* * *
То ли смущенный, то ли смущенный оттого, что смутился, Сергей Сергеевич предложил:
– Давайте о прогрессе поговорим за чаем, – и вышел из своего кабинета, довольный тем, что демонстрирует гостям доверие, оставляя их одних в кабинете. Там, где он занимался самым секретным делом – историей своей страны.
Искариот, развалившийся в глубоком кресле, ослабил галстук, и, облокотившись на кожаный валик поручня, склонился к Крайсту:
– А может действительно, стоило остановиться на уровне лошади и телеги? Зачем нужны были автомобили, пароходы, самолеты?
Риоль подумал о том, что этот вопрос, не то, чтобы сильно волновал его, но не раз приходил к нему в голову, и был благодарен Искариоту за то, что тот задал этот вопрос.
И еще, Риоль понял, что этот вопрос был задан не для Крайста, а для него самого.
Крайст ответил тихо, спокойно, но ни секунды не раздумывая:
– Книги, по-твоему, лучше печатать или переписывать от руки?
– Книги несут знания. Значит их нужно много. Следовательно – печатать тиражи нужно.
– А к печатному станку лучше подсоединить электромотор, или лучше, чтобы осел вращал ворот?
– Конечно, лучше электромотор.
– Вот ты сам и ответил на вопрос о прогрессе…
Но Искариот сразу не унялся:
– Машины чаще ломаются, чем ослы.
– Зато – реже болеют…
Как только Искариот и Крайст закончили свои слова, в кабинет с подносом, на котором стояли фарфоровые чашки и маленький чайничек для заварки, вошла пожилая женщина, очень опрятная, явно зависимая от профессора Юдина, но выражающая лицом неудовольствие от ого, что ей доставили непредвиденные хлопоты с многочашечным чаем.
"Служанка", – подумала девушка, нарисованная углем.
"Домработница", – подумала девушка, нарисованная акварелью.
"Домоправительница", – подумала девушка, скачанная с интернета.
Вслед за ней в кабинет вошел Сергей Сергеевич с чайником зеленой эмали в руках. – На днях куплю электрический самовар, – профессор Юдин заранее торжествовал по поводу будущей покупки, и уже гордился ею, – А пока – извините, обыкновенный чайник…
– А вам нравятся электрические самовары? – сам не зная, зачем он это делает, спросил Риоль.
– Да. И мне удалось через ректорат получить талон на его покупку.
– А почему просто не купить его? Без всяких талонов.
Этот вопрос поставил профессора Юдина в тупик.
– Ну, знаете… Пока электрических самоваров на всех не хватает…
– А почему, как вы думаете?
– Наверное, Госплан плохо работает.
– А разве, для того, чтобы всем хватало самоваров, обязательно нужен Госплан?..
– Не забывайте, что мы живем при самой прогрессивной, плановой экономике.
Надеюсь, вы не относитесь к тем, кто не понимает недостатков хаотического рынка?
Ведь вы согласны, что рынок – это противоестественный бардак?
Не смотря на то, что слова профессора Юдина были обращены к "профессору Назаретову", в этот научный спор проскользнул, как лучик света сквозь дырочку в занавеске, вопрос девушки, нарисованной акварелью:
– Разве есть что-нибудь более естественное, чем купить у того, кто хочет продать и продать тому, кто хочет купить?
– Да ведь рынок – это хаос!
– Рынок – это место, куда покупатель и продавец приносят свои желания…
Профессор Юдин вновь заволновался: "Черт их знает, что за люди? Может, обманули моих студентов, а сами корреспонденты какой-нибудь вражеской газеты. Как бы у них документы проверить?
Этот, в явно заграничном костюме, да и второй, аспирант, тоже на иностранца похож…"
Искариот посмотрел на Риоля, и Риоль услышал:
– Какая же это, самая прогрессивная, экономика, если самоваров на всех не хватает…
После этого, Искариот наклонился вперед, потянувшись за чашкой, и из его внутреннего кармана выпали красная книжечка, служебное удостоверение и сложенный вчетверо лист плотной бумаги – командировочное предписание.
Искариот, как будто случайно открыл свое удостоверение. А потом протянул его профессору Юдину:
– Скажите, профессор, где нам отметить наши командировки? В Академии наук или в Госархивфонде?
– Я думаю в Академии, – почти радостно проговорил профессор Юдин, у которого отлегли от сердца подозрения во вступление в контакт с представителями западных разведок…
…Начавшее плотнеть в кабинете декана напряжение, размазалось не оставив от себя следов. Все заулыбались, и только Риоль подумал:
– Ну ладно, нарком, тот жил в страхе за свою жизнь, а этому-то, что грозит?
