Человека и невозможно ввести в транс, если его дух сам этого не захочет. Это Папа так говорил. Потому-то я и думаю, что Мама была в таком крепком заколдованном круге, который включал в себя даже отца Федора. Она хотела из него вырваться... и не хотела, по-своему любя богатство и разнообразие своих переживаний. Она была очень ДУХОВНО БОГАТЫМ человеком, умела совмещать в себе несовместимое. Боюсь, что у Мамы был очень мощный гений. Боюсь, ей остро не хватало "нищеты духа". Может быть, потому-то наш семейный "цикл" и продолжался.
Но вот наступил день, когда Мама сказала "хватит" с особенной интонацией. Я УВИДЕЛ ее и понял, что это -- серьезно. И это было серьезно. Мама УВОЛИЛАСЬ со своей любимой работы, РАЗОШЛАСЬ с Папой, и окончательно перебралась поближе к отцу Феодору. По идее, ей следовало бы уйти в монастырь, в ЖЕНСКИЙ монастырь. Но Мама заботилась о моем воспитании. Она не хотела, чтобы меня воспитывал Папа-колдун, а хотела, чтобы меня воспитывали отец Федор и монастырь.
Батюшка вначале был решительно против, уверяя Маму, что она не выдержит принятого ею подвига. Но Мама была непреклонна. Теперь мне кажется, что в глубине своего духа-то, бессознательно, она как раз и ХОТЕЛА НЕ ВЫДЕРЖАТЬ. Бессознательно стремилась к такому концу, рассчитывая таким образом разорвать заколдованный круг свой судьбы. А отец Федор догадывался об этом и не хотел поддерживать эту неблагочестивую игру.
Но Мама была настойчива, терпелива, непреклонна и ему пришлось уступить. И мы стали жить в деревне.
Конечно, мы поселились не в самом монастыре. Мы поселились в домике, в сторожке при особом "приходском" храме, находящемся за оградой монастыря. Мама очень много работала -- она кормила людей, паломников, которые приезжали к о.Федору. И я работал -- мыл посуду. И учил уроки. И стоял на службе. Ну, и там по случаю -- колол дрова, полол грядки, чистил картошку и прочее. В этом и заключалась вся моя деятельность. Мы ничего за работу не получали. То есть, мы получали очень много, но глазами этого было не видно. Что касается того, что видно глазами, мы получали небольшую жилплощадь и питание.
Мама была настроена серьезно. Ее настроение передалось и мне. Я тоже решил посвятить себя Богу и Богослужению. Мне даже стало казаться, что мамины циклы позади, что позади и папины уроки гипноза. И вообще, что эта новая серьезная жизнь -- навсегда. И она мне нравилась. У меня есть склонность к серьезной духовной жизни. Я много молился, по крайней мере, для своего возраста. И даже полюбил молиться.
Первое время мне было интересно тайком поглядывать за бессознательным монахов и самого отца Федора. У большинства монахов гений выглядел обычным, ничего особо монашеского в нем не чувствовалось. Было ясно, что они пока что далеко от Цели -- если только мой Папа правильно понимал Цель монашества. Папа однажды сказал мне, что бессознательное настоящего святого старца выглядит как Распятие.
-- Перед ним хочется зажмуриться и упасть на колени.
-- Именно бессознательное?
-- Да. Внешне он выглядит совсем обычно, просто монах. Да он сам в себе этого и НЕ ВИДИТ. Гений видно только со стороны, потому-то обычно люди и ищут признания... И если гений в человеке убит -- это тоже можно видеть только со стороны. И если в сердце человека вселится Сам Бог -- это тоже видно только со стороны. Потому-то святой и называет себя грешником. Он не видит святости в себе самом, хотя и видит Бога сердцем. Сердцем -- но не в сердце. А вот друг в друге они это прекрасно ВИДЯТ, потому и почитают друг друга, как Самого Христа...
В этом смысле гений отца Федора все-таки явно препятствовал его святости, хотя какое-то сходство было: он был похож, скажем... на смертельно больного человека... который сам, может быть, пока еще не совсем потерял надежду на выздоровление. Полной, законченной "нищеты духа" у Батюшки все-таки не наблюдалось.
