Будку Дюшка оборудовал на дровнике, под самой крышей. Снизу дровник забит поленьями на три зимы, так что забраться в будку можно только по наружной стене. Это несложно: стена дощатая и для вентиляции между досками щели, но взрослые в будку не заглядывают. Так что у Дюшки, у единственного из нашей компании, есть свое собственное место. Там, правда, не очень просторно, четверым уже тесновато и сидеть приходится в ряд, но двоим нормально, можно и ноги вытянуть, к тому же Дюшка затащил сюда по частям старый диван.
- Ну, а если и шпионы? - спросил я. - Что дальше? Что предлагаешь?
Дюшка достал из-под потолка пневматическую винтовку и леденечную банку с пулями.
- По правилам надо в Комитет сообщить.
- Куда? - не понял я.
- В КГБ, - уточнил Дюшка. - В Комитет государственной безопасности. Ты что, "Ошибку резидента" не видел?
- Видел… А у нас разве в городе КГБ есть?
Дюшка задумался.
Я взял у него винтовку, нажал на рычажок, сломал, зарядил пульку, выпрямил. Прицелился быстро, выстрелил. В десяти метрах стебель крапивы подсел и завалился набок. Дюшкин дом на самом краю города стоит, дальше картофельники и река, а между картошкой и домом крапива родится, хорошая такая, в мизинец толщиной.
- Тогда участковому, - сказал Дюшка. - Сообщить участковому, пусть меры принимает.
Я передал ему винтовку.
- Теперь представь, - сказал я. - Ты приходишь к Кондратьеву и говоришь: "В нашем городе шпионы". Что он тебе ответит?
Дюшка выстрелил и, как всегда, промазал, крапива устояла, а пулька срикошетила и с визгом отошла в кусты.
Я взял винтовку, зарядил.
- Кондратьев человек серьезный. - Я прицелился в крапиву. - Шутки шутить не любит. Чуть что - сразу ставит на учет в детскую комнату. А сейчас Кондратьев особенно зол. Его двух помощников в Москву забрали к Олимпиаде, там милиции не хватает. Так что вся работа на нем, мне папка говорил, что он домой не ходит, в кабинете ночует. Давай, позвони, расскажи ему про шпионов, он тебя живо на учет определит. Для профилактики.
Я снова сбил крапиву. У меня по стрельбе грамота, я второе место на "Зарнице" занял, даже Вторую школу обстрелял, если бы еще подтягивался побольше, так и победил бы.
- Ну поставит. - Дюшка забрал у меня винтовку. - И что?
- Ты дурачок, вот что. Ты потом куда с таким пятном на работу устроишься?
Дюшка промолчал, поморщился, выстрелил. Мимо.
- Что же теперь делать? - спросил Дюшка.
А я не промазал. Причем сразу два стебля срезал, как и хотел. По осени пойду в стрелковую секцию запишусь, как раз возьмут.
- А ничего не делать, - сказал я. - Забыть, и все.
- Забыть…
Дюшка выстрелил. Пульку перекосило, Дюшка достал шомпол и стал выбивать ее из ствола.
- Это неправильно. - Дюшка вытолкнул из дула смятый кусок свинца. - ЦРУ не дремлет, всем известно.
- Какое ЦРУ? - Я не утерпел, пнул стену будки. - Они же дети. Пусть и с ножом.
- А если они не дети? - спросил Дюшка загадочно.
- Как это?
- Ну, если они лилипуты?
Тут уж я посмеялся. Лилипуты к нам как-то приезжали со своим цирком, полгорода приходило смотреть, а я в четвертом ряду сидел. Так вот, лилипутов ни с кем не спутаешь, лилипуты - это маленькие люди, а эти не лилипуты, подростки обычные.
- Ты не знаешь, на что способно ЦРУ, - сообщил Дюшка. - Это не дети, а такие специальные лилипуты. Спецлилипуты! Их с детства воспитывали, чтобы к нам забросить…
- Сам себе противоречишь, - перебил я. - Если они такие подготовленные шпионы, то прокола с деньгами не допустили бы. И с хлебом. И с сигаретами. Шпион незаметен должен быть, а они сразу к себе внимание привлекли.
