"Сам факт Посещения является наиболее важным открытием не только за истекшие тринадцать лет, но и за все время существования человечества. Не так уж важно, кто были эти пришельцы. Неважно, откуда они прибыли, зачем прибыли, почему так недолго пробыли и куда девались потом. Важно то, что теперь человечество твердо знает: оно не одиноко во Вселенной."
Вот именно так дословно и вспомнилось. То есть, главное, выходит, вовсе не то, что собственно происходит в городе. Не все эти жутковатые исчезновения в никуда, не паника, не смерти внезапные от паники, не убийства и не военные в форме и с оружием на улицах Молотова, а сам факт этих происшествий. То есть, не как, не почему, а - что. Вот, совершенно необъяснимое явление. И это - главное. В любом случае: хоть это инопланетяне, хоть дырка во времени и пространстве - это уже само по себе чудо и научное открытие.
Вернее, до настоящего открытия было еще далеко.
- В общем, товарищи военные, все у нас здесь как-то слишком похоже на стандартный отбор в эксперименте по выведению породы, устойчивой к ксенофобии. Все, кто боится, а также все, у кого врожденная или приобретенная ненависть к чужому и непонятному - пропали. То есть, не так. Не все, конечно. То есть, я просто не утверждаю, а предполагаю, что все. Но те, кто пропал, мне кажется - именно по этой причине. Хотя, мы многого все равно не можем знать, гадаем тут практически на кофейной гуще. Но мне кажется - в этом причина. Это как в биологии. Как в породе собачьей, например.
- Исчезли? - переспросил Кудряшов, сидящий с торца длинного стола. - Как это может быть? Куда и как пропали, раз мы знаем о законе сохранения энергии? Куда? Как в моих сказках? В другие миры? В прошлое или будущее? На тот свет? На какой такой "тот свет"? Как определить нам это? Или не можем ничего определить? Ну, так, хоть гипотезы, что ли…
На Кудряшова посматривал с непонятным выражением лица Клюев, сидящий напротив. Что-то он обдумывал, а что - не понять.
- Да, мы не можем это ничем определить. Приборов, измерений - никаких. Только те данные, что были собраны в пансионате, ну, там, где пропали все…
- Не понял…, - тут уже Сидорчук включился в обсуждение. - Это где они людей мучили? Эта их завиральная теория о людях-катализаторах? Но это же просто бред какой-то!
- Не совсем бред. Они же собрали статистику, понимаете? Каждый, кто ими был задержан - он если и не свидетель, то присутствовал, участвовал как-то в процессе, хоть и не мог объяснить.
- И что? Доказали они что-то?
- Нет. Да и не доказать такое. Думаю, просто опять же о ненависти к чужому, о ксенофобии. Получалось, что на территории Зоны пропадали люди, опасающиеся или ненавидящие вот этих, наших, горожан. То есть, не катализатор, конечно, но все же…
- Вот не зря я их всегда отдельно отправляю, - прихлопнул ладонью по столу Сидорчук. - А то, выходит, вошли бы так в зону с нашими, а народ вокруг - фьють! А то и меня тоже - бац, и нету!
Кудряшов и Клюев теперь смотрели на него. И оба с каким-то интересом непонятным. Это всегда сразу чувствуется, когда не просто равнодушный взгляд касается, а именно с интересом, со значением смотрят, присматриваются.
- Да, молчу я, молчу, - махнул рукой Сидорчук. - Молчу и слушаю.
- И ведь что получается, - продолжил Марк. - Сначала все просто пытались "поймать" сам случай исчезновения человека или людей и определить - куда же все пропадает, куда проваливается. Потом через статистику искали. Закономерности выискивали. Ну, помните, что по одному ходить нельзя, что в темноте обычно случается. Потом вот у этих, о ком говорим, возникла идея, что есть люди-катализаторы. От них, мол, все. Они сами остаются, а окружающие теряются. Вот, нашли врага себе еще одного. Катализаторов не будет - и не будет, мол, больше ничего такого. Никаких тебе, выходит, проблем.
- Ну, сначала-то на врачей думали… На убийц, типа, - не выдержал Сидорчук.
- Вот это как раз сдуру тогда. Не думали еще, но уже действовали. Мы так всегда - сначала сделаем, а потом уже думаем, а что, собственно, сделали. И для чего, собственно, - Марк перебирал рассыпанные перед ним бумаги. - Но дальше смотрим: эпидемию объявили? Зону закрыли, народ весь тут оставили… Хотя, ехать-то некуда было - вон, сколько их не доехало.
