Она прошла в прихожую, задержала дыхание и перевела рычажки предохранителей в положение "вкл". Потом включила свет в комнате и зажмурилась: такой яркой показалась ей обычная лампочка.
Нашла в сумке блок питания, подключила мобильник к сети. Руки немного дрожали и чуть не выронили трубку, когда пришел сигнал о получении эсэмэски.
"не бойся все хорошо".
Ну конечно.
Оставив телефон заряжаться, Нина пошла на кухню и наконец-то вскипятила чаю. Все хорошо: эта штука, чем бы она ни была, почему-то с симпатией относится к Нине. Может пригрозить, конечно, может прислать счет на смехотворную сумму… Просто так, для порядка. Но в принципе, в принципе… Получается, что директор фабрики "Брусок", не последний в городе человек, расстался с жизнью только потому, что повел себя неделикатно по отношению к Нине.
А ведь в суде его, скорее всего, оправдали бы, подумала она, размешивая сахар в исходящей паром чашке. Да и не дошло бы до суда. Такое изнасилованием-то не назовешь… Скажут: чего ты хотела, рыбонька, зачем ты к нему приехала, подавала надежды, ты же не школьница? Не было изнасилования, просто надо платить по счетам…
Нина отхлебнула из чашки, обожглась и фыркнула.
"Он желал тебе зла".
Нет, в тот момент он ничего ей не желал, он вообще о ней не думал. И вот - заплатил. За Нину. За одно только намерение.
А ведь никто и никогда не считал Нину великой цацей. В школе она была на вторых ролях. В институте - на вторых. В жизни - то на вторых, то на третьих. Даже рядом с Леной она всегда чувствовала себя дуэньей…
Она отставила чашку, взяла стул, приставила к стене - там, где лежал на паркете телефон, подключенный к розетке. Вот вопрос, который хотел задать ей следователь во время последней встречи: а почему, собственно, это так вам симпатизирует, что даже не хочет отпускать?
Она долго думала, как сформулировать свой вопрос, в конце концов написала: "Почему именно я?".
"Ты этого достойна", - пришел моментальный ответ.
Нина задумалась. Достойна ли она, чтобы ее запирали насильно в городе, откуда она хочет вырваться? Или она достойна того, чтобы каждый, кто косо на нее посмотрит, получал счет на огромную сумму?
Она поняла, почему побледнел следователь при взгляде на нее. Она поняла, почему нервничал мэр; "какое-то время, - подумала она, - меня будут ублажать, как царицу, а потом слетят с катушек и убьют… Уберут каким-то образом, и я их понимаю…"
"Ты меня не отпустишь?"
"Тебе будет хорошо здесь", - пришел ответ.
"Кто ты?" - решилась Нина.
"А ты кто?"
"Я человек, женщина, дизайнер. А ты кто?"
"И я человек", - пришел ответ.
Нина почувствовала, как горячий пот выступает между лопатками:
"Как тебя зовут? Ты мужчина или женщина?"
Пауза. Новая эсэмэска не приходила; тихонько треснула розетка, от которой питался мобильник. Нина отпрыгнула, чуть не повалив стул.
Она заигралась. С этим нельзя играть. Надо было сидеть в темноте, не трогая предохранители, ни с кем не разговаривая.
Грянул звонок. Нина вскрикнула; оказалось, что звонил городской телефон на журнальном столе: обыкновенный, старый, темно-синий телефон с массивной трубкой на витом шнуре.
- Алло! - пробормотала она в трубку.
- Нина Вадимовна? - она не узнала голос. - Как у вас дела?
- А вы кто?
- Я Михаил Андреевич, мэр.
- А, - сказала Нина и немного смутилась. - У меня хорошие дела, кроме того, что шеф требует, чтобы вернулась на работу.
- Возможно, мы сможем с ним договориться, - сказал мэр.
- Вы?
- Почему нет? Мы продлим командировку. Договоримся с руководством фабрики. Оплатим все расходы. Нина Вадимовна, Олег Федорович мне сказал, что у вас есть… некие эсэмэс на телефоне?
Нина мучительно думала несколько секунд, прежде чем вспомнила, что Олегом Федоровичем зовут следователя с пластмассовым голосом.
- Есть, - сказала она вдруг охрипшим голосом.
- Вы не против, если я к вам подъеду через несколько минут?
* * *
Войдя в гостиную, мэр первым делом прищурился. Можно было ничего не объяснять: этот человек, как минимум, несколько дней не включал ночью свет и отвык от электрической яркости.
Нина, разыгрывая хозяйку, усадила его в кресло у стола. Мэр внимательно осмотрел комнату и только потом принужденно улыбнулся:
- Видите ли, не каждый… может похвастаться, что у него есть в коллекции эсэмэс с того номера.
- Может быть, это трюк, - предположила Нина невинным голосом. - Знаете, подставной номер. Шарлатанство.
