- А я хочу быть и являюсь законом для других. Но один я не в состоянии обуздывать целый город.
- А Сократ?! - заорали мы-все. - Он тоже постоянно укоряет нас!
Но Сократ стоял, словно и не слышал ничего.
- Вы удивляетесь, что до сих пор ни разу не видели, как я смеюсь, и я, со своей стороны, дивлюсь, глядя на людей, которые смеются и радуются, свершив беззакония. Между тем им, виновникам несправедливости, следовало быть печальными. Дайте мне возможность спокойно смеяться и не видеть, как вы отправляетесь в суд, словно на войну, держа язык наизготовке, как оружие. Вы направляетесь туда, награбив предварительно денег, изнасиловав женщин, отравив друзей, совершив святотатство, назанимавшись вдосталь сводничеством, обманув народ, избив стариков, запятнав себя множеством преступлений.
- Так, так! Все так! - радостно согласились с Гераклитом мы-все.
- Как могу я смеяться, видя, что люди делают все это, не обращая внимания даже на провозглашенные в Сибирских Афинах тщедушные законы? Разве я могу смеяться, видя, как жена отравителя держит в объятиях ребенка, как у детей отнимают их состояния и даже жалкие денежные пособия, как муж лишается состояния в браке, как насилуют ночью девушку, как гетера, еще не ставшая женщиной, отдается мужчине…
- Ну, я-то, - шепнула мне на ухо Каллипига, - кажется, и родилась уже женщиной.
- … как бесстыдный мальчишка, один, становится любовником всего города, как сливки изводят на благовония, как для того, чтобы побольше нажраться на пирах, вставляют два пальца в рот? Могу ли я смеяться при виде безумных трат на чревоугодие народа, решающего важнейшие вопросы через своих представителей в Государственной Думе, превратившейся в театр? И сама добродетель наполнит мои глаза слезами, если ей предпочтут порок.
- И мы плачем по пороку! - согласились мы-все.
- Может быть, мне смеяться, наблюдая ваши войны, когда вы, несчастные, под предлогом нанесенной вам обиды пятнаете себя убийствами, превращаясь из людей в диких зверей, становясь под музыку флейт и труб чуждых любой музе. Железо, сталь, подходящее для плугов и других земледельческих орудий, вы превращаете в орудия убийства и насилия. Вы оскорбляете и богов - Афину-воительницу и Ареса, прозванного вами Дураком. Вы выстраиваете друг против друга фаланги и жаждете, чтобы человек убил человека, наказывая как дезертиров тех, кто не запятнал себя убийством, и превознося того, кто больше всего пролил крови.
- На Персию! На Персию! - возликовали мы-все.
Да ведь не было в Ойкумене никакой Персии! Это каждый ребенок знал.
- Львы не вооружаются друг против друга, кони не хватаются за мечи. Нельзя увидеть орла, нацепившего доспехи для битвы с орлом. Никто из животных не имеет другого боевого оружия, кроме собственных членов. Для одних оружие - рога, для других - клюв, для третьих - крылья, для четвертых - скорость. Одним помогает большой рост, другим - малый, одним - толщина, другим - их умение плавать, многим - храбрость. Ни одно неразумное животное не испытывает удовольствия от оружия, сохраняя лишь то, что дано ему законом от природы. Иначе у людей: чем больше они приобретают, тем больше чувство неуверенности у овладевших. И что?! Стали вы чувствовать себя в большей безопасности после того, как изобрели порох, мушкеты и автоматы? Позволил вам изобретенный динамит наслаждаться плодами мирных трудов? Нет! Вы изобрели еще атомную и водородную бомбу и теперь надеетесь, что всеобщий страх перед абсолютным уничтожением человечества на Земле позволит вам выжить. Но ядерное оружие все больше расползается по ближним и дальним странам. И дело уже дошло до того, что какой-нибудь один маньяк способен уничтожить всех других, да и себя заодно, в краткое мгновение.
- Сбросим ядерную бомбу на Персию! - поддержали мы-все Гераклита.
Уж кое-где и прилавки начали ломать, топтать товары…
- Да только для чего вам нужно прекращение войн? Может быть, так вы избавите меня от печали? Но каким образом? Разве это не вы грабите землю и города, издеваясь над старостью, уводите женщин, вырываете детей из материнских объятий, оскорбляете супружеские узы, превращаете девушек в наложниц, мальчиков - в женщин, свободных заключаете в оковы, расхищаете храмы богов, уничтожаете памятники героям, воспеваете нечестивые дела и совершаете благодарственные жертвоприношения и молебны богам за учиненные беззакония?!
Радостный грабеж и приятные разрушения на базаре все ширились.
