"Все ясно, - с горечью подытожил Станислав Гагарин. - Всякое обеднение в экономике дает расцвет паразитизма. Это мы уже воочию наблюдаем… Капитал же суть самый крупный на планете паразит! Как могли вы забыть об этом, русские люди?"
Омандаченный третий решил было вклиниться в разговор и открыл рот, произнеся "разрешите мне…" Но вдруг в скрытых динамиках заиграла торжественная музыка из сусанинской оперы. Лысый экс-член вскочил, лицо его перекосилось, и Станислав Гагарин понял, что под звуки государственного гимна архимудрые с т р а т е г и из фондяры замаскировали сигнал тревоги.
Замигала красная лампочка на одном из аппаратов, стоявших на столе, и лысый ткнул пальцем в желтую кнопку.
- Что случилось? - спросил он.
- Нашли вашего гостя, - ответили срывающимся голосом из аппарата. - Было совершено нападение. В помещение проник неизвестный!
- Вызывайте спецохрану! - распорядился бывший член Политбюро, стараясь не смотреть на посланца из Вашингтона: что скажет княгиня Марья Алексеевна…
"Сейчас начнется кутерьма, - подумал сочинитель, поднимаясь с председательского кресла. - Надо смываться!"
VI
Строки эти пришли к нему в аэропорту Кольцово в двадцать один ноль-ноль, когда первого февраля 1972 года он вылетал из Свердловска в Москву.
Так вот сразу возникли и сложились… А потом двадцать с лишним годов стихи пролежали в бумагах, ибо стихов, сочиненных им в течение жизни, Станислав Гагарин никогда не печатал по самой что ни на есть прозаической причине - не хватало времени… Достало бы его, чтоб справиться с прозой…
"Вот и скаламбурил невольно, - усмехнулся писатель, выводя эти строки в девятом часу утра воскресным днем 27 декабря 1992 года. - Да, на стихи времени недоставало… Нет, не писать их - пристраивать. Так же как и с пьесами моими получалось. Может быть, во мне Лопе де Вега или Потрясающий Копьем не состоялись…"
Порою было ему едва ли не до слез обидно за абсолютное непризнание творчества Станислава Гагарина со стороны секретарского литначальства, официальной литкритики, да и коллеги-собратья сочинительства Папы Стива не видели в упор.
В последнее время грели писателю душу письма читателей, которые он вылавливал иногда в общем потоке, идущем в Товарищество Станислава Гагарина.
Поток усилился после большого интервью в "Книжном обозрении", которое написал Александр Щуплов. А теперь, когда 25 декабря 1992 года, Евгений Сергеевич Аверин, главный редактор "КО", душевно относящийся к нашему герою и его делу, дал на первой полосе шикарный плакат-рекламу с портретом сочинителя в центре, можно было ожидать цунами весточек, желающих подписаться на две дюжины книг Библиотеки "Русские приключения" и Двадцатитомный "Русский сыщик".
____________________
Соотечественник!
Ты дочитал роман до этого места и подумал: как быть? Ведь пока я еще не стал подписчиком на эти уникальные серии, где каждый том - 500 страниц к р у т о г о текста в твердом переплете, шикарные - в духе Гюстава Дорэ - рисунки, остросюжетная русская проза без пошлой порнухи и грязных смакований.
Поправь дело! Срочно вышли 1600 и 1500 рэ по адресу: 143 000, Московская область, Одинцово-10, а/я 31, Товарищество Станислава Гагарина.
Или перечисли эти задатки за последние тома на расчетный счет 340 908 Западному отделению ЦБ России, МФО 211 877. Адрес отделения банка: Москва, К-160.
И сразу получишь первые тома удивительных сериалов, они уже хранятся, ждут тебя на складах Товарищества.
Готовь для них место на полках домашней библиотеки.
Время не ждет!