Мэр молчал. В этом молчании был ответ на все предположения: о шарлатанстве, хакерстве, подставных номерах, авантюристах, террористах и масонском заговоре.
"Он оплатил свой счет, - подумал Нина. - Оплатил и все равно боится, и наверное, гораздо больше меня".
Не дожидаясь повторной просьбы, она протянула мэру свой телефон. Рука его дрогнула, но мэр совладал с собой:
- У вас "Нокия"? У меня ай-фон, я забыл, как тут и что…
Нина молча помогла ему открыть папку с письмами. Директор подался вперед, пролистывая, шевеля губами.
- Не надо задавать ему вопросов, - сказал он еле слышно.
- Почему?
- Он замыкается… или его замыкает.
- Что это такое? Вы знаете? Оно существует на самом деле?
- Нина Вадимовна, - сказал мэр. - Вы не согласитесь со мной прогуляться?
* * *
"БМВ" мэра заехала так далеко и в такую темноту, что Нина всерьез начала беспокоиться.
- Э-э-э… Михаил Андреевич? Куда мы едем?
- Не беспокойтесь, Нина Вадимовна. Это рекреационная зона…
- Немедленно возвращаемся!
- Не бойтесь, ради бога, вам ничего не угрожает!
- Выпустите меня!
- Нина Вадимовна, пожалуйста… Лёня, останови!
Нина выскочила из машины и остановилась, тяжело дыша, метрах в двадцати, на обочине. Кругом не было ни огонька. В такт влажному ветру раскачивались провода высоковольтной линии.
- Мы не можем стоять под линией, - шепотом сказал мэр. - Понимаете?
- Куда вы меня везете?
- Да ладно, никуда… Просто надо свернуть к лесу. Не под линией, понимаете?
Одолев слепой страх, Нина вернулась в машину. Минут через пятнадцать машина остановилась на пригорке под столбами - пустыми, без проводов. Только несколько опор осталось от старой линии. Керамические изоляторы белели, как молчаливые птицы на перекладинах.
- Слушайте, - шепотом сказал мэр, - не перебивайте. Утром, в четыре ноль-ноль, запланировано отключение главной подстанции. Весь город полностью останется без света. Мне очень много сил стоило… добиться, пробить, договориться… Убытки… Мы протолкнули операцию как "профилактические работы", но в это время, с четырех до половины пятого… его не будет. Я не знаю, получится ли у нас до конца его уничтожить, но вы сможете уйти.
Нина молчала.
- Есть же какие-то ограничители, - нервно продолжал мэр, - границы… рамки для него… Есть же какой-то способ его остановить…
- Кто он?
- Да никто! - мэра трясло. - Как вы себе представляете? Кто это может быть?! Уже согласие в городе наметилось: гады, мол, получают по заслугам, когда оплачивают счета, пусть так и будет… Электрик для них - все равно как местный бог, региональный такой, справедливый, по их представлениям…
- Кто?!
- Электрик, вы такого слова не слышали у нас? Батюшка жаловался: чуть не заставляют его признать Диму святым…
- Диму?
Нина вспомнила развалины сгоревшей церкви у дороги. И рассказ девушки-администраторши о прежнем директоре фабрики.
- Это… старый священник? Он же Филипп? Или…
- Это мой сын! - отрывисто сказал мэр. - Автокатастрофа, полгода в коме, все ждали чуда, хотя уже ясно было… А тут авария на подстанции. И город без света, весь…
Он замолчал. Все тот же сырой ветер трепал ветки уставших за лето деревьев.
- Аварийно отключилась больница, - шепотом сказал мэр, - и пока переходили на резервный генератор, он умер… А потом я стал получать эсэмэски, - мэр содрогнулся. - А потом начали приходить счета…
- И вам? - быстро спросила Нина.
- Нина Вадимовна, - глухо сказал мэр. - Дима был умственно отсталый. Его любимого человека - воспитательницу и нянечку - звали, как и вас, Нина Вадимовна. Это была очень хорошая, добрая женщина. При ней и Дима был добрый… Он привязался к вам просто потому, что вы напомнили ему ту женщину. Других объяснений у меня нет.
- Что же мне делать?
- Уезжать! Вы с ним не справитесь. Он волнуется, когда вы рядом. Скоро мне нечем будет оплачивать его счета. Для меня одна надежда: отключение подстанции. Ему нечем будет питаться. Он перестанет. Закончится.
- Умрет?
- Как может умереть… неживое?
- Погодите, - сказала Нина. - Вы обращались… к ученым? К экстрасенсам, ну, я не знаю… В желтую прессу?