Дюшка выстрелил и в этот раз попал. После этого ему сразу расхотелось стрелять, он спрятал винтовку под крышу и сказал:
- Все равно они мне не нравятся. Они… не такие. Совсем не такие.
- Ты же полстраны объехал, - напомнил я. - Везде все не такие.
- Это да, - согласился Дюшка. - Везде разные… но и одинаковые тоже.
- Как это?
- Да так вот. Мы с предками много ездим, я же вижу - везде все одинаковое. Вот у меня будка… - Дюшка постучал по стене. - А кто-то шалаш строит, а кто-то на чердаке, а во Владивостоке пацаны фанзы копают. А в Москве голубятни или на деревьях лабазы, но каждый хочет свой уголок. Или самострелку всякую мастерят. Воздушки везде… А в Севастополе некоторые подводные ружья делают.
Дюшка мечтательно закрыл глаза, не знал, что он еще и подводное хочет. Хотя я и сам бы не отказался, в Косой старице полно рыбы, но ее ни удочкой, ни сетью не достанешь. На что Дюшкин отец рыбак, да и тот не суется.
- Я к тому, что ты можешь выпиливать воздушку или подводное ружье, но все равно… - Дюшка замялся, не зная, как объяснить. - Ты будешь такой же, как какой-нибудь пацан во Владивостоке. А эти… Они другие. Я чувствую. Шпионы все другие…
- Эй, вы в будке? - послышался голос.
На краю крапивы показался Котов.
Мы не стали отвечать. А ну его. Побежал вчера к Похвалину, собака. Хотя Котов такой, у него ничего заповедного.
Котов забрался в будку, и сразу стало тесно.
- Как "Всадник без головы"? - поинтересовался я. - Интересный?
- А, - отмахнулся Котов. - Через приставку плохо видно, все дергается…
- Ничего там не дергается, - с обидой сказал Дюшка. - Это ты так просто говоришь.
- Да нет, дергается. У меня аж голова разболелась. - Котов потрогал голову. - А вы что, опять стреляли?
Мы не ответили. Сидели, молчали.
- Чего делать сегодня будем? - спросил Котов.
Вроде как ничего не случилось. Хитрец Котов.
- Ничего, - ответил Дюшка. - Вот так сидеть и будем до вечера.
- Можно и посидеть. - Котов вытянул ноги. - Сегодня луна хорошая.
- Пластинки будем слушать, - сказал Дюшка. Он вытащил из-за дивана футляр с проигрывателем, достал пластинки и запустил "Огниво". "Огниво" вот точно дергалось и шипело, глупая идея. Мы послушали минут пять, а потом Котов не выдержал.
- А давайте на подрывное сгоняем? - предложил Котов.
- Чего мы там забыли? - неприветливо спросил Дюшка. И сделал погромче. Не звук, а шум.
- Вчера один пацан там снаряд нашел, - сообщил шепотом Кот.
Мы с Дюшкой посмеялись. Подрывное поле все вдоль и поперек выхожено, все, что можно найти, давно нашли. И осколки, и порох. Хотя пороха там всегда мало было, во время лесного пожара выгорел.
- А может, сразу атомную бомбу он там нашел? - усмехнулся Дюшка.
- Да нет, снаряд. От гаубицы. То есть не целиком снаряд, а половинка. Передняя часть оторвалась, а задняя, где капсюль, вся целая. И порох весь остался. Почти два килограмма!
Котов достал из кармана спичечный коробок, сдвинул крышку. Внутри лежали короткие желтые трубочки пороха.
Дюшка выключил "Огниво".
- Похвалин у этого пацана литровую банку выменял на батарейки.
Я представил, как Похвалин взрывается вместе со своим домом, это было красиво. Дюшка выудил из коробка пороховую трубочку, понюхал, поковырял ногтем.
- Настоящий армейский, - заверил Котов. - Пироксилиновый. Смотрите.
Он вытащил из кармана кусок фольги, обмотал пороховую трубку в три слоя, скатал между ладонями, придав форму ракеты. С тыльного конца спичкой дырку проковырял. Из коробка сделал стартовую установку, поджег порох. Ракета с визгом взлетела над крапивой, высоко так взлетела, и дым красивый, с завитушками. Понятно, армейский порох, из спичек ракету не сделать, пугач разве что.
- Хороший порох, - согласился Дюшка.
