- Послушайте! - отчаянно проговорил Колстон. - Вы должны мне поверить. Горячий сухой ветер с юга. Вы о нем читали - здесь все написано. - Он потряс рукописью. - И все становится правдой, каждое слово. - Увидев, что рука Барнса все же тянулась к телефону, он взволнованно добавил: - Уберите их. Уберите людей. Предупредите по радио, по системе громкоговорителей, как угодно, но эвакуируйте их!
Рука Барнса опустилась на трубку.
- Я не собираюсь обсуждать с вами этот вопрос, - сказал он, взвешивая каждое слою. - Я хочу, чтобы меня оставили в покое. Вы - сумасшедший, и к тому же пьяный сумасшедший. Сколько бутылок вы сегодня выпили? Это ваш последний шанс, Колстон. Уходите, или я запросто запрячу вас в тюрьму.
Колстон задрожал, его плечи опали. Он покачнулся, его взгляд помутнел. Его дух был подорван разочарованием, ложными обвинениями и алкоголем.
- Не звоните, - сказал он. - Я ухожу, и больше не вернусь. - По его губам пробежала жестокая улыбка. - Некуда будет возвращаться.
И он ушел, ссутулившись, тяжелым шагом.
Барнс беспокойно смотрел ему вслед, как будто предсказание Колстона вызвало в нем тень сомнения. Затем он поднял трубку, но набрал номер не полиции, а виллы, расположенной выше по склону, и попросил к телефону сэра Гая Рэйнхэма.
* * *
Пэр Англии, 9-й баронет, кавалер орденов "За безупречную службу" и "Военный крест", член Тайного Совета, член парламента, государственный секретарь по внутренним делам, сэр Гай Рэйнхэм принимал у себя на вилле узкий круг избранных. Он состоял из болтливых женщин и вежливых мужчин. Женщины обсуждали сына сэра Гая, который только вчера женился. Мужчины говорили о деньгах.
- Дорогой сэр Гай! - говорила одна из женщин. - Ваш мальчик замечательно выглядел вчера. Такой ужасно, ужасно красивый. Хотя, - игриво добавила она, - и не такой красивый, как его папа.
Рэйнхэм улыбнулся, притворно негодуя.
- Иногда мне хочется, чтобы все эти писаки забыли о "красоте Рэйнхэмов". Я убежден, что в политике это не преимущество. Разве не справедливо, что ум и красота вместе не ходят?
Вандерс, лакей сэра Гая, что-то прошептал ему, и тот, извинившись, вышел к телефону. Выслушав взволнованного Барнса, он воскликнул:
- Я вам два дня назад говорил, что этот человек сумасшедший!
- Да, но сейчас ситуация изменилась. Он говорит, что…
- А я вам говорю, что знаю этого человека, - прервал Рэйнхэм. - Он маньяк! Без сомнения, он искренне верит, что его теория правильна. Но она не работает.
- Спасибо, - с облегчением вздохнул Барнс. - Я просто хотел удостовериться. Увидимся сегодня вечером, как договорились.
- До вечера. - Рэйнхэм положил трубку и вернулся к гостям.
* * *
Колстон сидел на разрисованной каменной скамейке в Ботаническом саду и глядел через променад на берег и море, но не видел ни того, ни другого. Он был погружен в себя, в свои невеселые мысли. Он проклинал себя, ругал Барнса, обвинял Хэджеса в предательстве. Ему никогда не стать дипломатом. Сверкающие зубы, ясный взор, свежее дыхание, хорошо отутюженный костюм, соответствующий лексикон - вот необходимые условия успеха в обществе. Роберт Колстон - новый Дейл Карнеги. Читайте его книгу "Как терять друзей и восстанавливать против себя людей"!
Наконец Колстон спустился с небес на землю и обратил внимание на окружающий мир. Смутные очертания стали резче и превратились в разношерстную толпу людей. Колстон с удивлением смотрел на них: хоть он и пытался их спасти, но не воспринимал их как индивидуальности. Для него они были массой, толпой, громадным количеством народа, обреченным на коллективную гибель. Теперь он увидел и понял их.
