Риса окидывает взглядом помещение и сразу понимает, почему его хозяйка привела такое сравнение. Они находятся в задней комнате парикмахерской, оборудованной по старинке - с огромными сушилками для волос и чёрными раковинами с выемками для шеи. Хозяйка представляется: Одри, владелица салона "Блондинки и болонки" - заведения для клиентов, которые ни за какие блага в жизни не согласны расстаться со своими любимицами и таскают их с собой повсюду.
- Ты не поверишь, какие суммы эти чудачки согласны платить за стрижку и укладку, лишь бы их разлюбезной чихуахуа было позволено сидеть у них на коленях.
Одри окидывает Рису оценивающим взглядом, словно потенциальную клиентку.
- А знаешь, хоть мы сейчас и закрыты, но я не прочь поработать сверхурочно. Кажется, тебе не помешали бы кое-какие перемены во внешности.
- Спасибо, - отвечает Риса, - но я себе и такая нравлюсь.
Одри хмурится.
- А я-то думала, что у тебя инстинкт самосохранения помощнее!
- Что вы хотите этим сказать?! - негодующе вскидывается Риса.
- Ты что, правда думаешь, что надвинула капюшон - и всё, тебя никто не узнает?
- До сих пор он неплохо справлялся с задачей.
- Не пойми меня превратно, - говорит Одри. - На сообразительности и инстинктах можно выезжать долго, но когда человек становится чересчур самоуверен и думает, что ему ничего не стоит перехитрить любую власть - жди беды.
Риса бессознательно потирает запястье. Да, она считала себя слишком умной, чтобы попасться в ловушку орган-пирата, и в результате прямо в неё и угодила. Перемена во внешности конечно же послужит ей на пользу. Так почему же она упрямится?
"Потому что тебе хочется выглядеть такой, какой тебя видел Коннор".
Риса едва не ахает при этом откровении. Коннор настолько занимает все её мысли, что это мешает ей принимать здравые решения, причём Риса этого даже не осознаёт. Нет, нельзя допустить, чтобы чувства помешали выживанию!
- И что будем менять? - осведомляется Риса.
- Доверься мне, детка, - улыбается Одри. - Когда я закончу, ты станешь совершенно другим человеком!
• • •
Вся процедура занимает около двух часов. Риса опасается, что Одри сделает её блондинкой, однако мастерица лишь придаёт каштановым волосам девушки более светлый оттенок, мелирует их и добавляет лёгкий перманент.
- Многие полагают, что самый радикальный способ преобразиться - это выкрасить волосы в новый цвет, - разъясняет Одри. - Но это не так. Важна структура волос. Да, собственно, волосы не играют такой уж большой роли. Глаза - вот что главное. Большинство людей не отдают себе отчёта, что их узнают прежде всего по глазам.
И Одри предлагает Рисе сделать инъекцию пигмента.
- Не беспокойся, у меня есть сертификат. Я проделываю эту процедуру каждый день, и до сих пор никто не жаловался - кроме тех, кто жалуется всегда и по любому поводу.
Одри принимается судачить о своих постоянных клиентках из высшего общества и их странных предпочтениях: одним подавай фосфоресцирующие глаза того же цвета, что и ногти; другие требуют впрыснуть им такой чёрный-пречёрный пигмент, что кажется, будто радужки нет вовсе, а вместо неё - один сплошной зрачок. Голос Одри журчит ласково и оказывает почти такое же анестезирующее воздействие, как и то средство, которое она капает Рисе в глаза. Девушка расслабляется... и слишком поздно замечает, что Одри привязала её запястья к подлокотникам кресла, а голову закрепила на подголовнике. Риса впадает в панику.
- Что вы делаете? Пустите меня!
Но Одри лишь усмехается:
- Боюсь, детка, не получится. - Она поворачивается и берёт что-то - Риса не видит, что.
Только теперь до Рисы доходит, что Одри никогда и не думала помогать ей. Она собирается сдать её властям! Один звонок - и полиция тут как тут. Какая же Риса дура, что доверилась ей! Как можно быть такой слепой!
Одри возвращается к своей жертве, держа в руке жутковатого вида инструмент - что-то похожее на шприц, но не с одной, а с дюжиной игл, образующих маленький кружок.
- Если клиента не обездвижить, он может дёрнуться во время процедуры, даже неосознанно схватиться за инжектор и повредить роговицу. Так что я зафиксировала тебя ради твоей же безопасности.
Риса испускает дрожащий вздох облегчения. Одри думает, что девушку встревожил вид инжектора.
- Успокойся, дорогая. Капли, которые я закапала тебе в глаза, творят чудеса. Уверяю, ты ничего не почувствуешь.
