– Вы – веселый профессор. Но ведь мы говорим об обществе в целом.
– А разве бывают вещи приличные для отдельных людей, но не приемлемые для широкого применения обществом?
– Конечно, – вмешалась в спор между студентом и Богом девушка, скачанная с интернета, – Секс, например…
Девушка, нарисованная акварелью, склонилась к уху Крайста и тихо спросила:
– Где ты вычитал эту очаровательную историю про нищих?
– Я ее только что сам придумал.
– Придумал?
– Да. Я так поступаю всегда, когда обычные аргументы на людей не действуют…
– Профессор, у вас прекрасное чувство юмора! – восклицательные знаки в словосочетаниях молодого человека вновь заняли свое привычное место, – Мы создадим мир не попрошаек, а… как бы это сказать, поточней… – Люмпенов, – подсказал ему Искариот.
Риоль, еще не вполне отошедший от только что покинутого ими сталинского времени, наблюдал за всем этим слегка обескуражено.
Главное – он не понимал, откуда взялись эти раскованные, веселые, уверенные в себе и во времени люди?
– Они получили свободу "от…", – услышал он голос Крайста, – Правда, при этом решили, что имеют свободу "для…"
И вся беда людей впервые получающих свободу, заключается в том, что они тут же стремятся присоединить ее к старым догмам…
– У них уже пошли реформы, – прошептал Крайст на ухо Риолю.
– Реформы?
– Да. Реформы – время, когда старое уже не важно, а новое пока не видно…
– Эпоха перемен, – с некоторым сомнением проутверждал Риоль, – Наверное, это хорошо. – Да, – ответил ему Крайст, – Жаль только, что в эту эпоху процент неграмотных не связан с числом людей, умеющих читать и писать.
– В любую иную эпоху, – Искариот оглянулся толи в сторону Крайста, толи в сторону Риоля, – Тоже самое…
Молодой человек, совершенно не расстроившийся от того, что не получил поддержки от "профессора", поднял свой стакан, улыбнулся Крайсту и девушке, скачанной с интернета:
– Ваше здоровье!
И, как говориться, сколько людей – столько и мнений… – это была первая фраза, произнесенная им без восклицательного знака, и обращена она была не к Крайсту, а скорее к девушке: "Старик, мы с тобой отлично знаем, что профессор конечно мировой старикан, но разве он может понять нас, молодых?…"
Выпив вина, молодой человек повторил:
– Сколько людей – столько и мнений.
На что Искариот не удержался, хотя и сказал тихо:
– Остается выяснить – сколько мнений ошибочных…
* * *
…Вечер располагал.
А может, просто умеренности плохо живут в молодых. Наверное, поэтому, правда – для них только падчерица времени.
Но, зато, самая красивая.
Разговаривать с такими людьми интересно, хотя, иногда, смешно.
Как с детьми.
Выпив вина, молодые люди заговорили еще разнобойней. Хотя, в общем-то – все они говорили об одном и том же – о том, о чем люди меньше всего знают, но больше всего думают – о своем представлении о счастье.
Причем, разговор они вели как будто с чистого листа, не вспоминая о том, что происходило на этой земле совсем недавно, и, из всех событий своей новейшей истории, признавая и упоминая только победу в войне – и-то, делая это так, словно вся страшная война состояла лишь из одной победы.
Не продолжая движения, а стартуя.
Но не к финишу, а куда-то в необозримое будущее.
– Что ж, память – это еще и возможность забывать, – проговорил Крайст, и его слова были лишь на кончик чайной ложки приправлены грустью.
При всем, этом, молодцы разожгли костер такой величины, что его пламени хватало для того, чтобы никто не мог спрятаться в тень.
– Вот так начинается создание нового человека, – прошептал Искариот.
– Зачем? – спросил его Риоль.
– Зачем?…
Не – зачем, а почему?
– Тогда – почему?