Но и такое зрелище, надо сказать -- редкость. Мне не раз случалось ВИДЕТЬ совершенно несчастных людей, бессознательное которых выглядело вполне довольным и самоуверенным, как будто само их несчастье было только частью его хитроумного плана. Гений -- вообще существо сильное, страстное, жизнерадостное и неунывающее.
Моя бабушка, умиравшая в последней стадии ракового заболевания, на уровне сознания совсем истаявшая, однажды ВИДЕЛАСЬ мне гневной и грозной повелительницей, карающей непокорное потомство своею жуткою болезнью.
Алкоголики, которые иногда приходили к нам выпрашивать деньги на выпивку, тоже имели сильное бессознательное. Тут вообще наблюдается корреляция: чем более жалким, ничтожным становится "я" спившегося человека, тем сильнее, крепче, богаче его бессознательное. "Гений" словно высасывает соки из человека, постепенно порабощая его ум. Энергия "гения" -- это энергия страстей.
У нищих по плоти дух часто видится гордым и надменным по-королевски. Да гений -- он вообще как правило держится королем! Наверное, отцу Федору пришлось много претерпеть, чтобы довести своего гения до такого прискорбного состояния.
Отец Федор мне нравился, хотя и не во всем. Но идея нищеты духовной меня искренне заинтересовала. Мне тоже захотелось замучить свое бессознательное, и я помышлял когда-нибудь стать монахом. Конечно, это был детский романтизм. Слишком многое стояло между мной и Богом, в том числе неправильное понятие о бессознательном, усвоенное мною от Папы.
Но оказалась, что все это -- не навсегда. Это тоже оказалась частью цикла, только такого огромного цикла, что я просто не ВИДЕЛ конца. Окончательный официальный развод Мамы с Папой казался мне слишком серьезным шагом, чтобы я был способен осознать, что И ЭТО тоже всего лишь часть маминой игры. Но осознать -- пришлось!
Дело было так.
Дедушка
Надо рассказать наконец о моем знаменитом Дедушке, о папе моего Папы. Дедушка у меня жил в Столице, в огромной четырехкомнатной квартире. Он был человеком богатым. Мой Дедушка -- детский писатель, притом очень большой писатель. Критики даже называли его "Лев Толстой детской литературы".
Мой Дедушка писал сказки, но книг его я в детстве почти совсем не читал, потому что книги эти моя Мама считала вредными. Вернее, вредными их считал отец Федор, мамин духовный отец. И вообще, отец Федор считал, что мне не очень-то полезно общаться со своим Дедушкой. А как считал отец Федор, так и делала Мама. И я мало общался со своим Дедушкой.
Почему отец Федор считал моего Дедушку вредным, это я понимал. Дедушка у меня был человеком очень-очень большим и влиятельным, но при этом совсем НЕЦЕРКОВНЫМ, да и вообще как будто неверующим. Конечно, он не являлся чудаком-материалистом, но и в храм как-то вот не ходил. То есть, Папа рассказывал, что Дедушка, бывало, и зайдет в храм, но не на службу, а просто так.
-- Он -- гений, -- сказал Папа. -- Точнее сказать, "у него гений", каких мало!.. С таким гением трудно опуститься на колени. Даже перед Распятием.
А я был мальчиком церковным. Я, можно сказать, вырос на коленях. Перед Распятием. Но при этом все в один голос говорили, что я ужасно похож на Деда. Даже о. Федор это замечал, и для него это был зловещий симптом. Отец Федор как-то слишком буквально понимал выражение, что дети "без ума" от Дедушкиных книг. Наверное, он боялся, что я тоже сойду с ума.
Хотя вообще-то я Дедушку действительно любил и, наверное, бессознательно подражал ему в чем-то. Он мне казался каким-то фантастически могущественным существом. Может быть, мне казалось, что писатель, сказочник -- это что-то вроде начальника, господина сказки. А может быть, я просто ВИДЕЛ его непомерное духовное богатство.
