность так - соблюдение библейских заповедей. Я просто не нахожу слов. Если бы вы сами не подтвердили мне этого, я бы просто ни за что не поверил такому… Не хочу заканчивать фразу… Мало того, что уважаемый завлаб, автор множества научных трудов, доктор биологических наук занимается исцелением от всех болезней, она еще при этом ставит условием соблюдение десяти библейских заповедей - согласитесь, в этом есть что-то… что-то… анекдотическое.
- Я вас прекрасно понимаю, я бы тоже на вашем месте не нашла бы подходящих слов. Впрочем, слова вообще часто бывают неадекватны реальности. Я вас не уговариваю, но если вдруг вы решите испытать на себе, как все это происходит, и не имеете никаких возражений против соблюдения заповедей - ради Бога. Вот листок с ними, который я приготовила. Держите.
Директор института взял листок и положил его перед собой. Потом слегка прищурился и сказал:
- Вы очень предусмотрительны…
- Нисколько, Виктор Феликсович, я просто догадывалась, а если честно, знала, что вы согласитесь.
- Ну и ну, дорогая Ирина Сергеевна, более необычного разговора я, пожалуй, в жизни не вел. Что значит - знала? Может, вы заодно и мысли читаете на расстоянии?
- Иногда и немножко. Но в данном случае я просто представила себя на вашем месте. Аденома простаты, насколько я знаю, довольно неприятная штука, лечится медленно и не всегда успешно, а тут предлагают мгновенное исцеление. Причем вы уж наверняка слышали примеры такого исцеления. Одна Софья Аркадьевна, по-моему, всему институту рассказала, как я с ее астмой расправилась. Да что астма - она же просто другим человеком стала. Да что рассказы, кто видел ее раньше и может сравнить с тем, как она выглядит сегодня, тот уже не будет отмахиваться: этого не может быть!