– Потому, что старых людей почти всех уничтожили…
И Риоль сразу понял, чем эти люди отличаются от тех, с кем он недавно расстался.
Те – боялись, что их услышат, даже, если они скажут разумные вещи.
Эти – стремились быть услышанными, не задумываясь о том, разумно ли то, что они говорят
Они делали невозможное – претворялись свободными. И их счастье заключалось в том, что они этого не замечали.
– Быть свободным и хотеть считать себя свободным – это состояния создающие различные по своей сути проблемы, – пробормотал Искариот, проходя мимо Риоля.
– …Весь мир будет с нами!
– Весь? – с некоторым сомнением сказал Крайст.
– Конечно – весь!
– А по каким критериям, простите, молодой человек, вы будете устанавливать то, с кем вы сами хотите быть вместе?
– А ни по каким! – тех, у кого на все готов ответ, смутить вопросом трудно, – Мы не станем разбираться, а будем дружить со всеми!
Крайст был несколько обескуражен подобным ответом, а Искариот тихо усмехнулся:
– С дружбы со всеми подряд и начинается объединение с подлецами…
Видимо, у него тоже был готов ответ на любой случай.
Впрочем, Искариот не стал декларировать этой идеи, а просто весело сказал молодому человеку с восклицательными знаками: – Вы обладаете очаровательной привычкой – уверенностью в том, что говорить обо всех людях хорошо – это хорошо…
– Но вы, профессор, по крайней мере, согласны с тем, что все люди станут равными?
– Все зависит от того, что вы понимаете под равенством.
– Равенство – это равенство, – молодой человек, в свою очередь был несколько озадачен тем, что даже такие очевидные вещи, как равенство, нужно кому-то объяснять.
Крайст промолчал, но за него ответил Искариот:
– Равенство – это когда каждый человек может потерять столько же, сколько и ты…
На мгновение возникла фаза молчания.
Она иногда возникает в самых разных ситуациях: выпивке, сексе, бане, и только девушка, скачанная с интернета, прошептала Искариоту:
– А как же: "Возлюби ближнего своего…"?
– Когда нет того, кого хочется любить, приходится любить кого попало, – ответил ей Искариот, а Крайст, услышав эти слова, покачал головой, но промолчал…
Крайст поднял свои голубые глаза на смоляные глаза девушки, и они оба улыбнулись.
– Суди вас Бог, молодые люди… – сказал Он тоном, не вызывающим сомнения в том, что этот разговор останется между ними и никакому суду подлежать не будет, но не смотря на гам вокруг костра, его слова были услышаны:
– Что вы, профессор, бога нет!
– Это научно доказанный факт!
– Верить в бога – это смешно!
– Бога нет – потому, что его нет!
– Может быть, – ответил молодым людям Крайст, продолжая улыбаться, – Может быть для Бога не так уж важно – есть он или нет…
– Бог – это ведь что-то вроде легенды.
– Неплохо, молодой человек, ведь легенда – это поумневший исторический факт.
Хотя вы думаете, что это – состарившаяся сплетня…
– Ну, по-моему, о Боге уже все сказано, – не унимался молодой человек, и Крайст спокойно улыбнулся на эти слова: – А все – услышано?..
– А во что же вы верите? – поинтересовалась девушка, нарисованная углем.
– В науку! И теория вероятности говорит…
– Что такое – теория вероятности? – спросила девушка, нарисованная углем у девушки, скачанной с интернета.
– Это наука, доказывающая то, что когда к двум прибавить три – в среднем получается около пяти…
– Раньше, поутру – люди благодарили тебя за наступивший день, – прошептала на ухо Крайсту девушка, нарисованная акварелью, – Но времена изменились.
– В чем?
– Теперь, когда наступает утро – люди говорят, что тебя нет…
Лишь девушка, скачанная с интернета, заметила смущение Крайста. Она подошла к нему, положила теплые руки на ссутулившиеся плечи, и прошептала:
– Не расстраивайся тому, что люди не задумываются о последствиях.