- В желтую прессу, - мэр криво улыбнулся. - Ну разве что… Знаете, сколько такого публикуют по стране? Про русалок, инопланетян, полтергейст? Каждый день в газетах, а в Интернете вообще валом… Вот у нас один захотел прославиться, написал в своем блоге вроде как хронику… Потом продал компьютер, чтобы оплатить счет. Хорошо, что дом не продал.
Нина помолчала. Она понимала, что сказано все, и даже больше, и все-таки не удержалась:
- А что стало с той женщиной? С Ниной Вадимовной? Вы так говорите, будто…
- Она была за рулем машины, когда они разбились, - мэр скрипнул зубами. - Запомните: с четырех до половины пятого. Света в городе не будет вообще. Бегите и не включайте телефон. Не стойте под высоковольтной трассой. Не прикасайтесь к розеткам. Бегите и не оглядывайтесь.
* * *
О том, чтобы спать, не было и речи. Заново отключив свет в квартире, Нина сидела у окна, глядя на освещенные окна вверх и вниз по улице.
У входа в особняк стояла машина, из окна растекался шансон, иногда перешибаемый рекламой.
Нина массировала ноющие виски, пила давно остывший чай и думала об Электрике.
Он грамотно пишет эсэмэски, вот в чем проблема. Иногда пренебрегает знаками препинания, но не потому, что не умеет их расставлять. Телеграфный стиль бывает выразительнее эпистолярного, безупречного с точки зрения пунктуации. Как-то не вяжутся его письма с рассказом несчастного мэра.
Умственно отсталый мальчик, импульсивный, капризный? Или все-таки бывший директор фабрики? Или отец Филипп? Затея со счетами - в духе непримиримого священника, не стеснявшегося в постный день плюнуть на прилавок с мясом… Да, Лена была хамовата и несдержанна, но на электрический стул за такое не сажают!
"Нет, я не включу телефон. А если я уеду из Загоровска, мне все еще будут приходить его эсэмэски?"
Или Электрик заключен в рамки города, вернее, в рамки городской энергетической сети? Почему он до сих пор не растекся по всему миру? По каким законам живет это существо, если это существо, конечно, а не явление?
Может быть, в магистральной сети для него слишком высокое напряжение? Он не может пойти от подстанции вверх, как рыба не может перепрыгнуть плотину ГЭС? Поэтому он существует только в Загоровске, только в местной сети и, возможно, предпочитает определенное напряжение, частоту, силу тока…
Нина вздохнула. Школьная физика была давно, очень давно. Рассказать бы специалисту, поделиться гипотезами.
Нет, я не включу…
"Ты этого достойна". Разве это ответ мальчика, которому она напомнила любимую воспитательницу? "Ты этого достойна". Почему? Где тот момент, тот поворотный пункт, после которого Электрик обратил на нее особое внимание?
Шоколад на гостиничной стойке? Деньги поверх грибов лисичек одноногого старика? Что? И с какой стати Электрик должен ценить ее за добрые, конечно, но такие мелкие и необременительные в общем поступки?
Ей всегда хотелось, чтобы кто-то ценил ее просто так. Не за лицо и одежду, не за ум и стиль, и уж конечно, не за подачки. Ей хотелось, чтобы в роду у нее нашлись королевы, чтобы на бронзовой монете был высечен ее профиль, чтобы на стальном щите красовалось ее имя. Боже мой, детский сад! "Ты этого достойна". Не то откровение, не то рекламный слоган.
Она взяла в руки трубку. Посмотрела на кварцевые часы на стене: половина первого ночи.
Утонула кнопка. Засветился экран телефона. Тишина…
"Ты здесь?"
"Здесь", - пришел моментальный ответ.
"Чем я отличаюсь от других?"
"Ты знаешь".
"Нет".
"Нина. Тебе цены нет".
"Ты не Дима", - она зубами отодрала присохшую кожицу с верхней губы.
"Зачем ты отключила свет? Я все равно тебя вижу".
- Чем ты видишь? - спросила Нина вслух. Ответа не последовало.
Только не задавать глупых вопросов. Вроде: есть ли у тебя глаза, мужчина ты или женщина, почему ты набираешь текст так быстро…
"Ты права. У меня нет имени".
Нина вздрогнула.
"Меня никак не зовут, потому что меня никто не зовет", - пришла следующая эсэмэска.
И через секунду другая: "Назови меня как-нибудь. Только не Электрик".
Нина заметалась.
"Как тебя назвать? Как ты хочешь, чтобы тебя называли?"
"Как-нибудь".
"Свет, - она решилась. - Я буду называть тебя Свет, хорошо?"
Смайлик. И еще один смайлик через секунду; он смеется, подумала Нина.
- Тебя хотят убить, - сказала Нина вслух.
"Спасибо".
Она содрогнулась. Вдруг он слышал?!
"За что?"
"За имя".
"Тебе нравится?"
"Конечно".
Нина еще раз посмотрела на часы.
"Мне пора спать, - написала, подумав. - Уже поздно".
