– Неужели ничего нельзя сделать для этих симпатичных, хоть и наивных людей?
– Застой – это все, что можно сделать для них в этих условиях.
По крайней мере, в застой не будет массового террора.
– Но в чем причина?
Ладно – нарком, у которого мы были перед войной – там безграмотность и некомпетентность.
Но ведь эти люди могли бы выдвинуть из своих и грамотных, и компетентных?
– Компетентность здесь не причем.
Понимаешь, Риоль, когда тебе нужно ехать в Санкт-Петербург, или Ленинград – как кому нравится называть этот город – а тебя насильно заталкивают в поезд, который едет в Уфу, то не играет никакой роли – компетентно этот поезд ведет машинист или нет. В Санкт-Петербург этот поезд все равно тебя не привезет.
И здесь уж надо просто радоваться тому, что по дороге не расстреливают…
– Неужели, они сами ничего не могут сделать?
– Пока не изменится система – нет.
– Почему?
– Потому, что социализм, это когда все работают, но никто ничего не делает…
– Ты говоришь, что к Нему обращаются по мелочам, – в то же время, девушка, нарисованная акварелью, разговаривала с Искариотом, – Ну, а если – болезнь? Скажем – простуда. – Если – простуда, то надо обращаться не к Нему, а к аптекарю…
* * *
…Когда вся группа выбралась из леса и оказалась возле станции электрички – железная дорога проходила вдоль реки – солнце поднялось совсем высоко, и стало жарко.
Видя, как тяжко переносит жару Крайст, девушка, нарисованная акварелью надела ему на голову свою, неизвестно откуда взявшуюся панамку:
– А в городе я куплю тебе шляпу от солнца. Какой у тебя размер головы, Крайст?
На это Крайст, улыбнувшись улыбкой, называемой благодарной, ответил девушке:
– Как раз с терновый венец…
– Кстати, уважаемый профессор, а в какой области науки вы ведете свои исследования, если, конечно, они не связаны с государственной тайной? Ядерной физикой или ракетостроением.
– Профессор занят куда более секретной, в настоящее время, областью науки, чем бомбы или ракеты, – ответил за Крайста Искариот, ощутив замешательство своего спутника.
– Разве может быть что-нибудь более секретное?
– Конечно.
– Что же – космические лучи?
– Нет. Профессор, в настоящий момент, работает в самой секретной области науки.
– Какой же?
– Он – историк.
– А разве история у нас засекречена?
– А разве у вас – нет?
– От американцев или англичан? – Нет. От вас…
Видя, что молодые люди ничего не понимают – "То есть, относятся к подобной новости почти так же, как относятся ко всему новому почти все остальное человечество", – успел вставить в мысли Искариота свою мысль Крайст – Искариот решил пояснить:
– Дело в том, что профессор очень долго и безвыездно работал с материалами оттуда, – он указал пальцем вверх.
– Понятно. В архивах КГБ, – понизив голос, сказал один из молодых людей.
– Еще выше, – тоже понизив голос, проговорил Искариот.
– ГРУ?
– Выше.
– Неужели – ЦК КПСС? – голос был понижен до шепота.
"Еще выше", – хотел сказать Искариот, но, поняв, что для этих людей ничего выше ЦК КПСС быть не может, просто кивнул головой:
– И теперь профессор хотел бы сравнить некоторые свои выводы с реалиями.
И ваша помощь в этом процессе была бы очень уместной и ценной.
Что рекомендуете посмотреть?
– А вы не из-за границы? – неожиданно насторожился молодой человек с комсомольским значком висевшем на груди, не смотря на то, что грудь покрывала обыкновенная клетчатая рубашка, в которой можно было и по лесу бродить, и выносить мусорное ведро. А вот присутствовать на молодежных партконференциях – вряд ли.
Он подозрительно смотрел на дорогую французскую тройку и шляту кориче\u1085?евого цвета, ожидая ответа. И получил его:
– Мы работники специального отдела Академии Наук СССР.
