Госпожа де Мирамар долила чашку кипятком и молоком. Склонившись над чайным столиком, она вновь нашла свои привычные слова и жесты. И казалось, что все окружающие предметы прояснились вместе с нею…
Исследователь доисторических времен говорил:
- Ожидание конца мира никогда не переставало волновать нервных людей… Это нечто вроде коллективной истерии… Явление это хорошо известно.
Ева не слышала дальнейших слов отца. Она все смотрела на Эльвинбьорга, и, вспоминая название подготовляемого им труда, унеслась в неясных думах.
Вдруг она вздрогнула. Эльвинбьорг снова заговорил, и звук его сдержанного голоса возбудил странное сожаление о каком-то ином мире, где бы перевернулись вверх дном все современные земные ценности…
- Этот ужас является, быть может, ни чем иным, как очень древним воспоминанием…
Между учеными разгорелся спор.
- Люди воображают, что катастрофические потрясения относятся лишь к прошлому, как будто будущее дает нам какую-то таинственную гарантию.
В голове Евы как молния пронеслась мысль: "Он тоже… Он верит, что подобная вещь возможна… И, однако, он улыбается, и с тех пор, как он здесь, я не ощущаю никакого страха".
Она заметила, что ее отец пристально взглянул на умолкнувшего Эльвинбьорга.
Нерешительно раздался тонкий голосок Ивонны, смущенной воцарившимся молчанием:
- Папа, но ведь Ной был предупрежден, не правда ли?
Возвращаясь мыслями к любимому предмету, ученый ответил:
- Да, моя крошка, Ной был предупрежден… И, несмотря на людские насмешки, он построил свой ковчег…
- Каким образом строится ковчег? - спросила Ева, снова охваченная зловещим видением и с тревогой думая о своей любви, о своем счастье, которое необходимо было спасать во что бы то ни стало…
- О! - решительно воскликнула Ивонна. - Ковчег, это символ!..
Франсуа де Мирамар повернулся к ней в радостном восхищении.
- Хорошо, очень хорошо, крошка! Я буду прибегать к твоей помощи для разъяснения древних мифов…
- Если бы я умела! - смущенно прошептала Ивонна. - Я очень люблю те мифы, которые вы нам рассказываете, папа.
- Нет ничего красивее их! - воскликнул ученый.
- Нет ничего красивее… - повторил Эльвинбьорг, - так как они являются выражением тех судорожных усилий, которые выпали на долю человеческой мысли. Есть события, память о которых совсем забыта, но зато их отражение сохранилось в людских мечтаниях. Сожаление о Золотом веке… ужас исчезновения Атлантиды… человеческий плач во время потопа…
И в тишине внезапно смолкнувшей гостиной его голос процитировал слова, которые халдейский эпос приписывает праматери людей, Истар, когда она в отчаянии присутствует при гибели мира:
Неужели своих сыновей для того только я народила,
Чтобы море они переполнили, точно детеныши рыбьи?
- А помните ли вы любопытное предостережение, полученное вавилонским Ноем? - спросил де Мирамар.
Эльвинбьорг ответил:
Житель Суриппака, построй корабль,
Оставь богатства, ищи только жизнь!
Ненавидь богатство и сохрани жизнь!..
Возьми внутрь корабля семена жизни во всех ее видах!
Де Мирамар улыбался, восхищенно слушая древний сказ, воскрешаемый его гостем.
- Я поражен, что вы знаете это наизусть… Что касается меня, то я помню лишь один отрывок и не вполне уверен, что смогу правильно его передать, так как перевод очень стар:
Трупы плывут тут и там,
подобно стволам деревьев.
Я взглянул по направлению к небу:
везде страшное море…
Де Мирамар прервал свою цитату. - Продолжайте, прошу вас, дорогой коллега!
Эльвинбьорг продолжал дальше. Все взгляды были устремлены на него. И чувствовалось, как сама собой довлела над всем и оживала в своем темном бытии эта людская скорбь, пережившая около пяти тысяч лет.
