- Не свисти.
- Ну не успел, не успел…
- Ага, - злорадно усмехнулся он, - а долларов-то набрал до едреней матери, да?
Я промолчал. Он вынул из кармана мою бутылку, отвинтил колпачок, глотнул и удовлетворенно поморщился.
- Будешь?
- Буду, - неожиданно сказал я и взял протянутую бутылку.
- Дома ждут?
- Ждут.
- А здесь есть кто?
- Никого.
- Вот, блин, и у меня уже никого… - сказал он и замолчал.
Младенец на руках у женщины проснулся и начал оглушительно верещать.
Милиционер поморщился.
- А чего, блин… - начал он, но сбился - младенец орал оглушительно, а женщина вдруг тоже завыла протяжно и тоскливо.
- А, блин, чего… - опять начал милиционер, но фраза снова потонула в крике.
- Да заколебали своими воплями! - он вытащил пистолет.
Я инстинктивно закрыл глаза. Воздух дважды качнулся и заложило уши. По ноздрям ударил резкий запах гари и вслед за этим до моего сознания донеслись оглушительные хлопки, будто кто-то всесильный с размаху ударил по Земле гигантским молотом.
- Короче, говорю, чего, блин, делать теперь думаешь? - услышал я сквозь гул в ушах.
Я открыл глаза - сверток с младенцем валялся на полу. Под ним медленно расползалась красная лужа. Пьяные на тюках проснулись и таращились из угла молча и осоловело. Откуда у младенца столько крови? Женщина сидела, неуклюже откинувшись на спинку кресла. Вместо левого глаза зияла дыра и из нее толчками выплескивалась кровь - на черное платье, на оранжевый пластик кресла и на пол.
- Что? - спросил я.
- Глухой? Чего делать будешь?
- Не знаю.
- Решай. Со мной пойдешь?
- Пойду, - вдруг сказал я.
Женщина дернулась всем телом и с клекотом осела на пол.
- Идем, - сказал он. - Меня звать Олег. Сумку брось, на хрен она нужна?
- Коля, - сказал я. - Николай Викторович Клеменский.
- Кого это теребит? Коля и Коля.
Долгое время мы шли молча, Олег впереди, я чуть поодаль. Под ногами чавкали лужи. Казалось невероятным, что здесь еще неделю назад лежал снег.
Людей было много. Они торопливо и озабоченно сквозили в разных направлениях, а я шел и думал, что на моей памяти так бегали по улицам только в последний вечер перед Новым годом. Порой мимо проносились целые семьи с детьми. Из распахнутых окон раздавались голоса и музыка.
Облупленные дома и короба давно брошенных автомашин казались выписанными тушью прямо в воздухе, они отбрасывали колючие тени. Повсюду ползали ярко-синие блики и резало глаза как от фотовспышки. Над головой выл ветер, пытаясь сбить с ног и прижать к грязному асфальту. Атмосфера давно сошла с ума. А над домами и над ветром, в лиловом небе истошно палила Блуждающая звезда, выливая на Землю фиолетовый свет - чуждая, страшная, в косматых протуберанцах короны. В последние дни на нее уже нельзя было смотреть без темных очков. Очков у меня не было, и я смотрел под ноги.
- У нас в армии случай был, - вдруг начал Олег. - Короче, сидим мы ночью в караулке - я и Тимур. Тимуру брат прислал шмали, а у меня самогон. Сидим, короче, выпили и курим. Второй год служим, борзые уже, все по барабану.
Тут раз, значит, - короче, входит прапор. И так носом повел - курите, подонки? Абзац, - говорит, - сгною на пиле. А пила - это у нас на болоте около деревни такая байда была, туда салаг фигачить посылали. Ангары строить. Ну, короче, мы смотрим - прапор сам пьяный в драбадан. Ну Тимур типа ему протягивает бутылку - угощайтесь, товарищ прапорщик. Короче, выпили с ним и дали ему курнуть. Сидим, значит, и ржем в три рыла как долбанутые. Ну, раз, значит, и тут приходит сам майор Лухой. А это такой, знаешь, абзац… - Олег задумался. - Ты в армии служил?
- Ну типа.
- Не свисти.
- На военной кафедре был.
- Салага.
