Конечно, это было не совсем так. Но раз все, все возможное происходит в один миг, то в этот миг я - и Платон и все другие. А уж остановиться Платоном, чтобы уважить людо-человека - пара пустяков. И я остановился Платоном.
- И впрямь Платон, Аристокл, то есть, - поощрил меня людо-человек. - Будем знакомы. Ну, зовите меня, например, Александром Македонским.
- Радуйся, людо-человек Александр Македонский!
- Э... э... Чему радоваться-то? Виртуальный Александр Македонский, насколько мне известно, покорил пространство и время. А я только собираюсь.
- Да нет никакого пространства и времени в виртуальном мире!
- А что есть?
- Все.
- ... которое есть ничто.
- Напротив, ничто, которое есть все.
- Диалектика, - согласился людо-человек, нисколько не похожий на Александра Македонского. - А что такое - диалектика?
- Вам в двух словах или чуть поподробнее?
- Сначала - в двух, а потом - поподробнее.
- Как Платону или как Гегелю-Ильину?
- А давайте, как Платону...
- Диалектика - это логический метод, с помощью которого на основе анализа и синтеза понятий происходит понятие истинно сущего - идей. Или точнее - эйдосов. Я развиваю идею тождества противоположных понятий: бытия и небытия, движения и покоя, возможности и возникновения.
- А Ильин что говорит по этому поводу?
- По поводу диалектики или по поводу диалектики Платона?
- А... а... Так они разные... эти диалектики?
- Отличаются.
- Ну, сначала о том, что говорит Ильин по поводу диалектики Платона.
- А самого Платона оставить?
- Хм... Оставьте, пожалуй.
Я выбрал миг, когда я - Ильин, но миг, когда я - Платон, тоже оставил.
Платон в чистом гиматии не проявил особого интереса к Ильину, в то время как Ильин с нескрываемым торжеством смотрел на Платона. А сам я отделился от них и отошел чуть в сторону.
- А, батенька Платон, - сказал Ильин, - отмечу следующее твое положение из диалога "Софист": "Трудное и истинное заключается в том, чтобы показать, что то, что есть иное, есть то же самое, - а то, что есть то же самое, есть иное, и именно в одном и том же отношении".
Я-то знал, что Платон считал, что истину можно обнаружить только в том случае, если сначала принять какое-либо утверждение, например "единое существует", а затем принять и проанализировать его отрицание: "единое не существует", выяснить их отношение к другому и самому себе. Если единое существует, то как оно относится к многому и самому себе, если единое не существует, то, аналогичным образом, как оно относится и к многому и к самому себе. Я немного отвлекся, а говорил уже сам Платон, Видно было, что ему, по привычке, хотелось прилечь, но вокруг ничего не было.
- Тот же прием следует применить и к неподобному, к движению. и покою, к возникновению и уничтожению, и, наконец, к самому бытию и небытию.
- А истинное бытие - это что такое? - хитро сощурился Ильин.
- Идеи, - просто и спокойно ответил Платон.
- Ага! - обрадовался Ильин. - Идеи! Таким образом, в требовании одновременного рассмотрения отрицания и утверждения, в обнаружении гибкости понятий заключаются элементы идеалистической диалектики понятий Платона! Абструазные рассуждения! Лакейство перед фидеизмом!
- Мне это нравится, - потирая руки и как бы мимоходом, словно и не замечая этого, стряхивая с себя бесконечную дробь после запятой в "пи", сказал людо-человек. - Чудесно. И других диалектиков можно пригласить?
- Да как хотите...
- Что?! Кто?! - насторожился Ильин и ткнул людо-человека Александра Македонского в грудь пальцем: - Буржуазий! Буржуан! Буржуаз! Буржун! Буржуазец! - Он все тыкал людо-человека, и я впервые видел того растерянным.
- Да людо-человек это, - пытался успокоить я Ильина. - Александр Македонский!
- Что вы, - смутился людо-человек. - Какой из меня Македонский? Зовите уж просто Александром Филипповичем.
