Поэтому я и решила, что, скорее всего, соблазн победит. Итак, что вы решили? Или вы столь убежденный атеист, что само слово заповедь вызывает в вас протест? И вы предпочитаете мучиться со своими проблемами, чем проделать простенький эксперимент, сказав мне только, что вы согласны.
- Ну и напор у вас, Ирина Сергеевна. Я вызвал вас для внушения, а вместо выговора чувствую себя школяром на экзамене… Что мне вам сказать? Вообще-то я человек скорее неверующий, но никаких принципиальных возражений против десяти заповедей у меня нет…
- Значат ли эти слова, что вы согласны быть излеченным?
- Да.
- Вот и прекрасно, с этого момента у вас больше нет никаких проблем с вашей простатой, гарантирую, что вы ни разу не встанете ночью по малой нужде, и надеюсь, завтра, конечно, сугубо конфиденциально, вы сообщите мне о результатах. А что касается пациента из молекулярной генетики, пусть позвонит мне сам.
- Спасибо, - как-то очень неуверенно сказал директор и энергично помотал головой, словно пытаясь убедиться в реальности происходящего.
К утру Виктор Феликсович окончательно убедился, что все ставшие столь привычными симптомы его недомогания полностью исчезли, словно их никогда и не было. Конечно, нужно сходить в поликлинику, сделать УЗИ, прямо сегодня же перед работой, но он почему-то не сомневался, что чудо - да, да, именно чудо - было вполне осязаемой реальностью.
Разумеется, он не медик, но что ни говори, все-таки биолог и отлично понимал, что аденома его за считанные часы исчезнуть не могла, но что же в таком случае произошло? Будь у него некое психическое расстройство, его, наверное, можно было лечить каким-нибудь внушением. Но у него же, черт возьми, была не какая-нибудь истерия, а вполне материальная аденома предстательной железы, болезнь в высшей степени распространенная у мужчин в определенном возрасте. Тогда что это? И при чем это странное условие соблюдения библейских заповедей?
Ответа, разумеется, не было, и тренированный мозг ученого упорно отказывался принять происходящее за чудо и одновременно не мог не констатировать, что чудо произошло. За свои шестьдесят семь лет он, конечно, повидал многое, что с трудом поддавалось разумному объяснению. Взять хотя бы шарлатана и невежду Трофима Денисовича Лысенко с его безумными теориями. Но они хоть имели объяснение. Сам он был просто глубоким невеждой в науке, и, как большинство невежд, в высшей степени агрессивен. А поддерживавшие его высокие государственные деятели были еще более невежественны в биологии вообще и генетике в частности, и уж очень хотели верить в обещания быстрого сельскохозяйственного изобилия. По-другому не очень-то у них получалось. Но библейские заповеди и аденома простаты - это, простите, никак не укладывалось в сознание, как бы его ни комкать и ни растягивать, это сознание.
Он еще раз внимательно перечитал листок с заповедями, который дала ему Ирина Сергеевна. Строго говоря, если отбросить все антирелигиозные предубеждения, они были вполне разумны. Более того, это был сгусток человеческого опыта на тяжком пути от обезьяны к человеку, хотя, если уж быть честным до конца, даже в наши дни многие человеки, включая и кое-кого из его высокопоставленных коллег, больше похожи на обезьян, чем на людей… Разве что хвоста нет, и на шее галстук.
Он еще раз медленно перечитал заповеди. Вообще-то, подумал Виктор Феликсович удовлетворенно, ему и особых усилий прилагать не надо, чтобы оставаться в рамках заповедей. Добряком каким-то особым себя назвать бы он не решился, но никогда не делал людям гадостей. Помогать? Помогал, хотя, наверное, меньше, чем мог бы…
Через два часа он был уже у уролога в академической поликлинике. Уролог, с которым он был знаком, наверное, лет тридцать, если не больше, приветствовал его с чисто докторским юмором:
- Ну как наша родимая простата себя ведет? Очень досаждает? Или что-нибудь еще добавилось по нашей части?