- Разве я могу смеяться, когда в мирное время вы сражаетесь словами, а во время войны разрешаете споры оружием, мечами и ракетами уничтожаете справедливость? Гермодора изгоняют потому, что он пишет законы. Гераклита - за нечестие. Для толпы его одиночество - предлог для оскорблений. Городские стены стоят как символ человеческой порочности, скрывая ваши беззакония, все заперты в домах. Есть еще стены заблуждений. Внутри - враги, хотя и сограждане, снаружи - враги-чужеземцы. Кругом враги, друзей - ни одного!
- Враг должен быть уничтожен! - ликовали мы-все, круша все вокруг.
- Могу ли я смеяться, когда столько врагов? Чужое имущество вы считаете своим, чужих жен - своими, свободных порабощаете, живых пожираете, законы преступаете, преступления освящаете законами, отнимаете силой все, что вам не принадлежит. Законы, которым более всего пристало быть символами справедливости, становятся символом произвола. Если бы они не были такими, вас бы уже ничто не сдерживало в темных злодеяниях, а сейчас они немного вас обуздывают. Только страх перед наказанием сдерживает вашу жажду преступлений.
- Вперед, на Персию!
- Назад, на Персию!
- Вбок, на Персию!
Я уже чувствовал, как приходит конец торжищу, этому символу рыночной экономики и истинной демократии.
- Разве это не значит иметь мозги набекрень?! Восхищаться пышностью Государственной Думы и не почитать красоту светил. Ведь в Думе, хоть и разукрашенной, нет души, а небо полно богов. Созерцайте же солнце, дающее жизнь душе. Пусть вся эта красота, - Гераклит обвел руками разгромленный базар, - не пройдет мимо вас. Наблюдайте также за бегом светил, - сказал Гераклит бегающим в каком-то неистовстве сибирским афинянам. - Вам говорят, что согласны с вами, - не спорьте.
- На Персию!
- Вам говорят: "Совершенствуйтесь, не грешите". Всеобщий закон Логоса угрожает. Берегитесь наказания. Стремитесь к награде за добродетель и только в этом старайтесь одержать победу.
Веник его уже превратился в связку голых прутьев.
Но нам-всем уже казалось мало все разгромить, хотелось что-нибудь и поджечь. Все было празднично-буднично.
- Человек, по природе, существо мирное, а ведет себя, как свирепый зверь. Люди поднимают мечи на своих отцов, мечи на матерей, мечи на детей, братьев, друзей, сограждан, против одиночества и против толпы, против невинных животных и иноплеменников. Насытьтесь, наконец, несправедливостью, чтобы я мог обуздать свои слезы.
- На Персию! - крикнул Межеумович, стащил с себя новехонькую телогрейку и бросил ее в костер.
- А я чем хуже? - сам себя спросил Сенека-философ и начал бросать в мировой революционный пожар свои товары.
Откуда-то снова появился славный Агатий со своими сподвижниками и начал заключать с разгоряченными сибирскими афинянами массовые договора на сдачу Времени в рост.
Сегодня Времен он собрал много…
Славный Агатий приблизился к нам, но обратился лишь к Каллипиге:
- И что ты теперь будешь делать без меня?
- На панель пойду, славный Агатий, - беспечно ответила Каллипига.
Ну, нет! Этого я теперь не мог допустить!
- Иди, да только не сворачивай, - посоветовал хронофил.
Из глаз Гераклита текли слезы.
- Теперь я и сам вижу, - сказал ему Сократ, - что политикой ты и в самом деле не занимаешься.
Гераклит ничего не ответил и пошел, как полагаю, куда глаза глядели.
- Да и мне пора поспешить передать его привет Гермодору, - сказал Сенека-философ. - Не знаю уж, везти ли сюда еще какие товары?
- Время вези. Оно всегда в цене, - сказал Сократ.
И мы поплелись за Гераклитом, пока не догнали его возле храма Закону и Беззаконию. Гераклит играл с ребятишками в пристенок, но все больше проигрывал, не те, видно, были уже глазомер и ловкость. Но конвертируемый в Безвременьи фунт с хвостиком позволял ему проигрывать еще долго. Вечно.
Опечаленные таким его поведением сибирские афиняне начали собираться вокруг с предложением:
- Веди нас на Персию, Гераклит!
- Чего вы, негодные, собрались? - сказал Гераклит, как когда-то в родной Межениновке. - Разве не лучше заниматься этим, чем вместе с вами вести государственные дела?
- Я поведу вас на Персию! - вызвался Межеумович. - Но сначала построим социализм, хотя бы развитой. А там уж и до Персии будет рукой подать!
Но на Персию, как тут же выяснилось, вести нас-всех вызвался и славный Агатий. А Межеумович был тут же назначен его постоянным и временным помощником.
- Но сначала все-таки - социализм, - заикнулся, было, диалектический материалист.
