Майки стоял, уставившись в телевизор, пытаясь уверить себя, что ему это всё чудится, что это его собственный рассудок играет с ним нехорошую шутку. Из репортажа следовало, что несчастье произошло в Сан-Антонио, штат Техас. Предполагали, что водитель огромного автопоезда уснул за рулём. Но свидетель в одном из столкнувшихся автомобилей утверждал, будто видел совершенно определённо, что водитель сам, нарочно, поставил грузовик поперёк дороги.
Майки не мог поверить собственным догадкам. Эти двое не могут быть Лосярой и Хомяком! Насколько Майки знал, те ехали на поезде. И голоса у этих джентльменов были глубже, старше... Но Майки доводилось слышать, как скинджекеры разговаривают, когда они "на теле". Голос менялся в зависимости от тушки, но манера говорить оставалась прежней!
...Опять же - водитель развернул колёса своего грузовика намеренно. Неужели эти обормоты в поисках развлечений докатились уже до кровавых жертв? И где Алли? Всё ещё на поезде?
Если Лосяра с Хомяком занимались теперь тем, что подстраивали катастрофы, то, догадался Майки, должны быть сведения и о других, столь же бедственных происшествиях, по виду случайных, а на самом деле... Беда была в том, что Майки не имел доступа к информации! Полистать газеты он не мог; его междумирным глазам доступны были только крупные заголовки, а мелкий шрифт под ними сливался в нечто неразличимое.
Майки нужен был кто-то, кто существовал бы в обоих мирах. Ему нужен был шрамодух.
* * *
Кларенс не умер. Если бы пуля полицейского пронзила ему сердце или хотя бы попала в артерию, на этом история старого пожарного и закончилась бы. Он ушёл бы по туннелю в свет; и, может быть, там, в этом свете, ему открылся бы ответ на вопрос, почему его жизнь пошла наперекосяк.
Но коп не целился ему в сердце. В его задачу не входило убить человека, он хотел лишь разоружить его. Поэтому пуля попала Кларенсу в плечо, раздробила ключицу, словом, доставила кучу неприятностей, но жизни не лишила.
И тут произошло непредвиденное. Несмотря на то, что живой мир частенько забывает своих героев, добрые поступки, однако, имеют дурную привычку напоминать о себе, когда этого меньше всего ждёшь. Так случилось и с Кларенсом.
Когда стало известно, что сумасшедший старик был когда-то пожарным, спасшим немало людских жизней, офицер, всадивший в него пулю, почувствовал, что обязан этому человеку. Нет, это не были угрызения совести, ведь он стрелял из самозащиты, но у полицейского достало сострадания не упоминать в протоколе о вооружённом нападении, и он ограничился лишь обвинением в проникновении на чужую собственность и сопротивлении аресту.
Кларенсу припаяли шесть месяцев в тюрьме, но предложили отменить приговор, если старик согласится добровольно лечь в больницу... ну, вы знаете - в такую, куда помещают людей, разговаривающих с умершими детьми и видящих то, чего нет.
Кларенс согласился. В этот день он отрёкся от своей великой задачи открыть всем правду о Междумире. В этот день Кларенс начал своё долгое, медленное нисхождение к смерти - смерти жалкой и бессмысленной, к тихим похоронам, на которые не придёт никто, кроме людей, по долгу службы заполняющих соответствующие бумаги.
Кларенс знал об уготованной ему участи, ну, да что с того? Ему не повезло, и приходилось с этим смириться. Он поймал двоих демонов, вытащил из них много полезной информации, но к своей цели - доказать миру, что он не больной на всю голову старый дурень, - не приблизился ни на шаг.
Ну и ладно, неважно! Какое ему вообще дело до этого самого мира? Здесь, в лечебнице Холлоу Оук, его собственный личный мирок был уютен и стерилен. Ему регулярно взбивали подушки, постель была мягкая и тёплая. А что лучше всего - здесь не было призрачных детишек.
