* * *
- Вы позволите мне прилечь у ваших ног? - поинтересовался наг. - Кажется, я съел слишком много этого замечательного лакомства и несколько отяжелел… Только, прошу вас, не наступайте на меня каблуками, - добавил он уже из-под стола.
- Я бы тоже легла, ес-с-сли можно, - Оффь подняла просящие глаза на аспирантку. - Можно положить голову вам на колени, Райс-с-са? У вас-с-с такой тёплый живот…
- Конечно, дорогая, иди сюда, - Ваку заелозила попкой по кожаной обивке, раздвигая полненькие ножки.
Госпожа Бурлеска демонстративно отвела взгляд от сладкой парочки.
- Ну так вот, я говорил, что принимал участие в экспедиции на Землю, - наг, свернувшись кольцами под столом, приподнял треугольную голову. - Моей задачей было определить, следует ли нашим цивилизациям вступать в контакт. В конце концов я ответил положительно.
- Почему? - вклинилась Райса. - Хотя да… вы говорили, что вам нравится Земля…
- М-м-м… - змей задумался. - Как бы это объяснить… Дело не в моих личных вкусах. Вопросы такого уровня требуют, если можно так выразиться, взгляда в будущее. Надо точно определить, что именно случится с нами в случае контакта.
- Только с вами? - не удержалась Варлека. - С нагами?
- Прежде всего с нами, разумеется, - ответил Рэв. - Но мы принимаем в расчёт и интересы аборигенов. Необходимо, чтобы контакт не привёл к невосполнимому ущербу для нормальной жизни - нашей и чужой. Иначе подобный контакт стал бы бессмысленным и вредным для обоих сторон. Как, например, вышло с теми же моллюсками.
Варлека промычала что-то неразборчивое. Про моллюсков-каннибалов, чья жизнь проходила в непрерывной войне всех против всех, она что-то слышала или читала - но интересоваться этой темой у неё не было повода.
- Они и в самом деле убили ваших послов? - опять вылезла Ваку. - Просто так, ни за что?
- Увы, - Рэв почесал лоб о её туфлю. Заскрипели чешуйки. - То есть у них были определённые основания - с точки зрения их этики они были вправе это сделать, но… Не хочу об этом говорить, - решительно оборвал он. - Я принял решение об изоляции планеты, и оно было утверждено на Шссунхе. У нас есть защитное поле, которым можно покрывать целые системы. Что-то вроде кокона, препятствующего преодолению пространства. Эти существа не должны покидать свою звёздную систему. Никогда.
- Вы были по-своему добры к ним, - признала Варлека. - Мы, наверное, оставили бы их в покое… или уничтожили.
- Всё-таки хорошо, что я знаю вашу расу, - недовольно сказал Рэв. - Люди иногда говорят ужасные вещи… но, к счастью, их не делают. Вы лично могли бы уничтожить живое существо? Своими руками? Думаю, нет.
- Именно это я и собираюсь сделать, - вздохнула госпожа Бурлеска. - Я приехала сюда, чтобы оказать услугу одной женщине… Её поймал маньяк и теперь собирается воспользоваться этим вашим правом. Но убить она его, наверное, не сможет. Поэтому нужна я.
- Как благородно! - восхитился Рэв. Его серебристая голова сверкнула вблизи колен женщины. - Значит, вы приехали сюда во имя свершения священного обряда? Помочь своей подруге?
- Да. И знайте: я смогу убить этого человека, - твёрдо сказала Варлека.
- Но это же совсем другое дело! - змей высунулся из-под стола, явно собираясь положить ей голову на бедро - но вовремя вспомнил, что не получал на это разрешения, и, галантно изогнувшись, улёгся у ног. - Убить самца, который так долго истязал несчастную жертву - это же естественно. Его смерть удовлетворяет чувство справедливости и восстанавливает равновесие в мире.
