- Внутреннее желание осы ли, ягуара, анаконды, носорога, шимпанзе ли, кондора не испугать кого-либо неконтролируемо отражается в их внешнем образе, - учил Ганс Магмейстер. - Этому безобманному свойству поведения живых существ я дал определение неприкрытость, то бишь настолько каждая из сих особей держится мирно, что нельзя ошибиться в добрых намерениях. Единственная зоологическая особь умеет с таким искренним совершенством подделаться под неприкрытость - человек. Подделается и обманет. Что последует за сим, зависит от задачи. Отвлечет, одурачит, подбросит разработанную в тайных инстанциях "игру", покалечит, убьет - мало ли всяких задач и целей. Сволочная особь, постоянно изображающая свою якобы натуральную мирность. Что может противопоставить другая зоологическая особь отлаженному аппарату неискренности хомо сапиенс, владычествующему над планетой? - Ганс Магмейстер, безмолвный, положил голову правым виском на ладонь, промолвил не без покаяния:
- Осуждая - учу.
Кархародон исчез в расщелине. Курнопай уяснил, что "белая смерть" поджидает Фэйхоа. Соскучился? А что, и это вероятно для хищников, как и отсутствие чувства мести. Впрочем, нет, инфантильно. Касатка, всевластная убийца океана, остерегается трогать людей, - тронь стервятника, самого лютого из лютых, истребит касаточий род.
Училищная муштра ассоциировалась у Курнопая не столько с шагистикой, сколько с уроками бдительности. Инстинкт бдительности заставил Курнопая домчаться до этой стороны расщелины. Вот и подвергай сомнению замечательного душеведа! Кархародон находился в расщелине, высматривая Фэйхоа.
Чего не мог представить себе Курнопай - собачих повиливаний хвостом у акул. И вдруг повиливает хвостом кархародон, потом высовывает морду из воды, почти без разгона встает на хвост над лагуной во всю, пожалуй, десятиметровую длину.
Отплыл Курнопай от расщелины, нырнул. Морда кархародона торчала над водой. Фэйхоа, сидя на песке, натягивала на вскинутые ноги герметичные колготки. Возле нее лежала и верхняя половина легкого костюма для аквалангистов. Опасно, и все-таки соблазнилась. Дурь. Человечины захотела белая смерть. Выдернул изо рта загубник, прокричал, чтоб не смела одеваться. Ответила шаловливым голоском: лишь, мол, совершит с кархародончиком круг почета вдоль рифа и выведет милую скотинку в открытое море.
- Не-ы-сы-мей! - рявкнул Курнопай. Не понарошку, нет. Сработала выучка.
Фэйхоа так и прыснула от удивления, кархародона его горлохватская выходка заставила повернуть морду. Глаз кархародона, охваченный золотым ободом, вперился в Курнопая с недоумением.
- Охоться, мой императивный. Через полчаса встретимся у Ворот Вулкана.
- Не буду я встречаться. Теперь же вылезу.
- Вылазь, мой капризный. Буду счастлива. Ты бы знал, как я боюсь за тебя.
Без промедления Курнопай закусил загубник и нырнул.
9
Свой путь вдоль рифа Фэйхоа начала, устремясь на гостевой домик. Он находился среди чащоб горгоновых кораллов. Кархародон скользил неторопливо. Почти впритык к узким, плоско-длинным планкам его боковых плавников двигались полосатые лоцманы, от чего кархародон походил на многомоторный транспортный водолет. Фэйхоа плыла над кархародоном. Время от времени она садилась верхом на кархародона то перед верхним плавником и поглаживала овал его головы, ноги держа так, чтобы не задевать ластами о жаберные щели, то позади плавника, ухватившись за него, чтобы не сносило, и как бы пришпоривая пятками падучие бока. Кархародону, наверно, было приятно, что Фэйхоа катается на нем. Лоцманы, когда, балуясь, Фэйхоа пробовала убыстрить движение кархародона, принимались резвиться возле нее.