По крайней мере до того дня, когда один из них пришёл к нему в гости.
Кларенс испустил душераздирающий вопль, когда увидел стоящего перед его кроватью Майки. К счастью, душераздирающие вопли в подобных лечебных учреждениях - скорее норма, чем исключение, так что никто не обратил на него внимания.
- Зачем ты вернулся? - спросил Кларенс. - Тебе мало того вреда, что ты уже причинил?
- Нам нужно поговорить, - ответил Майки, - но не здесь - здесь пол слишком тонкий.
Кларенс видел, какие усилия прилагает Майки, чтобы не провалиться. Старик расхохотался, но Майки проигнорировал его оскорбительный смех.
- Давай встретимся где-нибудь на более-менее твёрдой почве, - предложил он. - В саду.
С этими словами он прошёл сквозь стену и скрылся из глаз. Кларенсу очень хотелось заставить демона подождать часок-другой, но любопытство заело. Что этот мятущийся дух хочет ему сказать?
* * *
Выследить Кларенса в живом мире оказалось для Майки не так-то легко. Привыкнув путешествовать вместе с Алли, он позабыл, насколько разобщены были оба мира. Без его подруги мир живых, столь близкий, оказался недостижимым, как другая вселенная. Майки был в состоянии превратить себя в любого монстра по своему желанию, но никоим образом не мог повлиять даже на крохотную песчинку в живом мире. Он спокойно проходил сквозь стены, но не мог прислониться ни к одной из них. Он мог увеличить громкость своего междумирного голоса до такой степени, что казалось, будто это вещает сам Господь, или же наоборот - дьявол, но живому человеку этот голос не был слышен. Майки чувствовал себя беспомощным, а беспомощность он всегда презирал.
Он прожил долгие годы в качестве духа, и всё это время неспособность вступать во взаимодействие с миром живых не имела для него значения. Хотя оба мира соседствовали, Майки легко игнорировал то, что не относилось к непосредственному кругу его существования, не видя и не слыша живых, как мы не обращаем внимания на стук часов или мерцание лампочки. Для него живой мир был всего лишь источником лёгкого раздражения, не более.
Но всё изменилось.
Если не считать редких случаев явления призраков да столь же редкого скинджекинга, живые, несмотря на близкое соседство, не подозревают о существовании незримой вселенной неживых.
Мэри изменила положение дел. Она воспользовалась услугами скинджекеров, чтобы взорвать мост, и это событие привело в действие некий сложный механизм, настолько тонкий, что о нём никто и не догадывался. Никто, кроме Кларенса, который мог видеть оба мира одновременно. Старик и был тем связующим звеном, которого так не доставало Майки.
Но с Кларенсом Майки связывал и другие, куда более далекоидущие планы.
* * *
- Мне нужна твоя помощь.
- Да что ты? - подивился Кларенс. - И с чего это мне, скажи, помогать тебе?
Они сидели в саду, который даже сейчас, в декабре, был наводнён пациентами. Медперсонал украсил голые ветви вишен и яблонь шарами и мишурой, но это лишь ещё больше подчёркивало зимнюю обнажённость деревьев. По саду прогуливался дежурный, следящий за тем, чтобы больные не учинили чего-нибудь себе во вред. Разговор с самим собой в число рискованных занятий, видимо, не входил.
- Помочь мне в твоих же интересах, потому что я могу доказать людям, что ты не псих, - сказал Майки. - Правда, не всем. Но всё же немногим людям могу. Тем, например, кто тебе дорог.
- Мне никто не дорог.
Но эти слова Кларенса прозвучали как-то не очень убедительно, поэтому Майки ждал продолжения, и оно не замедлило последовать:
- Ну, разве что мой сын... Но он не знает даже, что я живой, так что, может, лучше...
- Я знаю кое-кого, кто заставит твоего сына поверить тебе. Но мне нужна твоя помощь, чтобы найти её.