Госпожа Бурлеска опустила глаза - и увидела, как Райса гладит кончиками пальцев лицо змейки. Та счастливо жмурилась, принимая ласку.
- Хотя, конечно, это тяжело, - продолжал витийствовать змей. - Но умерщвление самца - женский долг…
- Оно не стало бы моим долгом, если бы вы не распространили свои брачные законы на людей, - с горечью сказала госпожа Бурлеска. - Тогда бы я не носила этот мерзкий балахон.
* * *
Люди довольно скоро убедились, что змеиные порядки просты, необременительны, и, в общем, близки к человеческим. Более того, они были существенно мягче и гуманнее, чем большинство людских законов. К этому пришлось привыкать - но в большинстве случаев законы нагов оказывались прогрессивнее.
Непонимание возникло всего в нескольких вопросах.
Сначала речь шла о мелочах. Например, очень быстро выяснилось, что змеи на дух не переносят вида и запаха жареных куриных яиц, поскольку они пахли так же, как их собственные яйца, сгорающие в раскалённом песке. Стоило нагу учуять запах яичницы, как у него включались древние инстинкты защиты потомства: змей мог броситься прямо на раскалённую сковороду, чтобы спасти зародышей. Поэтому наги почтительнейше попросили людей отказаться от этого безобидного кулинарного пристрастия.
Поскольку альтернативой яичнице было материальное благоденствие, расцвет наук и искусств и выход в космос, большинство людей, голосовавших на референдумах за принятие Кодекса отношений с Шссунхом, на это согласились. Наги отблагодарили щедро, обогатив земную кухню множеством новых кулинарных изысков.
Сложнее было с другими моментами. Так, в традиционном законодательстве змей отсутствовали многие меры наказания, принятые на Земле - в том числе смертная казнь. Змеи признавали только одну ситуацию лишения жизни, и использование чего-то подобного в качестве наказания представлялась им извращением естества. Поэтому они вежливо, но твёрдо настояли на том, чтобы все государства, принимающие их помощь, отказались от столь мерзкого обычая. К тому же наги ссылались на то, что многие страны мира добровольно отказались от смертной казни, а величайшие нравственные учителя человечества обличали смертную казнь как дикость. Людям пришлось согласиться.
Брачные обычаи жителей Шссунха были, разумеется, тоже внесены в земные законы, но долгое время никто не придавал этому практического значения. До той поры, пока один полоумный американский садист, пойманный во время издевательств над очередной жертвы, не потребовал суда нагов.
На суде он заявил, что хочет совершить совокупление по законам нагов - а поэтому требует, чтобы ему отдали его жертву на подобающий срок, после чего он готов добровольно умереть.
Негодяй, разумеется, получил свои три пожизненных срока. Однако, через пару дней змеи выступили с разъяснением, что люди в принципе обладают всеми правами, которыми обладают наги, в том числе и таким неотъемлемым правом, как совокупление по законам нагов.
Разумеется, подчеркивалось в разъяснении, речь идёт о чисто теоретической возможности, так как человеческие обычаи в этой сфере отличаются от обычаев аборигенов Шссунха по физиологическим причинам. Но даже теоретическое умаление прав недопустимо - а потому необходимо разработать процедуру, аналогичную шссунхской. Любой мужчина должен иметь право поймать женщину, заставить её признать себя его жертвой и оплодотворить её, подвергая при этом мучением. За проведением обряда должны следить два наблюдателя, которые имели право защитить женщину, если мужчина переходил грань дозволенного. Женщина получала право - точнее, была обязана - после оплодотворения убить насильника, сама или с помощью подруги. Имущество насильника переходило по наследству потомству, а женщина должна заботиться о ребёнке…
Впоследствии - когда, откровенно говоря, было уже поздно - все сошлись на том, что принятие закона можно было бы остановить, если бы все основные политические силы Земли выступили вместе. Однако, протестная компания получилась довольно вялой. Зато не было недостатка в разного рода эксцентричных маргиналах, которые по разным причинам начали оправдывать, а то и восхвалять обычай нагов. Госпожа Бурлеска хорошо запомнила телевыступление известнейшего сорбоннского философа-неомарксиста, плешивого уродца со шрамом на губе и трясущимся подбородком, который рассуждал о том, что человек, согласный умереть во имя права оплодотворить любую понравившуюся ему женщину, заслуживал бы восхищения, "в отличие от обывателя-буржуа, проституирующего в уютном мещанском браке" (эта фраза ей особенно запомнилась).
