В глазах Искариота на мгновенье блеснул отсвет костра, но тут же растворился в темноте:
– Тем же, чем отличается глянцевая обложка с портретом кинозвезды от встречи с любимой…
Видимо, такой уход в лирику привел Искариота в смущение – цинизм всегда обладает большей защищенностью – и он, постояв немного без дела, но, все-таки взглянув на зажигающиеся звезды, отправился к ближайшим кустам, и принес оттуда несколько спальных мешков:
– Кто – как, а я – спать.
Риоль, видя, что у костра они с Крайстом остались одни, спросил:
– Ты не устал?
– Нет, мне приходилось заниматься более тяжким трудом, чем ходить по земле.
– Тогда посидим еще немного.
– Конечно. Ведь у тебя накопилось много вопросов.
– Если бы это были только мои вопросы, я не стал бы отрывать тебя от сна.
– Поговорим, но помни, что правильные ответы получает только тот, кто умеет ставить правильные вопросы…
– Крайст, аргументируя свои собственные поступки, люди очень часто кого-то цитируют.
– Цитируют обычно те, у кого нет собственных аргументов.
– Но чаще всех цитируют тебя?
– Цитируют значительных – великим приписывают чужие мысли.
– Крайст, о тебе говорят постоянно.
Говорят и взрослым, и детям, – почувствовав, что Риоль возбуждается, Крайст мягко остановил его:
– Если меня ставят в пример детям, значит, думают, что я уже ни на что не годен.
– Ты легко даешь нам путешествовать во времени. – Риоль, каким бы запутанным не был путь из настоящего в прошлое, помни – путь из прошлого в настоящее, еще запутаннее…
– Но ведь время и мир крепко связаны между собой, – проговорил Риоль, подбрасывая в начавший угасать костер, высушенные временем сучья – первые, еще доугольные, источники искусственной энергии на земле. – Если мы заговорили о времени, то весь мир попросту состоит из того, чего не хватает…
– Если это не слишком больно тебе, скажи – почему ты не повел нас в то время, когда тебя распяли? – услышав этот вопрос Риоля, Крайст не надолго задумался, подкинул еще несколько сучьев в костер, отчего пламя стало ярче и осветило его грустное лицо: – Знаешь, Риоль, это было ни к чему. Ведь обычные стрелки часов – это тоже распятие…
– И все же, история состоит из отдельных этапов, – Риоль торопился вести разговор, потому, что чувствовал, что эта ночь уходит.
И не знал – будут ли в его жизни такие ночи еще?
– Проблема в том, что эволюция на каждом очередном этапе ставит новые задачи. И потому, надежды любого поколения – это разочарования последующего…
– Но тогда, человечеству приходится привыкать к себе, так и не узнав, что оно из себя представляет? – сказал Риоль, не уверенный в том, нужно ли ставить знак вопроса в конце этих слов.
Крайст не успел ответить, потому, что не спавший и внимательно слушавший их разговор Искариот, пробормотал из темноты, оттуда, куда не достигал свет костра:
– Потому, что, узнав, что оно из себя представляет, человечество не привыкло бы к себе никогда…
– Эх, Искариот, – вздохнул Крайст, – Ты не меняешь своих принципов.
Искариот, немного помолчав, видимо раздумывая, строить из себя спящего или нет, но, решив, что претворяться спящим теперь поздно, ответил:
– Я их не меняю, потому, что у меня их нет.
– Почему?
– Потому, что самые никчемные и скучные люди – это люди со своими принципами к месту и не к месту…
– Это твоя судьба, Искариот, – вновь вздохнул Крайст, – Только не ставь пределов Божьему терпению. – Вера в судьбу, – тоже вздохнув, проговорил Искариот, – Вера в судьбу всего лишь примеряет с отсутствием ее понимания…
– Ты – не оптимист, Искариот. Поэтому будущее кажется тебе печальным. – Оптимизм, это не оценка будущего, а отношение к настоящему…
Наступившее молчание алчно, как голодный волк, пожирало время. Но Риоль торопился. Он понимал, что такая ночь может не повториться, и заранее сожалел об этом.