- На случай, если ты не заметил: здесь психиатрическая лечебница. Я, может, и заявился сюда добровольно, но стоит мне отсюда уйти, как обвинения против меня восстановят.
На что Майки возразил:
- Это если они тебя найдут.
Кларенс немного поразмыслил.
- Знаешь, парень, ты начинаешь мне нравиться. И это меня пугает.
В живом мире повеял ветерок, сдул с ветки стеклянный шар. Он упал и с тихим звоном разбился. Подошёл дежурный - убрать мусор.
- А эта твоя подружка - она кто? Инкуб, суккуб, или, может, полтергейст, или вампир?
- Никакой она не суккуб и не вампир. Просто девушка.
- И ты в неё влюблён.
Майки изумился:
- Откуда ты знаешь?
- Мы же говорили об этом, не помнишь? А к тому же вот это свечение вокруг тебя - когда ты говоришь о ней, оно становится лиловатым.
- Да, верно. Так вот, первое, о чём бы я тебя попросил - это почитать мне газеты. Для нас, существ из Междумира, шрифт слишком неясен, мы не можем его разобрать.
- И что мы ищем в газетах?
- Происшествия, - ответил Майки. - Катастрофы в Техасе.
Кларенс долго раздумывал, скрёб щетину на подбородке... Потом протянул Майки свою междумирную руку:
- Договорились. Давай пожмём друг другу руки.
Майки отпрянул. Это же шрамодух! Не стоит об этом забывать. Если легенда говорит правду, одно-единственное прикосновение этого старикана уничтожит Майки без следа.
Кларенс застыл с протянутой рукой.
- Соглашение между джентльменами всегда скрепляется рукопожатием. Мама не научила тебя хорошим манерам?
Майки подумывал, не сказать ли правду, но отказался от этой мысли. Надо было срочно как-то выкручиваться, и он выкрутился:
- Я нечистый! Да, точно - я нечистый дух. И потому из уважения не должен тебя касаться.
Кларенс посмотрел на него, но руку не опустил.
- Как это - нечистый? Что ты такого сотворил?
М-да, начав врать, придётся врать дальше.
- Я не виноват! На меня наложил проклятие этот... как его... вурдалак! Вот почему я не могу упокоиться в земле.
- Вурдалак, говоришь? - Кларенс наконец убрал руку. - В таком случае, ладно, не будем пожимать руки. Потому что знаешь, как говорят...
- Ещё бы! - кивнул Майки. - Да уж, я знаю, что говорят. Ох, как хорошо я знаю, что говорят!
* * *
Как выяснилось, газеты им были ни к чему. В комнате отдыха Холлоу Оукс имелся компьютер, и следующие несколько дней Кларенс усердно просматривал сообщения в Интернете. То, что он нашёл, подтвердило подозрения Майки. Сан-Антонио, штат Техас, похоже, стал магнитом, притягивающим к себе всяческие несчастья. Тут тебе и та страшная автокатастрофа, и пожар в школе, и обвал трибуны на стадионе, и упавшая мачта высоковольтной линии. Лосяра с Хомяком, правда, в репортажах больше не появлялись, но уж больно похож был почерк. Всегда обнаруживались один или два подозреваемых, на которых указывали надёжные свидетели (один случай даже был записан на видео), но всякий раз предполагаемые виновники происшествия утверждали, что ничего не помнят.
Так что у Майки и сомнений не возникало в том, куда направился поезд-призрак - в Сан-Антонио, конечно. А это значило, что Алли тоже там. Больше всего на свете Майки хотел найти Алли, но он понимал также, что необходимо остановить эти преступления против живых людей.
Майки не испытывал особой любви к живому миру, но в отличие от своей сестры он и не презирал его. Он пытался уверить себя, что Мэри не имеет ничего общего с этими ужасными происшествиями, но ему пришлось признать правду: Милос, Лосяра и Хомяк работали теперь на неё. Пока они бродили сами по себе, особых хлопот они не доставляли - так, мелочи, - но попав в руки такой личности, как сестрица Майки - личности с широкими перспективами и великими планами -скинджекеры становились чрезвычайно опасны. Последствия их влияния на живой мир страшно было даже себе представить. Да, в руках Мэри они стали могущественным оружием, и неважно, стоит она за всеми этими преступлениями или нет.