Некстати вспомнилось Курнопаю, что кархародон с легкостью проглатывает двухметровых акул.
Какая там охота, пусть и для бабушки Лемурихи! Ради безопасности Фэйхоа Курнопай увязался за кархародоном, держа наготове шток.
Фэйхоа заметила Курнопая, наездничая перед плавником, и свалилась с кархародона. Среди их забав была такая забава: акула ускоряла ход, Фэйхоа сваливалась, после с деланным азартом гналась за нею и не могла угнаться, что и потешало обоих. Так было и теперь. Однако, прежде чем припуститься за кархародоном, она сделала отбрасывающий жест руками, дескать, уходи. Он все же не подался к Воротам Вулкана, лишь слегка приотстал, не прекращая быть настороже.
Фэйхоа опять приладилась перед плавником, поглаживала ладонями по глянцевито-резинистой башке кархародона, но видно было, что постороннее присутствие гнетет их.
Там, где Фэйхоа намеревалась вывести кархародона в открытое море, риф выступал над лагуной замковой стеной, а вся его подводная часть дремуче поросла водорослями и кораллами. Близ скопления пухово-зеленых водорослей, на которых паслись, меленько теребя их, лиловые рыбки, Фэйхоа постучала кулачками по акульей черепушке.
Торможение. Кархародон встал, Фэйхоа бросилась к водорослям, начала раздирать их. Лоцманы, кроме одного, покинули кархародона, чтобы, едва засинеют меж травой вольные воды, повести его за собой.
Отнюдь не пролом был в рифе - встроенные в него бетонные ворота. При помощи лебедки Фэйхоа отворила ворота, лоцманы, будто они мечтали об океанских плаваниях, рванулись сквозь образовавшийся круг в сиреневую синеву, кархародон помедлил, притронулся хвостом к плечу Фэйхоа и подался за лоцманами.
Страшась того, что Курнопай вздумает помогать ей, вдруг да кархародон вернется, Фэйхоа быстро закрыла ворота. Курнопай приобнял Фэйхоа и в ту же секунду почувствовал, что она дрожит. Он изо всей мочи повлек ее через лагуну, чтоб согрелась. Но она так и не согрелась; он это обнаружил, выходя с нею из воды. Фэйхоа улыбнулась фиолетовыми губами, точно бы долго лакомилась ягодами смоковницы, и сказала, что кархародон стал дрожать еще поодаль от пуховых водорослей: не из-за приближающегося расставания, она полагает, а от желания напасть на Курнопая.
- Не знаю причины, почему кархародона начала бить дрожь, - добавила она. - Его ревность? Не она. Твоя? Не заметила. В общем, не знаю. Он благороден, хочу заявить тебе, мой вечный. Благороден, невзирая на кровожадное свое существование.
- Согласен, - сказал он. - Верю, - добавил, но твердого согласия и бессомненной веры в уме и сердце Курнопая не было. И он подумал: "Я отвратительный тип", - и повторил: - Согласен. Верю, - чтобы честно согласиться с Фэйхоа и поверить ей сполна.
10
Ах, бабушка Лемуриха, сногсшибательное она создание! Совсем не собираться навестить внука и Фэйхоа, пообещать прилететь завтра, поставив гурманское условие, а заявиться сегодня, когда они еще не стащили с себя гидрокостюмы. Надо быть фееричной женщиной, чтобы в ее возрасте и при ее телесах спускаться с зависшего вертолета по веревочной лесенке. И не над водой спускаться на случай падения - над базальтовым кубом, сорвется - всмятку. Спускаться грузно, проволакиваясь бомбовозным бюстом по одетым в пластиковые трубки поперечинам, и все-таки нигде не застрянуть и не промахнуться мимо ступеньки ботинком, сшитым из носорожьей кожи. Нет-нет, фееричная женщина! Женщина? Почему женщина, коль спускалась персона, одетая в форму высшего командного состава. Гольфы тончайшей белой шерсти, ажурные, от лодыжек до подколений - броский рисунок, цепочка ромбов цвета шоколада и зигзаги абрисов вокруг цепочки канареечно-желтые, красные. На клешевых штанинах шорт золотая бахрома; куртка пепельного шелка. Погоны генеральские, но обшиты голубым басоном, чего раньше вовсе не было. Наверно, создан новый род войск?