Я посмотрел, во что обратился день,
И меня охватил ужас…
…Я взглянул на море: голос его затих.
И все человечество было обращено в прах.
…Я открыл окно и, когда свет упал на мое лицо,
Я опустился на пол и сидел, плача.
Слезы текли по моему лицу…
II
Угроза
Сезон в Ионпорте выдался блестящий.
Вилла Роз ютилась в стороне от прибрежных утесов, с которых глядели на рыбацкое селение отели. На светлом пляже, ослепительным поясом развернувшемся навстречу волнам, широкие бухты Виллы Роз казались часовыми, выдвинутыми к самому океану. Маленький садик с двумя клумбами под фиговым деревом мирно дремал под шум прибоя. Отблеск песков бросал на него свою позолоту, а беготня молодежи, лихорадочная веселость Евы, ожидающей своего жениха, и возгласы обоих малышей, занятых постройкой дворцов и крепостей, придавали ему жизнь. Сидя на террасе, госпожа де Мирамар с улыбкой наблюдала, как детские щечки покрывались загаром. Никогда до сих пор не наслаждалась она так полно блаженной истомой июля, беспечностью пролетающих часов, однообразных в своей равномерной смене и своем спокойствии. В голове ее не было никаких навязчивых мыслей, глаза бесцельно блуждали по простору. На этот раз лазурь моря не омрачалась даже той далекой тучкой, которая до сих пор каждый вечер заволакивала ее легкой вуалью, но ни разу не разразилась дождем.
Приехала наконец и госпожа Андело. Появившись в одно прекрасное утро, она снова вошла в роль молчаливого секретаря, незаметная в своем костюме строгого покроя и озабоченная только тем, чтобы возобновить свою работу.
Де Мирамар тотчас же увел ее в приспособленную им для занятий комнату во втором этаже, сплошь заваленную книгами, бумагами и коллекциями кремнистых пород.
- Ах, госпожа Андело! Как вы мне были нужны! - воскликнул он. - Садитесь сюда… Мы все это перебелим начисто. Я вам продиктую то, что у меня готово уже две недели…
Даже не взглянув на сверкающий простор, в котором отражалось все великолепие летнего неба, госпожа Андело нагнулась над пишущей машинкой… Сухие и быстрые удары покрыли долгий, монотонный голос начинающегося прибоя.
Иногда ученый переставал диктовать. Откинувшись в кресле, он продолжал свою мысль вслух.
- Какой тайной покрыты все эти водовороты в истории раннего человечества!.. Как объяснить, например, исчезновение неандертальского человека?
Стук машинки останавливался. Госпожа Андело поднимала свое бесцветное лицо, и ее черные глаза зажигались.
- Вы представляете себе, госпожа Андело, этих людей, которым суждено было исчезнуть? Их несовершенный череп, сдавленный лоб, выпуклые глазные впадины, тяжелые челюсти? Может быть, они и сознавали, что их раса увядает и обречена на гибель?.. Ведь их потомство вымирало, последние женщины страдали бесплодием… Но почему?.. В силу какого проклятия?.. Не становилось ли само их существование настолько тяжелым, что они не могли к нему приспособиться? Я представляю себе последнего из них в момент появления людей нового времени…
Госпожа Андело, оставаясь неподвижной, улыбалась. В открытое окно врывался веселый смех Евы.,
- Вечная тайна, - продолжал он. - Мы наталкиваемся все на одну и ту же тайну. Позже… через тысячи и тысячи лет достигает своего расцвета первичный человек каменного века. Он доводит искусство обтачивания камня до совершенства, выделывает статуэтки, высекает фризы, разукрашивает своды своих пещер живописью. Куда же он исчезает при появлении своего преемника, знаменующего новую эпоху "полированного" камня? А ведь вместе с ним исчезает и его искусство, его привычки, его верования: лучшие шедевры его творчества вычеркиваются из памяти… Почему?.. Вечный пробел в истории человеческого развития! И снова та же борьба и те же нащупывания!
