Сборник "Большой Космос" Дэна Шорина - масштабное полотно Вселенной, раскрытое в двенадцати отдельных сюжетах. Одиннадцать рассказов и большая повесть "По эту сторону Стикса" показывают величие макрокосмоса будущего и микрокосмоса души, каждый раз под новым, неожиданным углом. Целая палитра чувств, идей, сюжетных интриг и настроений - от драматичного до смешного.
Сюжеты некоторых историй, например, "Звёзды для дочки", "Коты не умеют улыбаться" и "Юзабилити", пересекаются между собой, другие отдельны, но все они - замечательные образцы космической и научной фантастики.
Содержание:
Звёзды для дочки 1
Коты не умеют улыбаться 3
Юзабилити 7
По эту сторону Стикса 10
Все углы треугольника 20
Корпус Альфа 23
Верность присяге 27
Пилигрим 28
Две с половиной секунды 28
Зерно страха 31
Лунная тень 33
Уйти, чтобы вернуться 34
Дэн Шорин
БОЛЬШОЙ КОСМОС (СБОРНИК)
Звёзды для дочки
- Папа, а космос - это далеко?
Мы гуляем по парку, и маленькая Инга смотрит на меня влюблёнными глазами. Наташа идёт рядом, по выражению лица я понимаю, что она не разделяет щенячьего восторга дочери.
- Космос начинается вот тут, дочка, - я хлопаю себя по груди.
- Папа, я хочу в космос!
Поднимаю её на руки и заглядываю в карие глазёнки.
- Если человек к чему-то всю жизнь стремится, рано или поздно он к этому придёт. Даже если для этого придётся перешагнуть через вселенную.
Наташа недовольно бурчит за спиной. Насколько я знаю, сейчас она больше всего на свете хочет отобрать у меня дочку и крикнуть, чтобы я замолчал. Но в органах ей это, конечно, запретили. Они всё ещё пытаются получить секрет Нуль-Т. Людям порой трудно понять самые простые вещи, они всегда пытаются искать секреты там, где их нет. А для меня многие тайны перестали быть тайнами. После Ветрянки.
- Максим, пожалуйста, не пудри дочери мозги. Инга, девочка, папа шутит.
Наташа совершенно не умеет мечтать. Она никогда в жизни не смотрела в небо.
- Мама, смотри, звёзды совсем рядом!
- Максим, отпусти Ингу!
Чаша терпения Наташи переполняется. Сейчас ей плевать на особистов, плевать на всю вселенную. Есть её ребёнок, и есть безответственный отец этого ребёнка, который уже не совсем человек и который хочет сделать драгоценному ребёнку что-то непонятное - но обязательно плохое.
- Мама, но почему? - хнычет Инга.
- Девочка, мама не видит звёзды, - отвечаю я.
- Она слепая? - девочка доверчиво смотрит на меня.
- Нет, дочка, она домашняя.
Наташа забирает у меня Ингу и крепко прижимает к себе.
- Инга, не верь ему, твой папа плохой… человек, - на слове "человек" Наташа делает едва заметную паузу.
- Зато он хороший папа! - заявляет маленькая проказница. - Мама, знаешь, когда я вырасту, я ни за что не буду домашней.
- Максим, что ты делаешь с Ингой? - произносит Наташа назидательно-официально.
- Он меня взрослеет! - отвечает девочка.
Наташа фырчит, а я поднимаю взгляд в небеса. Нахожу взглядом Сириус и делаю шаг через бездну.
Он подошёл, когда я через прозрачный купол старбара наблюдал восход Сириуса. Валера всегда находит меня, не знаю, как это у него получается. Думаю, ему помогает кто-то из наших. Впрочем, Валера ни разу не подтвердил это мнение. Как и не опроверг.
- Красиво, не правда ли?
- Здравствуй, здравствуй, - прячу улыбку я. - Как дела?
- В личной жизни или в институте?
- Могу поспорить, что личной жизни у тебя до сих пор нет. Ты трудоголик, Валера, а женщинам нужно иногда уделять время.
