Обратно мы спустились налегке и быстро. Уже начинался вечер. Потому что назначена была игра в мяч между нашими и фермерскими, ужин назначили на поздно, после игры, а пока дали компот и сладкие пирожки. В нашей команде играл мой друг Кий Килиах, а остальных я не знаю. Фермерские ребята все были старше, и только один тоже пятиклассник, но он играл лучше всех. Фермерские занимаются в сельской школе, там учат совсем по-другому. А этот парень ездит в реальное училище в Бештоуне, на велосипеде, каждый день полтора часа туда и обратно. Поэтому у него ноги такие быстрые. Он нам забил два мяча, а мы им четыре, но потом пропустили ещё один, но всё равно выиграли. Они сказали, что это только начало, а когда они разыграются, то нас просто растопчут. Ну а мы сказали, что топталка у них маленькая и никогда не вырастит. А потом был общий ужин и костёр и песни, особенно когда был спуск флага. Фермерские пели марш Танкистов и марш Свободного труда. Свободный труд это такая большая фермерская организация, чтобы их никто не угнетал. Но их никто ни угнетает итак.
В лагере уже живут сто восемьдесят человек, а завтра должны приехать ещё пятьдесят. Много палаток стоят пока пустые, для всех желающих. Мы всем рады.
Конец сочинения № 3.
Глава пятая
Наверное, Лимон выпил слишком много компота, и среди ночи его подняло. Он не сразу понял, где находится (это была всегдашняя его беда - очень долго привыкать к какому-то новому месту и даже пугаться, если просыпался не дома, да ещё в полной темноте), но в конце концов сообразил, что к чему, выбрался из спального мешка, нашарил у кровати резиновые тапочки и тихо, стараясь ни на что не наткнуться, добрался до полога. За пологом было прохладно, сыро - и совершено ничего не видно. Лимон знал, что лагерь должен освещаться хотя бы десятком фонарей - однако же не было ни одного: просто темнота вокруг слабо и почти равномерно то ли серела, то ли голубела, - в общем, пропускала сквозь себя что-то среднее между этими цветами.
Лимон обогнул палатку и остановился. Теперь перед ним был абсолютно чёрный непроницаемый занавес. Пахло разрытой землёй.
Уходить хоть на несколько шагов от палатки как-то совсем уже не хотелось.
На шее у Лимона, как и у всех остальных ребят, висел "маячок" - небольшой импульсный фонарик, предназначенный не столько для освещения своего пути, сколько для подачи сигнала, если вдруг потеряешься. Лимон на всякий случай потрогал, на месте ли он - и, тщательно считая шаги и стараясь выдерживать прямую, чуть-чуть отошёл, оглянулся, прислушался, потом встал на колени, оттянул резинку трусов и помочился настолько бесшумно, насколько это вообще было возможно. Хотя девчачьи палатки стояли напротив мальчишеских, то есть вообще по другую сторону "линейки" - аллеи, на которую открывались пологи палаток, где по утрам полагалось выстраиваться на поверку и подъём флага, и где завтра предстояло разбивать клумбы и ставить скамеечки и качели, - Лимон на всякий случай стеснялся: мало ли что. Вообще его стеснительность временами становилась почти болезненной, он сам себя понимал плохо.
Всё. Встал, застегнулся. Осторожно развернулся - как по команде "кругом". Глаза уже немного привыкли к туманной мути, так что впереди уверенно угадывались и тёмные горбы палаток, и ватный ком света вокруг довольно близкого фонаря. Лимон сделал шаг, другой… и вдруг понял, что за спиной его кто-то есть. Не очень близко… но есть. Слышалось сдерживаемое тяжёлое дыхание - и ещё какой-то непонятный звук, как будто воду переливают из чашки в чашку. Сразу вспомнились рассказы Гюд-Фарги, побывавшего на южных границах - о странных чудовищах, появившихся в радиоактивных пустынях, об уродливых и беспощадных людях, умеющих видеть в темноте и тумане - и безо всякого оружия буквально наизнанку выворачивающих уснувших часовых; а попробуй не усни, когда они то ли какой-то газ выделяют, то ли умеют неслышно нашептать на ухо… Но то на юге, за проклятой Голубой Змеёй - здесь же у нас тихий северо-восток, у нас сроду ничего похожего не появлялось…
Лимон сделал ещё несколько шагов к палаткам. Тот, кто был позади, тоже сделал несколько шагов и остановился, с трудом дыша. Надо было обернуться, посмотреть, сверкнуть фонариком, поднять тревогу… и внезапно Лимон обнаружил, что ничего такого он просто не в состоянии сделать. А в состоянии - только добраться до палатки, забраться с головой под одеяло и ничего не знать и не видеть.
