104
Но вернусь к нашему первому разговору, который по историческому его значению можно смело сравнивать с беседой Станиславского и Немировича-Данченко в "Славянском базаре".
Постепенно мы перешли к анализу тех возможностей, которые феномен Огибахина открывает для ювелирного дела.
- Дисминуизация - это, конечно, прекрасно, - задумчиво говорил мой хозяин. - Можно делать крупные украшения, затем изящно их миниатюризировать, при этом стоимость их, естественно, возрастет… но это имеет смысл только при работе с полудрагоценными материалами.
Я молча слушал: специалисту виднее.
- Но почему вы утверждаете, что не можете укрупнять объекты? - спросил вдруг Ройтберг. - Это же неверно: вы просто ни разу не пробовали.
Я возразил в том смысле, что пробовал, и неоднократно, но без малейшего успеха: природой здесь поставлен мне предел.
- Не понимаю, о каком пределе вы говорите, - нетерпеливо перебил меня хозяин. - Представьте себе: вы возвращаетесь с моего рабочего стола, прихватив с собою алмазную пылинку. Разве эта пылинка не увеличится вместе с вами в сто, в двести раз? Вместо нее мы будем иметь алмазную глыбу. Или я в чем-то неправ?
Я признал правоту собеседника, хотя ход его мысли был для меня несколько неожиданным.
- А кто мешает вам дисминуизироваться и вновь вернуться, положив руку на эту глыбу? - с энтузиазмом продолжал Ройтберг. - В итоге мы получим такой кристалл, в сравнении с которым Кохинур будет выглядеть просто ничтожным.
Да, это была поистине гениальная идея, в корне менявшая мое представление о возможностях дисминуизации и открывавшая поистине беспредельные возможности.
В порядке эксперимента мы попробовали увеличить перстень с рубином, который г-н Ройтберг носил на среднем пальце левой руки.
То есть, увеличивал, разумеется, я, ювелир только наблюдал, но идея принадлежала ему, вот почему я и говорю "мы".
Дисминуизировавшись, я приблизился к лежавшему на столе перстню, положил на него руку - и вернулся в полноразмерный мир.
Из перстня получилось нечто чудовищное, высотой под потолок, ни дать ни взять - детекторные ворота, через которые проходят в аэропорту пассажиры.
Элегантный старинный перстень превратился в грубую, со множеством засечек и заусениц, металлическую болванку.
Проба золота, впрочем, не изменилась: Ройтберг не поленился это проверить.
А из рубинового монолита можно было смело высекать надгробный обелиск.
Больше, кстати, ни на что этот камень и не годился: даже невооруженным глазом в его толще можно было увидеть множество мелких трещин.
Ройтберг очень огорчился.
- Испортили старинную вещь, - сказал он со вздохом.
Перстень был дорог ему как память, и по его просьбе я вернул изделию нормальные размеры.
Впервые в жизни я видел человека, который добровольно отказался от такой массы высокопробного золота.
- В нашем деле количество разрушительно, - сказал Ройтберг. - Надо всё аккуратно просчитать. Завтра же я этим займусь. Если, конечно, вы согласны работать у меня в фирме.
- А если не согласен? - поинтересовался я.
- Тогда я немедленно сдам вас германским властям, - жестко ответил Ройтберг. - Как автоугонщика и нелегала.
Мой ответ, я думаю, нетрудно предугадать.
105
Так я обрел всё, о чем даже и не мечтал.
У меня появилась собственная лаборатория, оборудованная по последнему слову науки и техники: совершенно изолированное помещение с трехступенчатой сигнализацией, с экранированными окнами, дверь открывалась только от прикосновения руки - моей либо самого шефа.
У меня появился социальный статус: Ройтберг оформил меня как приглашенного по контракту технического советника, работающего на гонорарной основе.
Сотрудники фирмы вставали с мест, когда через общий зал я шел к титановым дверям своей лаборатории.
Признаюсь, это мне было приятно.
Я так устал от людского презрения к себе.
Должен сказать, что шеф вовсе не пользовался моим положением безысходного нелегала: гонорары он мне выплачивал такие, что им позавидовала бы и голливудская кинозвезда.
Месяца через три мы с Керстин переехали в прелестный пряничный домик из штучного красного кирпича с садом, где цвели черные магнолии.
Домик был записан на имя моей подруги, что она восприняла с удивительным спокойствием.
Тут же обставила его по своему вкусу, то есть светлой мебелью из сосновых досок, в результате чего домик наш стал тоже напоминать лыжную базу.
Для сада Керстин накупила глиняных гномов, уточек, собачек, расставила их в высокой траве, сама любовалась возникшим эффектом и призывала восхищаться других.