Что поделаешь, умные люди постоянно испытывают необходимость в том, чтобы стать умнее, и потому – подвергают свой ум испытаниям.
– Хорошо хоть, что – только умные люди… – донеслось из темноты.
– Крайст, религия помогает решать проблемы?
– Ни одна религия, Риоль, не решила ни одной проблемы.
– Для чего же тогда существуют религии?
– Для того, чтобы правильно относиться к решению проблем…
– Но ведь на Земле столько религий. Наверное, какие-то из них лучше, а какие-то хуже?
– Риоль, все религии замечательные.
Плохи люди, превращающие их в орудия пыток…
– И все-таки, многие люди продолжают верить, – Риоль тщательно подбирал слова, – Продолжают верить, зачастую не задумываясь над тем, что самое недостоверное в любой вере – это то, на чем она базируется. – Риоль, – улыбнулся Крайст. Может, в первый раз за все время их ночного разговора, – Люди куда охотнее верят в невозможное, чем в необходимость работать, для того, чтобы сделать возможное…
– Крайст, людям трудно представить Бога, – улыбка Крайста добавила откровенности в их разговор, и Риоль повторил слова, которые все время хотел произнести:
– Людям трудно представить Бога.
– Почему?
Вспомни, то, что вселенная бесконечна – не означает того, что бесконечно количество законов, управляющих вселенной.
В том числе – и нравственных законов.
Следовательно, все эти законы можно собрать вместе.
– Можно, – согласился Риоль.
– Вот ты и представил себе Всевышнего.
А дальше – дело вкуса – как назвать это собрание: Бог, устав, кодекс существования вселенной…
– Крайст, твои аргументы такие простые и очевидные, что все становится ясно.
Почему же в мире так много непонимания?
– У аргументов есть один весьма существенный недостаток.
– Какой?
– Они воздействуют только на умных людей…
Разговаривая, они меряли свою судьбу.
Одни меряют ее успехами, другие – провалами, третьи – шагами, четвертые годами.
А кто-то – вопросами и ответами, что иногда равно и годам, и шагам, и провалам, и успехам…
* * *
…Стволы деревьев появлялись из ночной мглы в тишине, как проявляется изображение на фотобумаге в руках опытного фотографа, делаясь все контрастней, объемней и реальней, оставляя все меньше места ирреальному воображению.
Превращаясь из загадки в произведение.
– …А сколько времени? – девушка, нарисованная акварелью, проснулась первой и произнесла эти слова, разводя руки в стороны, потягиваясь.
– Утро, – ответил ей Искариот. А потом прибавил:
– Более или менее.
– Тогда я еще сплю, – проговорила девушка, скачанная с интернета, – Кстати, как правильно ответить на вопрос: "Ты не спишь?" – "Да, не сплю" или "Нет, не сплю"?
– Этого никто не толком знает. Особенно утром, – проговорил Искариот и чихнул, видимо поддавшись росяной прохладе:
– Что-то я расчихался.
Наверное, стал говорить слишком много правды.
А это всегда – либо смешно, либо глупо…
– Искариот, а правда, что нужно всегда говорить правду? – окончательно проснувшись, спросила девушка, скачанная с интернета. – Неправда, – отрезал Искариот.
Риоль и Крайст продолжали сидеть у костра, наблюдая за тем, как просыпаются остальные.
– Крайст, с тех пор, как мы встретились, я узнал многое из того, что раньше мне было не то, что чуждо или безразлично, скорее просто проходило мимо меня.
Теперь очень много мне становится понятно.
– Если мир становится тебе понятным – значит, до самого главного ты еще не дошел…
– Крайст, почему ты не придешь к людям открыто, официально, что ли? Со встречами с лидерами государств и представителями прессы?