А если это подкрадывается враг? Если Пандея напала этой ночью? И это парашютист, который…
Никакой это был не парашютист. Это было южное пустынное чудовище, каким-то невозможным способом попавшее сюда. И оно охотилось на Лимона. Оно выслеживало Лимона.
Он бросился бежать и через три шага напоролся на колышек.
Больно было невыносимо, но эта боль белым огнём на миг выжгла страх. Лимон перевернулся на спину, схватил "маячок" и пыхнул им в сторону преследователя.
Рядом, буквально в пяти шагах, стоял, широко расставив передние ноги, громадный горный лось. Лимон впервые видел лося. Но даже сейчас он понял, что со зверем что-то не в порядке. У него было не два ветвистых рога в форме Чаши Мира, как полагалось, а какая-то заросль из рогов, маленьких и больших, - и передние отростки, нависая над лбом, почти совсем закрывали ему глаза. Может быть, лось и видел что-нибудь, но только возле самых копыт. И ещё зубы. Они не помещались во рту и торчали в разные стороны - и некоторые, кажется, сквозь губы и щёки.
И ещё на нём совсем не было шерсти. Чёрная гладкая, местами потёртая, местами в коростах - кожа. Будто это не зверь вовсе, а огромный старый ботинок.
- Порох! - крикнул Лимон, уже не таясь; своего голоса он не узнал. - Порох, проснись!
- Что? - сказали совсем рядом. - Это ты, Лимон?
- Я! Возьми ружьё, патроны с пулями - и за палатку, быстро. Без света. Я услышу, дам свет.
- Сейчас…
Да, Порох был парень что надо - буквально через десять секунд Лимон услышал позади негромкие шаги и поклацывание металла о металл: Порох загонял патроны в магазин.
- Смотри… - тихо сказал Лимон, не оборачиваясь. И нажал кнопку "маячка".
Туман полыхнул в ответ. Совершенно пустой туман.
Порох присел рядом.
- Что там хоть было-то? - спросил он.
- Лось… или похожее на лося… не знаю. Слишком много рогов, голый, чёрный…
- Пойдём, - сказал Порох.
Лимон попробовал встать, но разбитая нога подломилась.
- Ой, ма… - протянул Лимон, холодея от предчувствий.
Он стянул тапочек, ожидая увидеть жуткое кровавое месиво, однако всё, вроде бы, было цело - просто до ступни не дотронуться, и как-то странно: с одной стороны, жутко больно, с другой - пальцы ничего не чувствовали.
- А-а… - опёрся на пятку, поднялся с помощью Пороха, дальше попрыгал на одной ноге, разбитую держа на весу.
Навстречу уже бежали с фонарями…
- Ну вот, - сказала медсестра, обрезая кончики бинта. - Дня три так походишь, потом придёшь, снимем. Кости целы, а ногти вырастут новые, лучше старых будут. Ну а пока - никаких игр, никакой строевой, никаких походов… Может, в город? Машина утром пойдёт…
- Нет, - сказал Лимон, - у меня тут хитроумный брат, за ним специальный надзор нужен, а в городе сейчас никого. Я лучше в мастерской поработаю, змеев поделаю.
- Как желаешь, моё дело предложить. Да, главное, костылём никого не бей, костыль казённый, денег стоит.
- Так точно!
Применится к неудобной подпорке не получилось, но до выхода из медицинского шатра Лимон кое-как добрался. Там его ждали.
- Вот теперь ты будешь Костыль, - сказал Костыль.
- Костыль-два. Костыль возвращается. Костыль против болотного чудовища, - подхватил Порох. - Давай сюда эту дурацкую железяку…
Он отобрал у Лимона костыль и подставил плечо. Костыль подставил другое. И они почти нормальным шагом направились к палатке.