- Когда-нибудь найдётся та, которая сможет принять меня таким, какой я есть, - улыбается Валера.
- И говорить вы с ней будете исключительно о квантовой физике, - сообщаю другу я.
- Говорить мы с ней будем о жизни. Знаешь, Максим, жизнь нечто большее, чем пришёл-ушёл-вернулся, даже если каждый твой шаг длиной с десяток светолет. Вот ты о Наташе подумал?
Натянуто улыбаюсь. Ну и кто тянул меня за язык начинать разговор о личной жизни? В некоторых вещах Валера просто невозможен.
- А как дела в институте? - без тени смущения спрашиваю я.
Будь на месте Валеры кто угодно другой, мой финт просто не прошёл бы. Но для Валеры работа - все, он представить себе не может, что я ухожу от неприятной темы.
- По-прежнему. Все говорят про колоссальные достижения института пространства и времени, но успехи пока остаются только на бумаге.
- Сегодня все открытия делаются на бумаге, - тяжело вздыхаю. - Времена учёных-одиночек ушли со смертью Альберта.
- Согласен, - Валера долго смотрит сквозь выпуклое стекло купола на медленно выползающий из-за горизонта слепящий диск. - А знаешь, мы почти поняли, как вы ходите.
- Расскажи-расскажи, - я с интересом смотрю на Валеру.
- Электромагнитные поля. Сложная модуляция, способная к созданию информационного двойника. А так как при переходе нарушается закон сохранения энергии, то оригинал просто исчезает, а копия возникает на новом месте.
- Эксперимент "Филадельфия"? - я вежливо улыбаюсь. - По-моему, давно доказано, что это умная мистификация.
Валера смущённо кашляет. Я прекрасно понимаю его. Человечество слишком долго обманывали, и теперь люди не верят простым решениям. Бывает.
К нам подходит официант. Местный. Человек.
- Что изволите? - спрашивает он.
- Дежурное блюдо, - заказывает Валера.
- А мне графин воды, - я вежливо улыбаюсь официанту. И когда он отходит, медленно сообщаю Валере:
- Он из безопасности.
- С чего ты взял?
- Знаю.
Валера задумчиво смотрит на восход.
- Всё-таки многое вам дала Ветрянка. Гораздо больше, чем человек может выдержать.
- Не Ветрянка нас научила этому знанию. Земля.
- Земля? - он недоверчиво улыбается.
- Знаешь, сколько раз меня пытались убить?
- Может, это иммунная система человечества?
- Обычная ксенофобия.
Официант приносит заказ. Из тарелки Валеры вкусно пахнет ванилью и какими-то пряностями. Наливаю воды в стакан и залпом выпиваю.
- Чего ему надо? - спрашивает Валера, торопливо жуя.
- Нуль-Т, - отвечаю я. - Новая игрушка для человечества. Не думаю, что он здесь, чтобы причинить мне вред. Просто шпионит. Космическая безопасность наконец-то поняла, что сами они Нуль-Т не откроют.
- Максим, расскажи о Ветрянке, - просит Валера.
- Что тебе рассказать? Про Источник писали во всех газетах…
- Нет, расскажи с самого начала. Я хочу понять вашу мотивацию.
- Мотивацию? - задумчиво гляжу на Валеру.
- Мотивацию, - повторяет он.
- Ладно, слушай.
Первый раз о Ветрянке люди услышали три года назад. "Титан" в тот раз возвращался на полутора тысячах световых со стороны Ядра. Настроение было хорошее, мы открыли три пригодные к терраформированию планеты, а впереди маячил двухгодичный отпуск. Я постоянно торчал на камбузе, пытаясь снять антиалкогольную защиту с синтезатора. Всей команде до чёртиков надоел отдающий хвоёй самогон, перегоняемый Лыскиным у себя в генераторной, а синтезатор на камбузе был способен выдавать даже марочные вина. Вот только между этой эстетикой и экипажем стоял код, поставленный капитаном Юдиным, убеждённым трезвенником и тираном. Согласно теории вероятности, поставленная передо мной задача не имела решения. Пятьдесят триллионов вариантов - это вам не фунт изюма. На практике, вероятно, тоже. Только меня что-то дёрнуло поспорить с Димкой Аковым, что я этот код сделаю. Наверное, причиной столь опрометчивого заявления был пятый или шестой стакан самогона; впрочем, о мотивах импульсивных поступков я задумывался крайне редко.