– Как ты думаешь, что сделают люди, если это произойдет?
– Что? – пожал плечами Риоль, – Обрадуются.
– Нет. Снова распнут меня…
– А для чего ты водишь меня по этому миру?
– Знаешь, Риоль, мнение твоего времени о том, что люди становятся лучше или хуже не верно.
Все дело в том, что в твое время – они такие же, как и были…
– Так значит – можно было бы просто походить по моему времени? – Да. Но для того, чтобы понять, что сделают люди, нужно знать – что они делали раньше…
– Раньше?
Но ведь мир начался не с меня, и даже не с тебя.
Крайст улыбнулся:
– Пока готовится завтрак, пойдем, пройдемся.
– Далеко?
– Далеко, но идти близко.
Они прошли по тропинке несколько шагов, обошли большой валун и вышли на песчаный берег.
По голубизне воды, Риоль понял, что это берег морской.
И в этом море было что-то, что наводило на мысль о том, что суда ходят по нему не по расписаниям, опубликованным в газетах, а по собственному доисторическому велению.
Голубизна моря была особенной голубизной, где глубина и отмели состояли из мириад собственных, отдельных голубизнин, каждая из которых играла с солнечными лучиками в свою, мельчайшую искорку света. И эта игра в блеск, соединяла голубизну глубокого моря с голубизной бездонного неба на равных в том месте, который называется горизонтом – связью между настоящим и будущим.
Видя, какими глазами смотрит Риоль на родившуюся панораму, Крайст, улыбнувшись, сказал:
– Хорошо, что у горизонта нет родины.
– Почему?
– Потому, что иначе нашелся бы кто-нибудь, кто его приватизировал бы…
У самой кромки, там, где пологие волны, теряя силу, лишь мочили песок, сидел на корточках полный человек, одетый в подобие простыни.
Услышав шаги, человек поднял свою большую, шишковатую голову, украшенную вьющейся бородой, и внимательно взглянул на подошедших.
Его, близко посаженные, маленькие глаза из под мохнатых бровей, смотрели оценивающе. Словно человек решал, стоит ли тратить время на разговор с незнакомыми людьми.
Потом, видимо придя к выводу, что эти люди смогут оценить значение его слов, выпрямился и выкрикнул:
– Дайте мне точку опоры, и я переверну мир!
Крайст улыбнулся этому человеку и ответил:
– Дайте миру точку опоры, и его не нужно будет переворачивать…
– А ты – кто? – спросил, глядя на Крайста, человек, сидевший у воды. И Крайст ответил:
– Я тот, кого пока еще нет в этом мире.
– Понятно… Ты – здравый смысл…
– …Этот человек, Риоль, попытался охватить весь мир потому, что еще не зал, как мир сложен, многообразен и, кстати, хрупок. Мир постигается постепенно.
Давай зайдем еще в одно место, – Крайст взял Риоля под руку и увлек его в сторону какой-то каменной кладки, на которую Риоль раньше не обратил внимания.
Когда они пару раз завернули за углы этой кладки, оказавшейся совсем не длинной, то очутились на площади, заполненной народом.
Посреди площади возвышался помост, напоминающий Лобное место.
На помосте, окруженный монахами, одетыми в черные и белые с черными капюшонами рясы, стоял сгорбленный старик, читавший какую-то бумагу.
По тому, как подрагивали склоненные стариком плечи, было очевидно, что это – покаянная бумага.
Риоль и Крайст протолкались сквозь толпу людей в тот момент, когда старик кончил читать.
А на площадь опустилась тишина.
И в этой тишине, стоявшему у самого края бревенчатого настила Риолю, послышались слова старика, произнесенные шепотом:
– И все-таки – она вертится…
– Но только в одну сторону, – так же тихо ответил кающемуся, стоявший рядом монах.
