– Откуда ты знаешь? – Риоль слушал полубред летчика и свои полубредовые ответы, но при этом очень плотно перевязывал голову летчика, не забыв прыснуть на рану перекисью водорода, от чего летчик лишь слегка поморщился, – Откуда ты знаешь?
– Додумался.
– До чего?
– До того, что животные без нормальной головы долго существовать не могут…
О том, что у летчика сломан позвоночник, ни Риоль, ни летчик не знали.
Риолю это не пришло в голову, а летчик находился в шоке.
Но после укола пенициллина, летчик понял все.
– Сейчас я перетащу тебя в тень, – проговорил Риоль.
– Не надо.
– Почему?
– Хочу посмотреть на солнце подольше.
Риоль оставил летчика и обошел то, что когда-то могло быть лагерем.
Чуть дальше, шагах в сорока от занесенных песком остатков палатки, он обнаружил пять крестов из стальной арматуры, перевязанной проволокой.
Тогда Риоль вернулся к летчику:
– Сколько людей было в экспедиции?
– Шестеро.
– Пятерых я нашел, – Риоль не сказал о том, что он нашел не людей, а их останки – это было понятно без слов.
– Шестой в кабине "Урала".
– В кабине никого нет.
– Значит – в той, что занесена песком.
– Попробую откопать.
– Не надо. Не рискуй.
Они все заражены.
Риоль посмотрел в лицо летчика и поразился его бледноте:
– Как ты себя чувствуешь?
– Уже никак, – ответил летчик, и Риолю тоже все стало ясно:
– Не волнуйся. Скоро за нами пришлют спасателей.
Летчик повернул голову – шея пока слушалась его – в сторону самолета. Внимательно осмотрел то, что осталось от АН-2, а потом прошептал:
– Мы не можем передать сигнал СОС. Рация разбита.
За нами никого не пришлют…
– И еще – канистра с водой разбилась. Значит – ждать помощи тебе придется совсем не долго…
– Что ты хочешь этим сказать? – спросил Риоль. – Что мне повезло больше, чем тебе…
– Это плохо, но сейчас проблема не в этом. – Да, – вздохнул летчик, – Худшее в том, что к худшему мы никогда не готовы…
* * *
…Летчик умирал медленно…
И вместе с ним умирали его желания, которые рождаются первыми и последними умирают.
– Я могу что-нибудь для тебя сделать? – спросил Риоль.
– Можешь, – тихо проговорил летчик.
– Что?
– Ответь мне на один вопрос.
– Спрашивай.
– Это правда, что Христос ходил по нашей земле?
– Нет. Он ходил по своей земле.
– Значит, он поступал так же, как я…
После этих слов наступила смерть. Смерть – это точка, у которой не видно конца…
Риоль не стал хоронить летчика.
Потому, что на что-то еще надеялся, хотя и понимал, что теперь приходила его очередь.
Он присел у стойки каким-то образом сохранившегося шасси, в тени плоскостей, где не таким страшным было солнце, опустил голову на скрещенные руки и стал ждать.
А тишина сушила его мозги.
При сорока пяти в тени, человек без воды умирает за шесть часов потому, что температура превращает жидкость, находящуюся в нем в пар, делая из человека нечеловека.
Вначале, еще живого, потом – никакого, и, наконец – мертвого.
Постепенно Риоль превращался в никакого человека, и последней его мыслью, которую он смог разобрать была мысль:
– В жизни очень много придуманной правды и непридуманной лжи…
…После этого начались галлюцинации.
Какой-то шум, отдаленно напоминавший звук работающего мотора.
Какие-то тени перед почти закрытыми, ничего не видящими глазами Риоля.
Вкус льющейся в рот воды.
Воды, мгновенно исчезавшей из иссушенного тела, выходившей, тут же испаряющимся потом, оставлявшим на коже белесый соляной налет.
Голоса людей.
Возвращение с того света – это путь со многими пересадками, и Риоль проходил его так же безмолвно, как и предыдущую дорогу в противоположенном направлении.
Наконец, он смог различить лицо Анатолия Романова.
И рядом – лицо диспетчера, широкое, густобородое.
Кроме диспетчера и Анатолия вокруг находились еще какие-то люди, лиц которых Риоль рассмотреть не мог.