Сначала подобрать код мне показалось занятием плёвым. Когда дни рождения кэпа, его жены, тёщи и старшего сына во всех формах синтезатор принять отказался, я призадумался. Человеческий разум не может охватить пятьдесят миллиардов абстрактных чисел. От силы - несколько тысяч. Только как определить нужную мне комбинацию? Я курил прямо на камбузе, благо Санька Норкин благополучно забил на обязанности кока и целыми днями торчал у себя на каюте, проводя досуг за изучением порнодисков. Скорее всего, я бы переиграл Юдина. У меня тогда был и стимул, и необходимая квалификация, и, как я думал, масса свободного времени. Но судьба распорядилась иначе. Мои потуги прервал противный зуммер.
Сам по себе сигнал маршевой тревоги чем-то экстраординарным не является. Галактика похожа на большую свалку, в которой временами встречается самый неожиданный мусор. Когда этот мусор оказывается на пути "Титана", Юдин включает маршевые двигатели. И корабль слегка подправляет траекторию, избегая нежелательной встречи. Но моё счастливое неведение длилось всего несколько секунд. До того, как я посмотрел на пейджер и зафиксировал плановый промежуток работы маршевых двигателей. Полтора часа. При нашем ускорении за это время можно повернуть под прямым углом. Или обогнуть без потери скорости чёрную дыру среднего класса.
В рубку я влетел, ровно через три минуты, пренебрегая всеми правилами безопасности. Кроме Юдина здесь сидели особист Симагин и бортмеханик Димка Аков.
- Что за фигня происходит? - от души рявкнул я.
- Сядь в компенсатор, - спокойно сказал Юдин и повернулся ко мне. - Через две минуты включатся маршевые, а кататься по полу во время ускорения достаточно некомфортно.
Я уселся в эластичное кресло гравикомпенсатора и застегнул ремень.
- Ну а теперь мне кто-нибудь объяснит, что случилось? Вы что, чёрную дыру нашли на занесённом во всех лоции маршруте?
- Не дыру. Планету, - коротко сказал Симагин.
- Ерунда. Откуда здесь взяться планете? Хочешь, я тебе докажу, что всё это чушь. Во-первых, пять месяцев назад приведённым курсом шёл "Альбатрос". Никакой планеты он, разумеется, не нашёл. Во-вторых, чтобы обогнуть по оптимальной траектории планету, достаточно включить маршевые ровно на пять минут. В-третьих, во время проведения штатной корректировки курса присутствие бортмеханика в рубке управления не предполагается.
- Присутствие виртуальщика - тоже, - буркнул Дима.
- А ты посмотри показания приборов, - посоветовал мне Юдин. - А потом делай выводы.
Я надел шлем и считал информацию с корабельного компьютера. Планета была. Без звезды, без спутников. Просто блуждающая планета. А ещё в ней имелась какая-то странность. Я не смог сразу понять, в чём дело, но, определённо, что-то здесь было не так.
- Объясните, что происходит, - спросил я.
- Нет, это ты объясни нам, что видишь, - сказал Симагин. - Ты виртуальщик или где?
- В двенадцати градусах относительно курса фиксирую блуждающую планету земного типа. Корректировать курс не вижу необходимости, мы проходим мимо.
Словно в ответ на мои слова включились маршевые двигатели, и компенсатор со свистом принял мой возросший вес.
- Расскажи нам подробнее про эту планету, - попросил Юдин.
- Планета земного типа, размером с Марс. Гравитация на поверхности 0,8 же. Атмосфера по плотности близка к земной. По составу ничего сказать не могу, нужно посылать зонд. Температура поверхности около двухсот пятидесяти Кельвин. Атмосферное давление…
- Как ты думаешь, что может поддерживать такую температуру на поверхности планеты, у которой нет звезды? - бесцеремонно прервал меня Юдин.