Слово "специальный" явно произвело впечатление на молодежь. И все-таки, тот, что был с комсомольским значком, на всякий случай спросил:
– А санкции соответствующие у вас есть?
– Санкции? Конечно, – не задумываясь, соврал Искариот, и протянул молодому человеку красную книжечку с надписью "Академия Наук", под которой стояло в скобках ("КГБ"), а еще ниже – ЦК КПСС, уже без всяких скобок и кавычек.
– Вляпается? – тихо сказала девушка, скачанная с интернета, девушке, нарисованной акварелью.
– Не вляпается, – ответила вторая первой.
– Почему? Скептик вряд ли поверит такой самоуверенности Искариота.
– Искариот самоуверен, а недоверие скептиков вызывает только скептицизм…
Риолю не понравилось то, что Искариот так беззастенчиво водит за нос этих молодых людей, но то, что произошло потом, вызвало его тихий смех.
Молодые люди сошлись кружком, разглядывая удостоверение Искариота, а потом стали думать, что бы такое, особенное, предложить носителям таких серьезных санкций.
И, наконец, они пришли к общему выводу:
– А не сходить ли вам в кино?
А потом мы познакомим вас с нашим деканом кафедры Истории КПСС.
– Ну, что же, в кино – так в кино, – улыбнулся Крайст. – Тем более, что в кино, мы давно не были, – добавила девушка, нарисованная углем.
* * *
Молодые люди обрадовались тому, что носителям таких серьезных санкций, им удалось сделать удачное предложение:
– И фильм вышел недавно классный "Баллада о солдате"…
Молодые люди привезли Крайста и его спутников к кинотеатру "Ударник"
– Мы, кажется, здесь уже были, – отметил про себя Риоль.
– Мы смотрели здесь фильм про человека, который хотел быть счастливым, но, в конце концов, утонул, – сказала девушка, скачанная с интернета.
– Ясно. Вы смотрели здесь "Человека-амфибию", – поддакнул один из молодых людей.
Как только слегка пошушукавшись: "У тебя деньги есть?" – "А у тебя?", – и немного потолкавшись в очереди, молодые люди увидели Искариота отошедшего от окошечка "Администратор" с пачкой билетов в руках, они тут же предложили пойти в зал. И хотя Искариот хотел вначале заглянуть в буфет, студенты отказались, сославшись на какую-то стипендию, и подхватив девушек под руки, стали рассаживаться по местам.
Перед тем, как свет погас, Риоль взглянул на Крайста.
Лицо того было озабоченным – он явно что-то обдумывал.
Спросить, что – у Риоля не оказалось времени…
Два часа в темном зале пролетели быстро.
Во всяком случае, достаточно быстро для того, чтобы обсудить увиденное по горячим следам.
– Вот это – фильм! – сказал один молодой человек.
– Вот это – человек! – сказал другой.
Девушка, скачанная с интернета, молча смотрела себе под ноги.
Девушка, нарисованная углем – тоже.
Девушка, нарисованная акварелью, плакала.
Молодые люди стали утешать плачущую девушку:
– Не плачте. Он погиб за свою Родину…
И тогда девушка не выдержала:
– Да вы с ума сошли! При чем здесь Родина?
Вы помешались на своем коллективизме!
Хороший, честный, смелый паренек – он разве не отдал долг обществу тем, что подбил немецкие танки, чудом оставшись в живых?
А дальше – что?
Ему так забили мозги вашим долбаным коллективизмом, что он отправился помогать всем – и тем, кто его просил, и тем, кто не просил.
И только на родную мать ему времени не хватило!
Да вы глаза этой матери в последних кадрах видели!?
Таким вы хотите сделать людей, полоумные колхозники?
Да ваш социализм людей в баранов без роду и племени превращает, а вы еще и гордитесь этим?!.
Так они и стояли на широком тротуаре напротив входа в кинотеатр "Ударник". А око вечности моргало, но никто этого не замечал.