В конце концов, Бог создал человека в соответствии со своими эмпирическими представлениями, а люди просто отплатили ему тем же…
…Разговор у костра то затихал, когда тема казалась исчерпанной, то распускался вновь, так, как темы находились легко, как кочки на болоте в том месте, где болота нет, и никогда не было…
– …Да вы только посмотрите, какими темпами мы развиваемся!
– Какими? – переспросил Искариот.
– Высокими! Таким, каких мир не видел!
– А кто из вас видел – какими темпами развивается мир?
– Ну, за границу мы пока ездим не много… – на этом месте Искариот перебил молодого человека, иначе его очередная фраза вновь была бы окончена восклицательным знаком:
– Да, и то – в основном за хлебом.
– Это временно! Вот и пяти лет не пройдет, как мы догоним Америку!
– А, что – все остальные страны вы уже догнали?..
– …И деньги мы отменим! – новая тема нашлась очень быстро.
Если конечно считать тему денег – новой темой.
– Деньги – это эквивалент, – вздохнул Крайст.
– Что, простите, профессор?
– Я говорю о том, что деньги – это только эквивалент.
– Эквивалент – чему?
– Тонне добытого угля и часу охраны государственной границы, пуду выращенного хлеба и написанной повести.
Вы, что же, хотите отменить эквиваленты?
– Я не об этом, – молодой человек удивлялся очевидной несмышлености "профессора", – Мы отменим преклонение перед богатством!
– Презирать деньги, – усмехнулся в очередной раз Искариот, – легко. Трудно от них отказаться…
– А мы станем жить без денег, не взирая на таких, как вы, не верящих в прогресс, – активничал молодой человек, как-то забыв о том, что вопрос об эквивалентах так и остался не решенным.
– Я уже встречала людей, никогда не имеющих денег, – задумчиво проговорила девушка, нарисованная углем, – Не знаю, правда, верили они в прогресс или нет.
– И кем же были эти счастливые люди? – спросил молодой человек.
– Бродячими клоунами…
– Ничего вы не понимаете! А мы станем самыми счастливыми! – заявил один из молодцов, и Риоль услышал тихие слова Искариота: – Смешно в человеке не только то, что он есть. Самое смешное – то, чем он хочет быть…
– Все дело в том, – молодые люди думали, что иронизируют над Крайстом и Искариотом, но иронизируют беззлобно, – Все дело в том, что мы оптимисты, а вы – пессимисты.
Искариот ответил на этот приговор, почти не задумываясь:
– А вы знаете, чем оптимисты отличаются от пессимистов?
– Чем?
– Оптимисты радуются своей уверенности в том, что судный день никогда не наступит, а пессимисты расстраиваются от того, что понимают, что на судный день их вызывают ежедневно.
– …Жаль, что вы еще не доросли до наших идей, – молодые люди совершенно искренне переживали недоросшесть Крайста и его спутников.
Им откровенно было жаль их.
Как бывает жаль человека, который приболел внезапно, или потерял кошелек со всеми сбережениями.
Кто-то стал укрывать Крайста откуда-то взявшимся одеялом, Риолю протягивали свитера, Искариоту – папиросы.
Девушкам ничего не протягивали, но по глазам молодых людей было видно, что им этого очень хотелось.
– Ах, как мало вы можете понять в наших исторических преобразованиях, – по тому, как беззлобно говорил это молодой человек, Риолю показалось, что говорит он это совсем не в первый раз. Наверное, ему часто приходилось встречать людей, ничего не понимающих в исторических преобразованиях.
И он к этому как-то незаметно привык, – Ах, как мало вы понимаете в нашем диалектическом, материалистическом мире.
Последние слова относились не ко всем, а только к Искариоту, слушавшему молодого человека с таким выражением на лице, словно его только что накормили селедкой с вареньем.
– Да, – ответил Искариот, – Я даже не понимаю: сотворение мира – это продукт деятельности материализма или идеализма?..