- Нет, слава богу, только простата.
- Ну-с, давайте посмотрим, как она…
- Понимаете, Ролан Анатольевич, я, строго говоря, на простату не жалуюсь.
- И прекрасно.
- Она, понимаете, просто исчезла…
- Как исчезла? Надеюсь, не простата, а аденома?
- Именно. Причем мгновенно. Вчера была, и изрядно досаждала, а вечером… исчезла.
Уролог легонько и необидно посмеялся - все-таки уважаемый человек, член-корреспондент, незаметно пожал плечами, уложил Виктора Феликсовича на кушетку, - надел резиновые перчатки, смазал палец кремом и ловко всунул его в задний проход пациента. Виктор Феликсович подвергался этой не слишком приятной процедуре не раз и спокойно ждал комментариев уролога.
Ролан Анатольевич снял перчатки, бросил их в корзину и внимательно посмотрел на пациента.
- Вы так пристально меня разглядываете, - пробормотал Виктор Феликсович.
- Хочу убедиться, что это вы, хотя я в этом далеко не уверен. Может, вас просто подменили? Конечно, во многих случаях нам удается контролировать развитие аденомы простаты, даже уменьшить ее, но у вас, простите, анус юноши. Просто ничего не понимаю. Я же, выражаясь научно, вашу задницу знаю как свои пять пальцев… Просто чертовщина какая-то. Поднимите брюки, я сам вас свожу в кабинет функциональной диагностики. Если сам я уже слегка тронулся, коллеги меня поправят.
Через десять минут они уже выходили после осмотра с помощью ультразвука.
- Ну что ж, - сказал уролог, - поздравляю вас. Может, написать о вас? Что-нибудь вроде "Спонтанное исчезновение аденомы простаты"? Вот только ума не приложу, как это вам удалось…
- Если честно, я понимаю еще меньше, - улыбнулся Виктор Феликсович. У него не было почему-то ни малейшего желания рассказывать о своей институтской целительнице. Он вообще гнал от себя мысли о чудесном исцелении - уж очень они опасно раскачивали все то, к чему он привык, и что составляло фундамент его мировоззрения.
- И хорошо. Я уже давно понял, что чем меньше понимаешь, тем лучше спишь. Особенно в наше время.
Прождав с неделю и не получив никакого ответа от директора, Ольга Никаноровна Стрельцова еще раз убедилась, что все они, эти так называемые ученые, одна шайка-лейка и справедливости у них искать можно разве что после дождичка в четверг.
После долгих раздумий она написала два заявления: в Патриархат и в горздравотдел, в которых привела все случаи, когда знахарка под видом ученого только портила людям здоровье, а дирекция института во главе с директором Пышкало В. Ф. покрывает ее. Хотела еще добавить, что это настоящее вредительство, да этого слова теперь, поди, никто и не помнит.
Когда жалобы были написаны, она почувствовала, как изжога и тошнота начали постепенно успокаиваться. Так, наверное, и должно быть, подумала Ольга Никаноровна. Когда борешься за правое дело, даже организм помогает тебе.
Софья Аркадьевна, столкнувшись в коридоре со старшей лаборанткой Ольгой Никаноровной Стрельцовой, ласково улыбнулась ей.
- Олечка, - проворковала она, - как вы, моя милая, что-то давно вас не видела?
Стрельцова подозрительно покосилась на завлаба - с чего эта пьянчужка вдруг такой внимательной стала? Раньше в глаза ее не замечала, и вдруг такие улыбки. Или ее тоже мадам Кипнис достала своими штучками?
- Спасибо, - настороженно ответила она.
- Я смотрю, вы прямо расцвели.
Издевается она, что ли? Похудела сама кило на десять, а может, просто высохла от пьянства, вот и делает другим комплименты.