На мокром асфальте валялся труп маленького мужичка. На нем был почти чистый костюм-тройка, и это не вязалось с небритым бордовым лицом в кровоподтеках. Похоже, он прыгнул из окна и лежал здесь уже давно, потому что запах был особенно гнусный. Люди обтекали труп со всех сторон.
- Смотри, - кивнул Олег и пошевелил ноздрями. - Три дня лежит, щетиной оброс. Нормально за три дня психануть? А еще мужик. Это не человек, это скотина.
Олег сплюнул и пошел было дальше, но тут я не выдержал.
- Слушай, зачем ты застрелил женщину с ребенком?
Олег остановился и внимательно посмотрел на меня.
- Коля, ты скотина или человек? Ты ничего не понял?
- Чего тут понимать, - буркнул я. - Она, может, жить хотела, а ты ее…
- Сколько она хотела жить? Восемь часов?
- А хоть бы и восемь, это ее право!
- А нефиг было орать.
- А это ее право орать!
- А у меня тоже право.
- Какое право?
- Что мне все по фигу, вот такое и право. - Олег достал из кармана мою бутылку, сделал большой глоток и протянул мне. Я тоже глотнул.
- Нет у тебя никакого права.
- Короче, пошли, говорю, чего вонью дышать. - Олег снова двинулся вперед и свернул в замусоренный переулок. Я поплелся следом.
В этом переулке народу было меньше, зато и пробираться было труднее - асфальт был покрыт толстым слоем грязи и мусора. Его не убирали уже месяца три.
- Ты этот, блин… Юрист, что ли? - произнес Олег, не оборачиваясь.
- Юрист. Пятый курс…
- Я смотрю, права качать горазд. А в армии не служил. А там бы тебя живо научили, что право одно, понял? Делай, что тебе можно, а что нельзя - ни фига не делай. Или делай, но не светись. Вопросы есть?
- Есть. Чего теперь, все можно по-твоему? И убивать значит можно, да? И мучить, и калечить?
- А почему нет?
- Чего же ты тогда меня не убил?
- А на кой?
- А чего я тебя не убил?
- А ты не умеешь. Посмотри на себя - щенок еще.
"Вот скотина!" - подумал я, но вслух ничего не сказал. Какое-то время мы молчали. Потом Олег спросил:
- Сам-то давно понял, что абзац всему пришел?
- Сейчас скажу… Года полтора назад. Когда доцент Саливаров отчитал половину лекции, потом махнул рукой и сказал, что больше лекции не нужны, и он всем желает хорошо провести оставшееся время. И сам в Германию уехал, кто-то у него там был, очевидно.
- Очевидно… - передразнил Олег. - Отец - профессор, небось?
- Нет.
- Не свисти.
- Не профессор. Он доцент. Юрист. И мать юрист. А откуда ты все знаешь?
- А давно у вас в городе деньги кончились?
- Ну как сказать… Месяца два назад вдруг дико подорожали рестораны, бани, алкоголь всякий, проституток расплодилось… Потом начался обмен - все меняли на водку и наркотики. А проститутки исчезли. Потому что женщины и без того стали вести себя это… свободнее. Но деньги еще ходили.
Особенно доллары.
- В Москве уже полгода бардак творится. Хорошо хоть жратвы везде навалом и бесплатно. А телефоны и электричество у вас когда отрубились?
- Когда я улетал, все работало.
- Финиш какой-то. Вот, блин, дисциплина! Жить и радоваться. Хули тебя в Москву потянуло?
- Посмотреть хотел… Я всегда мечтал в Москве побывать. И поехал-то рано - за месяц. Прожил тут недельку, билеты у меня были обратные. На самолет.
И вдруг раз - самолеты не летят, поезда не идут, машин нет…
- А ты как думал? Привык, чтоб тебя возили на своем горбу?
- Так за деньги же!
- Да на ежа они нужны кому, твои деньги? Полный карман денег тащишь, а ты иди купи чего-нибудь, а?
Я на ходу засунул руку в карман и вынул пачку долларов. Разорвал резинку и швырнул вперед. Бумажки веером разлетелись по высыхающему асфальту. Ветер тут же подхватил их и с ревом унес вперед. Олег покосился на меня через плечо.