Он увидел Берта Боскома ("А.Боском. Первоклассные овощи и фрукты". - Авт.), с которым они пили в "Золотом льве", взвешивавшего яблоки на углу рядом со своим магазинчиком. По улице прошел констебль, высматривавший карманных воришек. Человек в шляпе с загнутыми полями, гавайской рубахе, с большой сигарой и гирляндой кинокамер и фотоаппаратов, на руке которого повисла высокая, сильно накрашенная девица, прошествовал мимо него. Типичный американский турист, ехидно подумал Колстон. Он ошибался. Его "американцем" был Гроинз Маккензи, специалист по продаже бриллиантов, который никогда не выезжал дальше Дартмура.
Рядом с ним на скамейке шепталась парочка. С первого взгляда было видно, что они молодожены, и мужчина - скорее даже юноша, он выглядел чуть старше восемнадцати, а его жена еще моложе - казалось, старался убедить ее в чем-то, с чем она не соглашалась. Наверное, хочет завлечь ее в постель, а она считает, что слишком рано, цинично подумал Колстон.
Его блуждающий, сардонический взгляд привлекло новое лицо. Оно плыло между незажженной трубкой в сильных белых зубах и шелковым платком, повязанным вокруг головы с особой изысканностью. Яркая фланелевая рубашка со значком на накладном кармане, фланелевые плавки и белые тапочки для гольфа. Стройная элегантная женщина с громадными глазами на овальном лице шла рядом, взяв его под руку. Колстон припомнил заметку, промелькнувшую в утренней газете. Гай Рэйнхэм, сын министра внутренних дел, известный спортсмен-любитель, больше не был самым выгодным женихом в Англии: свадьба состоялась вчера…
Высокая, стройная, хорошо сложенная женщина в черно-белом бикини поднялась с пляжа на променад и положила пляжный коврик. Она взяла за руку маленького ребенка и что-то стала говорить невзрачному мужчине, чьи рубашка, плавки и куртка представляли собой дурную копию элегантных одежд Рэйнхэма. Колстон увидел, как мужчина резко наклонился, обнял жену за талию и быстро поцеловал ее. Смутившись, она отдернула голову. Колстон с удивлением заметил, что мужчина покраснел, как будто был пойман на чем-то нехорошем. Вся троица прошла мимо Колстона к ступенькам террасы "Золотого льва", по другую сторону площади. Одновременно сидевшие рядом молодожены поднялись и пошли в противоположном направлении, причем девушка - явно неохотно.
Ярость Колстона прорвалась наружу, и в нем закипела страсть. Живые люди, глядящие в завтрашний день, планирующие свое будущее, надеющиеся и ненавидящие, любящие и борющиеся, хорошие и плохие, знаменитые и безвестные. А многие ли из тех, кто сейчас смеялся, пил, любил, купался в лучах солнца, многие ли из них будут живы, когда оно зайдет? Он закричал.
Люди обернулись к нему. Он увидел их лица, одни - расплывшиеся, другие ясные и чистые. Лица Рэйнхэма и его жены были ясными; мужчина обернулся и, вынув трубку изо рта, надменно глядел на Колтона. Молодожены приостановились, причем девушка попыталась воспользоваться этим, чтобы сбить своего мужа с шага. Блондинка на руке "американца", женщина в бикини с мужем, стоявшие на террасе, Берт Воском, взвешивавший в этот момент связку бананов. Колстон удивился, почему они все уставились на него, и вдруг осознал, что он стоит на скамейке, крича и жестикулируя. Он был невероятно горд собой. Наконец-то он обрел свою аудиторию. Теперь его услышат! Он продолжал кричать…
- Проходите, пожалуйста! - властно сказал чей-то голос. - Проходите, прошу вас проходить.
Взглянув вниз, Колстон увидел П.С. Фримена и сержанта. Фримен сказал:
- Эй, вы, слезайте!
Колстон замолчал и шагнул вниз. Полицейские встали рядом с ним, как эскорт.