Мне думается, Дедушка как детский писатель, да еще сказочник, слишком уж прикипел сердцем к волшебству. Он не был сам волшебником, но любил всякие добрые чудеса, любил летучие корабли, говорящих животных, параллельные миры и прочее. И строгая позиция Церкви по этому вопросу его отталкивала.
Я смутно помнил, как когда-то в самой ранней молодости Дедушка часто водил меня гулять в лес. Подробности я не помню, но помню, что там, в лесу, он казался мне каким-то сказочным великаном, исполином. Коротко, не совсем человеком. Гением.
Мне было тогда года три. В ту эпоху дедушка еще не столь уж прославился, мама еще не стала духовной дочерью о. Федора, а просто ходила в Церковь. Мы жили тогда в провинциальном городке, метрах в ста от кромки леса. И мы с Дедушкой ходили гулять в лес. Я помню, что мы много разговаривали. Однако о чем мы разговаривали, я совсем не запомнил. Может, имел место глубокий транс. Я вообще ничего не запомнил, кроме ощущения, что было здорово. Ощущение было приятным, и поэтому я любил Дедушку и втайне обижался на отца Федора, что тот считает Дедушку вредным.
Между тем, годы шли, я рос. Мамины "циклы" в отношении Папы, естественно, бросали тень и на папиного папу. Притом Дедушка разбогател и перебрался в Столицу, в четырехкомнатную квартиру. Он звал нас за собой, но Мама на этот шаг не решилась -- ее держала работа. И вот, встречались мы с Дедушкой все реже и реже, а книг я его не читал принципиально, так как они были "слишком психоделические".
А когда мы с Мамой окончательно перебрались к о. Федору, встречаться с Дедушкой я перестал совсем. Так решил отец Федор, такое условие он поставил Маме. Если Дедушка хочет меня увидеть, пусть САМ приезжает в монастырь! А нам ездить к Дедушке более не следует, надо приглашать его к нам.
Мы приглашали. Но у знаменитого Дедушки в Столице вечно были дела, и в монастырь к внуку-подвижнику он так и не приехал. Через год Мама снова запросилась свозить меня в гости к Дедушке. Но мы не поехали. Отец Федор решил:
-- Если Вы всерьез собираетесь жить при монастыре, то это совсем неуместно. Выбирайте.
Может быть, он специально искушал Маму, провоцируя разрыв? Нет, скорее, все-таки, действительно надеялся, что Мама смирится и обнищает духовно...
Маме строгость отца Федора показалась непомерной и необоснованной, но она не стала спорить и смирилась, по крайней мере, внешне. И все же, ВИДЯ ее, мне нетрудно было догадаться, что отец Федор перегибает палку. Мамин гений явно ОБРАДОВАЛСЯ этой непомерной требовательности. ВИДНО, у него сложился какой-то гениальный план, о котором сама Мама пока ничего не знала. И вот, при всей моей житейской неопытности, я начал смутно догадываться, что грядут большие перемены.
Дело в том, что с тех пор, как Мама стала не просто приезжать посоветоваться, а ПОСТОЯННО ЖИТЬ при монастыре, при ногах о. Федора, оказалось, что ей становится все труднее и труднее играть роль смиренной послушницы. Ее другое, бессознательное "я" вовсе никогда и не собиралось бесславно погибать тут в монастыре, а оно было у Мамы тоже очень сильным, страстным, прямо-таки искрометным. Такая уж у меня семья.
Мама была слишком духовно одаренной личностью, чтобы погребсти себя заживо. Став из актрисы кухаркой, она круто обошлась со своим гением. Но он был малый не промах! У Мамы хвалило сил лечь в могилу и даже слегка присыпать себя землей. Но лежать так год за годом она не смогла! К тому же, как я теперь понимаю, конечно, она сильно скучала по Папе. Может быть, она надеялась, что это притупится со временем. Но это не притуплялось.
И вот, конечно, между ней и ее духовным отцом постепенно стали обнаруживаться существенные различия во взглядах. В том числе, и во взглядах на Дедушку.
И вот в один прекрасный (по крайней мере, необычный) день Мама сама, своими руками дала мне почитать дедушкину книжку. Она принесла ее прямо в сторожку при храме. Я удивился, почуяв в этом что-то нехорошее:
-- А как же отец Федор?
