Старый горец, несший Жермену, внезапно пошатнулся и протянул руки, ища опоры. Один миг его лицо, подергиваемое судорогой, молило о помощи. Потом он качнулся, руки его ловили пустоту, и он рухнул в пропасть вместе с девочкой, смех которой внезапно оборвался. Раздались крики. Госпожа Андело схватила за руки мать, которая, обезумев, хотела броситься вниз. Макс цеплялся за стену, нащупывая извилины, пытаясь спуститься. Но пастух, не отпуская терявшую сознание Ивонну, остановил его задыхающимся голосом, указывая жестом на бушующую воду, которая пенилась под ними.
- Это бесполезно! Вы же видите?
Бесполезно!.. Белокурая головка, пухленькое тельце, - все это лежало теперь разбитое на какой-нибудь окровавленной скале, под угрозой потока…
- Оставьте меня!.. Оставьте меня умереть здесь! - стонал де Мирамар.
- Если вы хотите спасти других, то надо идти!.. Идти быстрей! - шептал пастух. - Еще немного, и мы не сможем перейти вброд.
Он указал рукой на точку, где между сближающимися скалами прорывался водный поток. Его порывистые струи вырисовывались белой нитью на черной скале.
Макс выпрямился. Его энергичный голос прозвучал резко и отчетливо.
- Будем пытаться спасти тех, которые остаются… Вода поднимается!
Старый Ганс схватил ученого за руку и толкнул его вперед.
- Скорей!.. Надо идти!
На крутизне отвесных скал началась страшная борьба, исполненная ужаса и мук, от которых ныли все суставы.
Над людьми, качалось, навис непроницаемый мрак. Они шли, ничего не видя перед собой, кроме камней, которые им надо было перейти; ничего не слыша, кроме рокота бушующей воды. Они не чувствовали больше боли ни в истерзанных ногах, ни в руках, из которых сочилась кровь. Сколько времени шли они таким образом? Сколько времени Макс и Губерт тащили неподвижное тело матери? Неужели соседние предметы уже окутывались сумерками? Пастух не переставал высчитывать расстояние, которое отделяло их от брода. И каждую минуту его отрывистый голос молил:
- Скорей!.. Скорей!.. Идемте!..
Тропинка начала спускаться к ручью, стекавшему на нижние затопленные террасы.
Узкая полоса неба, видневшаяся между скалами, исчезала в сумерках, придавая ущелью еще более мрачный вид.
- Наконец-то поток! - прошептал пастух.
Снизу поднималась какая-то черная пелена, разделяя оба склона. Беглецы миновав их один за другим, поддерживая женщин и погружаясь по колено в воду. Наконец они перебрались на другую сторону. Ужас дня казался бесконечным…
Над их головой открылось небо и замерцали звезды. Значит, на обреченной Земле свет еще не угас. Направо поднимался высокий ледник, блестевший тусклой белизной. Они почувствовали под ногами более отлогий скат и поднялись еще выше, спотыкаясь и еле волоча разбитые ноги. Внезапно покрытый травою склон исчез. Между молочно-белыми вершинами, под звездами снова показавшегося неба, раскинулась зеленая долина.
- Долина Сюзанф! - объявил пастух.
Вскоре они услышали, как он закричал:
- Это вы, Инносанта? О! Вы хорошо сделали, что вышли нам навстречу.
Ему ответили неясные возгласы. Ивонна почувствовала, как ее схватили чьи-то сильные руки, женский голос, громкий и ласковый, говорил:
- Идите ко мне, моя бедняжка…
Прежде, чем отдаться этой воле, захватывавшей ее измученное тело, Ивонна обернулась и увидела, как какие-то люди склонились над ее матерью и понесли ее на руках. Тогда Ивонна закрыла глаза. Она открыла их только на одно мгновение, когда ее опускали на жесткую землю. При свете мерцающего пламени она увидела странную женщину, одетую по-мужски, узкое пространство, заключенное между каменных стен и совсем близко бледные лица своей матери и Евы. Ивонна опустила веки и потеряла сознание…
IV
Долина Сюзанф
"Есть еще высоты, куда можно бежать…"
Такова была мысль Макса, когда он открыл глаза, разбуженный ледяным холодом зари. Он лежал на каменистой почве, закутанный в пальто. В двух шагах от него стояла хижина пастуха, сложенная из дикого камня. В ней спали женщины. В неясном свете вздымался кверху высокий острый треугольник Южного Зуба, длинный хребет которого соединялся на горизонте с извилистой лентой перевала.