Ну, слава великому САМОМУ! Бабушка Лемуриха утвердилась на базальтовом кубе. Вертолет устрекотал за хребет. Она картинно протянула руки Фэйхоа и Курнопаю.
- Можете поздравить! Мое рвение, армейки, патриотки, гражданки, преданной двум правителям подряд, увенчались назначением. Мне присвоено звание, которого не было, генерал-капрала по воспитанию солдат и офицеров.
Указательным пальцем левой руки она величественно ткнула в нашивку: черное кольцо, в охвате кольца - голубой купол.
- Ты, Курнопа-Курнопай, любимый внук, осуждаешь сексрелигию. Зря. Продолжение рода человеческого - основа основ. Зачем презирать орудия деторождения и счастливые чувства? Нашивка называется шивали́нгам. Мужское начало, линга, в центре, женское, йони, с краю. Все это в зачине от индийского бога Шивы и его супруги Дурги, какую по всякому еще называют: Парвати, Кали, Дэви…
Оба знали, что в жизни под видом действительно серьезного происходит легкодумное, к чему относишься как к блажи, но оно оборачивается стойкостью, даже неустранимостью: поколения сменяются, а наносное, что не воспринималось как главное, правит обществами. Оба знали это, но мило слушали бабушку Лемуриху.
- Мне даны САМИМ и священным автократом Болт Бух Греем неограниченные права по части сексрелигии. Мои права распространяются и на невоенных. Я, если самиец уклоняется от новой веры, могу к нему через своих солдат и офицеров предъявить насилие вплоть до тюремного наказания и смертной казни.
- Бабушка, ты назвала Болт Бух Грея "священным автократом", - прервал ее Курнопай.
- Ага.
- Новшество?
- Э, да ты неосведомленный. Болт Бух Грей перевернул воинские чины вверх тормашками.
Чувство открытия распирало сердце Лемурихи, поэтому фразу о чинах, перевернутых вверх тормашками, она проговорила с таким сладострастием, что воздух конденсировался у нее в груди и, казалось, вываливался из красногубого рта сгустками влаги.
- Что я говорю?! Не вверх тормашками: с головы на ноги. Болт Бух Грей теперь маршал-адмирал, значится, чин на самом штыке воинской пирамиды. Про священного автократа? Организованный Комитет Генеральных Штабов по просьбе народа присвоил потомку САМОГО высший титул державы: священного автократа. Мое звание генерал-капрал, третье с неба, второе - генерал-полковник, твое - уже четвертое. Я, в силу моего статуса, опять займусь твоим воспитанием. Испортили тебя в училище. При мне ты покладистый был. Священный автократ, прошу без передачи, а то в немилость попаду, на последнем приеме в честь главных назначений посетовал на тебя: "Курнопа-Курнопай неуправляем. Ума не приложу, какую сферу ему поручить?" Я до этого претензию ему предъявила, почему он облагодетельствовал верховными назначениями всех, вплоть до врагов. Представляешь, внучок, Кивушкиного отца назначил всей экономикой вертеть. Верно, армейское звание у него осталось прежнее, старший сержант. Не офицер даже. Фэйхоа тоже осталась без назначения. Ее положение заступила Кива Ава Чел. Ропот идет среди народа и администрации. Большинству не секрет - вы с Фэйхоа спасли Самию, самого Болт Бух Грея от полного краха. Зависть в причину выставляют. Кто-то ему надул в уши… Не должна, большинство согласно, быть немилость вам обоим. Умней вы его или глупей, дальновидней иль нет - сказать нельзя, посколь он руководящий над всеми. Вывод Болт Бух Грея: "неуправляемый". У меня кожа шевелится на спине. Нельзя было допускать поведением, Курнопа, подобную оценку. Справедливую оценку, со всей честностью сказать. У священного автократа все обязаны быть управляемы, с чем я согласна. Но я несогласная с чем: вас без назначения оставил. Включая его, вы в первую тройку входили в дни смуты. Фэйхоа-то вообще соправительницей Болт Бух Грея была. В нынешней структуре правительства и армии ни одного приличного кресла не осталось. Фэйхоа, когда была советницей и духовницей Болт Бух Грея, хотя и не входила в Сержантитет, но никто не сомневался - она его наставляет и поправляет. После Фэйхоа по престижности был головорез номер один Курнопай, мой внук. И у него престижность отпала, посколь Болт Бух Грей отменил институт головорезов, так как он исчерпал себя. Историческую престижность от вас не забрать. Но что она без постов? Ума не приложу, каким образом вам помочь. Без положения не поживется вам. Каждая гиена из чиновников будет вас рвать на куски. Традиция у нас: бывших при крупной власти изничтожают презрением и судьбу крушат окончательно и бесповоротно.