Ведь уже не расстреливают.
Ну, подумаешь, поговорил немного сложнее, чем у себя на кафедре с таким же профессором – чего бояться-то?..
И тут же услышал, что Крайст подумал ему:
– Эти люди уже рабы.
И дело не в профессоре.
Дело в том, что все, те, кто его окружает, те, кто руководит им, и те, кто его подсиживает – все пришли из одного времени.
И как бы не разоблачался культ личности, им привычно одно решение, решение партийного собрания.
Единогласное:
"За потерю бдительности, связь с иностранцами и искажение генеральной линии партии, Юдина С.С. из рядов Коммунистической партии Советского Союза исключить…"
Те, кто будет принимать это решение, сами себя не узнают, если решат по-другому.
И сам профессор Юдин проголосовал бы точно так же…
– Ну и что? – подумал Риоль.
– Ничего.
Ничего тогда уже не будет.
Ни кафедры, ни студентов, ни персональной машины – начнется жизнь изгоя.
– И не будет личного, домашнего самовара, – подхихикнула про себя девушка, нарисованная акварелью. Но Риоль не обратил внимания на этот смешок.
– Я думаю, что темы, затрагивающие экономические проблемы, в настоящее время находятся за пределами нашей компетенции, – проговорил Крайст убаюкивающим голосом.
– Мы можем выбрать любую другую тему. Ведь мы же свободные люди.
Надеюсь, это ни у кого не вызывает сомнения.
– Ни у кого, – подтвердил Крайст. Но Риоль услышал не его слова, его мысли:
– Свобода существует только там, где ее существование можно подвергать сомнению…
– Но, коллега, ваши ученики рассказывали нам о том, что вы еще и политик, депутат.
– Да, – ответил профессор Юдин, – Мне оказана эта высокая честь.
Меня избрали депутатом Верховного Совета.
– Поздравляем вас, – Крайст произнес эти слова, мягко улыбаясь, глядя прямо в глаза Сергею Сергеевичу.
– Вы не представляете, как много работы, – Сергей Сергеевич был явно настроен на серьезный разговор о своем депутатствовании – о таких вещах, как депутатство никому не пришло в голову говорить иначе – но, совсем некстати, девушка, нарисованная углем спросила его:
– А что вы там делаете?
– Как, что? Голосуем…
– А за что вы голосуете? – девушку, нарисованную углем остановить было трудно – она не обратила внимания даже на то, что Крайст, опустив голову, тихо сидел в своем кресле, давая понять профессору Юдину, что он к этим вопросам никакого отношения не имеет.
Молчание, явно осуждающее подобную фривольность в выборе вопросов к депутату, придало Сергею Сергеевичу уверенности. Он увидел в коллеге, "профессоре Назаретове", коллегу по эпохе:
– Милая девушка, доченька, вы еще слишком молоды для того, чтобы понять всю глубину ответственности, которая лежит на людях, которым доверено принимать государственные решения.
– Пожалуй, мне действительно не понять всей глубины, – послушно, как школьница, сказала девушка. А Искариот вновь не удержался:
– Если политик не может объяснить то, чем он занимается даже ребенку – это не политик, а брехло…
Тогда девушка, нарисованная углем, тихо шепнула Искариоту:
– Наверное, я могла бы быть политиком потому, что я знаю, что такое "брехло".
Правда, я пока не знаю – что такое ребенок…
– Но, все-таки, – неожиданно на место девушки, нарисованной углем, пришла девушка, скачанная с интернета, – Голосуя, вы можете проголосовать "против"?
Сергей Сергеевич удивился совершенно искренне:
– А зачем?..
– Во время голосования мы опираемся на веления сердца и постановления нашей родной коммунистической партии.
На общественное мнение, наконец, – в кабинете профессора Юдина вновь наступила тишина. И в этой тишине, Риоль отчетливо услышал, как Крайст подумал:
– Общественное мнение – это то, на что опираются люди, когда не хотят, чтобы общество имело свое мнение…
* * *
Постепенно хозяин кабинета приступал к закипанию, то есть переставал напоминать чайник и начинал напоминать жидкость – агрегатное состояние, принимающее любую форму, но только в пределах своего объема.
И способную создавать перегретый пар.
– Да поймите же вы, мы власть, служащая для того, чтобы принимать законы, которые служат людям!