С трудом повернувшись на твердом ложе, Макс взглянул на ледник. У подножия снежных куполов его гигантские ступени отливали при отблеске зари зелеными пятнами.
Он чувствовал на своем лице какое-то легкое дуновение, которое пробуждало его энергию.
- Можно укрыться на высоте трех тысяч метров, - раздумывал он. - А затем, если вода будет подниматься еще выше, наступит конец всему… Но пока что бороться еще можно…
- А стоит ли? - прошептал Губерт. Он тоже не спал и подметил взгляд Макса, исчислявшего высоту гор.
Они молча посмотрели друг на друга. И глаза их перенеслись на край долины, где они ожидали увидеть появление воды.
Долина раскинулась между ледником, снежными вершинами и высокими горами, окруженная отлогими скатами и похожая по форме на удлиненную чашу. Ни один лесок не прерывал сухой линии скал и не смягчал их величественной бесплодности. Среди полированных камней и скал, разбросанных на всем видимом пространстве, редели лишь пучки трав, исчезая по мере того, как поднимались по склону. На верхних скалах двигались неясные очертания овец. И камни и зелень окрашивались пурпуровым небом. Их приветливое спокойствие поразило молодых людей.
- Там… еще нет ничего… - прошептал Макс.
Небо медленно светало… Мир находился в агонии. Что принесет ему этот день, начинающийся переливом таких нежных и таинственных красок?
Макс увидел, что пастух осматривал свою палку, намереваясь двинуться в путь.
- Вы идете туда? - спросил он. - Я иду с вами. И оба крупными шагами спустились в долину. Вскоре и остальные беглецы очнулись от тяжелого сна.
- Макс? Где Макс? - спросила Ева, стоя на пороге хижины и прислонясь к стене. Она чувствовала себя настолько измученной, что еле держалась на ногах.
Губерт ответил ей с непривычной заботливостью. Они подошли к изголовью матери, опасаясь ее отчаяния при пробуждении. Госпожа де Мирамар открыла глаза, но взгляд ее уже не узнавал детей. Неподвижная и безмолвная, она не различала даже голоса своего мужа… Она позволила отвести себя на скалу перед входом.
Ивонна очнулась от тяжелого сна последней, как бы пробуждаясь от летаргии.
- О госпожа Андело! Госпожа Андело! - молила она, простирая руки.
Склоняясь над ней, госпожа Андело тихо ее успокаивала.
- Я не хочу умирать, госпожа Андело… Я не хочу, чтобы мы утонули.
- Вы не умрете, Ивонночка, - обещала госпожа Андело.
- Вы сказали: все спасутся! - отвечала Ивонна. - А во г. видите… моя сестренка…
Рыдания заглушили ее голос.
- Госпожа Андело… Вы помните тот вечер, в Париже?.. Вечер обручения Евы?.. Вы сказали: "Массы воды… массы воды снова ринутся на сушу"… Вы уже тогда об этом знали, госпожа Женевьева, уже тогда?..
Ее полные слез глаза смотрели на госпожу Андело, ширясь от неведомого ужаса.
Госпожа Андело прижалась головой к ее плечу.
- Да, нет же, малютка… Я не знала… Иногда, правда, мне чудилось что-то такое, что внушал мне другой… Но все-таки я думала, что этого никогда не будет…
Наступило долгое молчание.
Приподнявшись на своем ложе, Ивонна смотрела, как бледное утреннее солнце золотило снежные вершины.
- Если надо будет еще взбираться наверх, - я не смогу… - прошептала она. - Никогда не смогу… Когда же можно будет успокоиться, госпожа Андело?