- Проходите, пожалуйста, представление закончено, - сказал Фримен стоявшим рядом людям. - Прошу вас, проходите.
- С нас достаточно, Колстон, - сказал сержант. - По закону я должен вас арестовать. Так бы я и сделал, если бы не сегодняшнее праздничное настроение. Видно, вы родились под счастливой звездой, потому что я сегодня встал с правой ноги. Но это ваш последний шанс, ясно? Больше я не потерплю, это последнее предупреждение.
Колстон кивнул.
- Договорились, - спокойно сказал он. Это было окончательным поражением. - Я понимаю. Спасибо. Я обещаю, что больше не доставлю вам никаких неприятностей. Это было моим последним предупреждением.
Сержант удовлетворенно кивнул. Колстон взглянул на его часы.
- Час дня, - сказал он. - Я немного выпью. Не соблаговолите присоединиться ко мне, джентльмены?
Полицейские ушли, а Колстон поднялся по ступенькам на террасу "Золотого льва", вошел в бар и наткнулся на взгляд хозяина, угрюмого, но вполне расторопного Харри Чисирайта, владельца лицензии на продажу пива, вина, крепких напитков, табачных изделий, а также на музыку и танцы. Чисирайт с сомнением глядел на него.
- Двойной, Харри, - проговорил Колстон, садясь.
Чисирайт решил, что Колстон, несмотря на быстроту своего появления, был значительно трезвее, чем обычно, и принял заказ, но не смог удержаться от предупреждения.
- Пей, но тихо! Понятно? - сурово спросил он. - Один выкрик, и я тебя вышвырну вон.
- Какое замечательное единство взглядов! - воскликнул Колстон. Как ни странно, он чувствовал какое-то сверхъестественное спокойствие, почти безразличие. Он поднял бокал. - Я сказал свое последнее слово, Харри. Я повторял его снова и снова. Теперь уже слишком поздно. Не более восьми часов. Но никто не хочет слушать, и я затыкаю пасть.
Клиенты слева и справа требовали обслужить их, но насторожившийся Чисирайт не обращал на них внимания. Он долго смотрел на Колстона внимательным взглядом. Наконец отвернулся, бормоча себе что-то под нос.
Колстон полуобернулся от стойки и встретился глазами с невзрачным мужчиной, чья жена, как припомнил он, была одета в черно-белый бикини. Теперь мужчина, посмотрев на него, с неожиданной решительностью заговорил.
- А что должно произойти через восемь часов? - спросил он.
Колстон до дна выпил бокал и осторожно поставил его на стойку. Он улыбнулся, как добрый дядюшка, собирающийся преподнести красивый подарок дорогому племяннику.
- Примерно в девять часов вечера, - сказал он, - произойдет землетрясение.
Невзрачный человечек широко разинул рот. Он не знал, смеяться ему или нет. Между тем Колстон продолжал:
- Сила достигнет 8,73 балла по шкале Рихтера - сила землетрясения в Скопле - а эпицентр… - Тут он помолчал и посмотрел на опилки на полу бара. - Его эпицентр будет примерно здесь, - и он указал пальцем на пол. Улыбнувшись опять, он добавил: - А теперь, если вы не возражаете, я вас покину. Я собираюсь пойти домой и напиться.
Глава четвертая
Фотограф Маршалл стоял на очень выгодной позиции, немного выше виллы мэра, и смотрел вниз, на запад. Фотоаппарат с телескопическим объективом был направлен на город, море и заходящее солнце. Маршалл вытер лоб - сумерки не принесли облегчения от давящей жары. Единственным его желанием было поскорее закончить работу. Он бы с радостью выпил сейчас холодного пива, даже не одну, а несколько бутылок.
Положив в нагрудный карман носовой платок, он склонился над треножником. Через объектив весь город был как на ладони. Сверкающим каскадом он спускался с горы; он казался фонтаном изумрудов и сапфиров, рубинов и топазов, аквамаринов и жемчуга. Огни фар оставляли после себя желтые и белые полосы вдоль улиц, последние солнечные лучи омывали небо. Такие закаты были еще одним чудом, которым знаменит Арминстер: небосвод отсвечивал терракотовым, серо-стальным, малиновым и бледно-бледно голубым.