Его глаза мечтательно устремлялись вдаль. Потом, возвращаясь к рукописи, он говорил:
- Давайте работать дальше!..
В это утро Ивонна встретила Губерта в саду.
- Губерт, не хочешь ли проехаться с нами в автомобиле?
- Нет… Я погуляю на берегу.
- Губерт, когда ты вернулся… оттуда, ты любил автомобиль!
- Тогда я чувствовал потребность мчаться во весь дух, - проговорил он, - хотелось все иметь, все объять, вернуть хоть что-нибудь из утраченных дней. Это уже прошло… Книги, любимые занятия, природу, радости - война отняла их у нас, как и все остальное…
Он умолк и взглянул на свою укороченную ногу.
- Ну до свидания, сестренка! Веселитесь!
Шагая по пляжу, он видел перед собой лишь песок, в который погружались его ноги. Его мозг скребла все та же мысль, которую он повторял про себя с болезненным смехом:
- Пройти через ад, чтобы жить среди такой скуки!.. Как это дико!.. Как дико!
Небольшое волнение покрывало море мелкой рябью, и пена волн взвивалась подобно легким клубам дыма, которые исчезали, не успевая даже соединиться друг с другом. Он взглянул на качающиеся барки и отвернулся, чтобы не поддаться странному ощущению морской болезни. Его взгляд машинально направился на берег, образовавший между крутившимися волнами целый ряд скалистых мысов. Волны издалека подбегали к камням, потряхивая своей пенистой гривой и бесконечно возобновляя свой тщетный набег, хлестали их белой пеной, которую тут же смывали обратно…
Губерт погрузился в созерцание этого движения, приостанавливавшего ход его мыслей.
Кончался прилив, и песчаный пляж, простиравшийся у подножья прибрежных скал, превратился в узкую золотую дорожку, омываемую волной. Губерт смотрел на открывшийся перед ним простор, сияющий таким невозмутимым спокойствием… Он растянулся на горячем песке.
Внутри себя и везде кругом он чувствовал какое-то качание, вызывавшее у него головокружение. Когда он закрывал глаза, ему казалось, что он находится на судне, подбрасываемом бушующим морем.
- Плохое пищеварение, - пробормотал он.
Он медленно перелег на другое место и увидел развевающееся белое платье, которое солнце заливало своим светом. К нему подбегала Ева.
- Макс приезжает сегодня! - весело объявила она. - Я еду его встречать.
Он улыбнулся ее счастью и внезапно ощутил ужас одиночества.
- Присядь ко мне!
Она послушно села, воскликнув:
- Смотри! Детишки!
Она показала рукой на своих маленьких братишку и сестренку, которые, утопая голыми ножками в песке, с разметавшимися прядями белокурых волос, упорно и настойчиво рыли канавки, под наблюдением гувернантки-ирландки.
- Как они счастливы! - вздохнул Губерт.
Склонившись над братом, Ева ласково его успокаивала. Эти последние недели он плохо выглядел… Это пройдет. Жизнерадостность придет сама собой… Он возобновит прерванные войной занятия. Он станет известным доктором, как Шарль-Анри, как…
Он перебил ее.
- Как странно! Прилив давно уже кончился. А море все тут, на том же месте…
Он смотрел на длинную волну, бороздившую море. Она медленно поднималась к ним, вздымая пенистый гребень, и распадалась у их ног.
- Как спокойно море! - прошептала Ева, следя за его взглядом. - Разве можно подумать, что за последние дни снова было несколько несчастных случаев!
- Несчастных случаев, - подскочил Губерт. - Еще бы! Целый ряд несчастных случаев!.. И ни в ком они не возбудили никакой тревоги…
- Так далеко от берега… - прошептала она.
Он порывисто встал.
- Это в самом деле невероятно!.. Уже два часа, как я здесь, а волна не уходит с этого места… Я не ошибаюсь… Она замочила мне ноги так же, как и два часа тому назад!
Ева рассмеялась.