- Не буржуоид? - спросил еще раз Ильин. - Хорошо. Буржуазинов пустим в расход. Всех! Под метелку!
Платон уже едва стоял на ногах. От удивления и потрясения, что ли? Или от старости... Можно было, конечно, взять его и помоложе. Но я сомневался, знал ли он в молодости, что такое диалектика, так же хорошо, как и в старости? Пусть уж излагает свои устоявшиеся взгляды.
- А много их? - спросил Александр Филиппович.
- Кого, диалектиков?
- Да, да, диалектиков...
Я пересчитал, получилось три миллиарда сто двадцать семь миллионов шестьсот сорок одна тысяча двадцать. Некоторые, правда, были стихийными диалектиками, да еще несколько колебалось между диалектикой, метафизикой и фидеизмом.
- Три с лишним миллиарда, - округлил я.
- О, Господи, о котором вы как-то упоминали... Но вы уж всех-то, пожалуйста, не приглашайте. С площадями для виртуалов у нас... сами понимаете... Вот только те, что вы кувалдой создали. Пятьсот квадратов.
- Помню, - сказал я. - С самомоющимися полами.
- Сидеть-лежать негде...
- Сделаем...
Александр Филиппович старательно высморкался, незаметно затер исчезающе малую дробь, повозился с замком, которого, конечно, видно не было, открыл невидимую дверь и пригласил нас троих в когда-то (то ли в будущем, то ли в прошлом, которое есть настоящее) созданные мною площадя. Стены и потолок, побеленные известкой, подсиненные чуть-чуть. Пол чистый, действительно самомоющийся, правда со щелями. И тараканы уже тут как тут со своими нескончаемыми песнями о пространственно-временном континууме. Мебели никакой. Платон, конечно, раз уж он виртуал, и бессчетное число раз лежал на какой-нибудь лавке или диване, мог бы и сам себе взять из мига его существования любое ложе. Так нет же, он стоял и остолбенело смотрел на Ильина. А тот вещал:
- Экий вздор! Фразерство! Ложь! Гм, гм! Блягер! Дура! Бим, бам! Эко его! Уф... Это- каша. Вранье! Фальшь! Ого! Заврался!
Леживал я и на триклинии, сиживал в кресле Ниро Вульфа, разваливался на диване, втискивался в троны, громоздился на колченогих табуретках и стульях. Ничего мне не стоило меблировать комнаты на любое число виртуалов виртуальной же мебелью. Все я тут же моментально и расставил. Правда, определенный стиль соблюсти не удалось, но насчет удобства для диалектиков я постарался. Даже кресло для председателя ВЦИК предусмотрел. Платону предназначалось нижнее ложе триклиния. На верхнем, конечно, разместится Аристотель, так как он не диалектик, а метафизик, но все же, как никак, а друг Платона, и без него здесь не обойтись. Гераклиту, а уж он тут будет обязательно, кресло Ниро Вульфа. Гегелю - деревянное кресло с деревянными же подлокотниками. Кант, если таковой потребуется (фидеист, а не диалектик!) посидит и на трехногом стуле: худ, невысок, маловесен. Маркса - в кожаное кресло. Его сподвижник может и постоять, положив руку на спинку кресла. Сократ, софисты, мегарцы, Иоанн Скот Эриугена, Зенон Элейский, Парменид, Бруно, Спиноза, Лейбниц, Фихте, Шеллинг, Герцен, Чернышевский - эти сюда, те туда. Тесновато... Стены убрать, раздвинуть. Так. Столики, кубки, стаканы... Фалернское, кекубское, фунданское, "Ерофеич", албанское, статинское, медовуху; сетийское, одно из самых дорогих сортов; шнапс; сигнийское, лучшее закрепляющее средство для желудка; ректификат в таблетках; сурренское выдержанное; лагаритское, сладкое и нежное, пользующееся большой известностью у врачей; мамертинское, соперничающее с лучшими сортами италийских вин; "Спотыкач" и сивуху. Может, что и забыл, но по ходу дела добавлю.