Внезапно глаза Рисы наливаются слезами. Эта женщина и вправду помогает ей! Риса чувствует себя виноватой за свой приступ паранойи, и неважно, что Одри никогда не узнает о нём.
- Почему вы помогаете мне?
Одри отвечает не сразу. Она сосредоточенно делает впрыскивание, причём Риса даже не знает, какого цвета будут её глаза - мастерица лишь пообещала, что ей понравится. От Одри исходила такая уверенность, что девушка поверила. На одно мгновение Рисе чудится, что её расплетают, но она тут же гонит от себя это ощущение. В отличие от бесстрастных профессионалов-хирургов во всём существе Одри сквозит глубокое сочувствие.
- Я помогаю тебе, потому что это в моих силах, - говорит Одри, принимаясь за второй глаз. - И ещё из-за своего сына.
- Ваш сын... - Кажется, Риса догадывается. - Вы его...
- Расплела? Нет. Нет и ещё раз нет. Я полюбила его в то самое мгновение, когда обнаружила на своём пороге. Мне и в страшном сне не могло бы присниться отдать его на расплетение.
- Он был аистёнком?
- Да. Его подкинули к моей двери в самой середине зимы. Слабенький, недоношенный. Вообще счастье, что он выжил. - Одри замолкает и наблюдает за действием пигмента, а затем принимается за наложение второго слоя. - В четырнадцать лет ему поставили диагноз - рак желудка, метастазы распространились на печень и поджелудочную железу.
- Какой ужас...
Одри отстраняется и снова взглядывает Рисе в глаза, но уже не затем, чтобы оценить результат своей работы.
- Деточка, я никогда не стала бы сама пользоваться органами расплётов. Но когда мне сказали, что сохранить жизнь моему сыну можно, только вынув все его внутренние органы и заменив их на здоровые, я не колебалась ни мгновения. "Делайте! - сказала я. - Немедленно в операционную и делайте!"
Риса слушает молча, понимая, что женщине необходимо исповедаться перед нею.
- Хочешь знать, почему расплетение процветает, Риса Уорд? Вовсе не потому, что мы хотим органы для себя. Нет, это потому, что мы готовы на всё ради спасения своих детей. - Она ненадолго задумывается и печально смеётся. - Подумать только! Мы спокойно жертвуем нелюбимыми детьми ради любимых. И мы ещё называем себя цивилизованными людьми!
- В существовании расплетения нет вашей вины, - говорит Риса.
- Неужели?
- Вы должны были спасти жизнь своему сыну. У вас не было выбора.
- Выбор всегда есть, - возражает Одри. - Просто любой иной выбор убил бы моего сына. Если бы существовала другая возможность, я бы обязательно воспользовалась ею. Но её не было.
Она освобождает руки и голову Рисы и отворачивается, чтобы промыть инструменты.
- Как бы там ни было, мой сын жив, учится в колледже, звонит мне по меньшей мере раз в неделю - в основном, чтобы попросить денег; но даже сама возможность этих звонков кажется мне чудом. Да, совесть будет грызть меня до конца моих дней, но это малая цена за то, чтобы мой сын продолжал ходить по этой земле.
Риса кивает. Разве может она винить мать за то, что она пошла на всё ради спасения сына?
- Ну вот, детка, - говорит Одри, разворачивая кресло, чтобы Риса могла взглянуть на себя в зеркало.
Не может быть. Эта девушка в зеркале - вовсе не она! Мягкие красновато-каштановые локоны подчёркнуты более светлыми прядями. А глаза! В наше время девушки вытворяют со своими глазами такое, что остаётся только диву даваться. Одри поступила иначе. Она придала карим глазам Рисы очень естественный, очень реалистичный зелёный цвет. Риса прекрасна.
- Ну, что я тебе говорила? - Одри горда своей работой. - Текстура для волос, цвет для глаз. Неотразимая комбинация!
- Это волшебно. Я перед вами в неоплатном долгу!
- Считай, что ты уже его погасила, - отвечает Одри. - Просто потому, что разрешила мне помочь тебе.
Риса любуется собой, как никогда в жизни не любовалась - на это у неё вечно не было времени. Она совершенно изменилась! Вот такое же преображение необходимо и этому сумасшедшему миру. Ах, если бы ей только знать, с какого конца взяться за дело! Она возвращается мыслями к проникновенной исповеди Одри. Когда-то медицина двигалась по пути излечения болезней; деньги, выделяемые на исследования, шли на поиски решения клинических проблем. А теперь исследователи, похоже, думают лишь об одном: как бы поизощрёнее использовать органы расплётов. НевроТкань вместо образования. Пересадка мускулов вместо тренировок. А ещё миру явился Кэм. Неужели слова Роберты о том, что Кэм провозвестник будущего - правда? И, наверно, не за горами время, когда обывателям захочется пересаживать себе множество органов от множества разных людей просто так, потому что это "последний писк". Да, возможно, расплетение сохраняется благодаря родителям, стремящимся любой ценой спасти своих детей. Но цветёт оно пышным цветом только из-за тщеславия тех, кто не хочет отстать от моды.