____________________
"Вот уж поистине как в поговорке: если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе, - усмехнулся Станислав Гагарин. - Не хотят пропагандировать мои книги в народе - буду делать это силами Товарищества…"
Он поднялся из-за стола, шел уже десятый час, и день обещал быть солнечным, и ясным, к двенадцати часам ждала его у себя дома Татьяна Павлова для назревшего давно процесса подписания документов, Станислав Гагарин перешел в комнату, где помимо широкой тахты стоял второй его рабочий стол с пишущей машинкой, и нашел полученное вчера письмо Леонида Коваля.
Вот что писал почитатель творчества нашего письменника из поселка Бородинский Киреевского района Тульской области, который жил в квартире восемь двадцать второго дома улицы Советской:
"Добрый день! Многоуважаемый Станислав Семенович Гагарин!
Обращаюсь к Вам с большой просьбой. Я ваш подписчик на оба издания - "Сыщик" и "Приключения", и в данное время занимаюсь уговорами среди знакомых подписаться на Ваши издания. Сам я подписался сразу, как только прочитал беседу в "Книжном обозрении".
Многоуважаемый Станислав Семенович Гагарин!
Не смогли бы Вы прислать мне по любой цене - последние два слова были подчеркнуты - наложенным платежом "Мясной Бор", "Вторжение" в двух томах и роман "Ловушка для "Осьминога", а также "Вечный Жид", если он уже вышел в свет…"
- Ага, - сказал Станислав Гагарин, прекратив писать и выйдя с письмом в руке на кухню, где Вера Васильевна в а р г а н и л а воскресный завтрак - сей Коваль знает уже о книге, вышедшей в досаафовском "Патриоте", а я и в глаза эту книгу не видел…
- Вот получишь авторские экземпляры и пошли тульскому книголюбу, - предложила супруга. - А дальше что он пишет?
Дальнейшее цитирование было для Станислава Гагарина - слаб человек! - делом весьма приятным.
- Слушай, - сказал он. - Леонид Коваль пишет: "Ваши книги пользуются огромным спросом и успехом, их нигде и никогда не найдешь в свободной продаже. Я обращаюсь к Вам и очень-очень прошу Вас, как исключение, выслать мне эти книги за любую цену наложенным платежом".
Редактируя роман, Галина Попова написала в этом месте на полях "Повтор".
- Но, Галочка, позволь, - не согласился Станислав Гагарин. - Это не я повторяюсь, это подлинный Коваль так пишет в письме, подтверждая готовность платить за мои книги любые деньги.
- Ладно уж, - вздохнула умница-редактор. - Роман ваш вообще ни на что не похожий… Бог с вами… Оставляйте!
- "Прошу Вас, очень прошу, - продолжал читать сочинитель, - не откажите! Я буду Вам очень и очень благодарен.
Желаю большой удачи. Всего доброго. Жду ответа. С уважением - Леонид Коваль".
- Зря куксишься по поводу якобы н е п р и з н а н и я, - сказала Вера Васильевна. - Тебе этого письма мало?
- Мало, - честно признался Станислав Гагарин. - Хочу чтоб меня прочитал каждый землянин, а когда на Марсе объявят русский язык средством межнационального общения народов Красной Планеты, то чтобы, значит, и на Марсе… Премий никаких марсианских не надо, а чтобы читали - хочется!
- Ладно, всепланетный письменник, - отмахнулась занятая готовкой жена. - Завтрак пока не поспел. Иди в кабинет и выдай пару строк, пока запал имеешь.
Станислав Гагарин вернулся к столу и вспомнил о стихах "Придет на помощь Русь". В сентябре нынешнего года он случайно увидел их среди бумаг и тут же, одиннадцатого числа, присочинил два четверостишия, которые разом осовременили его вирши.
Он выслал их Юрию Кириллову, львовскому соратнику и доброму помощнику фирмы, и тот, приехав в Москву по вызову Товарищества, привез украинский перевод, осуществленный тамошним поэтом Василем Мартыновым - "Прийде на допомогу Русь".
На пригляд автора романа "Вечный Жид" малороссийский вариант звучал вовсе неплохо:
Як сум вночi охопить душу,
Я у рoзгубi не схитнусь.
Щоб сумнiви моi порушить,
Iде на допомогу Русь.