Один из гномиков, крашеный болван полуметрового роста, был, по ее мнению, похож на меня. Если бы я не был уверен, что Керстин не подозревает о моем проклятом даре, можно было бы расценить это как обидный намек. Я постоянно об эту кичуху спотыкался и дал себе слово при первом же удобном случае дисминуизировать все фигурки и спустить в унитаз. Скажу, что соседи украли.
Единственным цивильным местом в доме была кухня. Надеясь пристрастить Керстин к кулинарии, я купил чудо-гарнитур с двумя холодильниками и посудомоечной машиной.
Подруга моя очень расстроилась.
- Пятнадцать тысяч! - печально повторяла она. - Такие деньги, мать-перемать! Я же совсем не готовлю!
Что верно, то верно: на кухню Керстин заходила лишь для того, чтобы достать что-нибудь из отделанного "рустикальным" деревом холодильника. Питались мы, как и раньше, поврозь, разве что по субботам ужинали в китайском ресторане.
Вообще подруге моей не нравилось, когда я делал самостоятельные крупные покупки: бережливая душа ее начинала кровоточить.
Когда нам в гостиной постелили тебризский ковер, она разгневалась и устроила целый скандал:
- Ну, почему ты не посоветовался со мной? Что за российская манера шиковать? Чем тебе не нравились мои старые половички? Куда ты их выбросил? Я понимаю, что деньги для тебя теперь говно, но как ты мог не подумать о детях?
Этот прихотливый зигзаг мысли поверг меня в оторопь: неужели у Керстин пробудился инстинкт продолжения рода?
- О каких еще детях? - осторожно спросил я.
- О маленьких иранских детях! - патетически воскликнула Керстин. - О несчастных малолетних рабах, которые по двенадцать часов в сутки плетали… нет, плели эту дрянь. Мне стыдно ходить по такому блядскому ковру.
Это была наша первая ссора, от неожиданности я даже растерялся.
Чтобы урезонить подругу, я сочинил трогательную историю о своем бедном беззащитном детстве, когда в доме у нас не было даже половичка, и мои маленькие босые ножки ходили по холодному полу. Так и родилась моя мечта о тебризском ковре размером шесть на восемь, которую только теперь я сумел воплотить в жизнь.
Эта история растрогала мою подружку, и мы долго плакали, обнимая друг друга. Точнее, плакала она, я же лишь умывался ее гуманитарными слезами.
С работы Керстин не ушла, объяснив это с обезоруживающей откровенностью:
- Сегодня ты есть, а завтра - хер тебя знает.
Машину в подарок принять наотрез отказалась:
- Ты лучше дай мне деньги, я положу их на проценты.
И каждое утро выводила из нашего пустого гаража свой обшарпанный велосипед. Только купила к нему дешевый пластиковый багажник пронзительно-розового цвета.
За свой, между прочим, счет.
По ее настоятельной просьбе мне пришлось познакомить ее с шефом (а точнее, пригласить его на новоселье - естественно, в китайский ресторан, так дешевле, да и хлопот меньше).
Ройтберг произвел на Керстин впечатление: это он умел.
- О, большой человек, - восторженно сказала моя подруга, когда гость уехал. - Сукой быть, я так за тебя рада!
106
У Георга Ройтберга действительно были грандиозные, глобального размаха планы. Люди с такими задумками либо возносятся на вершины могущества, либо безвременно гибнут. Либо и то, и другое в последовательности, которая названа выше.
Ройтберг желал ни много, ни мало - сокрушить "Де Бирс", поставить на колени "Бриллиантовую улицу" Амстердама и единолично определять цены на мировом рынке драгоценных камней.
Якутию (и Российскую Федерацию вообще) он в расчет не принимал, что мне было немного обидно.
Меня Ройтберг заставлял пахать на совесть.
Не круглосуточно, естественно: по восемь часов с двумя выходными в неделю и с двухнедельным отпуском раз в полгода. Но зато уж в рабочее время - будьте добры: четыре дисминуизации в час. Я крутился, как белка в колесе.
Бизнес наш был, по сути дела, легальный. И засекречивали мы его, имея на то полное право.
Не следует думать, что мы беспрерывно производили огромные горбушки алмазов.
Мир кристаллов живет по своим законам, которые никакая дисминуизация не может отменить.
Слишком крупные алмазы рассыпались, кололись, трескались, лопались от внутреннего напряжения, иногда даже взрывались, подвергая опасности мою жизнь.
После каждого такого происшествия мне выплачивалась неслабая компенсация за риск.
Лучше других при увеличении держались сапфиры. В углу лаборатории у меня лежал громадный прозрачно-синий валун, внутри которого лучилась яркая звезда.
А вот жемчуг поддавался лишь малому увеличению - процентов на пятнадцать: дальше он превращался в рыбий помет.