- Я по крайней мере знахарям всяким не доверяюсь, как некоторые. Я человек верующий, православный, а церковь наша всяких шарлатанов решительно осуждает.
- Какой вы принципиальный человек, восхищаться только можно. А что, разве вас Ирина Сергеевна лечить не пробовала?
- Мадам Кипнис? Она-то, может быть, и рада была бы испробовать на мне свои заклинания или что она там еще делает, но со мной такие штучки не проходят. Не так я воспитана и не такие у меня убеждения, чтобы, как некоторые, верить всяким суевериям.
- Значит, она к вам приставала со своими штучками?
- А я вам о чем говорю?
- Надеюсь, Олечка, вы свой гражданский долг уже выполнили?
- Какой долг?
- Ну, как "какой"? Сообщить, как честный сознательный гражданин во все инстанции, что здоровье граждан подвергают опасности. Что люди без медицинских дипломов берутся лечить все болезни.
Разыгрывает она ее, что ли, снова насторожилась Ольга Никаноровна. Говорят, ее саму, пьянчужку жирную, мадам Кипнис своими заклинаниями пользовала. Если это так, наверное, и она недовольна. Хотя по виду ее не скажешь - вон как двигаться стала, прямо шустрик, раньше только сиднем сидела у себя в лаборатории. Черт-те знает, чего она прицепилась.
- За меня не беспокойтесь, - осторожно сказала Ольга Никаноровна, - я свой долг честного гражданина и честной христианки знаю. И в отличие от некоторых, которые только говорят об ответственности, выполняю.
- Очень за вас рада. Просто горжусь вами. Значит, вы уже написали, как вы выражаетесь, "куда надо", что Ирина Сергеевна приставала к вам со своим целительством, а вы из принципиальных соображений напрочь отказались от ее услуг?
- Вы мне что, Софья Аркадьевна, допрос учиняете?
- Да нет, милочка, я просто хотела убедиться, насколько "честная христианка" может беззастенчиво лгать? Не вы отказались, а просто на вас исцеление не подействовало, потому что условием излечения, как Ирина Сергеевна вас и всех других предупреждала с самого начала, является строгое соблюдение десяти библейских заповедей. А вы и сейчас их нарушаете…
- Чем это, интересно, я их нарушаю, и вам-то какое до всего этого дело?
- Нарушаете вы и тем, что лжете, и мне, и другим, а главное себе. И тем, что вместо того, чтобы возлюбить ближнего, как учил Иисус Христос, вы так и пышете злобой.
- Ну, знаете, меньше всего я собираюсь выслушивать морали от старой пьяницы, которая каждый день хлещет коньяк на своем рабочем месте.
- Да нет, лапочка вы моя нежная, я вам просто хотела сказать, что время ваше прошло. Это вы раньше на всех доносы строчили в партком. Живи вы чуть раньше, всех бы нас еще и врагами народа объявили. А так шипите себе на здоровье, если ваш христианский долг это змеиное шипение поощряет. А если совсем между нами, - Софья Аркадьевна почти вплотную приблизила свое лицо к лицу старшей лаборантки и тихонько добавила: - Все равно, гадина злобная, я тебя на чистую воду выведу и не успокоюсь, пока из института не выгоню, поняла, сука?
Ненависть поднималась у Ольги Никаноровой по пищеводу вместе со жгучей кислотой. Как она их всех ненавидела, этих нехристей поганых. Морали ей читать, грозить вздумала, сволочь пьяная. От нее, от старухи этой паршивой, и сейчас коньячком попахивало. Развалилось все, все развалилось, если и такие штучки сходят им с рук, либералы вонючие.
- Кто кого выгонит - это мы еще посмотрим, - отчеканила она. - Думаете, все вам с рук сойдет, вам, мадам Кипнис и ее прихвостням? Ничего, доберемся и до вас. А сейчас, дорогая Софья Аркадьевна, валите отсюда, пока я вам не врезала между глаз.