"Если бы существовала другая возможность..."
Впервые Риса задумывается о том, почему, собственно, нет этой самой "другой возможности".
23 • Нельсон
Дж. Т. Нельсон, бывший полицейский Инспекции по делам молодёжи штата Огайо, а ныне "свободный художник", считает себя честным человеком, вынужденным жить в нечестном мире. Машина, на которой он сейчас ездит, добыта законным путём: он купил её за наличку у торговца подержанными автомобилями в Тусоне на следующий день после того, как его столь бесцеремонно транкировал четырнадцатилетний сопляк. Бывший десятина/бывший хлопатель бросил его, беспомощного, на обочине дороги, где его искусали падальщики и поджарило аризонское солнце. Однако тупица не додумался забрать у Нельсона кошелёк. Хвала небесам, чудеса ещё случаются. Это позволило Нельсону остаться честным человеком.
Торговец подержанным хламом был, как ему и положено по статусу, прожжённым мошенником и с большим удовольствием загнал Нельсону огромный, словно синий кит, старый фургон, по заоблачной цене; но у покупателя не было времени торговаться - он отдал пройдохе всю выручку за последних двух расплётов. На комплект новых колёс не хватило, но красть их - нет, это Нельсону не по душе. Дело в том, что когда вращаешься в таком беззаконном бизнесе, как орган-пиратство, во всём остальном лучше держаться на стороне закона. Каждое преступление влечет за собой новое и так далее. По крайней мере, сейчас ему не надо оглядываться через плечо в страхе перед дорожной полицией.
Когда в новостях всплыла фотография, которую столь опрометчиво поместил в Сети Арджент Скиннер, её обсмеяли как неумную шутку - потому что к тому времени Инспекция и ФБР уже объявили её фальшивкой. Однако Нельсон не сомневался, что снимок подлинный. Не столько потому, что он знал - Коннор жив, сколько потому, что на снимке Ласситер был в тех же дурацких голубых камуфляжных штанах, в которых он щеголял на Кладбище. Нельсон довольно много разузнал об Ардженте, прежде чем нанести ему визит. Олух с незавидной работой и парой жалких приводов в полицию - за управление автомобилем в нетрезвом состоянии и пьяную драку в баре. И всё же этот шут вполне мог пригодиться Нельсону; к тому же, сам Нельсон сейчас не в ахти какой форме, так что помощник будет весьма кстати. Хотя он и старается не показывать этого, но часы, проведённые в забытьи на обочине дороги, стоили его здоровью куда дороже, чем зверский ожог на лице. На местах укусов началось воспаление. Кто знает, что за заразу носили эти хищные твари. Но Нельсону сейчас не до зализывания ран. Сначала он добудет свой приз.
24 • Арджент
Он должен действовать осмотрительно. Умнее, чем от него ожидают. Умнее, чем он сам себя считает. Надо воспользоваться представившейся возможностью, но аккуратно. Не то не сносить ему головы.
- Расскажи мне всё, Арджент, - просит Нельсон. - Повтори слово в слово, что говорил тебе Ласситер в подвале.
День первый. Всего лишь полчаса назад они выехали из Хартсдейла в северном направлении. Этот человек за рулём - орган-пират - умён и хорошо знает своё дело. Но нечто в его глазах выдает, что он дошёл до края, балансирует на грани безумия. Небось, тоже дело рук Коннора Ласситера. Если это действительно так, тогда у них с Нельсоном есть кое-что общее.
- Расскажи мне всё, что помнишь. Даже то, что кажется незначительным.
Начав молоть языком, Арджент уже не может остановиться. Он повторяет снова и снова то, что говорил Коннор, и то, чего он не говорил.
- Да мы с ним стали просто не разлей вода, - хвастает Арджент. - Он мне такого понарассказал! Про всю свою жизнь. Как родители сменили замок в доме во время его последней отсидки у юнокопов - это ещё до того, как они отправили его на рачленёнку. Как он ненавидел своего братца, этакого всего из себя расхорошего...
Вообще-то все эти "сведения" о Беглеце из Акрона Арджент почерпнул из СМИ задолго до того, как Ласситер появился у его кассы. Но Нельсону об этом знать незачем.