"Почти то, что надо!" - подумал Маршалл. Он взглянул на часы. Была одна минута десятого. Еще минута, пожалуй, даже меньше, еще тридцать секунд, и надо снимать. Если солнце и небо будут себя хорошо вести, еще несколько секунд прибавят богатство краскам.
Он опять вытер лоб и снова прильнул к фотоаппарату. Когда Маршалл взглянул на город, его огни мерцали. Он моргнул, думая, что жара пагубно сказалась на его зрении, и, прищурившись, глянул еще раз. Нет, зрение ему не изменило: огни Арминстера колебались, а некоторые погасли.
* * *
Жена и сыновья Барнса простились и вышли, перебрасываясь репликами. Сев в машину, они уехали в казино. Барнс вернулся к гостям.
- Не пересесть ли нам к кофейному столику? - радушно предложил он.
Рэйнхэм отошел от стола, и оба мужчины потонули в глубоких креслах под ветвями вяза, растущего над террасой.
Вежливая улыбка Барнса сошла на нет. Он резко посмотрел на Рэйнхэма.
- Кто продает, сэр Гай? - спросил он.
- Откуда я знаю? - вскинул голову министр.
- Я надеялся, что вам это известно. Это кто-то очень большой. На четыре шиллинга, черт побери! Упали на четыре шиллинга за неделю!
- Это меня не удивляет. - Рэйнхэм сделал глоток бренди. - Несколько недель назад я говорил вам, что акции стояли слишком высоко, на уровне, не отражавшем действительность. Их цена в понедельник, семьдесят девять и шесть пенсов, была идиотской. Вполне естественно, что любители легкой наживы решили погреть на этом руку, особенно после того, как главный редактор "Телеграм" посоветовал их продавать. Если вы еще не продали часть своих акций, то вам стоит сделать это.
- Я не продаю. Я покупаю. - Барнс сделал вычурный жест в сторону пейзажа. - Разве этот пейзаж не великолепен? - Он говорил так, будто закат, как и остальные достопримечательности Арминстера, появились на свет благодаря любезности "Владыки" Барнса. - Воистину он великолепен.
Он замолчал и нахмурился. Нагнувшись, он пристально посмотрел на "Имперскую Башню".
- Невероятно! - задумчиво сказал он. - Сегодня вечером, наверное, какая-то аберрация света. Если бы я не был уверен в противоположном, то сказал бы, что отель шатается.
* * *
В главном зале гостиницы "Имперская Башня" оркестр начал исполнять известную песню "Через Рэйнвоу". Солистка подошла к микрофону и запела лирическую песню в стиле Джуди Гарланд. Маргарет Рэйнхэм, прильнув к своему мужу, скользнула в толпу танцующих пар. Она закрыла глаза, и ее охватило чувство полного счастья. Она чувствовала, что каждая минута ее медового месяца на долгие годы оставит о себе неизгладимое впечатление. Серые будни притупят восторг, но даже в самые тусклые дни ее будет согревать воспоминание о счастье, которое она испытывала в самом начале…
Гай Рэйнхэм взглянул на ее сияющее лицо и усмехнулся.
- Даешь подработать ребятам из светской хроники?
- Любишь меня? - вопросом на вопрос ответила она.
- Идиотский вопрос!
- Не испытываешь сомнений?
- Через тридцать шесть часов после свадьбы? У меня даже больше пыла, чем тогда! А у тебя нет сомнений?
Она покачала головой.
- Я не отваживался спросить тебя раньше, но… ты не уйдешь из газеты?
- Может быть, - откинула голову она, - я буду меньше работать. Это было забавно. И потом, я, наверное, буду тратить больше денег, зная, что у меня есть свой доход. Мне сначала будет неловко ощущать, что все наши средства - твои. - Она еще плотнее прижалась к нему. - Нет, это не имеет значения. Я хочу любить тебя каждую минуту. О, Гай, я тебя так люблю.