Впрочем, тогда многие позволяли себе такие рассуждения. Никто не думал, что подобным правом кто-нибудь захочет воспользоваться на самом деле.
Увы, люди плохо знали самих себя.
На следующий же день после изменения Кодекса - что означало автоматическое введение в законодательства всех стран, его принявших, "шшунхского брака" - своё право на женщину заявил вполне почтенный немецкий парламентарий, представитель партии "зелёных". Его не остановило даже то, что несчастная была замужней.
На другой день две аналогичные заявки пришли из Мексики. Америка выстрелила через неделю - сразу пятью заявлениями.
Через месяц Варлека впервые в жизни подумала, что ей страшно выходить из дома. Паранджу она надела через полгода. К тому времени это уже был вполне ординарный элемент женской одежды: по правилам, для того, чтобы подать в полицию заявку на своё право насиловать жертву, насильник должен был показать её лицо.
* * *
Женщина и наг добрались до скверика с фонтаном и маленьким прудом, в котором плавала тяжёлая перекормленная утка. Там стояли не скамейки, а зелёные стулья с железными ногами. Вокруг росли всё те же деревья с красной корой.
Никого не было. Где-то далеко играла музыка. В воздухе витали запахи перегоревших углей для барбекю, туалетной воды и молодого вина.
Госпожа Бурлеска нашла самое тенистое место - прямо под деревом. Присела на стул, аккуратно подобрав под себя балахон. Воровато оглянулась вокруг и немного помахала платком, нагоняя чистого воздуха.
- Может, пересядем? Профессор не заметит меня в тени, - рассеянно сказала Варлека.
- Не заметит - позвонит по мобильному телефону. К тому же я его наверняка замечу. У меня неплохое зрение и чутьё. Не беспокойтесь, я его не пропущу.
С профессором Рейке она связалась ещё в ресторане. У старика оказался неожиданно сильный голос. Не вдаваясь в долгие разговоры вокруг да около, он предложил ей встретиться в местном парке - "знаете, такое место у пруда, там очень тихо" - чтобы ещё раз убедиться в её согласии и потом отвезти к себе домой для обсуждения деталей.
Госпожа Бурлеска оценила старомодную деликатность профессора. Однако, подумав, она пожалела об этом: парк был новым, Варлека его совсем не знала. Идти одной в незнакомое место не хотелось. Мало ли какой безумец выскочит из-под скамейки, сорвёт с неё платок и объявит своей жертвой? Она собралась было отзвонить, чтобы переназначить встречу в более подходящем месте, но тут Рэв неожиданно вызвался её проводить.
Немного подумав, женщина согласилась: змеи обладали прекрасным чутьём на теплокровных вообще и людей в частности, к тому же нагов всё-таки побаивались, в том числе и психи. Теперь она об этом жалела: перед тяжёлым разговором ей хотелось немного побыть в одиночестве.
- Как же здесь хорошо, - блаженно прошептал Рэв, укладываясь у её ног. - А у меня совсем нет времени.
- Когда вы собираетесь… начинать? - Варлека не нашла лучшего слова.
- Вы про Оффь? Думаю, где-то через месяц. У меня здесь осталось одно довольно серьёзное дело… надеюсь, последнее. Ну и, конечно, хочется хоть немного подышать парижским воздухом. Ах, если бы вы знали, как я люблю этот город! Если бы у меня было больше времени, чтобы насладиться им вполне…
- Я тоже люблю Париж, - сказала Бурлеска. - Хотя и редко тут бываю. Знаете, дела, работа… К тому же, - призналась она, - я не могу забыть то время, когда я могла ходить по этим улицам свободно, без тряпки.