В отверстии хижины показалась высокая фигура: мужские штаны, красный платок, закрывавший волосы, улыбающееся обветренное лицо, покрытое рубцеватыми морщинами. Загоревшие руки протягивали крынку с молоком. В оцепеневшей памяти молодой девушки пробудился неясный образ.
- Это вас зовут Инносантой? - спросила она тихо…
Инносанта Дефаго уже полвека как принимала в хижине Бунаво туристов Южного Зуба. Она их угощала, подкрепляла едой и услуживала, а иногда даже сопровождала их в горы. К ней шли инстинктивно, как к силе, которая умела за себя постоять. Она привыкла отдавать приказания и отвечать за свои поступки.
- У меня нет кофе, - сказала она своим резким голосом. - Но это козье молоко еще совсем теплое. Пейте, малютка.
Ивонна осушила крынку. Вскоре она смогла уже двинуться с места и присоединилась к сестре, сидевшей на камне возле своей матери. В нескольких шагах от них Франсуа, работник Инносанты, доил козу и наполнял молоком чашки и стаканы, вынутые из саквояжей. Несколько женщин и детей разбрелось по окрестностям, чтобы собрать обезумевших животных, разбежавшихся по всем направлениям.
- Ну, сударыня, надо взять себя в руки! - сказала Инносанта, предлагая госпоже де Мирамар лучшую из своих чашек. Та схватила ее и машинально выпила до дна.
Но когда ее муж увидел, что маленький Поль чуть не подавился, слишком быстро глотая молоко, он отвернулся, заглушая свои рыдания. Образ Жермены предстал пред ним слишком ясно.
- То, что осталось, - объявил Поль, - для Жермены! Она скоро вернется? - добавил он слабым, умоляющим голосом.
Мать подняла свое бесчувственное лицо. Госпожа Андело поторопилась увести ребенка.
Солнце заливало ледник, скалистую землю, высокие сланцевые стены. Госпожа де Мирамар лежала в хижине. Остальные расположились на нагретых камнях, обмениваясь редкими словами. Глаза их, следуя по склону долины Сюзанф, возвращались к предельной линии тощего пастбища, круто обрывавшейся вдали. Они с тревогой ожидали появления черной ужасающей зыби…
Наконец вдали появились две фигуры. Макс и пастух приближались быстрыми шагами…
- Вода, кажется, остановилась, - кричал Макс.
Он присоединился к ним. Вода поднялась до вершины ущелья Бунаво, затопив перевал д’Ансель. Горе тем, которые искали спасения после них! Она почти до шла до Новых Ворот, которые выходят на долину Сюзанф.
- Склоны, по которым мы прошли вчера ночью, находятся под водой, - объяснял Макс. - Немного этой травяной полосы., вон там…
У них вырвался глубокий вздох облегчения…
В течение часа Макс и пастух лежали, склонившись над пропастью. Вода не поднималась. Была ли это окончательная остановка? Не сделает ли она новый скачок? Они решили наблюдать по очереди. Старый Ганс, не говоря ни слова встал и медленно направился к Новым Воротам.
- Она, несомненно, достигла своего кульминационного пункта, - сказал де Мирамар. - Она начнет спадать…
- Не забудьте, - ответил Макс, - что наводнение уже несколько раз замедлялось, а потом двигалось дальше с еще большей скоростью.
Они стояли, как люди, спасшиеся от кораблекрушения, прижавшись друг к другу, еще дрожа от пережитых ужасов. Они были так разбиты усталостью, что малейший жест вырывал у них крик боли. Они удивленно смотрели друг на друга, оглядывая свои рваные одежды, изодранную в клочья обувь, израненные руки. Теперь, когда чувство близкой опасности миновало, к ним вернулась способность вспоминать. Мысли, которые неясно шевелились в голове во время бегства, захватили их целиком. Им представилась картина всеобщего бедствия: весь мир под водой, исчезнувшие города… Париж! Лондон!.. Рим!.. Флоренция!.. Женева!.. Ах, Париж! А люди?.. Несколько оставшихся в живых существ, затерянных на вершинах, зовущих о помощи и лишенных возможности сообщаться друг с другом… Раздирающий душу образ любимых лиц обрисовывался с отчетливой ясностью… Что с ними сталось?..