Несколько па они сделали молча. Заканчивая песню, певица выкинула руки перед собой и пропела: "Когда ты мечтаешь о звездах…" - Чтобы усилить последние слова, она откинула голову назад. - "Твои мечты…"
Вдруг песня оборвалась, и она закричала, указывая рукой на потолок. Испуганные пары остановились и обернулись.
Громадная люстра из 5000 кусочков сверкающего хрусталя с 365 электрическими лампочками раскачивалась, как маятник.
* * *
Берт Боском, торговец зеленью, написал последнюю цифру в гроссбухе и удовлетворенно кивнул головой. Захлопнув со стуком тетрадь, он потянулся к стакану пива, стоявшему под рукой.
- Совсем неплохо, мать, - сказал он сидевшей у открытого окна жене. - Еще один такой сезон и, я полагаю, мы погасим задолженность банку.
- Хотела бы я в это верить, - с сомнением покачала она головой.
Открылась дверь. Внутрь заглянул мальчик лет восьми и девочка лет десяти, одетые в пижамы,
- Это еще что такое! - воскликнула мать. - Вы же должны быть в постели.
- Очень жарко, мама. Мы не можем спать. Правда, Колин?
Колин кивнул. Он жаждущим взглядом смотрел на папин стакан пива.
- Ладно! - рассмеялся Боском. - Спуститесь в магазин и вылейте по стакану кока-колы из холодильника. Но только по стакану!
- Хорошо, папа! - И они побежали через комнату вниз по ступенькам.
Боском отодвинул стул и встал, держа в руках бутылку пива и стакан. Стол повернулся под тяжестью его тела. Боском уронил пиво и стакан.
- Смотри под ноги, медведь! - резко сказала его жена. Боском недоумевающе покачал головой.
- Не могу понять, что произошло, - пробормотал он. - Я мог бы поклясться, что пол качнулся у меня под ногами.
* * *
Ви Картрайт, новобрачная, сидевшая рядом с Колстоном на каменной скамье, съежилась на кровати в гостиничном номере Старого Города.
- Не прикасайся ко мне больше! Не прикасайся ко мне! - воскликнула она.
Истерические нотки в ее голосе остановили ее мужа возле кровати. Он нерешительно сел. Ви и Рэг Картрайт, как и Рэйнхэмы, обвенчались за день до того, но Ви не разделяла блаженства Маргарет Рэйнхэм. Ей было шестнадцать, а ее мужу не было восемнадцати. Она была несведуща, а он неуклюж. Они не знали, что делать, но точно знали, что Это Дело в журналах описывали совсем не так.
- Мы женаты, не так ли? - спросил Картрайт. - Это мое право!
- Я никогда не думала, что это так выглядит. - Она начала плакать. Но тут ей в голову принта мысль: - У других это не так. Это все ты, Рэг Картрайт! Ты зверь, зверь!
Он сердито посмотрел на нее. Обнаженная, она лежала на постели, охваченная страхом и болью.
- Это мое право! - крикнул он. - Мы женаты! Я могу получить то, что я хочу!
Он зарычал и бросился на кровать. Она схватила кочергу из старомодного камина. Когда она повернулась лицом к нему, ее глаза пылали гневом.
- Я убью тебя! Еще шаг и, клянусь, я убью тебя! Честное слово.
Картрайт упал на колени. Они посмотрели друг на друга, трагикомичные в своей наготе и непонимании. Кочерга задрожала. Ви пошатнулась и упала на кровать. Рэг коснулся ее и, как ни странно, это прикосновение охладило его. Он обнял ее защищающим, а не агрессивным жестом.
- Прости меня, Ви! Я не знал. Я буду хорошим. Я действительно буду хорошим.
- Меня как будто что-то толкнуло, Рэг, - удивленно сказала его жена. Вдруг она скатилась с кровати.
- Бог ты мой! - воскликнул Рэг. - Что происходит, Ви? Неужели этот проклятый дом падает?