Старшая лаборантка повернулась и почти бегом направилась к себе в комнату. Еще секунда - и не удержалась бы. Врезала бы гадине этой как следует. Христианским заповедям учить ее вздумала. Волны тошнотворной жгучей кислоты одна за другой поднимались у нее из желудка по пищеводу и добирались до самой гортани. Убила бы, своими руками придушила всю эту нечисть. Ничего, как начнут комиссии работать, разбираться, как это доктор биологических наук без всякого медицинского диплома людей калечит, тогда вся эта шайка-лейка запоет по-другому. Еще спасибо ей скажут за то, что у нее одной мужества хватило послать сигналы куда надо. Вот сволочи… Трясущимися руками она зачерпнула почти полную чайную ложку питьевой соды - обычно от соды она воздерживалась, она ведь вредна - и проглотила, запив водой. Сладостная отрыжка от нейтрализации кислоты приятно пощекотала ее рот, и она с удовольствием рыгнула. Вот сволочи…
Глава 8. Допрос
- Фамилия, имя, отчество? - спросил у Димки майор и внимательно посмотрел на него.
Димка потрогал повязку на голове. Голова по-прежнему болела, рана саднила, но еще больше болел пах. Как, как он мог заснуть? Господи, сделай так, чтоб он опять очутился в кресле и следил бы, как корчится Олег на полу.
- Вы вопрос мой поняли? - насмешливо спросил майор. - Или я так непонятно выражаюсь?
- Простите, - пробормотал Димка. - Щукин Дмитрий Иванович, тысяча девятьсот восьмидесятого года.
- Адрес?
- Шестой Индустриальный проезд, три, квартира тридцать четыре.
- Место работы?
- Временно не работаю, все никак устроиться не могу. Специальности нет, а без специальности - сами знаете. - Димка улыбнулся майору. Зачем зря раздражать мента, может, вообще и обойдется, им и предъявить мне нечего.
- Знаю, - легко согласился майор. - Со специальностью у вас действительно дело обстоит неважно, если не считать торговлю наркотическими средствами за профессию…
- Гражданин начальник, да я сроду…
- Понимаю, понимаю. Но оставим пока вашу профессию и род занятий. Когда вас нашли наши сотрудники, вы были без сознания от удара чем-то тяжелым по голове. Вы помните, кто вас так отделал?
"Сказать или придуриться", - пронеслось в голове у Димки. Лучше сказать, Олега-то бояться ему было нечего. Одно настораживало: на "вы" мент обращается. Не к добру…
- Помню, конечно. Знакомый мой, Олег, Олег… как же его фамилия, кажется, Юшков. Да, точно Юшков. Программист он, а где работает, ей-богу не знаю.
- И что же заставило его так отделать вас, что восемь швов пришлось накладывать на вашу бедную головку?
- Поссорились. Даже и не помню, с чего началось, знаете, как это бывает, слово за слово… Он вообще-то парень бешеный, мне бы помнить о его характере…
- Значит, слово за слово, потом в какой-то момент ваш приятель выхватывает пистолет Макарова, да еще зачем-то с глушителем, и бац вас по голове. Так я понимаю?
- Так, так, - торопливо закивал Димка.
- А почему он надел на вас наручники и приковал к батарее отопления?
- Я не знаю, - пожал плечами Димка, - наверное, боялся, что я быстро оклемаюсь и вызову милицию.
- Я смотрю, предусмотрительный парень ваш программист. И пистолет носит с собой, и наручники. Всегда он такой запасливый?
- Не знаю… да нет, раньше я как-то не замечал…
- Скажите, Дмитрий Иванович, а почему он оставил около вас свой пистолет, да еще с вашими отпечатками пальцев?
- Ну, наверное, замести следы. Как будто он ни при чем.
- Понимаю, Дмитрий Иванович. Скажите, а кому принадлежит дача, где вы так весело проводили время?