Пока они все появлялись, справлялись о повестке симпосия, уточняли свой наиболее выигрышный возраст для дискуссии, разглядывали вина, все это в настороженной с их стороны тишине, в помещении с самомоющимися, но рассохшимися полами раздавалось:
- Пошлая галиматья! Квазиученое шутовство! Клоуны буржуазной науки! Идеалистический выверт! Идеалистический вздор! Несказанная пошлость! Философские безголовцы! Ублюдочные прожекты! Метафизическая тарабарщина! Реакционные мракобесы! Сплошной обскурантизм! Имманенты с пеной у рта! Высохшие на мертвой схоластике мумии! Ату их! Мужать в борьбе с кропателями! Знай наших!
О себе он все это говорил или о присутствующих, я так и не понял, хоть и был вполне нормальным виртуальным человеком.
20.
Великолепная парочка: я и Пров, заросшие щетиной, оба в рваных, грязных скафах, мы совершали, как выразился мой уже снова неунывающий друг, "триумфальное шествие" по сверкающим коридорам Стратегцентра высших разрядов космонавтов. От носилок я категорически отказался, хотя с ногой при последнем падении что-то там приключилось, и я едва мог на нее наступать. В обнимку с Провом, в сопровождении эскорта "медбратьев", меж которых без труда угадывались субъекты из планетарной службы безопасности, мы продолжали влачиться вполне самостоятельно, настырно пресекая все попытки облегчить наше "шествие".
- Ну что, сподобился-таки? - пробасил мне в ухо Пров, как и тогда, на краю Чермета. Голос у него уже почти восстановился.
- Видел, - вторично подтвердил я.
- Кара нас ждет неминучая. Информацию я беру на себя, а ты придумай причину посерьезнее, да и авторитета у тебя поболее.
- Думаешь, будут неприятности?
- Зависит от того, какую ты выставишь причину. Не березовую же рощу...
Субъекты сзади забеспокоились.
- СТР пятьдесят пять - четыреста восемьдесят четыре, вам направо.
- Запомни: деревня Смолокуровка... - успел на прощанье шепнуть Пров. Я был настолько ошарашен его последними словами, что даже не стал возражать против носилок, предложенных мне в очередной раз.
После всех необходимых в таких случаях процедур меня водворили в шикарном, со вкусом обставленном медотсеке, к тому же с дивно действующей связью, по которой свидеться с семьей и успокоить ее относительно моего здоровья не составляло ни малейшего труда. За какие заслуги мне такие хоромы?
Я хлопотал на компьютере в поисках цены наших прегрешений. Странно, но никаких исторических сведений о Смолокуровке я не обнаружил. Вообще никаких сведений из истории! Меня зачем-то отрезали от прошлого. И они знали, зачем, а я - нет!
В дверь вежливо постучали и в гости пожаловал Орбитурал планетарной службы безопасности, тот самый, в цивильном костюме и с видом спокойным и дружелюбным.
- СТР сто тридцать... - вытянулся я, но закончить не успел.
- Да садитесь, садитесь. Я - по-домашнему, и вы - по-домашнему. Вот в вашей компании вас именуют Маром. Так ведь?
- Да.
- Можно, и я буду именовать вас Маром. - Согласия ему не требовалось. - Ну, а меня именуйте, например, Нычем. Договорились?
Конечно, мы тут же договорились.
- Мы с вами еще не раз будем беседовать. Обо всем и ни о чем. О пустяках, словом... Нарушив инструкцию о пребывании вне гдома, вы с СТР.., с Провом пересекли Чермет, что само по себе является подвигом, и прошли пятьдесят с лишним километров. Куда направлялись?
- В деревню Смолокуровку, - выпалил я первое, что пришло в голову. Угораздит же иногда ляпнуть что-нибудь этакое! Невозмутимый Орбитурал переспросил:
- Смоло... как вы сказали?
- ... куровка. Смолу, значит, курить, - будто всю жизнь этим и занимался, прояснил я.
- Принято. С какой целью?
Абсолютно нечего было мне сказать ему на эту тему.
- Ответ будет готов после консультации с Орбиюристом.