Так как же бороться против такого грозного оружия? Да с помощью другого оружия, которое способно стереть с лица мира скинджекеров его сестры, словно их и не существовало. Кларенс - вот кто станет оружием Майки, кто установит "баланс сил".
Само собой, самому Кларенсу Майки об этом не сообщал. Узнай старый пожарный обо всём - только Майки его и видел. Именно поэтому он не сказал Кларенсу правду о том, почему им нельзя пожать друг другу руки. Впрочем, считал Майки, этот обман - далеко не худший из обманов. Фактически, он был на руку всем. Майки в последнее время вёл жизнь праведника - фигурально выражаясь, оделся в белые одежды. Не повредит же ему одно-единственное пятнышко! Ну, может же он себе позволить одну маленькую ложь во спасение...
И лишь значительно позже он понял, что ложь - всегда ложь. Он не только не мог её себе позволить - заплатить за неё не хватит всех междумирных монет.
Глава 23
Путь наверх
Пока Алли выручала невиновного, а Майки готовил своё смертельное оружие, Светящиеся Кошмары таились в своём логове.
По верхнему городу разгуливал Шоколадный Огр, и Кошмары ушли в глухое подполье. Все наблюдатели в городе получили приказ: в случае, если их засекут, им лучше провалиться сквозь землю, чем опять привести монстра в Аламо. Первый раз им просто повезло, второй раз такая удача навряд ли выпадет.
В изоляции и молчании прошло несколько дней. Это было нелегко - действие междуворота вызывало в добровольных затворниках мощный приток адреналина. Всё равно что пить крепкий кофе двадцать четыре часа в сутки; а поскольку послесветы никогда не спали, то держать в узде свои боевые инстинкты становилось всё труднее. Джил приходилось хуже всех, потому что вдобавок ко всему у неё началось что-то вроде абстиненции по скинджекингу.
Догадавшись об этом, Джикс решил сделать ей подарок.
Туннель на Крокетт-стрит охранялся двумя Кошмариками, чей ритуал состоял в бесконечных "тук-тук"-шутках. К сожалению, они знали только штук двадцать, поэтому постоянно, изо дня в день, повторяли одни и те же.
Джикс предложил им взятку:
- Я вам расскажу новую шутку про "тук-тук", а вы позволите Джил выйти отсюда и вернуться так, чтобы Авалон ничего не узнал.
Кошмарики решили, что их решение будет зависеть от шутки, так что Джикс поделился с ними шуткой про "перебивающую корову" - по сути, единственную из всех "тук-тук"-шуток, которую с натяжкой можно считать смешной.
От шутки бравые стражники целый час надрывали себе животики, что купило Джил право уйти и вернуться когда ей захочется. Когда Джикс рассказал об этом Джил, та пришла в восторг - ведь теперь она вырвется из заточения, пусть и ненадолго!
- А ты со мной не пойдёшь? - спросила она, но Джикс так прочно вписался в рутинные занятия многих ребят, что его отсутствие заметили бы.
- Иди, развлекись, - ответил он. - Но я не думаю, что тебе стоит заниматься "жатвой".
- Буду делать, что захочу, - ощерилась она.
* * *
На следующий день Джил ушла развлекаться, а Джикс вернулся к своим обычным занятиям - всё к тем же играм, всё к тем же повторяющимся разговорам. Юноша-ягуар принимал участие в ритуалах почти всех Кошмаров. Так он держал ситуацию под контролем: став важным зубцом в шестерёнках будничного существования этих ребят, он в любой момент, как только потребуется, сможет переключить передачу или остановить движение всего механизма.