- Простите за откровенность, но мне неприятно, что вы пытаетесь защищать себя такими способами, - сказал змей. - Некоторые вещи надо принимать… в вашем языке это обозначается словом "мужественно". На шссунхе это звучит как… - он издал длинную переливчатую трель. - В буквальном переводе - "как молодая самка принимает свою участь". Её участь - когда-нибудь стать жертвой. Через это надо пройти…
- Мы жили без этого тысячи лет. И этот ваш обычай кажется нам отвратительным. У вас он обусловлен физиологией, но у нас она совершенно другая…
- В таком случае, почему у вас нашлось столько мужчин, готовых следовать нашему обычаю? - парировал змей. - И с каждым годом их число всё растёт?
- Маньяки были всегда, просто вы разрешили им удовлетворять свои извращённые желания, - начала было Варлека, но змей перебил её:
- Не всё так просто. Насколько мне известно, классическая земная система правосудия была основана на идее наказания. Самым страшным наказанием была, - он едва заметно дёрнулся, - смертная казнь. Раньше в случае поимки садиста-насильника худшее, что его ждало - это смерть. Но сейчас она ждёт его точно так же. В чём разница? Ни в чём. Значит, дело не в нашем разрешении. В людях есть что-то созвучное нашим обычаям…
- Я думала над этим, - призналась госпожа Бурлеска. - Наверное, вот в чём. Для людей очень важными понятиями являются "можно" и "нельзя". Сейчас истязать женщину и потом умереть - можно. Закон это разрешает. Поэтому…
- Неубедительно, - спокойно сказал Рэв. - Смотрите сами. У людей было тёмное и кровавое прошлое. Однако, вы, в отличие от других рас, способны меняться. Учиться добру. Когда-то вы ели друг друга, как те моллюски. Но уже в течении тысячелетий вы этого не делаете. Вы воевали. Вы были жестокими и грубыми существами. Но среди вас всегда находились учителя высокой нравственности, чьи ценности люди в конце концов принимали. И, заметим, эти ценности неизменно оказались близки нам, нагам…
- Понимаю. Вы хотите сказать, что ваша этика совершенна, а мы только приближаемся к ней, - сказала Варлека.
- Это не я сказал, - заметил Рэв, - таковы факты. Заметьте, мы не подвергаем сомнению достижения землян в других сферах. Ваша архитектура, ваша музыка, ваша поэзия - всё это новые для нас миры. Здесь вы превосходите нас настолько, что нет смысла даже пытаться соревноваться с вами. Но в области морали и права…
- Люди, которые мучают женщин - просто ненормальные. - Варлека попыталась незаметно почесать о спинку стула зудящую от пота спину, но у неё не получилось.
- О Сократе и Христе их соплеменники говорили то же самое, - заметил Рэв.
- Ладно. Всё равно мы ни о чём не договоримся. Вы считаете себя и свои обычаи совершенством, - госпожа Бурлеска взяла себя в руки.
- В большинстве случаев вы сами это признали, - ответил змей. - Я понимаю, что индукция никогда не бывает полной, но…
- Вот именно. В конце концов, поймите же, что у нас разная физиология. Наш секс и этот ваш ужасный гон - настолько далёкие друг от друга вещи…
- Отчасти да. Но мы учимся и этому - насколько нам это доступно. Контакт с человеческим телом нам, во всяком случае, приятен. Это не секс, но… Как вы думаете, чем сейчас заняты Оффь и Райса?
- Ревнуете? - не удержалась Варлека.
Змей тихо хрюкнул, как маленький поросёнок. Бурлеска знала: наги так смеются.