- Конечно, - согласился славный Агатий. - Куда мы без социализма? Никуда…
Гераклит расхохотался и сказал:
- А ну вас всех! Пойду лучше в баню!
И посмотрел на свой обгрызенный веник. И действительно пошел.
Он еще не знал, что все бани давно приватизированы, и в тех из них, где еще не открылись бордели, бурлят такие толпы, что произвести помыв практически невозможно, если сначала хорошенько не намылиться, чтобы проскользнуть без очереди. Но с его-то тучностью… Сомнительно.
Гераклит удалялся, не переставая хохотать, так что даже вызвал этим своим непродуманным действием небывалые потрясения и обвалы деревянных домов и рублей в одном отдельно взятом интеллектуальном городе.
Славный Агатий и Межеумович тоже удалились: то ли подготавливать поход на несуществующую Персию, то ли строить непострояемый социализм.
У меня голова пошла кругом.
Глава сорок четвертая
Мне почему-то здесь не нравилось.
- Хочу в Мыслильню, - заявил я.
- Так ведь славный Агатий прикрыл ее, - сказала Каллипига. - Пойдемте в район борделей. Может, Даздраперма примет меня в свое "Высоконравственное блудилище". А нет, так я надеюсь и самостоятельно найти денежного клиента.
- Нет! - заорал я. - Деньги будут!
Сократ явно заскучал от нашего бессмысленного разговора и уже присматривался, кому бы задать каверзный вопрос или от кого бы услышать очередную интеллектуальную глупость.
Меж тем, мы медленно шли по оживленной улице мимо автоматов по продаже теплой газированной воды, киосков с заморскими цветами и местными политическими журналами, магазинчиков и забегаловок, мимо поломанных скамеек и переполненных мусорных урн.
Небольшое сборище преградило нам путь. Человек пятнадцать толпилось вокруг складного столика. Три стаканчика, перевернутые вверх дном, располагались на гладкой столешнице, повинуясь неуловимым движениям рук человека. "Где?" - спрашивал он, и кто-нибудь указывал на стаканчик. Играла, хозяин стаканчиков, приподнимал указанный, и точно, - под ним оказывался мягкий шарик. Зрители одобрительно гудели. Оказывается, отгадать, где находится шарик, было нетрудно. Так повторялось несколько раз, пока кто-то не насмелился сыграть на деньги. Он поставил два обола и проиграл. Поставил еще три и снова проиграл! Игра на деньги временно прекратилась и теперь играла вновь как бы утратил свое обманывательное искусство и зрители забесплатно раз за разом отгадывали, под каким стаканчиком находился шарик.
Сократ заинтересованно смотрел на летающие стаканчики, начиная, видимо, понимать, страсть своего старшего сына к игре в "наперстки".
И тут снова кто-то не выдержал и поставил обол и, конечно, проиграл. Я-то каждый раз знал, под каким стаканчиком находится шарик. Никакого труда мне это не доставляло. Дело осложнялось лишь тем, что мне нечего было поставить на кон, кроме своих умопостигаемых пифагоровых штанов. Каллипига, было, предложила снять с нее прозрачную золотистую столу и заложить ее, но я категорически не позволил ей это сделать.
Каким образом я знал, под каким стаканчиком находится шарик, я не совсем понимал, но знал точно. Видимо, я каждый раз припоминал это! Возможность разбогатеть была рядом, а я не мог ей воспользоваться. И все из-за того, что у меня не было за душой ни драхмы. Обида на стечение обстоятельств поднялась во мне столь мощно и грозно, что я нечаянно включил свою мыслительную способность на полную катушку и вот что вымыслил. Игру в "наперстки" можно было усовершенствовать! Сейчас вероятность выигрыша равнялась одной трети: шарик находился под одним из трех стаканчиков. А что, если увеличить эту вероятность вдвое? И вот каким образом. Пусть желающие попытаются отгадать, под каким стаканчиком нет шарика. Ведь его не должно быть под двумя стаканчиками. Увеличение вероятности выигрыша несомненно привлечет множество людей, желающих так легко обогатиться!
- Давай, я сыграю с кем-нибудь в несколько усовершенствованную игру в "наперстки", - предложил я играле.
- Конкурентов не терпим, - ответил он вежливо.
А тут уже и с боков начала подталкивать меня группа поддержки раздосадованного игралы. Толкали меня основательно, и я уже вот-вот должен был повалиться на пыльный асфальт, чтобы покладисто подставлять под пинки свои бока.
- Да постойте вы! - возвысил голос я.
- Не вздумайте его бить! - поддержала меня Каллипига. - Бесполезно.
Группа поддержки послушалась скорее ее, чем меня. А что? Ведь повалить меня и тем самым подготовить для процесса пинания было делом быстрым и плевым для таких мордоворотов.