– Вы – настоящие? – тихо спросил Риоль, с трудом шевеля губами.
– Если сомневаешься – значит, все по настоящему, – ответил ему диспетчер, – В своих иллюзиях не сомневается никто…
– Как вы меня нашли?
– Кто ищет, тот всегда найдет, – не очень уверенно проговорил диспетчер. Потом, видимо вспомнив о том, что когда-то являлся, может, самым известным рыбаком в мировой истории, добавил:
– Если повезет, конечно…
– Мы искали, – сказал Анатолий Романов Риолю, – Вот нам и повезло.
– Так, оказывается, повезло вам.
А я думал, что повезло мне…
…Вода постепенно возвращала Риолю разум.
Он видел, как люди, прилетевшие с Романовым, завернули тело летчика в брезент и понесли его к самолету.
Не к тому, что стоял без винтов и хвоста, но к такому же точно, только с хвостом и винтами.
Два, еще совсем недавно одинаковых, самолета.
Два представителя редчайшего в человеческой истории случая, когда мечта превратилась в мысль, и потом в метал, а так и не умерла просто мечтой, затерявшись в старой памяти и в новых проблемах.
Два искусственных носителя крыльев, позволяющих оторваться от земли, не смотря на земное тяготение и очевидность невозможности сделать это.
Но, ставшая возможностью мечта, сразу разделилась на множество желаний, получив отдельный, собственный путь для каждого из образцов своей реализации.
И этот путь, как и еще очень многие пути, был известен в своей общей закономерности и непредсказуем в своей частной случайности…
…Возле трапа, люди положили забрезентованное тело на песок, ожидая, что кто-нибудь откроет дверь фюзеляжа.
К двери подошел диспетчер и своим ключом открыл ее.
Риоль стоял рядом, и когда тело летчика было внесено в самолет, спросил диспетчера:
– Ты открыл ту дверь, что надо?
Диспетчер внимательно посмотрел на Риоля, а потом, уже оглядывая пустыню поверх его головы, ответил:
– В этом вопросе мне не дано ошибаться…
– Мы тоже войдем в эту дверь?
– Когда-нибудь – вполне возможно.
А пока вы просто подниметесь на борт самолета…
Уже в полете назад, в Приозерск, Риоль вновь почувствовал себя плохо в тряском АН-2. Диспетчер, сидевший рядом, увидел бледность Риоля и протянул ему таблетку.
– Это какое-то чудодейственное зелье? – спросил Риоль, улыбнувшись сквозь гримасу.
– Это обычный феназепам, – ответил диспетчер, проводя широкой рукой по окладистой бороде, – Тебе теперь нужно поспать. А потом – возвращайся в Москву. Ты сделал все, что мог.
– Знаешь… – Риоль чуть замялся, не зная, как назвать диспетчера, – Знаешь, Симон… Знаешь, Петр, я ведь так и не поблагодарил вас с Анатолием.
– За что?
– За то, что успели меня спасти.
– Успеть можно только туда, где тебя ждут…
Уже в аэропорту – так скромно называлась взлетно-посадочная полоса в Приозерске – Риоль вновь, предчувствуя окончательное расставание, подошел к диспетчеру:
– Петр, ты уверен в том, что я могу возвращаться?
– Ты просто больше не выдержишь.
– Значит, я сделал все, что мог?
– Всегда желай большего, чем ты можешь, и тогда, может быть – достигнешь возможного…
– А ты уверен, что я сделал все, что нужно Ему? – Риоль, вы все нужны Ему на столько, на сколько Он нужен вам…
* * *
Счастье, когда расставание – это будущая встреча.
Когда расставание – это просто расставание – это тоска…
…В свободное от ничего не деланья время, Андрюша толпился у винного магазина.
Остальное время он терзал уши прохожих в единственном подземном переходе Приозерска дуя в трубу и думая, что то, что он извлекает из трубы, является музыкой.
Вообще-то, он прибарахлялся опытом, как старьевщик на свалке, беря все подряд и не задумываясь о том, понадобятся ему когда-нибудь его находки, или нет.
Таким и встретил Андрюшу Риоль у магазина за два часа до отхода поезда "Алма-Ата – Москва", делавшего минутную остановку в Сары-Шагане.