- Артист. Этот, блин, как его. Фигли выделываешься? Довыделывался уже. Вот главные деньги среди этого дерьмища… - он похлопал по кобуре пистолета.
- Понял? Все что хочешь куплю. Как я у тебя бутылку купил.
- А билет до Екатеринбурга мне купишь?
- Ну теперь конечно кукиш тебе, а не билет. Потому что их нет, понял? А раньше бы купил как нечего делать. И поехал бы ты жариться к мамке с папкой. К доцентам.
Некоторое время мы шли молча - Олег впереди, я сзади.
- А ты в нее сразу поверил? - спросил я.
- Не понял.
- Ну, в Блуждающую звезду. Когда первый раз доклад Штудельта был опубликован в газетах, я не поверил. И когда верующие стали про конец света кричать, тоже не поверил. И когда первая волна паники поднялась - тоже не верил. А вот когда доцент Саливаров… я хорошо запомнил этот момент, такая тишина настала в аудитории, что…
- Я сразу поверил, - перебил Олег. - Башку надо иметь на плечах. Так вот, входит майор Лухой. А мы смотрим - тоже пьяный в голенище. Просто в полную дугу. Разинул хлебало, мы думали - кранты. А он так, раз: водка есть? И падает на стол! Тут прапор - р-раз из комнаты! Короче, прибегает с литром и ставит. Наливает Лухому стакан до краев - тот хлабысь, выпил. А мы ему еще стакан - он хлабысь, выпил - и вконец убился, падает на пол. А прапор как заржет, мы ржем, ну просто вешалка. А Тимур, придурок, так подмигивает - давай ему рыгальник нитрокраской распишем? У нас в каптерке нитрокраски до черта было финской. Прапор, блин, хоть пьяный, а насторожился и по-тихому свинтился куда-то. А мы, короче, как два козла, берем нитрокраску и расфигачиваем Лухому рыгальник под не дери маму. Лицо - синее, нос - зеленый, вокруг глаз - круги, блин, красные. Просто растяни за щеки и кидай в небо вместо радуги… уй, с-с-собака! - Олег оступился и чуть не упал в серебристо-синюю лужу.
- Куда мы идем? - спросил я.
- Куда… За бабами. Трахал баб хоть раз?
- Трахал.
- Не свисти.
- Не свистю. Не свищу я.
- И много трахнул?
- Ну так, бывало…
- А я до армии никого не трахал. Свистел всем, что трахал, а сам не трахал. А в армии трахал один раз. Нас с Тимуром на пилу послали, ну нас и еще двух салаг. Нормальные пацаны были. И ни фига мы за день не успели, а на ночь кинули нас под деревней на сеновал, даже, гады, не кормили ни фига. А тут, короче, к нам местные бабищи пришли сами. Штук семь. У них там в селе какая-то драная свадьба была, все пьяные в доску. Местные парни пьяные в доску, а тут они услышали, что солдаты приехали. Прикинь? Мы их всю ночь колбасили. А утром местное пацанье привалило, толпа, блин, человек пятнадцать демонов. И таких они люлей нам раскрутили… Я еще ничего отделался, только башку разбили. Тимуру эту… ключицу сломали. А салаге одному вообще почки отбили к черту. Он три дня кровью мочился, потом падать начал, понял, да? Нас в медсанчасть забрали. А потом в госпиталь. А мы этих уродов не завалили ни одного, чего мы можем, когда их пятнадцать?
А после армии я много трахал.
Палило с каждой минутой все сильнее, идти по такому пеклу было невозможно.
Народу на улицах становилось все меньше. Олег бросил на асфальт форменную куртку и остался в майке. Мы старались идти в тени домов, перебегая яркие промежутки.
- Ну все, пришли. Я замонался, - сказал Олег. - Смотри, здесь уже никого нет. Куда все попрятались?
- Процентов тридцать по домам сидит, процентов тридцать в метро забились, остальные в церквях.
- Не умничай. Вон баба идет.
Прямо на нас, прикрыв голову от зноя полотенцем, торопливо шла девушка в белой майке и джинсах.
- Стоп, - сказал Олег и схватил ее за руку.
- Вы что? Вы кто? - дернулась девушка.
- Куда идешь? Пойдем с нами.