Смущенные, ничего не понимающие, чего-то ждущие.
И в этом молчании, молодые люди постепенно покрепчали, некоторые даже оживотились, почему-то – вначале Риоль не понял, почему – оказались одетыми в дешевые серые и синие костюмы одинакового покроя и остроносые, начищенные до блеска полуботинки.
И еще, Риолю показалось, что и сами молодые люди, и улица вокруг них как-то поблекли, посерели, что ли.
Так, что начищенные ботинки молодых людей были самым ярким пятном.
Самым, если не единственным – и на улице, и в молодых людях.
Молчание прервал один из них:
– Ты чего, Никита, такой грустный? – только тут Риоль вспомнил о том, что имен молодых людей, он не знал.
Как-то не было повода спросить.
Не было повода познакомиться поближе.
– Да начальник по командировкам загонял. То Тула, то Саратов, – ответил тот, которого называли Никитой.
– Командировочные хоть большие?
– Какое там – рубль десять. Моя пилит с утра до вечера. Такие дела, Вовик.
– Да и мне завлаб попался – тоже гад порядочный, – поддержал товарища Вовик, – Ему докторскую завалили, так он и меня на защиту не пускает. А у меня кандидатская уже давно готова. А у тебя как, Сашка?
– Да как у всех – сижу в КБ, кроссворды гадаю за сто десять. И никакого просвета. Зато Мишке повезло – он теперь референт в министерстве.
– Так ведь он в партию еще на третьем курсе вступил – вот и доверили промокашку министру подносить, когда министр что-нибудь подписывает, – не смотря на то, что слова о Мишке произносились с презрением, чувствовалось, что неведомому Мишке завидуют – Риолю показалось, что Мишкой называют того, кто даже в лесу не снимал комсомольский значок.
И каждый думает о том, что ему самому в партию нужно было вступать еще на третьем курсе.
– Ну, ладно, хватит о работе, то есть о грустном. Мы, кажется, в кино с девушками собрались? Да и фильм классный – "Мертвый сезон".
– А может перед кино, по портвешку? – спросил тот, что звался Вовиком, – Я здесь, рядом местечко знаю.
– После, после. Пойдемте в кино, – сказала девушка, нарисованная углем.
– Ну, пойдемте, – вздохнул Вовик…
А Риоль, видя тех же, других молодых людей, начал догадываться о том, что задумал Крайст еще перед первым сеансом.
– Что с ними произошло, Крайст?
– Их иллюзии исчезли.
– Интересно, – подумал Риоль, – Когда пропадают иллюзии – это потеря или приобретение?..
Фильм оказался детективом.
На всем его протяжении КГБ, в лице одного профессионала и одного дилетанта боролся с неким профессором Хаасом, который хотел создать газ, делающий людей удовлетворенными жизнью, передающими профессию по наследству, бездумно радующимися каждому прожитому дню и не задумывающимися над не касающимися их проблемами.
– Вот так мы боремся с теми, кто стремиться низвести людей до уровня животных, – проговорил без всякого энтузиазма Никита, – Вот так наша страна борется со всякими Хаасами.
– Причем здесь всякие хаасы, – пожала плечами девушка, скачанная с интернета – Люди-роботв\u1099? создаваемые профессором Хаасом – это же мечта коммунистов. Об этом писали все коммунистические классики от Томазо Кампанеллы до Ленина…
После сеанса Вовик потащил всех в маленький магазинчик, находившийся в одноэтажном старом доме на противоположенном берегу обводного канала.
В этом магазинчике продавали водку в бутылках и вино, "Портвейн 33" в розлив, прямо из конусообразного стеклянного баллона, в каких обычно продается в розлив сок.
В магазине было несветло, но Риоль увидел новую перемену.
Во-первых, пропал куда-то Сашка. Но этот вопрос разрешился быстро.
– Плюнул наш Сашка на все и завербовался на север. Развелся с женой и смылся.
Говорят, там деньги лопатой гребет. На какой-то стройке стропальщиком.