- Внутренние тектонические процессы? - ляпнул я.
- Чушь, - возразил Юдин. - Источник внешней энергии всё равно нужен.
- Ядерный синтез внутри планеты? Масса маловата. Холодный термояд? Считается, что в естественных условиях он невозможен. Единственное объяснение - тектонические процессы. Но хорошо бы посмотреть на это поближе.
- Вот мы и летим посмотреть на это поближе, - ответил Юдин. - Эта планета может оказаться самым громким открытием века.
Капитан как в воду тогда глядел. Ветрянка стала эпохальным событием. А ещё судьбой. Говорят, человек сам делает свою судьбу. Я пытался. Не получилось. Мою судьбу сделала Ветрянка. Впрочем, это справедливо для всего человечества.
Валера тем временем переводит взгляд за окно. Сириус будто передумал подниматься из-за горизонта и сейчас медленно отползает назад. Для Валеры это в диковинку. Не удивлюсь, если он это сугубо астрономическое явление припишет моим проискам. Что делать, если сочетание вращения планеты вокруг своей оси, в совокупности с замысловатой орбитой второго спутника временами дают столь незабываемое зрелище. Моей вины здесь нет никакой, я просто люблю смотреть на Сириус. В такие минуты мне кажется, что необратимых поступков в этой вселенной не бывает.
- Откуда она взялась? - Валера переводит взгляд на меня.
- Кто? - теряюсь я.
- Ветрянка. Ты же говорил, что "Альбатрос" её не обнаружил.
- Может быть, плохо смотрели, - равнодушно замечаю я. - Может быть, она появилась там за эти пять месяцев. Не суть важно.
- Ты что не понимаешь, это же контакт! - Валера в замешательстве.
- Ну да, люди не одиноки во вселенной, есть кто-то ещё, старший брат, который будет нас опекать, прогрессорствовать. Ерунда это всё! Ветрянка суть зеркало. Мы увидели там всего лишь своё отражение. И перепугались.
- Послушать тебя, всё так просто.
- Да не просто всё, Валера. Не просто. Я не знаю, откуда взялась Ветрянка, и куда она потом делась. Но даже если бы Ветрянки не было, её стоило бы придумать. Чтобы мы могли узнать, чего на самом деле стоим.
Ветрянкой планету назвали из-за атмосферы. Скорость ветра на ней даже в периоды затишья не опускалась ниже ста метров в секунду. Моя версия относительно тектоники, казалось, получила первое подтверждение. Вулканическая активность вполне могла быть причиной образования областей с разным атмосферным давлением, следовательно, бешеные ветра были вполне объяснимы. Более-менее приемлемое место для посадки обнаружилось недалеко от экватора. В течение трёх дней там стояло безветрие, что для Ветрянки было чудовищной аномалией. Вообще-то, полагалось выяснить, а почему повсюду ураганы, а здесь ни ветерка. Но мы побоялись, что другой такой возможности просто не представится. В первую группу высадки вошли шесть человек. Дима Аков, Паша Круглов, Илья Дегтярев, Илья Лузгин, Роберт Шнитхе и я. Нашей задачей было разведать местность и взять образцы грунта. Ну и дальше - по обстановке.
На грунт мы опустились без особых проблем. Шнитхе, как всегда, поворчал по поводу турбулентностей, но посадил челнок аккуратно. Атмосфера за бортом была вполне сносной, но мы выходили в утеплённых скафандрах - снаружи было минус тридцать. А потом мы набрели на Источник.
Первооткрывателем Источника можно считать Круглова. Именно Паше пришла в голову мысль, что прямо в центре зоны спокойствия находится подозрительно правильная долина. Естественно, мы теорию Круглова решили проверить. Других предложений не поступало, а в кромешной тьме нарезать спирали, выковыривая образцы мёрзлого грунта, никому не хотелось. Это было совсем не похоже на артефакт. Просто в центре зоны затишья оказалась долина, посреди которой бил родник. Откуда-то из глубины родника пробивался свет, так что, стоя возле Источника, мы прекрасно видели друг друга. А потом раздался голос.