- К матери иду… - тихо заговорила она, словно поняв все и пытаясь его убаюкать. - Они в разводе, я полночи у отца сидела, а до рассвета к матери. А он не может, у него своя семья, а мать у меня с характером. И в церковь тоже не пошла. А у меня парень в церковь ушел, он не может без Господа, а я без матери не могу. И ни туда не могу, ни сюда. А тут иду и никого кругом нет, почему никого нет на улицах?
- А фигли делать под таким пеклом? Давай, пошли вон в подъезд.
Девчонка замерла, посмотрела на Олега и вдруг заголосила на всю улицу:
- Спасите! Помогите! Убивают! Помогите!
- Ну кричи, кричи… - усмехнулся Олег. - Убивают. Все там будем на рассвете.
- Ну помогите, ну кто-нибудь!! - голосила девчонка, пытаясь вырвать руку из железного кулака Олега.
Тот стоял, спокойно прищурившись.
- Думаешь, кто-нибудь выйдет? Ни одна тварь не выйдет. Уже никто никому на дух не нужен. Только нам с Колькой ты еще нужна. Цени.
И вдруг за его спиной хлопнула дверь - из дома напротив выбежали два мужика, явно отец и сын. Лица у обоих были зверские и небритые. В руках у старшего была монтировка. Олег резко схватился за кобуру и хотел было обернулся, но старший уже повис на его спине и начал душить, обхватив горло монтировкой. Младший зашел спереди, повернулся ко мне спиной и начал методично бить Олега кулаком в живот. Девчонка отбежала в сторону и теперь стояла, испуганно вжавшись в стену дома. На меня никто не обращал внимания. Тогда я поднял с асфальта обломок арматуры, шагнул вперед и со всего размаха опустил его на бритый затылок младшего. Послышался хруст, брызнула кровь, и он осел на асфальт. Тотчас же Олег резко наклонился и перекинул старшего через голову - тот мешком шлепнулся рядом с сыном и попытался встать на ноги, но Олег уже достал пистолет и выстрелил ему в голову. Затем вытер рукавом лицо, проворно прыгнул назад и схватил за руку остолбеневшую девчонку.
- Так кто тут, блин, щенок? - произнес я, переводя дыхание. - Я щенок?
- Пошли отсюда, - Олег решительно дернул девчонку за руку и бегом поволок в боковой проулок. Я бросил окровавленный прут и кинулся следом.
Мы неслись минут пять, петляя дворами. Наконец забежали в подъезд старой гранитной девятиэтажки и потопали по ступенькам вверх. Олег одной рукой крепко держал притихшую девчонку, а другой дергал все двери подряд. На восьмом этаже одна из дверей распахнулась, и мы зашли внутрь.
Раньше в этой квартире хорошо жили. Мебель была сплошь старинная, но вся целая и со вкусом подобранная. Толстые ковры приглушали звуки шагов, со стен глядели настоящие картины в золоченных рамах. В одной комнате даже стоял рояль. На его черной поверхности играл синий свет, лившийся из просторных окон. Здесь было чисто и, главное, прохладно - каменные стены, хорошо промерзшие за зиму, не успели растратить остаток январских холодов.
- Ложись! - скомандовал Олег и толкнул девчонку на ковер.
- Не надо, парни… - сказала она тоскливо. - Христом-богом заклинаю…
- Туда заклинай, - Олег кивнул за окно. - Вон за тобой Христос-бог летит.
- Ребята…
- Да чего ты дергаешся? Мы тебя трахнем и все. И иди куда хочешь. А так бы ты рассвет без мужика встретила. Или те ублюдки тебя бы вообще замочили.
Они так и искали кого бы долбануть, полгода свою монтировку точили. - Олег потер шею. - Знаешь что? Выпей водки.
Он вынул мою бутылку, отхлебнул, затем протянул мне, я тоже глотнул и протянул девчонке. Несколько секунд она смотрела на бутылку, словно ей протянули змею, а затем быстро схватила и сделала несколько глубоких глотков. И тут же прикрыла рот рукой и закашлялась.
- Во! Нормально! - одобрил Олег.
- У меня там мама одна… - тихо сказала девчонка, поджав ноги и обхватив колени.
- Не свисти. Скоро твоей маме будет по барабану. И всем будет по барабану.
- Так отпустите меня, если вам так все по барабану… - она посмотрела на него, а потом на меня испуганными темными глазами.