-- Ничего. Почитай, познакомься. Это -- твой Дедушка.
Я почитал, и еще больше удивился. Это была сказочная повесть про мальчика, который нашел ход в другой сказочный мир. Там, в этом мире, злодействовала одна колдунья, не то чтобы злая, просто она не умела разобраться в себе, и мальчик пришел на помощь. И за это его выбрали Королем в том мире. Сказка была добрая, и было решительно непонятно, что отец Федор тут усмотрел вредного.
После этой книги у меня появилось определенное предчувствие, что скоро мы поедем в Столицу. На службе я стоял отстраненно, пытаясь представить себе, как будет выглядеть моя жизнь, если мы -- ВДРУГ! -- переберемся к Дедушке.
Дело в том, что я же был единственным наследником дедушкиной квартиры. И в этом смысле мамин окончательный развод с Папой очень много значил для меня юридически. Хотя я был ребенком, но вот этот момент, эту логику событий почему-то отслеживал, хотя и притворялся, будто совершенно ни при чем.
Наши отношения с Папой были слишком сложными, чтобы тут можно было рассуждать логически. Тут все решалось на уровне скрытого, внутреннего "я". Решалось нечеловечески гениально. В духе, так сказать. Вначале, на заре нашей жизни при монастыре, пока оформлялся развод, Мама определенно сказала, что не хочет жить в Столице, а хочет жить в деревне при отце Федоре. Я понял так, что даже когда Дедушка умрет, мы все равно будем жить в деревне. До самой смерти. И смирился со своим внезапно наступившим обнищанием, решив всецело отдаться духовной жизни.
Но вот сейчас, стоя в храме после дедушкиной "психоделической" сказки, я вдруг догадался, что, будь мамина воля, она, пожалуй, давно предпочла бы жить в Столице. Дело тут было вовсе не в тот, что Маму "держит работа". Дело тут в том, что отец Федор был бы против. Я вдруг понял, что вся загвоздка в отце Федоре. Он, конечно, не хотел бы, чтобы мы жили в одной квартире с неверующим Дедушкой, а Дедушка (как я знал) принципиально не хотел разменивать четырехкомнатную квартиру. Перебираясь в Столицу, он как-то сказал при мне:
-- Я хочу, чтобы когда-нибудь эта квартира досталась внуку. Целиком, а не по частям.
Эти дедушкины слова нашли тайный отклик в моем сердце. Поселившись при монастыре, я на время забыл и думать про Столицу. А теперь дедушкина книга разбередила старые раны.
-- А что тут такого? -- спросил я Маму после службы. -- Что в ней вредного, в этой книге?
-- А я тоже не понимаю, -- сказала Мама серьезно. -- Я просто поверила отцу Федору. И потому никогда не давала тебе Дедушкины книжки. Я рассчитывала, что с годами пойму. Но так и не поняла. А ты понял?
-- И я не понял, -- сказал я. -- Но может, мы еще поймем?
Однако жизнь уготовала нам иной поворот.
Гений нашего двора
Переезд
Дедушка умер. Вдруг.
И вдруг все сразу переменилось.
Были срочные сборы и долгие похороны. Какие-то люди говорили какие-то речи. Меня удивило, что на похоронах было много детей. Наверное, это были благодарные читатели. Девочки плакали. И даже мальчики тоже плакали. Кто-то чуть постарше меня подошел ко мне и сказал серьезно:
-- Тебе так повезло с дедушкой. Он был замечательный человек.
Я промолчал. Я замечал на себе любопытные взгляды и не знал, как на это полагается реагировать.
Ясное дело, никто из присутствовавших и не подозревал, что я в сущности был не знаком с собственным дедом. Не знал его с главной, самой сильной его стороны. Только теперь, на похоронах, я осознал, насколько ненормальным было мое положение, насколько странной была моя судьба. Дед лежал в гробу -- огромный, еще совсем не старый. Но ничего спросить у него было уже нельзя. Оставалось только читать. И вникать.