За последнее время, Риоль встретил очень много разных интересных, умных людей, и теперь, когда, как он чувствовал, наступал момент завершения его скитаний, он ощутил легкое разочарование от того, что последним, встретившимся ему человеком оказался Андрюша.
Но выбора не было: диспетчер куда-то делся, и где бы Риоль не спрашивал о нем, никто не мог сказать – видел ли кто-нибудь диспетчера в длиннополой холщовой рубахе, подпоясанной толстой веревкой с большими узлами на концах, или не видел никогда.
А Анатолий Романов был занят на работе – готовил новую экспедицию на поиски воды – и Риолю показалось неловким отрывать человека от важного дела из-за такой ерунды, как прощание.
Правда, поговорить они все-таки успели:
– Прощай, – проговорил Анатолий, пожимая руку Риоля.
– Прощай. И прости, за то, что я ничем не смог помочь.
– Это уже зависело не от нас и не от тебя.
– А от кого?
– Не знаю. Может от Бога, а Бог не доступен разуму.
– Не доступен? – Риоль смотрел в глаза Романову.
– Если Бог не доступен разуму, это не значит, что он существует для неразумных…
Уже уходя, Риоль спросил:
– Ты не видел диспетчера?
– Того, что похож на апостола? Нет, не видел.
– А жаль, – сказал Анатолий Романов с некоторой тоской в голосе.
– Почему?
– Апостолы – последняя отдушина в эпоху застоя научно-технической революции…
– Ну, что же, – вздохнул Риоль, – Раз больше никого нет, давай Андрюша напоследок выпьем с тобой вдвоем.
– Давай. Только у меня денег нет.
– У меня есть деньги, – успокоил Андрюшу Риоль, – Кстати, если у тебя нет денег, так, что ты делаешь возле магазина?
– Да, я, собственно, и не в магазин шел, а оказался здесь случайно, – оправдался Андрюша бессмысленно и лживо одновременно.
– Я не удивляюсь, – сказал Риоль, – Вся эта страна – постоянно оказывается не там, куда идет.
И уверена, что это получается случайно…
Взяв Андрюшу за плечи, Риоль увлек его в дверь магазина, застекленную, но давно не крашенную, и, разумеется, не слышал слов человека, стоявшего между побеленных, глиняных одноэтажных домов, на том месте, что могло бы называться привокзальной площадью.
Если бы в Сары-Шагане был бы вокзал, и была бы площадь.
Не смотря на жару, человек был одет в дорогую французскую тройку и шляпу коричневого цвета:
– Тот, кто правильно понимает прошлое, может прокладывать дорогу в будущее…
Потом человек в коричневой шляпе ушел с песчаной площади. И, пройдя сквозь сарай, в котором продавались билеты, и было что-то, что можно было считать залом ожидания для тех, кто хотел ожидать поезд, сидя на своих собственных вещах, присел на единственную лавочку на заасфальтированной полосе вдоль железнодорожных путей, называемой местными жителями перроном.
Асфальтовая полоса была короткой и не перекрывала всей длины пассажирских составов. Так, что те, у кого билеты оказывались в первые или последние вагоны, вынуждены были забираться в них прямо с песка.
Может оттого, что асфальт был коротким, и лавочка на нем помещалась всего одна.
И на ней сидела очень красивая девушка, такая, словно была нарисована акварелью.
Человек в дорогой французской тройке присел рядом с ней, и тут же услышал вопрос:
– Почему возвращаясь, Риоль должен был встретить этого никчемного Андрюшу? Неужели для прощанья нельзя было подобрать кого-нибудь поумнее?
– Можно, но Риолю нельзя забывать, что дураков всегда больше…
…Всю дорогу до Москвы Риоль спал, вставая только для того, чтобы сходить в вагон-ресторан.
И каждый раз к еде брал бутылку водки, хотя и не всегда допивал ее до конца.
А когда поезд прибыл на Казанский вокзал в то время, когда солнце уже прощалось с покрытым тучами небом, пошел дождь.
Выйдя на мокрый перрон, под крупные капли, одетый в одну легкую рубашку Риоль сразу почувствовал неуют:
– Скажите, как пройти в метро? – спросил он носильщика, потому, что метро сулило тепло, а не потому, что знал – куда ему ехать?