- Море пренебрегает своими обязанностями… Оно забывает положенные часы… и я тоже… Надо возвращаться домой… Меня ждет портниха…
Она вскочила с места и побежала. Губерт последовал за нею своей неровной походкой. Она замедлила шаг, чтобы он ее догнал. Проходя вдоль ряда палаток, вынесенных к самому краю пляжа, они слышали, как мужские и женские голоса удивленно повторяли:
- Море не уходит!
Купание, однако, продолжалось. Дети шумно плескались. Рассеянные по морю цветные чепчики купальщиц мелькали, удалялись от берега и ныряли, точно яркие цветы, убаюкиваемые волной.
Губерт натолкнулся на группу рыбаков, которые удивленным взглядом всматривались в даль морского простора.
Завтрак прошел очень оживленно. Де Мирамар и госпожа Андело обменивались разными догадками. Губерт не произнес ни слова, но никто не обратил на это внимания.
Радость Евы заразила молчаливую Ивонну.
Их забавляла "рассеянность океана, который задерживался на пляже".
- Океан бастует!
- Ба! - сказал внезапно Губерт. - Это не может долго продолжаться. Он скоро уйдет самым чинным образом. И ничего нового не произойдет под нашим солнцем.
Он говорил очень быстро, как будто желая себя успокоить. И его разочарованный смех осекся как-то сразу.
Де Мирамар заявил, что он спустится на пляж, чтобы удостовериться в этом явлении, которое находится, быть может, в связи с теми подъемами воды и ураганами в Тихом океане, о которых каждый день писалось в газетах, и которые оставляли публику совершенно равнодушной.
Госпожа де Мирамар посоветовала своим детям отказаться от послеобеденного купания.
- Мама, вы не знаете Макса, - воскликнула Ева. - Он первым же делом бросится в воду…
Веселое настроение возросло еще больше при виде разочарования игроков в теннис, пришедших с сетками и ракетками в расчете, что пляж уже свободен от воды. Ветер доносил на террасу их возмущенные возгласы:
- Это невероятно! Невиданная вещь!
Молоденькая графиня де Векк, страстная любительница тенниса, готова была плакать от досады. Она выпрямилась и погрозила океану кулаком.
- Это уж слишком! А наш матч? Что за глупая шутка! Пропал наш матч!
- Светопреставление! - крикнул кто-то.
Молодые девушки переглянулись. Светопреставление!? В яркий, ослепительный полдень, на берегу неподвижного моря, это слово прозвучало так дико, что они рассмеялись.
- Я еду встречать Макса! - сказала Ева. - Ты со мной, Ивонна?
Она пошла искать шофера. Губерт со снисходительной усмешкой глядел ей вслед.
- Она не идет… нет! Она летит!
Де Мирамар спустился на узкую полосу пляжа, заполненную купальщиками, устанавливавшими свои палатки. Не обращая никакого внимания на их пустую болтовню, он присоединился к группе рыбаков, стоявших несколько в стороне. Он стал их методически расспрашивать, но они воздерживались от какого-либо мнения. Они качали головой, и их острые глаза со смутным беспокойством убегали вдаль.
- На нашей памяти никогда не случалось ничего подобного, - проговорил наконец один из них.
Их энергичные лица с обветренной кожей свидетельствовали о глубоком знании изменчивого и сурового моря.
Де Мирамар вернулся на виллу. Поднимаясь по ступенькам террасы, он заявил:
- Никто ничего не знает… Пойдемте работать, госпожа Андело.
Гувернантка увела обоих детей. Оставшись одна, госпожа де Мирамар расположила поудобнее подушки, вытянулась на кресле, улыбнулась обвевающей ее ветке и закрыла глаза под немолчный рокот волн.
Вдруг она вскочила. Горничная вносила чай.
- Который час? Пять часов? Уже?.. Барышни вернулись?..