Естественно, тонны драгоценных каменьев никому не нужны, и мы с Ройтбергом больше экспериментировали, чем производили.
Наработан был, конечно, солидный запас камней средней величины, но выбрасывать их на рынок Ройтберг не спешил.
Приходил ко мне в лабораторию любоваться рукотворными сокровищами, перебирал, пересыпал их из руки в руку, бормоча про себя:
- Мы им еще покажем.
Получилось, к сожалению, как раз наоборот: в конце концов это они ему показали.
Глава одиннадцатая. В Лихтенштейне
107
Между тем я жил радостными надеждами.
Покупка дома - просто пустяк в сравнении с грандиозным событием, которое произошло в моей жизни: у меня появился наконец реальный шанс вырваться из визовой петли.
Господь надоумил меня показать свой загранпаспорт в одной российско-германской фирме, которая занималась оформлением виз для поездки в страны СНГ.
Там за конторкой сидел молодой русский парень совершенно плакатной внешности: светлые волосы, широкое честное лицо, спортивная стрижка, плечи - косая сажень.
Полистал он мою паспортину и вернул, покачав головою:
- Ай-яй-яй.
- Что, совсем плохой? - спросил я.
- Да нет, почему плохой? - возразил парень. - Паспорт как паспорт, бывают и хуже. Вот только пустой. Давно таких не видал. Вас что, взрывной волной сюда перебросило?
- Можно сказать, что так, - согласился я.
- Вы бы хоть картинку какую-нибудь вклеили, а то прямо жутко смотреть. Не боитесь?
- Потому и пришел. Помогите. Любая сумма наличными.
- И рады бы, да не можем. Немецкие визы выдаются только немецкими посольствами за рубежом. Правило, может, и строгое, но в логике ему не откажешь.
- А что делать?
- Господи, нам бы ваши проблемы. Заручитесь приглашением от какой-нибудь доброй немки, съездите в Москву и оформите визу. Если здесь еще не наследили - непременно дадут.
- Да, но выехать-то из Германии как?
Парень пожал плечами:
- Так же, как въезжали.
Вот уж истинно: каков вопрос, таков ответ.
С приглашением у меня проблем не было: Керстин сделает по первой же просьбе, в этом я не сомневался.
Но кому довериться, кто меня повезет?
Может быть, рассказать подружке всю правду? Нет, ее нежная душа не выдержит конфликта с законом: любимая сдаст меня властям если не здесь, то на первой же границе.
Спасибо хоть, что перестала допекать с пропиской: ей довольно было того, что меня взяли на постоянную работу в солидную фирму. Значит, там, где надо, поставили на учет.
Проще всего было бы по-дружески попросить самого Ройтберга (благо ему не нужно ничего объяснять), но шеф в Россию ехать категорически не хотел.
По-моему, просто боялся. Черт ее знает, эту Россию: вечно в ней творятся какие-то чудеса.
Кроме того, мое неопределенное положение Ройтберга очень даже устраивало. Нелегал - и слава Богу: по крайней мере, не перебежит к конкурентам.
Видя, как глубоко я закручинился, плакатный парень, должно быть, проникся ко мне состраданием.
- Есть еще один вариант, - сказал он. - Правда, не для бедного человека. Поезжайте в город Вадуц, столицу княжества Лихтенштейн, вот адресок, там квартирка продается, маленькая, но полностью обставленная, всего за полмиллиона дэ-мэ. По тамошним меркам цена просто смешная. Купите квартирку - маклер вам оформит вид на жительство. Тоже не бесплатно, конечно. Даже очень не бесплатно. Но без дураков.
- Вид на жительство где?
- В Лихтенштейне, естественно. И, само собой, в Швейцарии. А от этой теплой печки можно дальше танцевать.
- Маклер не обманет?
- Обижаете. Мой хороший знакомый. Скажете ему: "Валентин прислал". И заодно попросите его поставить шереметьевский штемпелек о пересечении границы Российской Федерации. Во избежание, так сказать, дальнейших недоразумений.
- А как я доберусь до Лихтенштейна?
- Ну, это уж ваши заботы. Наше дело предложить.
Адресок я, естественно, взял, отчего не взять, если дают? Адресок есть не просит.
А вообще-то забавно было бы, думал я, взять и поселиться в той загадочной стране, куда меня некогда обещали спровадить.
108
Мысль о Лихтенштейне стала неотвязной, и в конце концов, всё обдумав, я обратился к Георгу со смиренной просьбой открыть мне кредитную линию тысяч на восемьсот, а заодно отпустить меня на неделю в счет очередного отпуска.
Как и следовало ожидать, моя просьба Ройтберга в восторг не привела.
- Хабен зи ди абзихьт нах Русланд цу геен? - сухо полюбопытствовал он. - В Россию собираетесь?
- Нет, зачем же, в Лихтенштейн, - отвечал я.