Лемуриха изменилась на глазах за какие-то минуты. Спускалась этакой, пусть и неуклюжей, наделенной неограниченными полномочиями десантницей, и вот стоит на базальте рыхлая старуха.
Совершилось превращение и с молодоженами. Посмеивались, улыбаясь, досадовали, стеснялись ее самолюбивых забот, связанных с ними. Опечалились. Скисли. Едва Лемуриха, вдруг растерявшаяся от неумения спрыгнуть или сползти с каменного куба, попросила Курнопая прикатить трап, они с Фэйхоа нервно рассмеялись.
На то Курнопай и учился у Ганса Магмейстера быстренько смахивать личины и напяливать потребные, чтобы от уныния воспарить к бодрости.
- Бабушка, громоздкое мое чудо, прыгай в мои распростертые объятия.
Не догадайся он попридержать бабушку Лемуриху за твердый, как откованный, стан, она бы рухнула на него. Лемуриха уткнулась переносицей в плечо Курнопая и всхлипывала то ли от накопившейся за годы тоски, то ли от досады, что вместо повышения ее внук получит отставку без пенсии. В мальчишестве бывали у Курнопая плаксивые минуты. Изобьют - не заревет, несправедливо оскорбят - слезинки не обронит. А вот стих такой случался: обычно вертун, за уроки не присядет, тут же забьется в уголок, пригорюнится, расклюквится - хнычет и слезки пускает. Подойдет бабушка Лемуриха, тюкнет в лоб косточками пальцев, услышит - под черепом поло, скажет, что пуста еще у него головенка, не с кого, мол, спрашивать, но тем не менее спросит:
- Ну, чего разнюнился?
Он не ответит, лишь завсхлипывает с длинным придыханием.
- Ну-к, перестань, - скажет. - Ишь, нюни-то аж на всю саванну разносит. Сердце испортишь. Угомонись, либо я САМОМУ пожалуюсь. Он-то найдет, как тебя приструнить. Сыт, понимаешь, одет лучше всех в квартале и, поди-ка, разнюнился.
Увещевание души не облегчит, зато подготовит к грубому утешению, во время которого она погладит, но и деранет за косицы, похлопает ладонями по спине, успокаивая, но и леща отпустит, да такого, что голову не сразу повернешь.
Понимал Курнопай: бабушка Лемуриха взаправду хлюпает, а непритворно посострадать ей не мог. Серьез пожилой женщины, сосредоточенной на чинодральских заботах, вынудил его придуриваться.
- Не расстраивайся, бабуленька. На нашу семью достаточно одной твоей должности. - Он подмигивал Фэйхоа, не расположенной к его баловству.