- Следы нашли, - сказал Порох. - Непонятно чьи, но здоровенные. Так что ты был прав.
- Хорошо, - сказал Лимон. - А то я, честное слово, подумал уже, что башкой жёстко приложился.
- Лучше бы башкой, - сказал Порох. - Жёстко.
- Мне дядька рассказывал, что такие вот уродские звери водятся вокруг долины Зартак. По ней в войну кобальтовой бомбой шарахнули, чтобы их вывести, а они только сильней плодиться стали, - пояснил Костыль. - А теперь вот, видишь - сюда ломанулись.
- Литиевой, - сказал Порох. Он знал всё.
- Да, мать Сапога рассказывала тоже… вроде как горцы оттуда бегут… - вспомнил Лимон. - Парни, а ведь если это всё так… накрылся наш лагерь? Или какую-нибудь охрану пришлют, всё проволокой обнесут и нас выпускать не будут…
- Лучше б война, - сказал Шило.
- А ты здесь откуда? - оглянулся Лимон.
- А я за вами иду. Думаю, вдруг сзади кто будет подкрадываться - я вас и предупредю.
- Своим последним криком, - сказал Костыль.
- Размечтались, - сказал Шило. - Не дождётесь.
- Как раз твоя палатка, - сказал Лимон. - Иди, досыпай.
- Уже не хочу. Скоро и так подъём. Вы же не будете ложиться?
- Всё равно делать-то нечего, - вздохнул Лимон.
- Можно посидеть, поговорить.
- Ага. Среди палаток. Ты никого не видишь, но все тебя слышат. Думать надо, младший. Головой, - Лимон стукнул себя костяшками пальцев по лбу; получилось довольно громко.
- Вот почему когда ты себя по лбу стучишь, то как по ящику получается, а я себя - как по подушке? - спросил Шило.
- Значит, у тебя ещё башка мягкая, - сказал Порох.
- Не созрела, - добавил Костыль.
- Поэтому - никаких пока серьёзных разговоров, понял? - поднял палец Лимон. - Ни-ка-ких!
- Ну, ладно. Уговорили. А несерьёзные - можно?
- Ух. Давай не сейчас?
- Но вы же всё равно будете разговаривать?
- А может, просто так посидим.
- Ну да, знаю я вас…
Они дошли до конца линейки. Здесь лежали доски штабелем и под брезентом топорщилась тачка с какими-то инструментами. Дальше был только туман. Уже полупрозрачный, светлый.
- Скоро Мировой Свет появится, - почему-то тоненьким голоском сказал Шило.
- Кто-то хотел посидеть просто так, - задумчиво сказал Лимон в пространство.
- Ну да, ну да, - Шило первым плюхнулся на доски и заёрзал, устраиваясь. - Вы присаживайтесь. Змей нет, пауков нет…
- Ну, одна-то змея точно есть… - ещё более задумчиво сказал Лимон.
- Молчу, - сказал Шило и двумя руками зажал себе рот.
Лимону помогли сесть; Костыль и Порох разместились по сторонам.
- Парни, - сказал Лимон, - я, похоже, на пару дней отвалился. А группу надо набирать…
- Наберём, - сказал Порох.
- Я думаю, пусть пока Сапог будет за главного, - предложил Лимон.
- Я - за, - сказал Порох.
- Я не против, - одновременно с ним сказал Костыль.
- А почему? - спросил Шило.
Лимон занёс было руку, и Шило тут же прикрыл затылок.
- Потому что Сапог надёжный, - сказал Костыль. - Мы ему доверяем.
- А почему он тогда спит?
- Он не спит, - сказал Порох.
На самом деле Сапог уже спал. Предпринятый им поиск в тир, вернее, в оружейную кладовую тира, много времени не занял. Результат был самый что ни на есть обнадёживающий: кладовая представляла собой стоящую посреди палатки железную клетку, которая запиралась всего лишь на один висячий замок; сами же винтовки хранились хоть и в добротных, но деревянных ящиках; надо полагать, патроны тоже. Защита чисто символическая. Когда наступит время, достать всё это будет делом нескольких минут…
- …я ещё думаю о той девчонке, которую мы за шпионку приняли, - сказал Лимон. - Илли. Шило, скажи.
- Что сказать?