- Господи, да что там делать с такими деньгами? - удивился шеф. - Если поразвлечься, надо ехать в Монте-Карло.
Я ответил, что хочу открыть банковский счет: ни к чему Ройтбергу знать, что я намерен раскрепоститься. Пусть это будет для него приятным сюрпризом.
Шеф посмотрел на меня с интересом.
- От налогов бежите? Ох, уж эти русские: дай им палец - они руку по локоть норовят откусить.
Отвечать на эту инвективу я не счел необходимым.
- Хорошо, я пойду вам навстречу, - подумав, сказал Ройтберг. - Но учтите: в первый и в последний раз.
Я заверил шефа, что более таких просьб он от меня не услышит, и получил четыре чека - каждый на двести кусков.
- Как собираетесь ехать? - спросил Ройтберг. - Две границы придется пересекать. Вам бы лучше всего на машине с немецкими номерами: сто процентов гарантии, что проедете беспрепятственно.
- Увы, у меня нет водительских прав.
- Если хотите, я дам вам в провожатые кого-нибудь из сотрудников. Могу, например, предложить фрау Айсманн: она отлично водит машину и как раз собирается в отпуск. Кроме того, это очень сердечная и отзывчивая женщина. Да к тому же хороша собой. Неплохая компания.
Клаудиа Айсманн, миловидная молодая особа с внешностью горбоносого ангела, люто ненавидела меня за то, что я, презренный иностранец, оттеснил ее от горячо любимого шефа.
Само собой разумеется, она готова была выполнить любое поручение Ройтберга, в том числе и переспать со мной столько раз, сколько потребуется в интересах дела.
Но я бы с большим удовольствием лег под одно одеяло с глыбой шипящего искусственного льда.
Поэтому я ответил в том смысле, что доберусь сам.
- Ну, как знаете, дело ваше, - Ройтберг пожал плечами и прекратил разговор, укрепившись, должно быть, в убеждении, что эти русские совершенно не умеют ценить добро.
109
В бытность свою шварцарбайтером я часто слышал от коллег: в Голландии - бывал, во Францию - тоже ездил, в Италии и в Испании - разумеется, был.
Прямо не безродные нищие, а миллионеры-космополиты.
Между тем как среди коллег наверняка были и беспаспортные, как я, нелегалы.
Все они разъезжали по Европе на туристических автобусах рекламными шоппинг-рейсами.
Мягкие откидные кресла, сортир, телевизор над водительской кабиной. Всю дорогу крутят комедии и боевики. Хочешь - в окно смотри, хочешь - на телеэкран.
И стоит это удовольствие марок двадцать в оба конца. Ну, хорошо: тридцать.
За такие деньги возят в Амстердам, в Париж, в Брюссель, в Венецию, в Люксембург, в тот же Лихтенштейн.
Паспорт на границе никто не проверяет: просто делают водителю отмашку: проезжай, мол, не засти.
В автобусе тоже документы не спрашивают (хотя и рекомендуют с собой захватить): у организаторов рейса совсем другие заботы.
Всю дорогу они навязывают пассажирам изделия какой-нибудь фирмы: верхнюю одежду, меха, постельное белье, ювелирные изделия либо посуду.
Купишь - хорошо, не купишь - все равно семя в душу брошено: скажут спасибо и милый сувенирчик вручат. Кошелечек какой-нибудь либо брелок.
Я облюбовал бюро путешествий "Чичкин-райзен": это бывший русак развернулся, автобусов с гордой фамилией "Tschitschkin" во дворе агентства стояло штук десять.
По дороге на просторы Лихтенштейнщины агенты Чичкина рекламировали кожизделия: сумки, портмоне, куртки, дубленки. И уж так назойливо, чуть ли не под мышки держали: купи, братец, купи.
Завернули в захудалый мотель, загнали пассажиров в столовую, устроили там передвижную выставку-продажу кожтоваров - и два часа мурыжили.
Каждого по отдельности подзывали и обрабатывали.
Кое-кто покупал: может, подсадные, для затравки.
Чтоб другие в азарт вошли.
Меня агентша чуть не сподобила на кожаный пиджак: других пассажиров в свидетели призывала, что сидит на мне как влитой. Те клялись, да я и сам видел, что сидит.
В итоге получили мы в подарок ножички для разрезания писем - и уже без остановок покатили через хвост австрийской территории в город Вадуц, столицу княжества Лихтенштейн.
Горы, красота.
Перед австрийской границей я подобрался, готовый к неожиданностям, но нужды в этом не было: на пограничном КПП не оказалось ни одной живой души.
При въезде в Лихтенштейн нас, правда, остановил швейцарский пограничник - но только для того, чтобы удостовериться, что "Чичкин-райзе" не сбился с пути.