При этом, его капюшон сдвинулся на одну сторону, и под ним, на мгновение, мелькнула шляпа коричневого цвета, надвинутая так низко, что закрывала лицо, оставляя на виду лишь акуратно подбритую испанскую бородку.
К своему лагерю они вернулись тем же путем, когда на костре уже закипал чай.
– Как видишь, Риоль, проблемы устройства мира люди начали решать очень давно.
Как только осознали, что эти проблемы существуют…
– Скажи, Крайст, все эти люди живы?
– Конечно.
Только живые молчат своими словами.
Мертвые – словами других.
– А я думал, что это просто легенды, записанные в летописях.
– Легенды – это реальные истории про выдуманных людей.
Летописи – выдуманные истории про людей реальных…
* * *
– Куда мы пойдем теперь, Крайст?
– Мы пойдем в тяжелое время. Такое тяжелое, что по сравнению с ним, остальные времена – просто тяжелые.
А это – проклятое.
– Мы пойдем туда все, – весело крикнула девушка, скачанная с интернета, – И оно перестанет быть проклятым.
Искариот, разливавший чай по кружкам, и думавший, прежде всего о том, как не попасть на руки кипятком, вскользь заметил:
– Если бы все зависело только от нашего появления – все было бы слишком просто…
– Даже если это очень страшное время, я пойду с вами, – у девушки, нарисованной акварелью, выражение лица было серьезным, но это не портило ее красоты.
Иногда, красота не зависит от обстоятельств.
Если это – настоящая красота.
– Почему? – спросил Искариот.
– Вы спасли меня от расстрела.
– Я тоже пойду с вами, – сказала девушка, нарисованная углем, – Вы спасли меня от рабства.
– И я пойду с вами, – рядом с первыми двумя девушками оказалась девушка, скачанная с интернета, – Вы спасли меня от идиотов…
– С тобой, – Крайст по-родственному положил руку на плечо девушке, скачанной с интернета, – С тобой могут возникнуть проблемы.
– Какие проблемы? – голос девушки звучал не только удивленно, но и обеспокоено, – Я не хочу оставаться и ждать вас здесь.
Выражение лица при этом у нее было такое, словно промозглый, слякотный ноябрь предложил ей выйти за него замуж.
– Дело в том, что мы идем в то время, где бумажный документ имел очень большое значение.
– Ну и что?
– А то, что в том времени еще не было твоего портрета для паспорта.
– А они? – девушка, скачанная с интернета, беспомощно развела руки и посмотрела на двух других девушек.
– С их портретами мы как-нибудь определимся, – сказал Искариот, доставая из внутреннего кармана своей дорогой французской тройки коробку акварельных красок и угольный карандаш.
Через несколько минут в его руках оказались листки бумаги, на которых он изобразил два женских портрета.
Один углем, другой акварелью.
– Вот вам фотографии на паспорт.
А что делать с тобой, я пока не знаю.
Риоль посмотрел на Крайста, но Крайст беспомощно развел руками:
– Искариот, придумай что-нибудь.
Тот задумался не надолго и исчез в кустах.
Когда Искариот вернулся, у него под мышкой была большая пачка глянцевых журналов, которую он положил к ногам Крайста. После этого, Искариот вытащил футляр с фотоаппаратом, заблокировал перемотку кадров и быстро переснял с разворотов журналов портреты фотомоделей.
Потом, подумав мгновенье, он сфотографировал девушек, нарисованных акварелью и углем.
Из под задней крышки фотоаппарата появилась фотография.
На ней была изображена девушка, очень похожая на девушку, скачанную с интернета.
И все-таки – это была фотография обобщенной красоты.
Красоты, которой не бывает на свете.