- Сколько?
- Много, много… Итак, объявили "чрезвычайку". Зону объявили и изолировали ее. А народ в зоне все пропадал и пропадал. Связи у людей нет. Продукты все завозные. Склады и резервы разные пощипали, магазины пограбили. Для того, чтобы выжить, дружинники силой мародеров останавливали. А главное, выяснили, что бежать-то из зоны бесполезно! Ты бежишь - и сразу пропадаешь. Так-то еще можно остаться.
- Так, если ксенофобия, как ты говорил тут, то вторая половина слова-то - от Фобоса, от боязни. Кто боялся, тот, значит, и пропадал. А кто не боялся, так те и не бежали никуда. Вот они и остались. Нет?
- Потому, наверное, и дети целы оставались по большей части? И учителя при них, потому что им бояться просто некогда было - надо было о детях думать, о том, чтобы накормить, постирать, занять как-то… Так?
- Кстати, вполне возможно.
- А что там опять с детьми? - поднял голову Сидорчук.
- Да все в порядке с детьми. Ты слушай, слушай.
Марк переждал немного и продолжил, с трудом стараясь не скатиться в научные объяснения:
- Вот так и выходит: в первую очередь - те, кто боится сам или те, кто ненавидит все новое, чужое, неизвестное. То есть, стоит какая-то сила над нами будто и выхватывает - там одного, тут десяток, присматривает за порядком. И никто не знает и не понимает. И понять, кстати, совершенно невозможно. Вот, например, когда я муравьев кормлю - откуда они знают, кто кидает им пищу? И когда я их отлавливаю - разве могут они постичь такое?
- Мы - муравьи?
- С точки зрения этого непонятного - вполне возможно, что даже и не муравьи, а так, бактерии какие-то.
- Угу. Болтаем тут о муравьях и бактериях. А город - пустой стоит.
- Не нуди, - погрозил пальцем Клюев. - Марк, скажите, попытки терактов же были у нас? Это как вписывается?
- Да, были. Это экстремисты всякие, которые говорили, что город прогневал бога, за то и наказан. Потому и надо, мол, снести его с лица земли. Смыть, то есть. Тут это запросто - взрываешь плотину, и лови волну. Но вы тут на что? Вот и не допустили. А террористы и всякие другие, бандиты и прочее - они же ксенофобы на самом деле. И Зона их…
- Схавала…
- Можно и так сказать. Да. Скушала.
- Ну, так к чему ты разговор-то ведешь?
Сидорчук сидел и наливался тяжелой скукой до краев, до самых ушей, так что голова клонилась, сгибая шею. Уже который раз впустую они сидели на втором этаже и мололи воздух языками, проговаривая, что все равно ничего не понятно, что куда и как и кто - не ясно, что науке ничего не известно. А Марк этот, ботаник хренов, монотонно бубнил какие-то слова, рассказывал опять и опять о проколах и перенесениях, об экспериментах и о том, как сам он занимался со своими любимыми муравьями. Муравьи у него любимцы… Формика… Они красные и кусачие. Они бегают по муравейнику, издали похоже, как будто он кипит. Если кинуть банан сверху - вскипает красная пена. А если такой красный, с жесткими лапками, вскарабкается по черному берцу на штанину, потом поднимется, как альпинист, все выше и выше…
Черт, он кусается!
Сидорчук махнул внезапно потяжелевшей рукой, чтобы сбить, раздавить вцепившегося клещом в шею огромного муравья. Но рука не поднялась выше плеча, а снова безвольно упала на стол. И за рукой на стол с деревянным стуком опустилась его голова.
Только этого стука он уже не слышал.
* * *
Темнота была лучше. В темноте не болела голова, и не слезились глаза. В зубы стукнул холодный край жестяной кружки, полилось в рот что-то кислое, проливаясь по щеке на грудь:
- Ну-ка… Вот так, вот и хорошо…
- Виктор, ты как?
Как же светло! Больно же глазам! Больно! Он шевельнул губами, тяжелыми, как после заморозки у стоматолога:
- Шторы…
- Шторы прикройте, свет слишком яркий!
- Ну, что? Как?
Медленно проявлялось окружающее. Это кабинет. На втором этаже, у командира. Вот Клюев. Сзади, похоже, врач - это его белый рукав мелькает. Вон Кудряшов сидит. Витька вернулся на днях. Это хорошо. Где ученый? Он тут про муравьев…
Тошнота подкатилась к горлу, но тут же подсунули кружку, и он уже сам отпил прохладного кислого питья. Лимонный сок, что ли?