- А то! Этот пацан, что снаряд нашел, говорит, что надо не на самое подрывное ехать, а чуть дальше, за Сендегу. Там никто не ищет, а туда куча снарядов улетела.
Дюшка поглядел на меня.
- Ничего туда не улетело, - сказал я.
- Если пороха много найти, можно и шпалер сделать, - сказал задумчиво Котов.
- Можно без пальцев с вашим шпалером остаться, - заметил я. - И без глаза. Один такой…
- Знаем-знаем, - тут же перебил Котов. - Смирнов пилил патроны, и ему все оторвало. Ты еще про карбидную бомбу расскажи.
Я в стрелковую секцию собираюсь. И в картинговую. И то и другое дело серьезное. Поэтому я против всякой самодеятельности и дурацких развлечений. А про карбидную бомбу весь город знает, мужику, между прочим, руку оторвало, инвалидит сейчас сторожем, а был баянист. Но Дюшка, конечно, против шпалера устоять не мог.
- Смирнов неправильно сделал, - сказал Дюшка. - Взял трубку от кровати и пороха много насыпал - у него не шпалер получился, а фугас.
Дюшке хочется иметь пистолет. Не пневматический, настоящий. Если не пистолет, так хотя бы самострел. Шпалер. Он бы тоже в стрелковую секцию записался, но его не возьмут с такой рассредоточенностью. Его на фехтование и то не взяли, хотя он три раза пробовал, после этого провала он как раз ножиками и стал увлекаться. Отец ему воздушку списанную добыл, но кроме нее Дюшке ничего стрелкового не видать.
- Этот пацан говорит, что видел там осколки от гранаты, - вспомнил Котов. - От лимонки.
Граната стала последней каплей, Дюшка сказал:
- Давайте и в самом деле завтра на подрывное съездим, а?
Я промолчал.
- Вот и хорошо. - Котов полез из будки. - Завтра в семь заезжайте тогда, буду ждать.
Котов спрыгнул со стены, чуть-чуть скатился в крапиву, ойкнул.
- У моего деда в подвале старинное ружье валяется, - сообщил Дюшка. - Механизм сгнил, а ствол ничего, можно распилить на три части, три шпалера получатся легко.
- А как же шпионы? - спросил я. - Кондратьеву-то побежишь рассказывать?
- Да, шпионы… Слушай, Вадь, у тебя вторых сапог не найдется? А то там у речки змеи могут водиться, не хочется босиком лезть…
Про странную парочку Дюшка позабыл, сосредоточился на завтрашнем походе, вытянул из-под дивана клееные-переклееные бродни и прикидывал, сгодятся ли они для форсирования Сендеги.
- Так как все-таки шпионы? - повторил я.
- Да шут с ними, - отмахнулся Дюшка. - Туристы - они туристы и есть. Мы их больше и не увидим…
Не увидим, уплывут они вниз по реке, вот и все, туристы всегда так делают.
Он ошибался. Да, Дюшка очень сильно ошибался. Мы тогда вообще все сильно ошибались.
Глава 3. Подрывное поле
Подрывное поле только так называется. Оно давно уже не поле, а лес. Невысокий и не очень ровный сосновый бор. И не подрывное - тридцать лет тут ничего не взрывают, тишина.
А во время войны в нашем городе размещался снарядный завод, на нем моя бабушка работала, да и вообще полгорода, все, кто мог. Сначала снаряды требовались в больших количествах, но в сорок пятом война кончилась, а завод до пятидесятого не останавливали, и всё в три смены. Армию как раз тогда перевооружали, а вокруг нашего городка все сплошь в военных складах было. Ну и стали накопленные снаряды потихоньку списывать. Нашли поле подальше, возили снаряды туда и подрывали. Бабушка моя там работала, сначала снаряды делали, потом уничтожали.
На поле это мы частенько ездили, интересно ведь. Металлолом, что лежал поверху, давно собрали, порох пожаром выжгло да солнцем подъело, так что можно рассчитывать только на мелкие осколки. У меня их целая банка, не знаю, зачем насобирал. Пустое место, гильз завалященьких и то не найти. А тут целый снаряд.