Юрий Кириллов писал, что они с Василем рассылают перевод стихов московского письме́нника во все украинские газеты. И просил присылать еще - Мартынов с удовольствием на украинску мову переложит…
"А что, - подумал Станислав Гагарин, - стихи символические… Народам Советской Державы только и остается уповать на Русь, всегда приходящую к ним на помощь. Так было и так будет!"
Когда охватит ночью душу
Сиреневая грусть,
Чтобы сомнения разрушить
Идет на помощь Русь!
Вот оставляет вдохновенье,
За стол к бумагам не сажусь.
И вдруг нежданно озаренье:
Идет на помощь Русь!
В глухой тайге, порой ненастной,
Подумаешь: не доберусь…
И вертолет взнуздав лобастый,
Идет на помощь Русь!
Хватаются слепые руки
За мокрый корабельный брус.
Под писк морзяночной поруки
Идет на помощь Русь!
Беда над островами реет,
Забот наваливая груз.
Далекие народы верят -
Придет на помощь Русь!
Когда соседу злые черти
Грозят обрезать ус,
Сжав кулаки, забыв о смерти,
Идет на помощь Русь!
И так всегда, в любые годы,
Во имя добрых уз,
Забыв о собственных невзгодах,
Идет на помощь Русь!
Во Смутном Времени терзаясь,
Слезами скорби обольюсь…
Но верю: против зла дерзая,
Поднимет алый вымпел Русь!
И тем сынам, что в Зарубежье,
Развеять одиночья грусть,
Придет, как Рока неизбежье,
Придет на помощь Русь!
О, Русь!
Великая гордыня!
Безудержная доброта!
Дай силы мне
Сыновье имя
На деле оправдать!
Да,
Русский я -
С рожденья и до праха…
И кровной родиной горжусь!
Пусть мир избавится от страха…
Придет на помощь Русь!
Он сидел за кухонным столом и допивал вкусное какао, которым решила побаловать его жена, как вдруг из холла донесся характерный звонок междугороднего телефона.
- Наверное, Толик, - с надеждой произнесла Вера Васильевна, поднимаясь с места, но супруг опередил ее и поднял трубку.
- Папа! - кричал из Екатеринбурга Анатолий. - Тут у меня знакомый был, в Индии с ним встречался. Едет в Москву! Хочет к тебе зайти… Конечно, индус! Раз из Индии… Обещает статьи мои напечатать, у него фирма издательская в Бомбее. И о страхе, и Homo Solus, и про л ю б о в ь к оружию… На английский язык переводит!
- Когда он приедет? - спросил охваченный предчувствием Станислав Гагарин.
- Скоро! - прокричал - слышимость была хреновая - Анатолий. - Он, видимо, уже в Москве и позвонит тебе. И зовут его - обалдеешь! Однофамилец Будды! Гаутама его фамилия… Представляешь?
- Представляю, - усмехнулся отец. - Пусть звонит… Приму как твоего друга и коллегу-издателя. Не сомневайся.
- Спасибо, папа. Марина кланяется…
От входной двери позвонили.
Станислав Гагарин бросил односложное п о к а, передал трубку жене и отправился открывать.
За дверью стоял элегантно одетый товарищ-джентльмен, в пальто из шотландского м о х е р а, с белым к а ш н э на груди и в серой велюровой шляпе.
Выглядел неизвестный со смуглым лицом будто манекен с витрины карденовской одёжной лавки в каком-нибудь Париже.
"Принц он и в Африке принц", - подумал Станислав Гагарин, нимало не сомневаясь в том, кто позвонил ему в дверь.
- Добро пожаловать, принц Сиддхартха Гаутама! - сказал он, приветливо улыбаясь и отступая вглубь прихожей. - Вовремя появились… К а к а в у будем пить.
VII
В тот день Первому показали фильм "Убийство Троцкого".
- Кто такой Троцкий? - спросил Первый у Семена Аркадьевича, когда услыхал от него название картины, которую им предстояло увидеть - кино они всегда смотрели вдвоем. Танович постоянно комментировал увиденное, а по завершении сеанса делал разбор фильма, затем заключал некоей сентенцией, имеющей целью закрепить у подопечного теорию величественности имморализма и апологии Зла.