Но носильщик не обратил внимания на его вопрос.
– Как пройти в метро? – спросил Риоль милиционера, одетого в мокрый блестящий плащ, с капюшоном, натянутым на фуражку и оттого, делающим голову милиционера похожей на перевернутый треугольник, но милиционер посмотрел сквозь него и продолжил неспешно прохаживаться по перрону.
То же самое получилось и с другими людьми, к которым обращался Риоль.
Тогда он ощутил тоску, и еще то, как сильно он устал…
Через несколько минут, Риоль стоял у справочного автомата и, тупо нажимая кнопку, спрашивал решетчатое окошко:
– Когда придет счастье?
А автомат исправно отвечал после каждого нажатия:
"Для того, чтобы получить ответ на интересующий вас вопрос, опустите в приемник жетон, который можно приобрести в билетной кассе за две копейки."
На Риоля не обращал внимания никто, кроме двух людей, стоявших поодаль.
Один из них был одет в дорогую французскую тройку и шляпу коричневого цвета, а второй, старший, худощавый, голубоглазый носил стоптанные ботинки.
– Что с Риолем? – спросил первый второго.
– Он устал. Но пока это не страшно.
До тех пор, пока он сам об этом не догадывается.
– А можно прекратить его мучения?
– Если жизнь – это мучения, то можно.
Если жизнь – это дорога, то – нельзя…
В этот момент Риоль оглянулся и увидел человека в стоптанных ботинках:
– Крайст, меня никто не видит! – и человек в стоптанных ботинках тихо ответил ему:
– Меня тоже…
Они оба помолчали немного, потом Риоль посмотрел на Крайста и почувствовал, что должен сказать тому что-то очень важное, что потом, он может забыть и не сказать вообще:
– Крайст, знай, что я понял для чего ты водил меня. И наше путешествие было не напрасным.
Строить планы на будущее, можно только тогда, когда понимаешь – куда идешь.
И только знания дают возможность испавлять ошибки в пути.
А, для того, чтобы понять – куда мы идем, нужно знать – откуда мы пришли, – и, помолчав немного, Риоль прибавил:
– В своих поездках я заработал немного денег.
Возьми.
Купи себе новые ботинки, а то твои совсем износились…
* * *
Ночной дождь смыл не только пыль и усталость.
Он смыл сомнения.
…На залитой солнцем, утренней площади Риоля встречала толпа людей.
И впереди всех стояла Эйла. Риоль не удивился, а обрадовался этому:
– Я ждала тебя.
Я знала, что ты вернешься.
И не верила никакой информации.
Даже той, что люди называют объективной…
– Объективность информации – прошептал, находившийся в толпе человек в дорогой французской тройке и шляпе коричневого цвета, – Это последняя надежда на то, что она ошибочна, и что все еще может быть хорошо…
Не смотря на то, что площадь, на которую вышел Риоль, была полна, из прилегающих улиц подходили все новые и новые люди. И каждый, кто шел на площадь, шел туда сам.
Риоль поцеловал Эйлу:
– Прости, но вышло так, что о том, что я жив, могли знать только несколько человек.
– Они всего лишь знали, а я – надеялась…
Риоль обнял жену, но в это время какой-то человек схватил его за штанину и, плюхнувшись на колени, закричал:
– Ты видел Бога! Ты сказал ему, что мы его рабы верные?!
– Встань, – ответил ему Риоль, – И помни, что мы дети Бога, а не его рабы…
– Милый, прошептала Эйла, – Люди ждут от тебя многих ответов, но сейчас ты должен сказать только то, что считаешь сокровенным.
А с площади неслось:
– Что ты принес нам Риоль?!
– Что ты понял в своих путешествиях?!
– Что ты видел?!
– Ты видел Бога?!
– Что Бог велел передать нам?!
Риоль мог бы говорить долго, но в этот момент, он понял, что важно сказать главное: – Люди, помните!
У Бога для вас нет других рук, кроме ваших рук…
У Бога для вас нет других мозгов, кроме ваших мозгов…
У Бога для вас нет другой души, кроме вашей души…
– Ну, папа, ты и написал.
– Извини, что фантастика получилась слишком правдивой.
Но ведь, чистая правда – это тоже – фантастика…