Теперь-то я понимаю, что гений человека не умирает. Умирает только сам человек, его "я" оставляет тело и все земное. А гений его продолжает жить в его творениях. Когда говорят о "бессмертии" художника, говорят о бессмертии его гения. Вникая в произведения художника, находишь контакт с его гением. Понять творчество и невозможно без помощи настоящего его автора. Поэтому как раз с "главной"-то стороны я ничего не потерял. Я потерял только самого Дедушку. И это, конечно, поразило меня.
Похоже, родители у меня тоже были ошеломлены. Не только Мама была ошеломлена, но и Папа был ошеломлен. Я впервые УВИДЕЛ его. И видение было странным. Дед умер как-то непредвиденно, и это, видимо, глубоко потрясло Папу. Его сознательное "я" было растерянным. А бессознательное -- настолько странным, что я никак не мог определить это словами. Его дух будто прятался за растерянностью ума как... какой-нибудь охотник в засаде. Так это виделось. Я не мог тогда понять, что это означает.
А Мама, похоже, вдруг ощутила чувство глубокой вины перед Дедушкой. И это чувство вины как-то переместилось на меня. Конечно, родители тут же помирились. Но их примирение было необычно траурным. Папа словно утратил свои чары, и мои родители вдруг стали просто родными, близкими родственниками, потрясенными общей бедой. Не только бедой, но и вообще переменами.
Дедушкина смерть все переменила.
-- Я виновата перед тобой, -- сказала мне Мама. -- Отец Федор, похоже, ошибся. Я доверилась ему. А это была серьезная ошибка. Я лишила тебя общения с замечательным человеком.
Я не нашелся, что ответить.
Но стало ясно, что теперь мне вдруг предстоит жить в Столице. Теперь уже Маме явно не было никакого резона возвращаться в деревню, к отцу Федору, допустившему такую серьезную ошибку.
Наша семья опять возобновилась. У меня появилась надежда, что возобновилась она на более прочных и стабильных основах. Попробовав себя на поприще духовных подвигов, Мама немного смирилась. Немного смирилась она и с тем, что ее муж занимается делами нечистыми. И впрямь, должен же кто-то изучать глубины человеческой психики. И Папа стал как-то скромнее насчет гипноза -- возраст, что ли, сказывался...
Зато я, ощущая себя теперь глубоко церковным человеком, учинил Папе настоящий допрос с пристрастием. Мне было важно понять: что такое вообще это самое "бессознательное" с точки зрения Православия? Почему "дух" -- это личность, притом ДРУГАЯ личность? Нет ли здесь какой-нибудь ереси? Откуда в человеке ДВЕ личности? И какая из них предстанет на Суд Божий? И почему вообще никто из Святых Отцов не говорит о таком важнейшем обстоятельстве, как наличие в каждом из нас какой-то там второй личности?
Папа отнесся к моим вопросам необыкновенно серьезно. Я даже слегка смутился!
-- По этому поводу есть несколько мнений, -- сказал Папа. -- Может быть, они противоречат друг другу. А может быть, просто люди говорят немного о разном. По-разному понимают само понятие "бессознательное".
Я молчал. Тут я прошу особого внимания читателя. Сейчас Папа изложит свою концепцию "бессознательного". И эта концепция, как я теперь думаю, ошибочная!
-- Лично я думаю, что наблюдаемое расщепление психики человека -- это следствие греха. Это проявление испорченности человеческой природы. По идее, ум и дух должны быть единым целым. А сейчас это совсем разные вещи. Иногда это проявляется и на поверхности как "расщепление личности", "множественная личность". Это все игра духа -- и это нехорошая игра... Наш дух, конечно, не может войти в Царство Небесное. Там живут греховные страсти. Когда говорят о "спасении души", речь идет только о сознательном "я". Об уме человека.
-- А бессознательная личность -- она куда денется?
-- Она должна быть "распята". Бессознательное -- это наш "ветхий человек", наши страсти, греховные страсти. Ты знаешь, что такое "ветхий человек"?
Я важно кивнул.
-- Ну вот. Вначале человек обращается к Богу сознательно. Наш дух противится обращению человека к Богу.
-- Интересно. Всегда противится?
-- Всегда. Это наблюдаемый факт. Его надо "распять".