- Годится или нет?
- Ну… язва, конечно. Но - годится, да. Вполне. А сама она хочет, ты спрашивал?
- Нет, конечно. Договорились же - сначала обсуждаем между собой, только потом предлагаем.
- Я, кажется, знаю её, - сказал Костыль. - Тогда не вспомнил, а сейчас вспомнил. То есть знал маленькой… - он замолчал.
- И что? - спросил Порох.
- По деревьям хорошо лазила. Это второй класс, кажется, был… или даже первый…
- И что?
- Полезли мы с ней на одно дерево. Кто выше…
- Ну?
- Она выше забралась. А я ещё тогда… В общем, я там застрял. Меня дядька Рум снял.
- Помню, - сказал Лимон.
- Ещё бы…
- Да если бы ты сейчас не вспомнил, я бы тоже не вспомнил. И ничего такого. Мало ли кто где застревал. Я вон в колючках один раз застрял.
- В колючках - ерунда, - сказал Шило. - Я когда на заборе повис…
- Это когда задницей за гвоздь зацепился?
- Ага. А под забором собаки. Вот смеху было.
Порох разглядывал ствол своего ружья. Увидел какое-то пятнышко, подышал на него, потёр рукавом.
- Меня как-то дикие собаки в лесу окружили, - сказал он. - Я на дерево залез, сижу. А потом они как рванут куда-то с визгом… как от огня. И мне вдруг так страшно стало… как никогда раньше. Едва за этими собаками не побежал. Не знаю, каким чудом удержался на дереве…
- И что? - тихо спросил Лимон.
- Не знаю. До вечера просидел на суку, потом стало как-то всё равно. Слез и пошёл домой.
- Чего же они испугались?
- Понятия не имею. Теперь вот, после твоего лося, думаю: может, тоже какой-то звериный урод мимо проходил? Собаки учуяли…
- Может, - сказал Лимон. - Ладно, парни, давайте по койкам, через полчаса подъём.
Лимон уснул, несмотря на мерзкую распирающую боль в ступне, особенно в пальцах, и сквозь сон слышал, как кто-то негромко велел его не будить. Потом он почувствовал почти безболезненный укол в плечо, что-то пробормотал, вяло отмахнулся. Кто-то хихикнул. И почти сразу начало сниться тягучее и невнятное, как будто это вообще был чужой сон, полный совершенно неизвестных ему обстоятельств и подробностей, причём увиденный откуда-то с середины, так что следить за происходящим было скучно, но и отвернуться не получалось.
А дальше - навалилась глухая тоска.
…Он был один в целом мире - вернее, он был единственный живой. Голый, тощий, с узловатыми коленками и с пальцами, похожими на барабанные палочки. Кожа отливала тёмно-серым, почти чёрным, с графитовым блеском - как голенище сапога. Почему-то так и надо было, и Лимон даже знал во сне, почему, но не мог сосредоточиться и поймать это знание. Всё вокруг было каменное и ледяное; ветер гнал мелкий снег пополам с песком. Над головой Лимона вместо Мирового света громоздился совсем чёрный ледяной свод с какими-то мерцающими точками. Так тоже было надо. Города не было, ничего не было - скалы и мёртвый вымороженный лес. По лесу бродили мёртвые, что-то бессмысленное делали. Они были белокожие, в оборванной одежде, и обязательно держали что-нибудь в руках. Мёртвые были безмолвными и безопасными, - а то опасное, что пряталось или в глубине леса, или под водой, или в подземельях, пока не показывалось, но Лимон помнил о нём постоянно и был настороже. Он привык к этому вечному ощущению угрозы, которая всё время за спиной, иногда далеко, иногда совсем рядом. Но сегодня что-то случилось (он не мог вспомнить, что), и он просто устал, он окончательно устал. Он знал, что если это наконец подойдёт вплотную, то он ничего не сможет сделать. Не осталось ни сил, ни смысла. И ещё - он был один. Наверное, последний живой. Один. Последний. Ничего уже не сделать…
Он проснулся от удушья, хотел закричать, не смог. Из последних сил повернулся на бок, свесил голову с койки. Закашлялся.
Было полутемно и совершенно тихо. Нет, не тихо. Кто-то тихонько скулил, невидимый.