"Шутит мент", - подумал Димка. Это хорошо. Сказать, что Вовану? Все равно ведь узнают, это не фокус. Лучше скажу.
- Приятелю нашему общему.
- Фамилия, имя, отчество?
- Пьяных Вован, то есть, простите, Владимир… Даже и не знаю его отчества. Кореш он мой, Вован да Вован, какое там отчество…
- А Вован ваш где работает?
- По-моему, тоже все ищет работу.
- А как вы приехали на дачу вашего безработного друга?
- На его машине.
- "Мерседес Е-220", если не ошибаюсь?
- Д-да, я знаете, в машинах плохо разбираюсь.
- Скажите, а вот семьдесят пять грамм героина, которые мы нашли в "мерседесе", тоже принадлежат Вовану?
Димка почувствовал, как сердце его сжалось в холодный тяжелый комок и провалилось куда-то в живот. Ничего не поделаешь, придется сдавать Вованчика. Тут уж не до шуток. Тем более Вован при случае не только бы его, Димку, продал с потрохами, он бы мать охотно сдал. Тут уж каждый играет за себя.
- Не знаю. Наверное. Он мне такие вещи не рассказывал.
- Допустим. А вот кто пользовался шприцем со следами героина, который мы наши на даче? Тоже ваш Вован?
- Наверное. Я ж говорю, он мне такие вещи не рассказывал. Может, конечно, он и кололся, но только не при мне.
- Я смотрю, у вас все друзья такие запасливые, ну прямо трудовые пчелы: программист на всякий случай носит при себе наручники и Макарова с глушителем, а Вован аж целых семьдесят пять грамм героина в "мерседесе" возит. Представляете, сколько такая порция стоит?
- Нет, откуда же я могу такие вещи знать?
- Скажите, Дмитрий Иванович, а вот у вас в кармане куртки тоже нашли пять грамм героина. Ваши?
- Да вы что, это все Олег спектакль разыграл. И пистолет подбросил, и наркоту.
- Значит, сами вы наркотиками не балуетесь?
- Да вы что, сроду не прикасался, ей-богу.
- Допустим. А вот на левой руке у вас при осмотре в больнице обнаружены множественные следы от уколов шприца. Это тоже ваш друг программист специально вас кольнул с десяток раз, чтоб выдать вас за наркомана?
Воздух в комнате почему-то сделался холодным и густым, и дышать сразу стало тяжело, так тяжело, что Димка несколько раз открыл рот, чтобы вздохнуть поглубже, но так и не смог. Вот-те и добрый мент, подумал он, издевается, сука. Мусора и есть мусора. Одна надежда на дядю Умара, может, отмажет. Он подумал про дядю Умара и понял, что цепляется даже не за соломинку, как говорят, а за пушинку. Ничего он не отмажет, наоборот, поможет, чтоб вкатали по полной. У него таких, как мы… Вот сволочь чеченская.
- Я смотрю, Дмитрий Иванович, вы задумались. Уважаю вашу задумчивость, потому что подумать-то есть над чем. Например, вы говорите, что приехали на машине вашего друга Вована, а доверенности на ваше имя ни в ваших карманах, ни в самом "мерседесе" мы не обнаружили. Мало того, даже прав мы у вас не нашли. Наверное, забыли дома? - ухмыльнулся майор. - Очень безответственно вы себя ведете - выезжаете на чужой машине без доверенности и даже прав. Представляете, вас останавливают на дороге, а вам и показать гаишникам нечего? И тем не менее, если я вас правильно понял, вы утверждаете, что приехали на машине своего друга?
- Ну да, - с трудом выдавил из себя Димка и с ненавистью посмотрел на майора.
- Ну ладно, оставим пока вас. - Майор поднял трубку телефона и сказал: - Приведите этих двух. И пусть их поддерживают за руки, а то опять они тут цирк устроят - плюхнутся на четвереньки.