- Понятно. Источник вашей информации о... Смолокуровке вы имеете честь назвать?
Напоминание о чести, равно как и вся окружающая обстановка напрочь исключали всякое вранье.
- Честь имею. От СТР пятьдесят пять - четыреста восемьдесят четыре.
Казалось бы, такая откровенность обрадует моего собеседника. Ничуть ни бывало: никаких признаков удивления или признательности не отразилось на его лице.
- От него, конечно. А то еще от кого... - сказал Орбитурал Ныч. - Ну, вот и попили чайку. Еще что-нибудь, не имеющее отношения к делу, желаете сообщить?
- Нет.
- Понятное дело. Тут и сообщать-то нечего. - Он встал и, чинно откланявшись, прибавил:
- Вы получите дополнительные известия... Мар.
- Премного благодарен.
Он ушел, а я сел за компьютер, но все мои попытки обосновать с его помощью сколь-нибудь убедительную версию нашего вторжения в Смолокуровку оканчивались полным провалом. Где она, эта деревня? Существует ли вообще? Какие, к черту!, деревни, когда жить можно только в гдомах! В чем смысл подсказки Прова, давшего такой конкретный адрес, и зачем брать на себя вину большую, чем она была на самом деле?
Смолокуровка... Ни номера, ни аббревиатуры... Заповедник какой-то, да и только. Происхождение слова - русское. Что еще? Старина... Глушь... Темнота умственная... Дурман. Ага! Религия! Религия, конечно, христианская. Тут я вспомнил, что христианская братия, как, впрочем, и все другие религиозные братии, изъята из обращения по всей планете. Разве что в Смолокуровке...
В ходе моих мыслей появилось нечто проясняющееся. Определенно, там, в непостижимой сельской тиши, должны быть христиане. Догадка сразу расставила все по своим местам и, еще раз вникнув в детали, я без колебаний мог сказать: решение найдено.
Сделав несколько, почему-то крадущихся шагов к компьютеру, я задал программу и закрыл глаза. По сонному журчанию машины можно было судить, какая напряженная работа происходит в ее чреве. Минут через пять все стихло. Мой взгляд напряженно уставился в сероватую глубь экрана. И вот он, мгновенно налившись зеленью, отчего его цвет сгустился до ярко изумрудного, вдруг выстрелил горящими рубиновыми буквами:
ПОКЛОНЕНИЕ БОГУ ИСПОЛНЯЕТСЯ
(Статья 1535 хартии свобод)
Я и не знал о такой! С интересом прочитав коротенькую, в два абзаца статью, я узнал, что имею полное и неоспоримое право стать христианином после обряда крещения, разумеется, принятом в храме. А таковых на Земле не существует уже давно. Следовательно... Меня обожгла мысль о невероятно интересном путешествии, которое могло состояться по новому положению дела, оправдательного для нас по прошлым обстоятельствам и требующего завершения оных в настоящем. Я представил, какая каша заварится в верхах... но взад-пятки поворачивать не след. А что? Чем скорее начнут расхлебывать, тем лучше для нас. А ну как согласятся? "Крещается раб Божий, Мар...", а раб ни сном, ни духом. Совесть потом не замучает? Но крестили же младенцев в несознательном возрасте! А со временем, может быть, и уверую. Пути Господни неисповедимы.
О своем непреодолимом желании известил я ГЕОКОСОЛ кристально выверенным обращением по факсу следующего дня. А к вечеру итоги коллегиального совета космонавтов (слово "коллегиальный", в силу его очевидной необходимости, Пров еще сносил, однако понятие "совет" вызывало в нем нескрываемое раздражение) неплохо просуммировал сам Галактион (подумать только: не Солярион, а именно сам Галактион), холодно и грозно чеканя речь:
- С крещением, всем понятно, вздор, но де-юре вашу просьбу, СТР сто тридцать семь - сто тридцать семь, мы должны выполнить. В первый и последний раз. Подписывайте присланный вам документ, и только на таких условиях соглашение может состояться. Дополнительные инструкции получите у Орбитурала планетарной службы безопасности. Сопровождать вас будет СТР пятьдесят пять - четыреста восемьдесят четыре, с которым по возвращении - особый разговор.