Бабушка Лемуриха отскочила от Курнопая. Ого! Жировой слой, оказывается, не причина для нечуткости. Оскорбилась. Грудь, без того устрашающе широкую, прямо-таки вздыбило, как при отрыве от воды вздыбливает нос десантного судна на воздушной подушке. Мстительно пристращала, если они останутся припухать на подвальных ступеньках жизни, не допускать на сексрелигиозные посты ни в армии, ни на гражданке.
Курнопай восторженно воспринял ее угрозу.
- И отлично, госпожа генерал-капрал от сексрелигии! Проклятье вашей престижности. Еле уцелел из-за нее. Но, нет, не в этом суть. Нужно быть приспособленным… Нет, хана моему приспособленчеству. Кабы не антисонин, я давно бы восстал против приспособленчества и отошел от лицедейства во начальничках.
У Лемурихи, пристально слушавшей Курнопая, лицо, без того рыхлое, становилось отечным.
- Не-е, внучок, Курнопушка, не отрекайся! Ве-эсь твой род по отцовской и материнской линии в последних поколениях на подвальных ступеньках обретался. За их нищенство дано нам пожить в чести и сытости.
- Что за честь?
- Постой, не перебивай. Телецентр припомни. Счастливчиком был? Кому благодаря? Поживешь с мое, взахлеб вспоминать будешь. Вся страна знала Курнопая и бабушку Лемуриху. Хуже нужды да безвестности, да неволи нет ничего. Что добыто по исключительному случаю, опосля напряжением своей нервной системы… Ты-то не волновался за выступление в телестудии, я-то трепетала навроде пальм в урагане. Что в надрыве добыто, то хоп - и свалочному псу под хвост. Слава, народ боготворит САМОГО да тебя, да Фэйхоа эдак-то боготворит, Болт Бух Грей за вами уж по славе, и хоп - все обесценить, над всем надругаться. Ты можешь не почитать свои заслуги, своей жены, бабушкины, но должен почитать славу и преклонение, какие от народа… Народ оскорбится. Не-эт, не смей отрекаться! Бери положение, посколь выпало по заслуге, и благоденствуй.
- За счет кого?
- Кто брал за счет наших линий, колен и отростков, тот не спрашивал насчет "на чей счет". Почему ты спрашиваешь?
- Совестно.
- Ты что, работать не будешь?
- Работает фермер и рабочий, остальные служат, благоденствуя больше на их трудах, чем они сами.
- На эксплуатацию намекаешь?
- Хотел напомнить.
- На эксплуатацию не намекай. Эксплуатация, к твоему сведению, была и будет. В ней ничего плохого. Напротив, нужна она обществу, посколь без нее строить не на что, армию содержать, правительственную структуру… Ты ж пять лет учился. Неужто вам плохо преподавали социальные науки?
- Наука и практика - разные вещи. Теперь я понимаю, что науки существуют для того, чтобы люди не понимали практики.
- Ты сегодня, внучок, не проспался. Практика - зеркало науки.
- Бабушка, ты меня подтвердила. Пусть зеркало. В зеркале правая сторона - левая, левая - правая, то есть перекрут, наоборот.
- Не-э, не забить тебе бабушку. Вела тебя и поведу дальше. Недавно Болт Бух Грей добился аудиенции у САМОГО. Не мое мнение это, что эксплуатация нужна позарез и ничего в ней плохого, напротив, хорошо для развития богатства державы, это мнение САМОГО, сказанное священному автократу. Великое мнение, посколь делается раскол на этом промежду людьми, будто одни общества лучше, посколь в них нет эксплуатации, а другие хуже, посколь она имеется. Истина и справедливость в чем? Везде есть, было, будет отхватываться сколько-то доходов от всякого труда. Кто называются эксплуататоры, на самом деле организаторы. И все дают доход обществу от разного труда, что рабочего, рыбацкого, фермерского, что умственного. У банкира умственный труд, у инженера тоже, доходы же, пожалуй, посолиднее рабочего и ремесленного труда. Фэйхоа, ты начитанней его и меня, ты чтишь САМОГО, Курнопай в детстве заразился непочтением к САМОМУ от Ковылко, ты разреши нас.