Хотя могло быть и так. Сендега течет вокруг Лосиного болота, а там места глухие, топи, гнили, земли мало, острова посреди трясин. Клюквы там полно и груздей, но туда мало кто суется, потому что опасно. И утонуть легко, и газом болотным надышаться, и лоси встречаются неприветливые. Если туда снаряды улетали, то, скорее всего, там до сих пор и лежат. Так что в походе смысл имелся. Мне самому порох даром не нужен, мне глаза и пальцы дороги, но на Лосином болоте я не был. Интересно ведь.
Утром, в шесть часов, в окно постучал Дюшка. Вообще мы на полседьмого уговаривались, но он, как всегда, не удержался и заявился раньше.
К походу Дюшка основательно подготовился: зеленая отцовская штормовка, пилотка, кеды, к раме привязаны скрученные сапоги. На багажнике же велосипеда желтел давно выцветший рюкзак. У Дюшки "Салют", у него грузоподъемность хорошая, и на раму можно прикрутить, и на багажник, а у меня "Орленок", на нем и багажника-то нет. И руль дурацкий.
- Ты что, на зимовку собрался? - Я кивнул на сапоги и рюкзак.
Дюшка не ответил. Как человек, восемь раз прочитавший "Таинственный остров", он был склонен тщательно готовиться даже к простым путешествиям. Я подозревал, что у него в рюкзаке хранится жестяная коробочка с компасом, спичками и таблеткой аспирина.
Я готовиться особо не стал, взял фляжку с водой и карман карамели.
До поля километров десять на запад от кладбища, на велике докрутить можно часа за полтора - дорога там не очень. Если сначала еще как-то опилками отсыпана, то дальше колеи да песок, иногда и не проедешь, вести рядом приходится. Но все равно, приключение вроде.
Заехали к Котову, на Коммунальную. Котов не просыпался долго, а когда высунулся в окно, объявил, что он на подрывное поле не поедет.
- Вчера вечером малину проверяли, - объяснил он. - По кустам так набродились…
- Ты что, малиной объелся? - перебил Дюшка.
- Нет, не малиной объелся, малины нет еще, одни завязи. Я мозоли натер.
- Ага, мозоли, понятно, - презрительно протянул Дюшка.
- Да нет, правда.
В подтверждение Кот выставил в окно ноги. Мозоли имелись. С такими педали не ворочать, по лесу не скакать.
- Ну и сиди, - плюнул Дюшка. - Мы и без тебя сгоняем.
- Эй, пацаны, и мне пороха привезите, а? - попросил Котов. - Пару коробков хотя бы…
Дюшка, не оборачиваясь, показал ему фигу. Поехали в сторону подрывного.
В "Орленке" в основном недостатки, но есть один и плюс - он легкий, и ездить на нем гораздо проще. Так что я катил, не особо стараясь, медленно, любуясь утром, Дюшке же на его "Салюте" не разогнаться - тяжелый. Зато сидушка мягкая. Дюшка отставал, пыхтел и плевался, километра через три я забрал у Дюшки бродни, прикрутил их на раму поближе к рулю. Дюшка приободрился, и до кладбища катили вполне себе бодро, иногда, особенно если под горку, Дюшка меня даже обгонял.
С утра кладбище выглядит вовсе не мрачно, а наоборот, нарядно как-то. Нет, старый угол, где кривые, крашенные облезлой серебрянкой кресты, конечно, уныл, а новая часть ничего, разноцветная. Эмалевые красные звезды, пластмассовые цветы везде, венки, дорожки песочные, и вороны не сидят на ветках, все вороны на старом кладбище. Как ведьмы.
- Звездный городок, - не удержался Дюшка.
Мне такое название не нравится, если совсем уж по правде. Не очень оно хорошее, как-то я дома брякнул, так отец потом со мной два дня не разговаривал, это чтобы мне понятно стало. Мне стало.
- Знаешь Толсту́ю? - спросил Дюшка. - Которая картошкой на станции торгует?
- Ага.
Толстая у нас в городе известная тетка. Особенно по части несознательности. Ходит к поездам торговать картошкой, солеными огурцами и цветами. Про нее и фельетоны в газете писали, и участковый прорабатывает, а ничего сделать не могут - как с Дюшкиным папашей. Потому что Толстая месильщица на хлебозаводе, а на эту работу никто не идет. Зарплата маленькая, а работа как в шахте, мужики не выдерживают. А Толстая двужильная, у нее руки как у штангиста - в ночную смену хлеб замешивает, а потом на станции капустой квашеной торгует и настурциями.