Завершив свой обычный - и обязательный - обход, Джикс отправился в самую далёкую и тёмную камеру подземного лабиринта Аламо. Вообще-то, в этих подвалах редко какие помещения действительно были тёмными - свечение обитающих здесь духов разгоняло тьму, но в этой камере лежали захваченные на поезде междусветы - души, спящие в ожидании нового рождения. Кошмарики редко захаживали сюда, потому что непривычный вид междусветов - те не светились - вызывал у них оторопь. Так что Джикс мог разгуливать здесь когда хотел и сколько хотел.
Он нашёл девочку, которую нечаянно убил, и присел рядом. Имени её он не знал, поэтому называл её Инес. Так звали его сестру, и Джиксу было приятно думать о спящей девочке как о своей сестре. Сидя в этой тёмной комнате, он размышлял о Джил. Она пробуждала в нём живейший интерес и одновременно тревогу тем, что не испытывала ни малейших угрызений совести в отношении душ, намеренно перенесённых ею в Междумир. Раздумья об этом удручали юношу настолько, что его послесвечение притухло, сгущая подземный мрак. Именно этим приёмом пользовалась Джил, когда ей нужно приглушить своё послесвечение. Она научила его, и с тех пор он постоянно практиковался и многого достиг. Нельзя сказать, чтобы ему нравился этот фокус, но для разведчика очень важно становиться невидимым, поэтому умение в любой момент впасть в депрессию и тем самым пригасить послесвечение, было весьма полезным.
В тот момент, когда его свечение погасло окончательно, он вдруг обнаружил, что комната не совсем погрузилась в темноту - здесь присутствовал другой послесвет. Джикс оглянулся и увидел стоящую при входе в камеру Джил.
- Так и думала, что найду тебя здесь, - сказала она, пробралась между спящими междусветами и, подойдя к Джиксу, увидела, над кем он склонился. - Девочка... С чего это ты так с нею возишься?
- Я украл у неё жизнь. Самое меньшее, что я могу теперь для неё сделать - это заботиться о ней.
Джил скрестила руки и покачала головой.
- Вот не могу я тебя никак раскусить.
Не может - и ладно. Джикс не был уверен, что хочет, чтобы его раскусили. Джил присела рядом.
- Ты обещал мне рассказать о себе, но так до сих пор ничего и не рассказал.
Он действительно обещал, но надеялся как-то избежать выполнения обещанного. Его специальностью была разведка, незаметное преследование и наблюдение. Выкладывать свою подноготную и тем подставлять себя под удар - нет, благодарю покорно. Никогда.
- Не вздумай требовать, чтобы я сказала "пожалуйста", - предупредила Джил. - Терпеть не могу "волшебных слов".
- Ты хорошо провела день? Много скинджекила?
- Не пытайся сменить тему!
- Ты ходила на жатву?
- Я сказала: не пытайся сменить тему!
- Ты пришла в эту камеру не для того, чтобы повидаться со мной, - проговорил Джикс. - Ты принесла новую душу. Я угадал? Где ты её оставила - в коридоре, чтобы я не увидел?
Джил холодно посмотрела на него.
- Я не только жатвой занимаюсь. Почём тебе знать - может, я на бейсбол ходила? Или омаром лакомилась?
- И как - ходила и лакомилась?
- Нет, - призналась Джил. - Но и не жала тоже. - Она помолчала и отвела глаза. - Может, ты правильно сказал: я могу найти лучшее применение своим "хищническим наклонностям". - Она наклонилась и коснулась тёмных волос Инес - те мягко сияли в полумраке камеры. - У неё красивые волосы, - тихо промолвила Джил. - Не каждому так везёт - помереть с нормальными волосами.
- И кто теперь меняет тему?
Она вздохнула и с раздражением произнесла:
- Ну, если тебе так хочется знать, я забралась в одну девицу лет двадцати - столько мне было бы, не застрянь я здесь. И знаешь, почему я её выбрала? Потому что она была беременна, а мне хотелось узнать, что это за ощущение, когда у тебя внутри бьётся ребёнок.