"Спокойной ночи. Ничего не бойся".
"Погоди", - быстро написала Нина.
"Что?"
Стук часов отдавался звоном в ушах. Хотя стучали они еле слышно. "Споко…ной ночи", - трясущимися руками написала Нина и быстро выключила телефон.
* * *
В четыре часа погасли редкие окна, кое-где светившиеся на фасадах домов. Погасли все фонари вдоль улиц. Погасли вывески и рекламные щиты.
В полной темноте, рассчитывая только на ущербную луну почти в зените, Нина бегом добралась до перекрестка. Там дежурила, мерцая в темноте автономной электрической "шашкой", знакомая "копейка".
- Чего это? - пожилой водитель с интересом оглядывался. - Темно-то как… Свет, что ли, вырубился?
- Авария на подстанции, - сказала Нина.
- Ого-о, - протянул водитель. - Это серьезно.
- Мне на вокзал, - сказала Нина.
Водитель длинно посмотрел на нее; выражение его лица оставалось неразличимым во мраке.
Тогда она сделала над собой усилие и рассмеялась.
- Чего думаешь, дядя? Заплачу по счетчику вдвое. И учти, у меня все счета погашены!
Таксист решился.
По пустому темному городу, пробивая его светом фар, они выбрались на трассу; часы у Нины на запястье показывали четыре пятнадцать. Над дорогой протянулись провода высоковольтной линии - беззвучные. Пустые.
- Только скорее, - попросила Нина. - Только скорее, дядя, я опаздываю!
Водитель снова на нее покосился, но скорость добавил. Трасса была пуста, и "копейка", подпрыгивая на выбоинах, неслась почти по самой осевой.
- Скорее!
Миновали щит "Добро пожаловать в Загоровск!" - оставили его позади. Нина закусила губу; еще через десяток километров, почти в четыре тридцать, дорога и высоковольтная трасса разошлись в разные стороны. Столбы с линейкой проводов ушли налево, туда, где на холме едва виднелось здание подстанции. Дорога свернула направо, и впереди показался свет на железнодорожном переезде.
Тогда Нина разрыдалась, пугая водителя. Она рыдала от радости избавления; она лила слезы, оплакивая злую судьбу, второсортность и одиночество, которые продлятся теперь вечно. Единственное существо, способное ценить и любить ее, оказалось чудовищем в электрической сети; тот, кого она назвала Светом, должен был навсегда исчезнуть этой ночью - она надеялась на это и боялась этого, и, оплакивая Электрика, выла в ночном такси - по-волчьи и по-бабьи.
* * *
Телефон звонил и звонил; Нина долго не могла сообразить, где она находится. Это дом, сладостный дом, родная квартира, разобранный чемодан посреди комнаты, свет за окошком… Ну и дорожка была, бр-р… Который час?
Телефон не уставал. Приподнявшись на локте, Нина взяла валявшуюся на тумбочке трубку:
- Алло…
- Слава богу, - сказал шеф, и в его голосе была искренняя радость. - А то я уже нервничаю, честное слово.
- Чего нервничать? - сонно пробормотала Нина. - Со мной все в порядке…
- Ленку привезли, - серьезно сказал шеф.
Нина вздохнула сквозь зубы.
- Да, съездили вы, - шеф тоже вздохнул. - Сплошные похороны. Договор подписывать они пока не будут - у них руководство новое еще не назначено… И… ты слышала - мэр в Загоровске дуба дал?
- Что? - Нина резко села на кровати.
- Да вот, этой ночью, уже есть в новостях. Током его убило, что характерно.
- О блин, - тихо выдохнула Нина.
- Слушай, а это… что у них там с электричеством?
- Не знаю.
- Отдыхай, - помолчав, сказал шеф. - Похороны в понедельник, в десять.
- Приду.
Она дала отбой - и тут увидела сообщение на автоответчике. Звонили ночью: в это время городской телефон у Нины был автоматически отключен. Два часа ночи… Кто же это?
Внутренне собравшись, она нажала на красную мигающую кнопку.
- Нина Вадимовна! - прокричал сквозь помехи знакомый голос. - Это Лемышев, мэр… Не подключайте свой мобильник к сети! Слышите? Не ставьте трубку заряжаться! Уничтожьте аккумулятор! Слышите? Пожалуйста! Перезвоните мне! Скорее!
Короткие гудки.
Нина медленно повернула голову.
На тумбочке возле кровати лежал ее мобильный телефон. Черный шнур зарядного устройства торчал из розетки.
Нина подошла. Взяла трубку в руки. Телефон чуть нагрелся, аккумулятор был полностью заряжен…
Она выдернула шнур из розетки. Перевела дыхание. Пошла на кухню выпить воды…
И остановилась в прихожей.
Из-под запертой входной двери торчал яркий оранжевый прямоугольник.
2010 г.