Потом Никита и Вовик посмотрели друг на друга и замолчали.
Похоже, рассказывать о себе им было нечего…
– Какое уныние, – подумал Риоль, – А когда-то эти люди хотели построить рай на земле.
Теперь они ближе к аду.
Хорошо, что об этом они не задумываются…
А Искариот в это время подумал: – Унылые всегда в аду…
И выглядели они как-то неуверенно – и неуверенность эта, казалась единственным значительным продуктом их мысли…
Во-вторых, Риоль заметил, что Вовик основательно полысел, а Никита поседел, правда, не на столько, чтобы считать его седым, а так, для первоседия.
Костюмы на обоих сидели мешковато, но так, что все равно было заметно, что мешковатость произведена не одной пошивочной фабрикой. А.скорее временем.
Тупоносые ботинки Вовика совсем не блестели, а ботинки Никиты вообще требовали некоторого ремонта.
– Ну, что – перед фильмом по стаканчику, и в кино, – Никита поднял свой стакан, наполненный непрозрачной, коричневатой жидкостью.
– А что за фильм? – спросил Крайст.
– Комедия. Говорят классная. "Любовь и голуби".
После этого все вернулись к кинотеатру.
– …Ну, как? По-моему, смешно, – проговорил Вовик, когда они вышли из зала.
– Ага. Особенно Гурченко – как она: "Люськ, а Люськ – интеллигенция!" Очень мило показано.
Риоль посмотрел на девушку, нарисованную акварелью.
Девушка посмотрела на Риоля:
– Помнишь их молодыми? У них были мечты. А теперь – этих дегенератов из фильма, попеременно гоняющих жен, детей, голубей, соседей, любовниц – они признают милыми.
– Они признают их милыми в кино для того, чтобы не признаваться себе в том, что в жизни они такие же.
Девушка, скачанная с интернета, обернулась к Крайсту:
– И эти люди так много говорили о свободе?
– После жизни при социализме, многие вспоминают о свободе, только читая передовицы газет.
– Почему же их газеты пишут не правду?
– Иначе все поймут, что тоталитаризм – это признание неправоты…
– Зачем ты свернул их жизнь в эти три дурацких фильма? – к девушке, нарисованной акварелью и девушке скачанной с интернета подошла девушка, нарисованная углем.
"Это уже почти женский бунт", – успел подумать Риоль еще до того, как Крайст спросил:
– Ты думаешь – это сделал я?..
– …Верни их обратно на платформу пригородной электрички, – девушка, скачанная с интернета, говорила таким тоном, что Риоль понял, что она не отступит.
Видимо, это же понял и Крайст:
– Это не сложно.
– Чего хочет женщина – того хочет Бог, – тихо сказал Риоль, а Искариот, посмотрев на него, ответил:
– Бог приходит в ужас от одной мысли о том, что мы так думаем…
– Крайст, ты – молодчина. Я тебя люблю! – девушка, скачанная с интернета, поцеловала Крайста в лоб.
А стоявший в стороне Искариот, сунул руки в карманы брюк дорогой французской тройки и процедил:
– У Бога от людской любви весь лоб в синяках…
* * *
…Асфальт на платформе был старым, щербленным, местами сошедшим с бетонных плит, из которых платформа собиралась.
Огородь, когда-то покрашенная зеленой краской пооблезла и кое-где недосчитывала свои прутья – такая платформа не имеет возраста. Ее могли поставить и год, и десятилетие назад.
Но здесь, почти в лесу, все это выглядело не неряшливо, индустриальной неряшливостью, способной испортить любой пленэр, а, скорее, патриархально.
Провинциально, не смотря на то, что пригородные платформы бывают только вокруг больших городов.
Так выглядит в лесу проселочная дорога – не вызывая подозрений в причастности к милитаризму или близости к власти.
Пригородная платформа ничем не хвастается.