- Хм, такие не разлей вода, что он тебе морду порезал?
Арджент притрагивается к швам на левой стороне лица - повязки с неё уже сняты. Швы ужасно чешутся, но болят не очень - лишь тогда, когда он нажимает на них слишком сильно.
- Просто он чёртов сукин сын, вот что, - говорит Арджент. - Обращается с друзьями, как свинья. Он, понимаешь ли, кое-куда собрался, а я его не пускал, требовал, чтобы взял меня с собой. Ну он и резанул меня, захватил сестру в заложники и свалил.
- Куда?
Ага, Арджент, вот тут не промахнись.
- Он об этом не особо трепался - ну разве что когда мы торчали от транка...
Нельсон меряет его взглядом:
- Вы курили транк?
- Ага, всё время. Нам жутко нравилось дуреть вместе. Ну и дурь была что надо. Первосортный транк, высший класс.
В глазах Нельсона недоверие. Кажется, Арджент слегка переборщил.
- Ну, я хочу сказать, самый лучший из того, что можно достать в Хартсдейле.
- Угу, понятно. И что же он говорил, пока вы дурели?
- Не забывай, что я тоже был под кайфом, так что всё как-то так расплывчато... То есть, оно всё ещё где-то у меня в голове, надо только его оттуда вытащить.
- Я бы сказал, выгрести из отстойника, - роняет Нельсон.
Арджент пропускает оскорбление мимо ушей.
- Он всё время твердил об этой девчонке, - "вспоминает" он. - "Мне надо к ней, мне надо к ней". Вроде она должна была ему что-то дать. Не знаю что.
- Риса Уорд, - произносит Нельсон. - Он говорил о Рисе Уорд.
- Не, не о ней. Я бы сразу понял, если бы он говорил про неё. - Арджент морщит лоб. Больно, но он всё равно старательно морщит. - Какая-то другая девчонка... Мэри, что ли... Точно! Мэри, а фамилия французская. Ле Бек. Не, Ла Берг, во! Нет, стоп, Ла Во! Вспомнил. Мэри Ла Во. Он хотел встретиться с ней. Всё бурбону с ней выпить мечтал...
Нельсон хранит молчание, а Арджент не собирается выдавать ему дальнейшие сведения. Пусть это пока пережуёт.
• • •
День второй. Едва брезжит рассвет. Комната в мотеле "Чипо" в Норт-Платт, штат Небраска. Если честно, Арджент ожидал лучшего. Небо ещё совсем серое, а Нельсон уже будит его.
- Пора в дорогу. Стаскивай свою ленивую задницу с кровати. Мы поворачиваем.
Арджент зевает.
- С чего такая спешка?
- Мэри Ла Во - владелица магазина "Дом вуду" - объясняет Нельсон. Он не терял времени, раскапывая информацию. - Бурбон-стрит, Новый Орлеан - вот о чём болтал Ласситер. Плохо это или хорошо, но он направился туда, и у него неделя форы. Он, наверно, уже там.
Арджент пожимает плечами.
- Как скажешь.
Он переворачивается набок и прячет лицо в подушке, стараясь скрыть улыбку. Нельсон и не догадывается, как ловко его дурачат.
• • •
День третий. Форт-Смит, штат Арканзас. Во второй половине дня синий кит сдыхает. Нельсон вне себя.
- Не-е, щас выходные, - бурчит автомеханик. - Запчастей хрена с два найдёшь. Заказывать надо. Приходи в понедельник, а то и во вторник.
Чем больше Нельсон бушует, тем спокойнее становится механик - ему страдания клиента доставляют нечто вроде священной радости. Ардженту этот тип людей хорошо знаком. Да чёрт возьми, он и сам такой же!
- Начистить ему рыло, иначе с ним не договориться, - советует Арджент Нельсону. - И пригрозить, что если не починит машину, то набьём морду и его мамаше.
Но Нельсон не прислушивается к его здравому совету.
- Полетим на самолёте, - решает он и платит механику за то, чтобы тот подбросил их в местный аэропорт. Прибыв туда, они узнают, что последний рейс - двадцатиместный самолётишко в Даллас - вылетает в шесть, и хотя в нём четыре свободных места, контрольный пункт закрылся в пять. Охранники сидят в своей каморке и жрут хот-доги, но чтобы открыть ворота для двоих пассажиров? Да ни в жизнь!
Арджент подозревает, что Нельсон укокошил бы наглецов, если бы те не были вооружены.
Устав от мытарств, Нельсон использует одно из своих поддельных удостоверений личности, чтобы взять напрокат автомобиль, возвращать который они в ближайшем будущем не собираются.