Ей ответил автомобильный гудок. Послышались веселые голоса. Молодые девушки и Макс ворвались в сад. Все говорили сразу, и их белые наряды, их смех, их беготня разбудили этот дремлющий уголок, где смягчившийся свет уже бросал длинные лиловые тени. На пороге появилась госпожа Андело. Де Мирамар просил извинить его: он не хотел прерывать работы.
- Но вы все-таки присядете к нам и выпьете чашку чая, - любезно сказала госпожа де Мирамар. - Я боюсь, что вы переутомитесь от этих занятий!
Госпожа Андело уселась среди молодежи. Сестры принялись за ней ухаживать. Они сменили свои автомобильные шапочки на большие тюлевые шляпы, которые трепетали вокруг их светлых личиков, точно крылья.
- Ивонна, - улыбнулась госпожа Андело. - Вы сегодня похожи на вашу сестру!
- Это потому, что я довольна, - таинственно ответила девушка. - Если бы вы знали, какое удовольствие проехаться на автомобиле по солончакам!
- А как море? - спросила Ева.
- Я не смотрела, - ответила госпожа де Мирамар, подливая в чайник кипятку. - Думаю, что оно на том же месте.
- Забастовка продолжается!
Отдаленный гул прервал их шутки. Все встали с мест, перегнувшись над решеткой.
Вдоль съежившегося пляжа, насколько охватывал взор, мелькали яркие пятна цветных нарядов и палаток. Какое-то внезапное смятение охватило купающихся. Видно было, как они поспешно сворачивали полосатые полотнища палаток и отбегали к подножию скал, на ходу перекликаясь друг с другом. Получалась картина громадного разноцветного муравейника, в середину которого бросили палку…
- Они больше не смеются, - сказала Ева. - Они как будто чем-то напуганы…
- Разве вы не видите чем? - воскликнул внезапно побледневший Губерт.
Он протянул руку, указывая на белый край волны.
- Вода поднимается!
- Так значит, это не забастовка, - проговорил Макс. - Это - революция.
Однако это явление показалось им больше странным, чем тревожным, и смятение купающихся вызвало новые взрывы смеха.
- Тем не менее, это странно! - пробормотал Губерт. Он стиснул голову обеими руками.
- Что же это будет? - спрашивала Ивонна.
- Госпожа Андело! - воскликнула Ева, стремительно оборачиваясь. - Погадайте на картах!
Госпожа Андело встала с места и выпрямилась.
- Да, да, да!.. Мадам Женевьева! - настаивали девушки. Она побледнела и отвернулась. Ее глаза сделались неподвижными и далекими.
- Разве вы не понимаете, что предсказание начинает сбываться?
Они в недоумении замолкли. Автоматическим голосом она повторила давно сказанные слова:
- "Возможно, что в недалеком будущем массы воды снова ринутся на сушу. Я этого не увижу… Но ты… Может быть…"
Она ушла. Веселое настроение пропало. Макс и Ева переглянулись. Ивонна разразилась плачем. Даже госпожа де Мирамар, ласково гладя белокурую головку, припавшую к ее коленям, почувствовала на спине чье-то холодное дыхание.
- Ну, ну, Ивонна! - успокаивал Макс - Посмотрите на море. Оно такое тихое и голубое. Завтра газеты разъяснят нам это явление. Поднимите же голову, прелестная сестренка!
- Нет, нет! - рыдала Ивонна. - Я не хочу на него смотреть! Я его теперь боюсь!
Океан незаметно поднимался. Косые лучи солнца трепетали на его волнах, которые медленно катились к берегу, ласкаясь и точно играя, и бросали на него розовую пену, которая на минуту расцвечивала его песок…, И каждая последующая волна заносила свой пенистый узор все дальше и дальше…
Ева увидела, как три старых рыбака прошли мимо них какой-то странной, развинченной походкой. Они качались, как пьяные. Она крикнула им:
- Что это значит?
Самый старый из рыбаков поднял голову и узнал девушку, которая каждое утро спрашивала его, хороша ли погода для улова.
Он остановился, машинально поднес руку к фуражке и ограничился лаконическим ответом:
- Никто не знает…