– Держу пари, – сказал Искариоту молодой человек, – Что вы даже не верите в то, что скоро электронно-вычислительные станции, которые мы понастроим в каждом городском квартале, будут все сами считать за нас!
– Не держите такого пари, – ответил ему Искариот, – Я проиграю.
– Отчего же?
– Я ведь не верю даже в то, что гильотина за нас умирала…
– По-моему, вы из тех, кто все еще верит в астрологию, – разочарованно проговорил молодой человек.
– В астрологию? – переспросил его Искариот. – Это такая лженаука, – подсказал юноша, и Искариоту ничего не осталось, кроме как вздохнуть:
– Зато – самая точная на свете…
Искариот рассмеялся.
При этом пропала вся внешняя драматургия события.
Драма превращалась в фарс прямо с премьеры, не дожидаясь повторных выходов артистов на сцену.
– Что ждет этих симпатичных оптимистов? – тихо спросил Крайста Риоль. Как-то так выходило, что оптимисты перекрикивали друг друга, а остальные вынуждены были говорить между собой шепотом.
Оптимизм, впрочем, на столько не самое неприятное качество человека, что Риоль даже не вспомнил о том, что когда много лет вперед ему задали вопрос:
– До каких пределов вы готовы использовать прочность конструкции корабля? – он ответил:
– До разумных пределов.
Как и все остальное в жизни…
– Что ждет этих симпатичных оптимистов? – тихо спросил Крайста Риоль. – Застой…
– …И еще неизвестно, что будет более интересно потомкам – их разум или их глупость?..
– Но не смейся над их ошибками, – добавил Крайст после некоторого молчания, – Они всего лишь прикоснулись к свободе.
– Какая же это свобода, когда они говорят какие-то глупости.
– Свобода начинается там, где появляется право на ошибку…
– …Как же вы не можете понять, что скоро мы электрифицируем всю страну!
– Мы химизируем сельское хозяйство!
– Построим много жилья для всех!
– Мы объединим все страны!
– Посадим яблони на Марсе!
Тут Риоль не то, чтобы не выдержал, просто у него сорвалось:
– Зачем?
– Что, зачем?
– Зачем сажать яблони на Марсе?..
– Слушай, Искариот, это утопия какая-то, – толи спросила, толи просто сказала девушка, скачанная с интернета. – Если бы утопиями были только утопии – это были бы всего лишь утопии, – толи просто сказал, толи ответил ей Искариот.
На мгновение наступила тишина, а потом ее вновь нарушил бодрый голос:
– Мы, наконец, построим коммунизм!
Разве в таких вещах бог способен помогать людям?
– Бог, молодой человек, помогает только тем, кто сам себе хочет помочь.
– А остальным? – молодой человек был, очевидно, смущен такой постановкой вопроса о Боге, – Кто же должен помогать остальным?
Теперь был смущен Крайст:
– Не знаю… Наверное, правительство.
– Вот видите – не знаете.
Наше правительство – это вам не какой-нибудь Бог – оно всем помогать будет!
Библию я, конечно, не читал, но говорят – там написана такая ерунда, что никто толком понять ничего не может, – молодой человек замолчал, потому, что решил, что ввернул в спор окончательный, точкоставетельный аргумент.
Крайст вздохнул – не бывает людей на столько умных, чтобы не выглядеть смешными в глазах глупцов
– Если в книге о людях вы ничего не поняли – может у вас еще есть шанс, – Риоль услышал то, о чем подумал Крайст.
– Мы способны на все! – выкрикнул молодой человек.
– Это-то и печальнее всего… – вздохнул Искариот.
Потом он, очень спокойно, не споря и не утверждая, задал свой вопрос:
– А что вы будете делать потом?
– Когда – потом?
– Когда убедитесь в том, что у вас ничего не получилось?..
* * *
Спорящие часов не наблюдают.
Как спящие…
Появилось солнце. Появились тени.