- Толстая все свои грибы вокруг кладбища собирает, - сказал Дюшка.
- Зачем?
- Говорит, тут они хрустященькие. А еще говорит, что ей грибы муж показывает.
Мы катили вокруг кладбища, слева кладбище, справа лес на полторы тысячи километров.
- Он же у нее умер, - напомнил я. - Угорел в позапрошлом году…
- Ага, угорел. - Дюшка обернулся. - Угорел и тут похоронен. А Толстой грибы показывает. Это как?
- Суеверия какие-то, - сказал я.
- Ага, суеверия, - усмехнулся Дюшка. - Ты "Локиса" видел?
- Нет.
- Ну вот. Там мужик в медведя в конце превращается.
- Как это? - не понял я.
- Вот так. Оборотень. Его крестьяне убивают, и он валяется на снегу, а из пасти у него течет черная кровь. А его друган понимает, что это не медведь…
Тут как назло на старом кладбище крикнула ворона, Дюшка дернулся, руль у него вильнул, переднее колесо наткнулось на камень, и Дюшка завалился. Упал несильно, но колено ободрать умудрился. Зашипел.
- При чем здесь медведь? - спросил я. - Ты же про Толстую говорил?
- Я это к тому, что она с мертвецами разговаривает, вот к чему.
Снова каркнула ворона, и тут же к ней присоединились остальные, разорались, и мне отчего-то подумалось, что они это в нашу сторону. Быть обкарканным не хотелось, запрыгнули на велики, покатили дальше. Постарались побыстрее. На всякий случай. Понятно, что суеверия, но мне после "Бежина луга" о кладбищах и думать не хотелось. А тут еще Дюшка…
Нажали на педали, прибавили скорость и замедлились, только когда погасли за спиной последние красные звезды. По спине до сих пор, как мышиный горох, перекатывались мурашки. Хотелось Дюшку по шее треснуть: сначала заманивает порох искать, потом пугает и сам пугается.
А Кот, кстати, умный, с нами не поехал, мозоли натер, молодец, он всегда в нужный момент умеет мозоли предъявить.
Минут через десять после кладбища выехали к карьеру. Тут копали песок для асфальтового завода, набралось воды, получился пруд. Решили немного отдохнуть, помыть ноги, хотя, конечно, зря: едва слезли с великов и скинули кеды, Дюшка опять принялся рассказывать свои истории.
- Тут в лесу церковь есть старая. - Он указал за спину. - Там раньше деревня стояла, Бушнево называлась. Она как раз на старом почтовом тракте располагалась, от Чухломы к Кологриву. Там речка есть маленькая, Ёгда…
Дюшка сунул ноги в донный песок, стал шевелить пальцами. Я тоже. Песок под водой оказался теплый и приятный, теплей самой воды почему-то.
- Так вот, в этом Бушневе пятьдесят два человека жили, там у них смолокурка была. А потом они все исчезли. Раз в неделю туда трактор приезжал с цистерной - смолу забирать. Вот трактор приезжает, а людей нет. Никого. Все пропали.
Мы взбаламутили песок, и теперь от нас в стороны расползалось некрасивое пятно, захватывая постепенно прозрачную воду.
- И куда они делись? - неосторожно спросил я.
- Не знаю, - ответил Дюшка. - Исчезли. Точно вышли все из дому… И всё. Ни вещей не взяли, ничего. А в одном доме радио играло…
Вот всегда так. Стоит куда-то отправиться, как сразу найдется такой вот рассказчик. И история про пропавшую деревню - мимо не проехать.
- Милиция искала-искала, но никого не нашла. А потом глядят, а на церкви все купола почернели.
Как-то похолодало. То ли ветерок подул, то ли тучка набежала, но мне надоело вот так в воде сидеть.
- Поехали дальше. - Я вытянул ноги из воды, стал натягивать кеды. - А то сейчас солнце поднимется, жарко станет, упреем, пока до поля доберемся.
- Я это к чему рассказал? - Дюшка тоже стал натягивать кеды, но делал это трудно: то ли ноги распухли, то ли кеды были давно малы. - Я к тому, что Бушнево как раз за Лосиным болотом.
- И что?
- Да так просто.