Тогда мы не думали ни о чём судьбоносном. Дегтярев что-то болтал про особые свойства воды, позволяющие ей оставаться жидкой даже при сугубо отрицательной температуре. Голос услышали все. Слова звучали совершенно отчётливо, Лузгин умудрился их даже загнать в аудиофайл. Тогда меня просто поразила их банальность. Эту фразу можно было прочитать где-нибудь в детских комиксах. "Перед тобой выбор. Выпей и получишь могущество. Не пей и останешься человеком". Мы обошли родник по кругу. Каждого из нас сверлила мысль "а что если?". А потом мы, не сговариваясь, приняли решение.
- Максим, почему вы не отдадите Нуль-Т людям? - Валера съёживается и внимательно смотрит мне в глаза.
- Хороший вопрос, - улыбаюсь я. - А ответ прост и банален. Человечество ещё не созрело.
- А судьи кто? - заносчиво спрашивает Валера. - Почему вы решаете за всех? Да кто вы такие? Случайные баловни судьбы, по воле космоса получившие могущество, и теперь не желающие делиться.
- И Остапа понесло… - ухмыляюсь я. - Ты хоть сам-то понимаешь, о чём говоришь?
- Понимаю. Даже слишком хорошо понимаю. Я считал тебя другом…
- Ветрянка всё поставила с головы на ноги, - я наливаю ещё воды и залпом выпиваю. - Знаешь, почему Эйнштейн уничтожил открытую им "единую теорию поля"? Потому что человечество не созрело.
- Эйнштейн сделал изобретение сам, а вы его украли.
- Ты так считаешь? - я непроизвольно улыбаюсь.
- И не надо лыбиться. Ветрянка поднесла Нуль-Т человечеству на блюдечке. А вы решили оставить его себе.
- Человечество не прошло испытания.
- Это вы не прошли испытания. Вы перестали быть людьми. Человечество всегда стояло на титанах. На людях, которые оказались выше своей эпохи. А вы… Вы антититаны. Титаны со знаком минус.
Валера вскакивает со стула и, не оглядываясь, выходит из зала.
- O, sancta simplicitas! - раздаётся у меня за спиной голос Симагина.
Только его мне не хватало для полного счастья. Рука машинально тянется к кобуре с шестизарядным глокком. С некоторых пор я постоянно ношу его с собой. Почему я остановился именно на глокке? Естественно, из-за магазина. Пять пуль - мало. Семь - слишком много.
Председатель совета миров садится напротив и кладёт локти на стол. Поднимаю глаза и холодно смотрю на Симагина.
- Чего тебе надо?
А он улыбается. Почему отрицательные герои всегда улыбаются? Может, потому что они уверены в себе? Ничего не боятся, ни в чём не сомневаются. Совесть находится в зачаточном состоянии, амбиции обнимают галактику. Противно.
- Ничего, - Симагин опять улыбается. - Хотел посмотреть, как от тебя отвернётся последний друг. Это забавно.
- У меня много друзей, - автоматически отвечаю я.
- Давай посчитаем, - Симагин растопыривает пятерню. - Круглов, Аков, Дегтярев, Лузгин, Шнитхе. Пальцы кончились, друзья тоже.
- Ошибаешься, - моему голосу не хватает уверенности.
- Это ты ошибаешься, щенок, - Симагин умеет заставить почувствовать себя ничтожеством. Несколько слов, несколько случайных взглядов, и ты смешан с грязью. - Других друзей у тебя нет. Тебе не нужны друзья. Ты пытаешься противопоставить себя людям. Потому что сам уже не человек. Ты - выродок. Космополит. Ничтожество. Слово "родина" для тебя ничего не значит.
- Не значит, - покорно соглашаюсь я. - Но ещё меньше для меня значат твои идеалы, Симагин. Потому что ты как был жандармом, так им и остался. И таким умрёшь. Ты просто не сможешь понять Нуль-Т.