Люди делятся на тех, кто не видит теней и тех, кто не замечет лучей.
Но это не проблема.
"Проблема может быть только в том, что люди не придают значения тому, что лучи и тени связаны между собой", – подумал, сквозь охватившую его дрему Искариот, и Риоль услышал его мысли.
А утро настало, не дожидаясь того, что на него обратят внимание и учтут.
И не стало мстить людям за невнимание к себе сыростью и ознобом, а растеплилось сразу, с первыми лучами, еще не видимого за покрытой подлеском горизонталью противоположенного берега.
Над не полностью прогоревшим костром, молодые люди соорудили какое-то подобие треноги из жердей и подвесили под ней котел с пшенной кашей без соли, но зато с сахаром.
И впервые Риоль ощутил то, какой вкусной может быть обыкновенная каша даже без хлеба, если есть ее прямо с костра, на свежем воздухе.
– Особенно если ешь с теми, кто тебе нравится, – добавил Крайст.
– Эх, – вздохнул один из молодых людей, глядя на несколько пустых бутылок из-под вина и водки, стоявших под кустом. Стоявших не как резерв, готовый вступить в бой, а как группа дембелей уже получивших на руки приказ о демобилизации, – Жаль, что вчера все прикончили…
Риоль не любил выпить, но в этот момент ему тоже стало жаль, что все бутылки уже демобилизовались.
Не потому, что ему хотелось выпить, а потому, что ему хотелось еще немного выпить с этими молодыми людьми.
Но здесь он был бессилен, и ни каких идей ему в голову не приходило.
Кроме, конечно того, что в его собственном доме бар всегда был полон – Риоль даже усмехнулся, подумав о том, какие неожиданные формы может принимать ностальгия.
Девушка, нарисованная акварелью, оказалась находчивей одного из лучших астролетчиков планеты.
Она подошла к задремавшему у подпиравшей его спину березы Искариоту.
Искариот дремал или делал вид, что дремлет. Во всяком случае, его коричневая шляпа была надвинута глубоко на глаза.
Девушка встала над Искариотом, несколько секунд наклонив голову к плечу, молча смотрела на неподвижную фигуру, потом, поняв, что признаков жизни фигура самостоятельно не подаст, проговорила:
– Спасай человечество.
– Попроси Крайста, – прозвучало из-под шляпы, – Он это умеет не хуже меня.
– Ты, что же, хочешь, чтобы я к Нему обращалась по таким мелочам?
– Мелочи – это то, что всегда не хватает людям. И только за этим, люди обращаются к нему. Когда люди думают, что делают что-то великое, они уверены, что могут обойтись без Него, – пробормотал Искариот, поднимаясь с земли и отряхивая со своей дорогой французской тройки, приставшие к ней травинки и головки репейника:
– Припоминаю, что когда я был здесь на рыбалке в последний раз, припрятал на будущее флакончик, – громко сказал он, доставая из-под куста бутылку "Московской".
Хотя никому не пришло в голову сдвигание ладошек, реакцией на эти слова могли считаться бурные и продолжительные аплодисменты, и никто не заметил, что появлению этого сосуда предшествовала некоторая заминка.
Лишь девушка, нарисованная акварелью спросила Искариота тихо:
– Что замешкался? – и Искариот так же тихо ответил ей:
– По привычке достал виски "Седой лорд" из супермаркета в Челси…
– Ты вовремя исправился, – сказал Искариоту Крайст, – Вряд ли он знают, что такое – виски.
Искариот ответил:
– Вряд ли они знают, что такое – супермаркет…
…Когда солнце встало окончательно, и завтрак закончился, молодые люди, погасив костер, стали собирать свои рюкзаки.
Крайст и его попутчики оказались единственными, кому нечего стало делать.
– Вот ты говоришь, что их ждет застой, – сказал Риоль Крайсту, – Что это такое?
– Застой – это время, в которое люди какими входят в новый год, такими и выходят из него, когда год превращается в устареший.