То отчаяние, которое Лимон испытал во сне, вдруг настигло его и здесь. Но здесь оно не было частью сна, а потому сдавило сильнее. Всё, всё было кончено, всё было напрасно, он один, больше никого нет, а скоро и его не будет, потому что… потому что… Он не знал, почему.
И тогда Лимон заплакал, громко и неумело, не сдерживаясь и не стыдясь - от тоски, от одиночества, от ужаса и от непонимания.
Потом долго-долго-долго ничего не происходило.
Глава шестая
Он очнулся, будто от тяжёлого сна, хотя и не спал. Это было как удушье. В позапрошлом году Лимон, добывая озёрные грибы, слишком глубоко нырнул и поэтому еле вынырнул - вынырнул, уже не помня себя, с разрывающим огнём в груди, умирая от ужаса, - и долго лежал на траве, зная умом, что только что избежал смерти, но совершенно ничего при этом не чувствуя.
Вот что-то похожее было и сейчас…
Без всякой мысли Лимон сел, нашарил костыль, не с первой попытки встал. Нога болела, но это совершенно не имело значения. Хуже было то, что он начисто не помнил, где он сейчас и что вообще происходит.
Какой-то лось, вспомнил он. Какой-то поганый лось.
Лимон откинул полотняный полог - и ничего не увидел, просто стало чуть светлее. Серый густой воняющий чем-то туман скрывал всё.
- Эй! - сказал Лимон и сам не узнал своего голоса. Как девчонка пропищала. - Есть кто?
Тишина. Нет, не совсем тишина. Что-то шипит и потрескивает. Непонятно, что это и в какой стороне.
Да что же…
И тут он вспомнил про укол. Ну да, конечно. Какое-нибудь снотворное. Как в кино про шпионов. Просыпаешься - и ничего не помнишь.
Так. Я…
Лимону на миг показалось, что сейчас он не вспомнит ни имени, ни родителей, ни дому - ничего. Но нет. Я - Джедо Шанье, мне тринадцать лет, я закончил пятый "зелёный" класс… отца зовут Личи-Доллу Шанье, он майор пограничной стражи, мать - Страта Шанье… И ещё есть брат, и он же где-то здесь, его надо найти!..
- Шило! - позвал Лимон. - Хамилль! Эй! Отзовись!
- Не кричи, - с мукой в голосе произнёс кто-то сзади. - Не надо так кричать…
Лимон оглянулся. Стоял незнакомый взрослый. В светлых брюках и сером свитере с каким-то значком. В очках. Над очками лоснилась здоровенная лысина.
- Вы кто? - спросил Лимон. - Что случилось? Где все?
- Не знаю… Тут что-то сгорело, дым… Господи, как голова болит… я вижу - медпункт…
- Да, - сказал Лимон. - Медпункт. Только тут никого нет.
- Какие-нибудь лекарства… не знаешь?
- Нет. Может, там? - он кивнул на брезентовую дверь, из которой только что вышел. - Но я не…
- Пойду посмотрю…
Лысый, пошатываясь, обошёл Лимона и скрылся в палатке.
Сгорело, подумал Лимон. Наверное, всё-таки война…
Вдруг сделалось страшно.
Он прошёл двадцать шагов - и вдруг услышал множество голосов. И тут же потянуло сырым противным дымом.
Все сгрудились вокруг штабной палатки, до безликости незнакомые, молчаливые, странные, зловещие. Как те мертвецы из сна, подумал Лимон. Он ковылял вокруг этой кучки ребят, пытаясь разглядеть хоть кого-то из своих. Наконец…
- Илли!
Девочка в рыжем платке обернулась, и у Лимона на миг почему-то остановилось сердце - ему показалось, что она должна быть или действительно мёртвая, с пустыми глазницами, или должна не узнать его, или даже не увидеть… Но она увидела и узнала.
- Джедо. Что с тобой?
- Ничего, ерунда. Ушибся. Что происходит? Мне вкололи укол, чтобы я спал…
- Никто не знает. Пойдём. Тут всё равно никого… пойдём.
- Куда?
- Элу просил всех, кто тебя увидит, привести в штаб.
- Так вот же штаб.
- Нет, в наш штаб. В настоящий штаб.
- Так всё-таки, что случилось?