Попытался поднять руки, взять кружку, но даже пошевелить ими не смог. Глянул искоса, наклонив голову. Знакомо. Скотч малярный. В несколько слоев - хрен кто порвет. Только если ножом. И ноги - тоже примотали. Вот ведь, спецы какие. И укололи так аккуратно, суки…
Сидорчук откинул голову на спинку высокого тяжелого стула и улыбнулся в обращенные к нему лица:
- Ну? Теперь что, дорогие мои бывшие друзья-товарищи?
Глаза уже привыкли к легкому сумраку, и он убедился, что даже связанного - они боятся. Или хотя бы побаиваются, осторожничают, стараются, чтобы между ними был стол. Дураки. Он же не ниндзя какой-нибудь. Взглядом пепельницами не кидается.
- Давайте уж поскорее, что ли. А то как-то мне сегодня неуютно. Не пойму с чего.
- Спасибо, вы можете идти, - кивнул Клюев врачу. - Пусть там ребята мои постоят, никого пока не пускают.
Когда дверь за врачом закрылась, он еще вдогонку щелкнул ключом в замке, и снова вернулся на свое место - напротив Кудряшова, в торце длинного стола.
Точно, боятся они. На самую дальнюю дистанцию. Даже не напротив. Ну-ну. Будем, значит, разговаривать? Разговаривать - это не драться и не стрелять. Это для здоровья не вредно.
- Ты тут придремал, похоже, Вить…
Они ждут реакции? Ну, подождем вместе.
- …И не слышал, к какой мысли мы тут пришли. Коллективно.
Пауза. Ну, театр просто.
- Понимаешь, вот муравьи все эти, бактерии и прочее. Они же не просто так сам по себе эксперимент. За ним же наблюдают. Вот Марк, например, банку с муравьями уволок, выпустил у себя где-то, а потом опять к муравейнику - и следит, контролирует, пытается зависимости вывести…
- Вы меня опять усыпить хотите своей наукой? Я же на голову еще слаб. Отравлен я, понимаете? Так что - короче, Склифосовский!
- Так я и объясняю же! Вот кто-то, предположим, опыт проводит. Ну, к этому все ближе получается. И кто-то должен следить, сидеть тут и следить, что и как!
- Ага. Допустим, значит, ты пришелец жукоглазый… И - что?
- А то, что вот ты и есть этот пришелец, - спокойно припечатал Клюев.
Сидорчук поднял брови повыше, сморщив лоб, посмотрел, не понимая, на скотч, удерживающий руки на подлокотниках. Пошевелил плечами, показывая, что - не шевелится ничего, хорошо приклеено. И он, мол, этим очень удивлен. Но он и правда был просто ошарашен:
- С ума сошли все, что ли? Перегрелись по зимнему времени?
- Может быть, может быть. Это и выясняем… Ты лучше скажи мне, что там, в городе?
- Трудятся в городе, все как положено.
- А кем - положено? Скажи мне, Виктор, кем это положено? Что это за чрезвычайная ситуация такая, когда народ ходит на смену, самостоятельно поддерживает режим дня, выходит в патрули, дружинит тут, за порядком следит? Что за идиотизм повседневности чрезвычайной?
- Не понял…
- Да ладно! Не понял. А, скажем, собак ты в городе давно видел? И не удивлялся, поди, что собак нет?
- Собак? Так я даже жил с собаками! Все же знают!
- Вот что брали мы тебя от собачьей стаи - точно знаю. А еще знаю, что собак в городе теперь нет. Ни тех, кто вокруг заводов кормился, ни в переходах подземных, ни на свалках - нет собак. И кошек, кстати, тоже.
- Так, кошки, известное дело - умницы, - усмехнулся Сидорчук.
У него кошек не было никогда, потому что все время в разъездах, в командировках. Но у друзей общался с мягкими пушистыми урчащими когтистыми. Бывало. Тепло с ними.
- Сбежали, да? Поняли, что тут страшно, и сбежали. Из всех квартир тоже. Так?
- А что, думаете, пропали? Как люди, что ли? И у них, выходит, ксенофобия? На это намекаете?
- Ну, термин этот ведь не только людской. У всех животных ксенофобия наблюдается. И поярче, чем у людей. У них же не воспитание, а эти, рефлексы. Но мне думается, что не только в этом деле. Просто их, кошек этих и собак, нет в твоих мозгах. Не нужны они тебе лично, понимаешь?