- Извините, - сказал он, - это не по поводу нашего разговора… Просто мне пришла в голову совершенно посторонняя мысль. Видите ли… не знаю даже, как сказать… В общем, - наг заметно смутился, - я поймал себя на том, что мне очень хочется забраться на дерево. Понимаю, в моём возрасте это отдаёт ребячеством… но, скорее всего, другой возможности это сделать у меня не будет, а никакими правилами это не запрещено. Вы разрешите?
Госпожа Бурлеска с облегчением кивнула. Наг свернулся наподобие пружины и через мгновение, с силой распрямив тело, нырнул в воздух за её спиной. Длинная серебристая дуга сверкнула и пропала.
Варлека ещё раз оглянулась, но никого не заметила. Тогда она осторожно просунула руки под мокрый платок и стёрла пот.
Мысли в голову не шли. Она попробовала немного подумать о Стояновском, которого должна убить после того, как тот вдосталь натешится над женой профессора. И ещё сделает ей ребёнка. Закон охранял детей, родившихся таким способом - хотя матери обычно их ненавидели. Вот и Августа, кажется…
Что-то затрещало наверху. Похоже, не вовремя расшалившийся змей сломал какую-то ветку. Недодуманная мысль рассыпалась, как сухое печенье, оставив в голове несколько колючих крошек.
Потом она стала фантазировать, как она будет убивать Стояновского. Он же большой, сильный мужчина. Застрелить его? Это было бы как-то слишком… благородно, что-ли. Можно, конечно, использовать штучки, которые привезли на Землю гады - электрошокеры, ядовитые лезвия, что там у них ещё? Изделиями гадов пользоваться не хотелось. Вообще, - впервые за всё время задумалась она, - как это будет происходить? Будет ли Гор сопротивляться? Кажется, нет: она видела записи подобных убийств, мужчина всегда был вялый и покорный… Бурлеска вспомнила, сколько садистских фильмов было снято в последние годы. Змеи не препятствуют этому, у них самих принято смотреть на подобные вещи, они считают это высоким искусством…
В голове всё путалось. Она ещё попыталась решить, куда она поедет, когда получит свою охранную грамоту. Может быть, в Америку? Сейчас там развелось особенно много маньяков, в другое время она бы на это не пошла, но почему бы и нет? Нью-Йорк, говорят, сейчас расцвёл…
Варлека сама не заметила, как задремала. Ей снилось, что она, связанная, лежит в стеклянном ящике. Ящик плыл по огненной реке. Его заворачивало на стремнинах, и она видела языки пламени, сквозь которые проступали лица людей и нагов. Лица наклонялись к ней и о чём-то спрашивали - и она отвечала, не слыша собственных слов. Она знала, что, когда она замолчит, ящик расколется и она умрёт. Это было так страшно, что она вспомнила латинскую молитву, которой научилась когда-то в детстве, и начала её читать, путаясь в словах. Тогда лица в пламени сгрудились вокруг неё, пламя поднялось выше, а ей стало жарче. Но она твёрдо решила, что спасёт их всех, и с новыми силами зашептала молитву. Латинские слова вываливались изо рта, оставляя боль в растрескавшихся губах.
Проснулась Варлека от того, что кто-то осторожно теребил складки платка. Она в испуге распахнула глаза - и увидела сквозь паранджу яблоко: маленькое, неправдоподобно румяное, малиновое. Яблоко раскачивалось перед самым лицом.
Бурлеска почти машинально протянула руку и взяла плод. Тут же в поле зрения появилась довольная физиономия нага.
- Ф-ф-ф-ух! - по-человечески вздохнул Рэв. - Такие упражнения уже не для меня. Но я не мог удержаться и добрался до самого верха… Представьте себе, это яблоня! Генетически изменённая, конечно. Зато я нашёл несколько яблок на верхних ветвях. Не желаете попробовать вот это?
Варлека с сомнением покрутила в руке карминового цвета плод.
- Модифицированное… Может быть, оно ядовито?