- Во дура-девка, а? - Олег кивнул мне. - Да мне же сейчас не по барабану!
Я скотина или человек? Я же хочу хорошо провести время последний раз в жизни, поняла? Тебя еще просить надо, что ли? Скажи спасибо, дура.
Девчонка теперь смотрела только на меня.
- Так. Олег… - решительно начал я.
- Вон пошел! - кинул мне Олег и повернулся к девчонке. - Поехали!
Он резко скинул штаны и бросился на нее как в бассейн с бортика. Я пожал плечами, отвернулся и вышел из комнаты. Сзади доносилась приглушенная возня, а я двигался вперед по квартире и смотрел на стены. Сначала шли портреты, затем потянулись просто картины. Как в музее. Странно они выглядели в синем свете - синелицые дамы, господа в синих камзолах, холодные фрукты в синих вазах… Через несколько часов все это сгорит в пламени, разлетится на атомы, - думал я, - и никто, ни одна сука во Вселенной не узнает, как здесь жили. Как хорошо жили хорошие люди. Я остановился перед копией Брюллова - она была выполнена почти безукоризненно, только в уменьшенном масштабе. Некоторое время я рассматривал ее, а затем плюнул. Плевок лег не в центр, как я планировал, а сильно левее, не причинив композиции особого вреда. Шлепнулся на застывшее масло и нехотя пополз вниз.
- Иди, твоя очередь, - раздался за спиной голос, и я вздрогнул. - А я пока пойду водки куплю, водка кончилась.
Я вошел в комнату. Девушка лежала на полу, раскинув ноги и положив локоть под голову. Она задумчиво смотрела в потолок. Я немного постоял в нерешительности и сел рядом.
- Ну? - повернулась она ко мне. - Давай.
- Ты извини, - начал я, - ну как бы… Ну, сама понимаешь…
- Да ладно тебе. Как тебя, Коля? - она улыбнулась. - Все нормально.
- Но может ты… не хочешь?
- Да все нормально, - повторила девушка и снова улыбнулась. - Последний день живем.
- Последний день живут американцы. Мы последнюю ночь живем, - я начал расстегивать брюки.
Не помню сколько прошло времени, но когда мы устали, совсем выдохлись, и просто лежали на ковре, прижавшись друг к другу, раздался выстрел. Затем снизу послышался истошный женский крик и следом еще два выстрела. Мы лежали молча. В коридоре щелкнула дверь, и на пороге комнаты показался Олег. В одной руке у него была водка, в другой - красное вино. Дорогое, судя по виду.
- Купил? - спросил я.
- А то ж, - кивнул Олег, отхлебнул водки и протянул бутылку мне. - Пойдем принесем, там еще осталось.
- Да ладно, потом сходим, - сказал я, глотнув и передавая бутылку девушке.
- И то верно, - кивнул Олег и повернулся к ней. - Ну что? Пойдешь к своей матери?
Она глотнула водки, поставила бутылку на пол, поднялась и медленно пошла к окну. Мы жадно рассматривали ее фигуру.
- Жарко, - наконец сказала она. - И страшно. Очень страшно.
- Чего ноешь, мы проводим, - сказал Олег.
Она молчала, стоя к нам спиной, контуры фигуры расплывались в ослепительном зареве оконного проема.
- Да вообще страшно…
- Далеко идти-то? - спросил Олег.
- Никуда я уже не пойду, - сказала она.
- А мать одна? - спросил я.
- С ней отчим. Да и какая уже разница?
- И молодец, - одобрил Олег. - Давай тост. За эту, блин… как ее… за встречу. За что же еще?
Я сидел на диване, девушка лежала на моих коленях и смеялась. На тахте у противоположной стены развалился Олег и курил трубку.
- Шерлок, блин, Холмс, - хохотала девушка.
- Олег, - говорил я. - Нет, ты, блин, скажи мне, кто тебе дал право убивать, а?
- Колян, салага, ты сам понял, что сказал? Я этот, искупитель на.
- Искупитель! - смеялась девушка.
- Да погоди, на. Не то… Избавитель-на! Они же все сгорят к едреням через несколько часов. Медленно, мучительно. А я их - хабах и избавил.
- Это еще, блин, неизвестно - медленно или нет.