Когда все поднялись по скособоченной деревянной лесенке без перил на это лесное место встречи людей и электричек, солнце поднялось высоко, и листва верхушек деревьев заблестела в его лучах всеми оттенками светлой зелени, разделяя ежедневный праздник природы с голубизной неба.
И даже в тех местах, где на платформу падала тень листва, уверенная в себе, продолжала игру в блеск.
Ртутно, подвижно, живо.
– В такую погоду хочется жить, – прошептала девушка, нарисованная акварелью.
– И жить долго, – тихо добавила девушка, нарисованная углем.
Что сказала девушка, скачанная с интернета, Риоль не расслышал, но ему показалось, что то-то вроде:
– И часто…
"Вот мы и вернулись на платформу", – подумал Риоль: "Интересно, что будет дальше?"
Ему было понятно, что и возвращение, и дальнейшее продолжение событий, хотя бы на не большой период времени, зависят от планов Крайста. Вернее, от того, что Крайст захочет ему, Риолю, показать. И потому, что он становился невольным соучастником, определяющим будущие события, Риоль испытывал непривычный дискомфорт – до сих пор он сам, один, принимал решения, отвечая за поставленные задачи.
Но никогда не влиял на условия, в которых принимались решения, оставаясь всего лишь свидетелем.
– Не переживай, – проговорил Крайст, кладя свою тонкую, прозрачную, покрытую сеткой голубовато-красноватых вен, руку на плечо Риоля, – Ты действительно только свидетель.
Просто дорог много…
– …Эх, и время нам досталось хорошее, – проговорил молодой человек с комсомольским значком, – И погода сегодня отличная.
А, что, профессор, говорят, что жизнь – это магазин. Только платим мы в нем не деньгами, а своим временем.
– Нет, – ответил Крайст, – Из магазина можно уйти, не купив ничего, но сохранив деньги.
В жизни, время "на потом" не прибережешь.
– Тогда не будем его тратить зря! – молодой человек, – "Мишка", – вспомнил Риоль – говорил громко и радостно, но как-то неуклюже. Как граф Лев Толстой подражал крестьянам.
И как крестьяне подражали графу.
– Конечно, – согласился Крайст, – Давайте прямо сейчас и поедем к вашему декану.
Познакомимся.
– Верно, – согласился тот, кого, как теперь знал Риоль, звали Вовик, – Вот и электричка подкатила.
Хотя, по расписанию должна быть только через пол часа.
Риоль не обратил внимания на эту неточность, но девушка, скачанная с интернета, подошла к Искариоту и, глядя тому прямо в глаза своим смешливым взглядом, спросила
– Твои шутки?
Искариот ухмыльнулся:
– Это, чтобы не раздумали с деканом знакомить…
– С чего бы это им раздумать?
– А с чего им знакомить своего декана с людьми "без санкций"?
– А где же твои "санкции"?
– В другой истории…
Лучи солнца проникали в вагон электрички через большие окна, отражались на сосновой лакировке сидений и играли в пятнашки с тенями мелькавших за стеклами кустарников, сквозь которые двигался состав.
Ветви некоторых кустов находились так близко, что едва не касались мчащихся стен вагона, на мгновения желтя и обновляя белый солнечный свет. И создавая впечатление того, что вагоны и сами кусты мчатся навстречу друг другу.
– Вы знаете, профессор, вам будет очень интересно встретиться с нашим деканом. Ведь он не только историк, но и философ, и экономист.
Вам, профессор будет очень интересно, – говорили молодые люди, а того, что прошептал Искариот, они не услышали:
– Где два мыслителя – там три мнения. Где три – уже ни одного…
– А там!.. – воскликнул один из студентов, но, видимо не зная – каким восторгом закончить фразу, замолчал, так и оставшись с поднятой рукой, а колеса продолжили:
– Там-там-там-там…
…От вокзала до дома декана они добирались вначале на метро до центрального пересадочного узла под площадью Свердлова, а потом на троллейбусе, скрипуче пробиравшемся по асфальту среди негустого потока "Побед", "Москвичей" и маршрутных ЗиЛов.