- Мой брат… - прошептал задыхающимся голосом де Мирамар.
И жалобно продолжал:
- Моя маленькая Жермена…
- Мои родители… - простонал Макс.
- Наши друзья…
Ева думала о Жане Лавореле. Она вспомнила, что он хотел взобраться на Южный Зуб. Остался ли он жив? Ютится ли он где-нибудь на одной из этих вершин?
Они хранили тяжелое молчание, и каждую минуту перед ними раскрывались новые картины бедствия.
- Спасены… Но на сколько времени? - произнес вдруг Губерт.
Эти слова поставили их лицом к лицу с действительностью, и взгляды их устремились на долину, служившую им убежищем.
Зажатая между пустынными рядами Южного Зуба и цепью снежных вершин с прилегающим к ним величественно сверкающим ледником, долина Сюзанф поднималась отлогим скатом к перевалу, высокая стена которого закрывала горизонт. При ярком солнце она открывалась целиком: без единого деревца, сверкающая и голая, с хмурой скалистой почвой, на которой среди жидкой травы виднелись редкие пучки ярких цветов. Поток, падающий с ледника по отвесным стенам, наполнял тишину однообразным шумом. Насколько охватывал взгляд, нигде не виднелось человеческого жилья, если не считать убогой хижины, затерянной между скал в пустыне сланца и льда.
Все молчали, охваченные тяжелым унынием. Они не заметили, как подошла к ним своим крупным бодрым шагом Инносанта, крепкая и сильная, несмотря на свой возраст. Она подумала, что они любуются горами, к которым она питала особую привязанность.
- Большой Рюан, Малый Рюан и Башня Сальэр, - перечисляла она машинально, возвращаясь к своим привычкам проводника. - Иностранцы говорили, что это одно яз прекраснейших мест на Земле…
- На нашей бедной Земле, которая поглощена водой, - прошептала Ивонна.
Инносанта остановилась на полуслове. Среди этой группы измученных людей ее высокая фигура выделялась с особенной резкостью. Ее суровое лицо застыло. По щекам скатились две медленные слезинки. Она окинула мысленным взглядом Иллиэц, его деревню, церковь и маленькое кладбище на террасе, склоненной к долине, где она рассчитывала когда-нибудь упокоиться.
- Мы здесь не при чем, - отрывисто сказала она. - Это великое несчастье…
Наступило молчание.
Ивонна встала и положила руку на плечо сестры:
- Идем к маме, - сказала она.
После полудня старый Ганс сообщил, что вода стоит неподвижно.
- Надо здесь устроиться возможно лучше, чтобы прожить несколько дней до спадения воды, - сказал Макс, уже занятый мыслью о существовании.
Коснулись вопроса о пропитании.
- Скот-то есть: взгляните на всех этих овец!
Инносанта указала на большие желтые массы, двигавшиеся на верхних террасах. Стада коз рассеялись по всем склонам Южного Зуба. А выше мелькали более легкие силуэты, убегавшие к высотам.
- Серны тоже, - сказал пастух.
- И птицы, - воскликнула Ивонна.
Они взлетали над скалами целыми стаями, и шорох их крыльев казался шелестом шелка. Воробьи усеивали каменистую почву черными точками, летало множество голубей, и медленно кружились хищники.
- Их-то всех кто предупредил? - шептала Ивонна.
- А кроме этого, у меня есть куры, которых я принесла с собой, - сказала Инносанта с широкой улыбкой.
- Ну! - откликнулся Макс, - значит, мы не умрем с голода.
- Зато можем умереть с горя, - тихо сказала маленькая Ивонна.
Мужчины вытащили из карманов коробки со списками. Но как поддерживать огонь в этой долине, где росло только несколько пучков рододендрона?
- Вот что, дети, - приказала Инносанта, - идите к Новым Воротам и соберите все сухие рододендроны, какие только найдете!