Может быть потому, что такая мутированная красота не нужна даже как идеал…
– Идеалы? – вздохнув, проговорил Искариот, – Это что-то вроде препятствий на скачках. И непонятно – для чего они существуют: для того, чтобы дух захватывало при встрече или для того, чтобы твоя кобыла ноги переломала…
Наблюдая за действиями Искариота, остальные не обратили внимания на то, что в то время, пока Искариот фотографировал развороты журналов, между ним и Крайстом произошел разговор:
– Все не было времени спросить, Искариот, как у тебя дела?
– Крайст, ты лучше меня знаешь все, что происходит со мной.
– Я знаю все, что происходит с тобой, но я не знаю, как твои дела?
– Знаешь, кто больше всего не любит клятвопреступников?
– Кто, Искариот?
– Тот, кто сам когда-нибудь в чем-то клялся.
– То есть – почти каждый человек.
Ну, а причем здесь твои дела?
– Я – напоминание людям о том, что из этого получается…
– Что здесь поделаешь, – вздохнул Крайст.
– Ничего не поделаешь, – ответил Искариот, продолжая фотографировать, – Вот, с твоими людскими делами – в подделке документов я уже соучаствую.
Так, не долго и фальшивомонетчиком заделаться…
– Теперь, – разглядывая свой паспорт, весело сказала девушка, скачанная с интернета, – Мы пойдем все вместе. И пусть у всех неприятностей на свете будут проблемы!
– Возможно, единственная проблема неприятностей, это мы, – совершенно серьезно проговорил Искариот, – Но, что мы будем делать, если это окажется не так?
– Тогда мы будем принимать жизнь такой, как она есть! – девушка продолжала улыбаться, а лицо Искариота осталось серьезным:
– Это самое нелепое из того, что можно делать с жизнью…
– Ну, так пусть с нами будет удача.
– Если удачу так часто призывают в помощники, у нее должно быть хорошее здоровье.
– Искариот, – девушка, скачанная с интернета передразнивая Искариота, надула губки, – Дай хоть пофантазировать.
– Фантазии, как, впрочем, и мечты – это тоже почти всегда нелепость, – спор между девушкой и Искариотом грозил затянуться, но Крайст прекратил его:
– Утешает, Искариот, то, что ошибаешься ты часто…
– Учиться нужно на чужих ошибках. Правда, Искариот? – улыбнулась девушка, скачанная с интернета.
– Правда.
Только этого пока никому не удавалось…
Девушки мыли посуду и упаковывали вещи, которыми все пользовались со вчерашнего вечера, Искариот, бормоча себе под нос: "В кустах положишь – в кустах и найдешь…" – относил свертки куда-то в лес, а Риоль и Крайст вновь остались одни:
– Крайст, можно – последний вопрос?
– Последний? – в глазах Крайста промелькнула искорка, – Последний вопрос задаст последний человек, а у тебя – это просто очередной.
Спрашивай.
– Знаешь, я немного смущен.
– Спрашивай. Я привык к тому, что многие вопросы вызывают смущение.
– Понимаешь, Крайст, все те чудеса, которые ты совершил, или, которые приписывают тебе, при определенных условиях могли произойти, как события, сами собой.
– Возможно. И, кстати, помни, что чудеса – это не доказательства правоты.
– Но есть же что-нибудь такое, что не встречается в природе само собой?
– Конечно, Риоль, например – фортепьянная музыка…
– А ты не мог бы совершить что-нибудь такое, что не могло бы произойти само собой, – Риоль говорил смущенно, и не поднимая глаз.
Крайст задумался на мгновение, потом улыбнулся:
– Хорошо. Смотри.
Через несколько секунд на поляне появились мальчишки-разносчики газет – единственные, никогда не проваливающие взаимоотношений со здравым смыслом представители прессы:
– Сенсация! – кричали они, размахивая разноцветными листами газет, – Сенсация!
Обанкротились все пивные заводы планеты!
Люди перестали пить пиво!..
– Так, – вздохнул Риоль, – Я все понял.
Ты меня убедил.
Можно идти дальше…
Он посмотрел на небо…