- Нет. Не понимаю. Бред несете, - уверенно ответил Сидорчук, одновременно раздумывая, как жить, если рядом столько сумасшедших.
- Тут мне аналитики истории разные расписывали. Сказки сочиняли. Ты вместе со мной смеялся над сказками, помнишь? Так вот, это мы, похоже, в сказке сидим, в альтернативе в этой по уши, а не те, кто пропал. Это ведь на нас эксперименты проводят. И мир весь - взятый из твоей головы, Витюша.
- Да вы же меня все знаете!
- Не совсем. Вот, например, Дашка…
- А что сразу - Дашка?
- Ты даже не подумал, что при такой разнице в возрасте, при твоем характере, при ее молодости - да нафиг ты ей вообще сдался? И не выдумывай мне только о любви великой с первого взгляда. Откуда ей было возникнуть, когда она тебя просто боялась, как убийцу холодного? Но щелкнуло у тебя в голове что-то, и пришла она к тебе сама и любит по полной программе. Так ты же ни собак не заметил, разведчик, ни кошек… Ни вот любовь внезапную… Никаких будто странностей.
- Я ее тоже люблю! - дернулся Сидорчук.
- Ну, еще бы ты ее не любил. Молодых-то все любят. А те вот случаи, когда приводил ты народ в зону. Сколько раз, кстати?
- Побольше десяти, что ли.
- То есть, человек двести на круг. Первая странность, что только тебе удавалось туда ходить. Тоже, наверное, из-за любви… А вторая. Хоть кто-то из них потом обратился к тебе? Искал тебя через патрули, через телефонную связь? На блокпосты приходил за помощью? Или ты, сам ты, подполковник - интересовался, может, куда и как они ушли? Что? Вот так вот и ни разу? Тех, кого привел, сохранил, довел до моста, развлекая страшилками нашими - даже и не поинтересовался? Ну, ты точно не человек, Сидорчук. Просто монстр какой-то.
- И погода хорошая все время, теплая, - поддакнул с другой стороны стола Кудряшов. - Еще напомню - аварий больших не было. Пожары, которые случались - все в самом начале. А сейчас и пожарных у нас уже нет, и пожаров - тоже. И с ГЭС, подумай. Работает она и работает… Дает городу и стране электричество.
- А чего ей не работать? Вода - она сама турбины крутит.
- А обслуживание? А контроль? Что ты! Не бывает, чтобы техника без человека - и без аварий! Она так просто не может, понимаешь? Но ты посмотри вокруг, посмотри, как мы живем, что происходит… Ну? Неужели не видишь? Это же все не-нас-то-я-ще-е! Это же идиотизм полный - так жить и ничего не видеть странного. И никто ведь не возражает, не вякает. Никто, понял?
- Ага. Никто. Кроме тебя, товарищ майор. Уж который раз об одном и том же…
- Между прочим, тоже подполковник, как и ты.
- Поздравляю.
- Спасибо. Но… Постой, не перебивай. Просто… Верни все назад, а? Вот же - мы тебя расшифровали. Мы все поняли в этом эксперименте или в игре этой. Сделай, как было! Эксперимент не вышел! Понимаешь? Конец эксперименту! Ты видишь, мы уже все знаем!
Столько веры в свои слова было у Кудряшова, так он смотрел, что Сидорчуку стало жарко и жутко. А ведь они убить могут…
- Но что я должен видеть? Это у вас, отцы-командиры, просто мозги поехали с ненормально теплой погодой. А я тут приказ выполняю, службу несу.
- Сидорчук! Виктор! Ты - службу… Не-ет. Это не ты. С настоящим-то я знаком. Не такой он. Точно.
- Ну, как же - не я. Вспомни, мы вместе на Кавказе были. Помнишь? И я помню все хорошо.
Кудряшов и Клюев смотрели на него одинаково и как-то плохо. Жалеючи, что ли. Это они, выходит, что-то решили уже?
- Скажи мне, пришелец, - свежеиспеченный генерал медленно и нехотя выталкивал слова. - А как ты объяснишь, что на квартире Сидорчука Виктора Сергеевича найдено его тело? Он застрелился из своего наградного пистолета. Молчишь? Ну, молчи, молчи. Кудряшов, у нас дела - пошли.
* * *
- Это правда, Иван Иваныч? С трупом? Ну, про Сидорчука… Я не знал.
- Чего? А-а-а… Нет, конечно. Шутка. А вот пусть теперь мозги поломает.
- Командир, ты жесток!
- Я справедлив. Не нам одним головой мучиться. Пусть и он подумает. Пусть.