Услышав это, Искариот в очередной раз склонился к уху Риоля и шепнул так тихо, что только Крайст укоризненно посмотрел на него: – Не существует стольких хороших законов, чтобы предусмотреть все людские глупости…
– Мы служим обществу, – на этом месте Сергей Сергеевич слегка запутался, – Но обществу не простому, а общественному. – А мне кажется, – ответила ему девушка, нарисованная углем, – Что чем больше люди имеют личного, тем больше они общественно полезны…
– И какой, например, товарищ профессор, закон вы приняли последним? – спросила девушка, скачанная с интернета.
– Мы приняли закон об уголовной ответственности за анекдоты, порочащие партию и правительство, – почти гордо ответил девушке профессор Юдин.
– А мне казалось, что если народ рассказывает о правительстве анекдоты – правительство не должно их запрещать.
– А, что же, правительство должно терпеть анекдоты?
– Если правительство не может терпеть анекдоты о себе, оно должно уйти в отставку…
Пауза проскочила не заметно, как вор.
Дальше декан Юдин говорил не прерываясь, кажется, даже не задумываясь не только о том, согласны с ним его гости или нет, но и о том – слышит его кто-нибудь или не слышит:
– Мы создаем страну, которой власть законов станет основным приоритетом!
И мы подчиним законам все общество.
Власти Советов нужна власть законов! – декан замолчал. С одной стороны, ему очень понравилась его последняя фраза.
"Почти афоризм", – подумал он.
Но с другой стороны, афоризмы о власти Советов – были, очевидно, не его делом.
"Как еще посмотрят наверху на такую самодеятельность?" – подумал он еще раз.
"Конечно, надо бы согласовать…" – "Но, ведь мы одни. Если, что – скажу, что я ничего не говорил…"
И все-таки, фраза так понравилась самому профессору Юдину, что он опять повторил ее.
И довольно улыбнулся.
Правда, сделал это уже без всяких восклицательных знаков:
– Власти Советов нужна власть законов.
Риолю показалось, что профессор Юдин улыбается не своей улыбкой, когда улыбается, а когда говорит – говорит не своими словами.
И тогда, девушка, нарисованная углем, словно вспомнив что-то из своей прошлой жизни, проговорила:
– А я думала, что власть законов нужна, прежде всего, для того, чтобы ограничивать власть…
Профессор Юдин замолчал.
И пока он молчал, Риолю показалось, что кабинет, в котором они находились, стал изменять свою форму.
Комната, из слегка прямоугольной, почти квадратной, стала превращаться в вытянутый коридор, который становился все уже и теснее. А вместо окна, в самом дальнем конце коридора появилась кирпичная кладка.
Риоль несколько раз мотнул головой, сбрасывая с себя наваждение, и кабинет вновь принял свою форму.
А профессор Юдин, отчего-то понизив голос, подошел к Крайсту и сказал:
– Коллега, по-моему, нам с вами необходимо выйти.
У меня есть к вам приватный, так сказать, разговор.
– Я к вашим услугам, коллега, ответил Крайст, и двинулся вместе с профессором Юдиным в соседнюю комнату.
Того, о чем совсем не долго говорили они за дверью, никто из присутствующий в кабинете не слышал.
Дело в том, что Сергей Сергеевич давно усвоил нехитрую, хотя и неписанную истину: от ума до отрицания социализма, а, значит, до очень больших неприятностей – один шаг. А опыт работы на идеологической ниве позволял ему безошибочно делать стойку на любую разумную мысль.
– Скажите, профессор Назаретов, вам не кажется, что некоторый высказывания ваших спутников не совместимы с социалистическими позициями? – Скажите, профессор Юдин, вы увидели это, поняв, каковы взгляды моих спутников или поняв, каков социализм?..
* * *
Тут даже Риоль почувствовал, что дело пахнет очередной утратой спокойствия хозяина:
– Интересно, к разведке какой страны он припишет меня?
Но Крайст в очередной раз вернул покой и безмятежность в душу немятежного профессора:
– Ваши ученики были так любезны, что рассказали о ваших литературных успехах.
Давайте поговорим о литературе.
– С удовольствием, – потирая ладошки, вдруг ставшие пухленькими, ответил профессор Юдин.
Сергей Сергеевич был уверен в том, что разговор о литературе не грозит ничем опасным.
Как и еще очень многие – он недооценивал литературу.
– Больше того. Я с радостью подарю вам свою новую книгу.
Правда я не бог, но кое-что у меня получается.
Крайст поднял на декана свои голубые глаза, потом опустил их.
И поднял вновь:
– Работа писателя сложней, чем работа Бога.
Бог только создал мир, а писателю приходится его объяснять…
Профессор Юдин протянул Крайсту довольно толстую книгу, страниц этак на шестьсот, в картонном, но, не смотря на это, кажущемся массивном переплете.