- Дай-ка твои стаканчики, - попросил я игралу.
- Нет уж, ты со своими, - все же заинтересованно ответил он.
- Да нет у меня ничего!
- Твои проблемы…
- Вон в урне стаканчиков полно, - подсказала мне Каллипига.
И точно! В урне, рядом с автоматом по продаже теплой газированной воды, использованных стаканчиков было сколько угодно. Я выбрал три менее помятых. Теперь нужен был шарик.
- Одалживаю, - вошел в мое положение играла и протянул мне мягкий мячик.
- Играем так, - сказал я. - Под один стаканчик я кладу шарик. Нужно отгадать, под каким стаканчиком его нет. А его не должно быть под двумя стаканчиками. Понятно?
Все одобрительно загудели в знак согласия и понимания. Я даже не стал перемешивать стаканчики.
- Так где нет шарика? - спросил я. - Я просто демонстрирую принцип игры. Пока без денег.
- Вот здесь, конечно, - указал Сократ. - Ты же его положил под левый стаканчик.
- Правильно, - одобрил я Сократа. - Я положил его под левый. Значит, под этим пусто?
- Ага, - согласились все.
Я перевернул правый стаканчик, и шарик оказался именно под ним.
- Тогда - под этим, - указал пальцем уже сам играла.
Я перевернул второй стаканчик. И под ним оказался шарик.
- Неужели все-таки в левом стаканчике пусто? - удивилась Каллипига.
Я перевернул левый стаканчик. Шарик оказался и под ним.
Тут уж удивились все, и даже сам играла вместе со своей группой поддержки. Тогда я поставил на дно все три стаканчика: шарик действительно оказался только в левом. Снова накрыв левым стаканчиком шарик и перевернув остальные два, я спросил:
- Так под каким стаканчиком нет шарика?
Тут мы-все задумались на миг и сразу же начали выдавать самые противоречивые умозаключения.
- Вероятность выигрыша увеличилась в два раза, - напомнил я.
Но они снова не отгадали. Поочередно шарик оказывался под каждым перевернутым стаканчиком.
- Как ты это делаешь? - удивленно спросил играла.
- Да очень просто, - ответил я. - Квантовую физику надо знать.
- Да я квантовую хромодинамику в Университете преподавал, а все равно не пойму, как ты это проделываешь, - обиделся играла.
- Потому тебя, видать, и выперли из Университета, - пояснил я.
- Но, но, да я кандидат наук!
- А-а… Тогда понятно. Так кто играет на деньги? Для начала ставьте одну драхму. Это же просто. Вот под один стаканчик я кладу шарик. А под другими двумя его нет. - Я все честно продемонстрировал. - Так под каким стаканчиком нет шарика?
Но никто, кажется, не собирался сыграть со мной. Так здорово задуманное мероприятие по быстрому разбогатеванию явно срывалось. И тут меж тесно сомкнувшихся хитонов и гиматиев самой разнообразной раскраски протянулась рука и шмякнула на столик липкую и мокрую от долгого держания в потной ладони драхму.
- Ставлю драхму, - заявил знакомый, кажется, голос. Самого дурака я еще не видел. - Вот здесь нет шарика!
- Да? - спросил я для надежности. - Точно? Вот под этим?
- Под этим.
Я приподнял стаканчик. Шарик, конечно же, оказался тут как тут.
Начало обогащению положено, облегченно подумал я и с трудом отлепил драхму от столешницы.
- Так твою и так! - раздраженно и даже, я бы сказал, озлобленно заявил все тот же голос. - Опять надули!
Тут и сам владелец голоса все-таки просунулся меж плащей и хитонов.
- Лампрокл! - приветствовал его Сократ. - Опять проигрался, сынок. А ведь мы с тобой вели на эту тему многочасовые беседы!
- Да ладно, отец. В последний раз, как и договаривались. В следующий-то я уж наверняка выиграю.
- Ставь, - посоветовал я.
- Пока нечего. Вот мать веники продаст, тогда уж…
- Кто еще будет играть? - поинтересовался я.
- Обман! - заорал вдруг сам играла. - Поразвелось этих "наперсточников"! Дурят честный народ! А вы рты поразевали! Милицию сейчас позову!
- Эй! - крикнула Каллипига. - Милиция! Сюда! Людей грабят!
Но маячившая, было, где-то на окраине зрения милиция вдруг вообще испарилась.
- Ну жизнь, ну жизнь! - все еще орал играла. - Так и норовят обмануть на каждом шагу!
- Ну, - согласилась с ним его же группа поддержки.
- А как же, - согласились и все остальные, и даже Лампрокл.
Решающее слово оставалось за Сократом и Каллипигой.
- Кажись, уходить надо, - сказал Сократ. - Как бы поздно не оказалось.