Я подписал солидно оформленную бумагу, суть которой заключалась в том, что я обязуюсь:
1. Пребывать на территории анклава не более одних суток.
2. Избегать контактов с жителями, за исключением самых простых, типа: "как пройти?" и т.п.
3. Закрепить на своем теле несъемные датчики контроля.
Условия были достаточно жесткие, но в глубине души я и на это не надеялся. Хотелось повидаться с Провом, как бы между прочим сообщить ему, что я затеял, увидеть его удивление.
Но с Провом у меня связи не было.
21.
- Симпосий открыт, - сказал людо-человек Александр Филиппович, - после того, как диалектик слегка выкричался и, вроде бы, поуспокоился. - Итак, что такое диалектика?
Каждый здесь знал точно, что такое диалектика, но знал также и то, что все другие предъявят свои ошибочные, бредовые, можно сказать, определения и будут отстаивать их до самого закрытия симпосия, если это удастся сделать.
Мегарцы заявили, что диалектика - это искусство спора, окружили столики с бутылками, кубками и ведрами и, как это ни странно, в самом споре больше не участвовали. Софисты определили диалектику как искусство представлять ложное и сомнительное за истинное, присоединились к мегарцам и лишь глубокомысленно поднимали вверх указательные пальцы в ответ на любое высказывание прочих диалектиков, показывая тем самым, что они правы и спорить тут не о чем.
Ильин предложил дать слово Гераклиту, назвав его при этом одним из основоположников диалектики. Гераклит сидел в кресле, специально изготовленном для частного детектива Ниро Вульфа, набычившись. Чувствовалось, что мысли у него есть, а на мнение других ему наплевать.
- Ну, ну... - поощрил Гераклита Ильин.
- Все возникает из противоположности и всею цельностью течет, как река. Изменение есть путь вверх и вниз, и по нему возникает мир. Одно и то же в нас - живое и мертвое, бодрствующее и спящее, молодое и старое. Ведь это, изменившись, есть то, и обратно, то, изменившись, есть это.
Энгельс тут же, перебив его речь, подчеркнул, что учение Гераклита о единстве противоположностей, его диалектику он находит наивной, но правильной, данной пока еще в общей форме и не дошедшей до частностей.
Тут, как я знал, Гераклит должен был перейти к "логосу", единому, одному и многому, но Ильин не попросил, а прямо-таки потребовал процитировать фрагмент о несозданности мира.
- Тогда слушайте, - сказал Гераклит. - Этот космос, тот же самый для всех, не создал никто из богов, ни из людей, но он всегда был, есть и будет вечно живым огнем, мерами разгорающимся и мерами погасающим.
- Очень хорошее изложение начал диалектики материализма! Философы-марксисты всегда будут вести борьбу с идеалистически-религиозно-мистическими извращениями Гераклита. - И тучный философ потерял для Ильина всякий интерес. - Ну-с, так-с, вот-с... Дадим слово идеалисту Платону? - Каким-то образом, само собой получилось так, что Ильин стал как бы руководителем симпосия, распорядителем его, комментатором.
Подал было с лавки голос Зенон Элейский, которого Аристотель тут же иронично назвал "изобретателем диалектики". Обнаружив противоречие в движении, Зенон объявил само движение не действительным, а только кажущимся, так как посчитал, что там, где есть противоречие, там нет истины.
Ильин тут же нашелся:
- Сие можно и должно обернуть: вопрос не о том, есть ли движение, а о том, как его выразить в логике понятий! Движение есть противоречие, есть единство противоречий. Мы не можем представить, выразить, смерить, изобразить движение, не прервав непрерывного, не упростив, угрубив, не разделив, не омертвив живого. Изображение движения мыслью есть всегда огрубление, омертвление, - и не только мыслью, но и ощущением, и не только движения, но и всякого понятия. И в этом суть диалектики. Эту-то суть и выражает формула: единство и тождество противоположностей.