Книга называлась "Юность беспокойная моя".
Крайст с благодарственной улыбкой принял этот подарок, едва заметным движением кисти прикинул его приблизительный вес, и после не долгих пререканий с автором:
– Ну, прошу Вас.
– Что вы, это не скромно.
– Поверьте, мне это будет очень приятно, – заполучил автограф Сергея Сергеевича на титульный лист фолианта.
– Только прошу не считать это автобиографией. Скорее, это несколько обобщенная оценка прошлого, – скромно подвел итог автор. Искариот принял из рук Крайста книгу профессора Юдина, положил ее в откуда-то взявшийся портфель типа "дипломат", и не удержался от шепотных слов:
– Если бы своевременно не обобщали прошлое – прошлое нечем было бы оправдать…
Профессор Юдин не слышал слов Искариота, и это было подарком ему в его звездный час.
Не причинно, а просто так, но все-таки невдруг, он почувствовал то, как надоели ему и история КПСС, и история, пишущаяся под контролем КПСС.
И улыбки почти незнакомых ему людей, деливших с ним кабинет, показались профессору важнее, чем все похвалы его собственных коллег по работе на кафедре.
– А, может, правда, выйти на пенсию, да заняться литературой? – подумал он, – И забросить к чертовой матери все эти дурацкие даты, съезды, постановления.
И долбаный коммунизм, как электрификацию всей страны, который пообещали людям через двадцать лет, а все никак не сядем в поезд к светлому будущему, а только суетимся и толпимся на перроне, и непонятно – почему не садимся.
Да и вообще, электрификация – разве это идея? Как будто нельзя электрифицироваться без чертовой советской власти?
Вот, Братскую ГЭС построили, а коммунизма как не было видно, так и не видно. Саяно-Шушенскую и Красноярскую ГЭС построим, и опять, вместо коммунизма получим фиг, даже без масла, а с речами козлов из ЦК.
И как надоело повторять: "Мы сделали свой социалистический выбор!"
Да никакого выбора я не делал.
И не выбор это, а приговор.
– О чем вы задумались, профессор? – очень мягко, почти ласково, спросил Сергея Сергеевича Крайст.
Но профессор истории КПСС уже победил в Сергее Сергеевиче непрофессора:
– Я подумал о том, какой огромный потенциал заложен в нашем, самом прогрессивном методе – социалистическом реализме, – ответил профессор Юдин.
Казалось, что этими словами Сергей Сергеевич старался убедить, прежде всего себя, и оттого, он выглядел очень неубедительно.
Риоль услышал как девушка, нарисованная углем тихо спросила Крайста:
– Что такое соцреализм?
– Это такое направление в искусстве, которое показывает жизнь не такой, какая она есть, а такой, какой жизнь должна быть, чтобы замаскировать то, какая она есть на самом деле…
– В таком случае, – проговорил как-то сразу погрустневший Крайст, – Открою вам одну тайну. Дело в том, что доцент Правдин тоже имеет некоторое отношение к литературе.
– Он пишет?
– Скорее, он является героем многих литературных произведений.
Хотя, писать ему иногда доводится.
И думаю, доцент Правдин подарит вам какое-нибудь из тех произведений, к которым он имел самое прямое отношение.
– Буду очень рад, – немного подозрительно ответил профессор Юдин. И подумал: "как бы не подарили какое-нибудь издание "Посева"".
Слова Крайста не застали Искариота врасплох.
Он вновь вытащил из-под кресла свой кейс, и открыл его так, что крышка прикрыла содержимое портфеля от всех остальных.
Только девушка, скачанная с интернета, сидевшая на стуле, стоявшем позади кресла Искариота, смогла, перегнувшись через плечо "доцента Правдина" увидеть то, что тот делал.
А Искариот, между тем, достав из "дипломата" одну книгу, с сомнением покачал головой, потом сделал тоже, достав вторую книгу. Наконец, видимо удовлетворившись третьей книгой, извлеченной из кейса, выставил ее на всеобщее обозрение:
– Это Вам, дорогой профессор Юдин, – сказал Искариот, протягивая книгу Сергею Сергеевичу, и добавляя, после секундной задумчивости, – Издательство газеты "Правда".
Книга называлась "Юность беспокойная наша"…
Поманив пальцем головку девушки, скачанной с интернета, Риоль тихо спросил ее:
– Что за книги Искариот вытащил вначале?
Любопытно узнать – в каких книгах он является персонажем.
– Первая книга – "Новый завет", вторая – "Приключения в спальне"…