Бармацские ребятишки сняли сапоги, чтобы чувствовать себя свободней, и побежали взапуски…
Сумерки надвигались медленно, как бы спускаясь с высоких гор, которые исчезали одна за другой. На мужчин и женщин, сидевших около хижины, напала бесконечная грусть. Ни костер из хвороста, ни крики детей вокруг Инносанты, жарившей козленка, не могли рассеять их уныния. Одни молчали, другие переговаривались вполголоса. Де Мирамар снова взял свой портфель и крепко прижал его к себе. Гувернантка, исчезнувшая было на весь день, требовала свой зонтик, который она никогда не сможет заменить другим… Роза и Виржини, наплакавшись вдоволь, неподвижно сидели около госпожи де Мирамар, находившейся в бессознательном состоянии. Ивонна отказалась от кружки молока. Ева с ужасом ожидала наступления ночи, которую нужно было провести в тесной хижине. Мать, сестра, гувернантка и несколько крестьянок… Все окажутся так прижатыми друг к другу, что нельзя будет даже вытянуть ноги. И тут же дети… Накануне большинство крестьянок провели ночь, сидя на своих мешках около хижины, защищавшей их от ветра. Но сегодняшняя ночь обещала быть более холодной…
Губерт тоже вздрагивал при мысли провести эту ночь под открытым небом. Указывая на меркнувшее пламя догоравшего хвороста, он вздохнул:
- Наш первый и последний огонь…
- Я хорошо знаю, где есть дерево! - отозвался пастух Иг-нац. - Завтра я пойду его искать.
Эти слова, казалось, пробудили энергию Макса:
- Я тоже знаю… Я пойду с вами…
Оба мысленно видели перед собой пространство серой воды, где плавали стволы деревьев, доски, бесчисленные обломки…
- Надо будет пилить… - добавил пастух. - У меня только нож…
- Смелей, Ева! Мы завтра улучшим наше жилье, - прошептал Макс на ухо своей невесте.
Она попыталась улыбнуться. Но тоска сжимала ей грудь, и остальные были удручены не меньше. Горы давили их своим безмолвием. А недалеко от них простиралось другое неизмеримое безлюдье - пустыня неподвижной воды с плавающими по ней мертвецами.
- Внезапное поднятие морского уровня! - сказал неожиданно де Мирамар, выйдя из оцепенения. - Ужасное поднятие морского уровня! Еще ужаснее, чем при Ное!
Его слова были встречены молчанием.,
- Да, - добавил ученый своим обыкновенным ровным и авторитетным голосом, - симптомы сейсмического наводнения очевидны: море вышло из своих берегов на громадных пространствах и в своем сильном порыве унесло за собой все… Этому явлению несомненно предшествовало землетрясение, которое мы не могли наблюдать…
Они сгруппировались вокруг него и слушали с таким напряженным вниманием, какого никогда не проявляла аудитория Сорбонны. Послышался почтительный голос госпожи Андело:
- Значит, вы думаете, что вода спадет, и что море вернется в прежние границы?
- Через сколько же времени? - воскликнул Макс.
- В Библии сказано - через сто пятьдесят дней, - решилась сказать Ева.
- Рассказы о потопе в этом пункте противоречивы… Разве дни библейского сказания были действительно днями? Известно одно: при поднятии морского уровня после движения воды вперед, всегда следует движение назад… Это странно, - добавил он, - но я не думал, что теория Сюэса подтвердится с такой очевидностью. Я считал серию катаклизмов, прерывавших нить цивилизаций, законченной. Луи Андело судил правильно…
- О! Отец, не говорите, что мы проведем здесь сто пятьдесят дней! - взмолилась Ева.
- Нас может утешить то, - вмешался Губерт, - что этот потоп можно, по крайней мере, наблюдать и, как говорят философы, изучать методически и научно. Работа будет лучше выполнена, чем во времена Ноя! Делайте заметки, госпожа Женевьева!
Смех его умолк, не вызвав никакого сочувствия.
- Это медленное скопление вековых ценностей, весь людской гений… вся наука… погибшая цивилизация… смерть цивилизаций… - шептал ученый, охваченный своими мыслями.
Голос его дрогнул и умолк. Никто не нарушал молчания… Над их головами сверкало небо, усеянное звездами. А горный поток тянул свою вечную жалобу…