- Гений Зла, - ответил Первому проповедник. - Великий человек, титан духа и рыцарь н а ш е й революции. Большой человек, одним словом…
Большой человек и р ы ц а р ь Первому не понравился. Козлобородый амбиционист, тщеславный местечковый интеллигент, сбежавший от Папы Оси за тридевять земель и погибший от пошлого альпенштока.
Не поверил он и в существование заговора, который изо всех сил тщились показать создатели фильма. Смазливый французик, игравший убийцу, показался Первому самодеятельным фигурантом, маньяком-одиночкой, захотевшим выставиться на весь свет.
Об этом со всей очевидностью свидетельствовали последние фразы фильма, когда жалкий дилетант, не сумевший прикончить козлобородого сразу, одним метким ударом ледоруба, самодовольно пролепетал в камеру:
- Я убил Троцкого!
Не поверил Первый и в причастность к убийству Сталина. Намеки и явные выпады в адрес Отца всех времен и народов лишь позабавили его.
"Больно надо было Хозяину посылать в Мексику Алена Делона, - внутренне усмехаясь, подумал Первый. - Не хватало других забот у кремлевского горца!"
Вслух он, однако, ничего не сказал.
Но бывший преподаватель научного коммунизма заметил, что фильм не вызвал у Первого ожидаемых эмоций. Поэтому С. А. Танович решил отложить разбор фильма. Время, мол, позднее, отдыхайте…
- А завтра поедем на экскурсию, - сказал он.
Подготавливая Первого к террористическому акту, его наставники расчет делали на идейность исполнителя, его готовность совершить а к ц и ю добровольно и с энтузиазмом, действовать не за страх, как говорится, а за совесть.
Идеологический фактор мыслился как основополагающий. К сожалению для л о м е х у з о в, агентов космических Конструкторов Зла, они лишены были пока центра по замещению личности, который весной 1991 года был уничтожен при участии русского сочинителя, автора этих строк, а также товарища Сталина.
Тогда союзный президент дал санкцию на ликвидацию очага психической заразы. Это потом ломехузы, судя по всему, президента подменили все-таки монстром, что и повлекло за собой трагические последствия и его собственную политическую гибель. И теперь было неясно, кто покупает особняки на Канарских островах: тот, с кем столкнулся на Красной Площади наш герой, находясь в альтернативном мире, или же сотворенный Конструкторами Зла монстр на нейтринной основе.
Впрочем, сие было уже историей. В центре российских событий и нынешнего романа "Вечный Жид", над которым ежедневно трудился Станислав Гагарин, возникал второй президент, от судьбы которого напрямую зависела судьба Земли Русской.
До дня и к с оставалось меньше двух месяцев, когда на уютную дачу, расположенную в относительно ближнем Подмосковье, где размещался полигон для замены у Первого личности старым дедовским методом - электронный центр спешно строился в южной части области, на Оке заглянул Семен Аркадьевич Танович и объявил:
- Едем в Москву, дорогой Первый! Народ поглядим и себя покажем… Проветриться надо и познакомиться с облюбованным шефами м е с т о м. Но по этой части вам Гаврила Миныч все скажет. Он профессионал-мастак. Я больше для духовности, чтоб не скучали, Первый, байками вас буду развлекать.
Первый несколько равнодушно пожал плечами. Впрочем, равнодушным он, разумеется, не был. Скорее спокойным. Последнее в первую очередь и г р е л о тех, кто готовил его к а к ц и и.
Против того, чтобы посмотреть откуда и куда он будет стрелять или бросать бомбу, нажимать кнопку взрывательного радиоустройства - принцип свершения терракта еще не выбрали - Первый никаких возражений не имел. Почему бы не посмотреть? Готовили его профессионалы высшего класса, они успели внушить Первому, какое огромное значение для успеха в любом убийстве имеет разведка на местности, привязка к будущей ситуации, просчеты на той арене, где развернется кровавая мизансцена.
Да и к общению с С. А. Тановичем Первый привык. Он испытывал даже некую психологическую зависимость от бывшего преподавателя научного коммунизма, с едва скрываемым нетерпением ждал бесед с Семеном Аркадьевичем, жадно внимал его лихим разглагольствованиям о предпочтительности и бо́льшей значимости в жизни человечества Вселенского Зла, удела сильных личностей, сминающих собственными руками жалкий воск мировой истории. Любил он разговоры и о разнице между Высоким Злом и ублюдочным д о б р о м - уделом слабых и нищих тварей, весь смысл существования которых в том, чтобы повиноваться и грызть выделенную им корку хлеба.
Семена плевел, вот уже двадцать пять веков насаждаемых Конструкторами Зла, посеянные сегодня при содействии С. А. Тановича в опустошенной беспамятством душе Первого, уже проросли и дали некие всходы.
Предстояло поливать их и холить, дабы закрепить ядовитые побеги, и быть уверенным в том, что в день и к с Первый не дрогнет, твердо выполнит миссию, верною рукою направит карающий удар в цель.
Сказано - сделано.
В Москву отправились втроем.
За рулем м е р с е д е с а, крытого серебристой краской "металлик", сидел Гаврила Миныч, отвечающий непосредственно за прибросочную рекогносцировку. На заднем сидении уютно устроились по обе стороны походного бара, встроенного между спинками сидений, Первый и С. А. Танович.
Они быстро домчались до окружной дороги, пронзили Большую Москву до Садового кольца, пересекли его, вывернулись у "Националя", одетого в леса австрийской строительной фирмы "Rogner".
- Сами разучились строить, спидоносцы ваучерные, - ворчал Гаврила Миныч, закрывая чудо-машину, которая была вовсе не одинока среди таких же или похожих классом роскошных лимузинов, сгрудившихся в одном из самых з а в ы ш е н н ы х местечек российского Вавилона.
Гаврила Миныч по-своему был патриотом, ему не нравились иностранные вывески в Москве, отсутствие отечественных товаров в магазинах, всевластие в России оккупантов-закордонцев. Он и получку, довольно немалую таки, получал бы в рублях, если бы за доллар, а их прилично выдавалось профессионалу-убийце, не кидали ныне едва ли не по штуке д е р е в я н н ы х.
Сейчас он вышел на тротуар, посторонился, пропуская Первого и С. А. Тановича, чтобы следовать за ними, прикрывая тыл, проворчал нечто нелестное в адрес вконец заборзевших м э р и н о в из муниципалитета, безудержно собирающих б а к ш и ш со своры нахлынувших в м е г а п о л и с разношерстных м е т е к о в, и обреченно поплелся за этими двумя, коих требовалось ему охранять от случайностей, мимо бывшего американского посольства, старого доброго здания университета, устроенного поморским сыном из трескоедских Холмогоров, через начало улицы имени Искандера, к угловому зеленому строению, в котором всесоюзный староста, дедушка Калинин долгие годы принимал жалобщиков-челобитчиков, демократично общался с ходоками, идущими к нему за помощью от Москвы до самых до окраин.
Гаврила Миныч остановил идущую впереди пару лишь дважды.
Оба этих места находились на разных концах линии будущего выстрела. И хотя Первый об этом пока не знал, а Семену Аркадьевичу ни о чем подобном - не надо к о н к р е т и к и! - сказал бы Гаврила Миныч - знать было не положено, опекун-убийца попросил Первого остановиться и внимательно осмотреться, привыкая к обстановке. Р е к о г н о с ц и р н у т ь с я, одним словом.
Затем прогулка по Манежной площади продолжалась.
- Любить человечество нельзя, - наставлял меж тем С. А. Танович будущего террориста. - Люди слишком несовершенны. Любить можно лишь Идею, или Бога, что, впрочем, одно и то же.
- Но боги имеют некое обличье, - возразил Первый. - А Идея бесформенна и бестелесна…
- Позвольте, - не согласился бывший преподаватель научного коммунизма, - а старый, испытанный временем иудейский Ягве? Он вообще невидим, лишен всякого образа, равно как и Аллах, или Ормузд с Ариманом. У конфуцианства вообще нет какого либо божества, его заменяет всеобъемлющее Небо.