неторопливые серые киноосадки и погребальные урны Голливуда. Никогда не изучаете? Проводник щелчком пропустил его через бесшумный турникет в кабинку из голубого стекла и зеркал, где каждая панель помещена была с переменными интервалами синхронизирована с секс-ритмом клиента, со всех сторон - зеркала или стеклянная стена в соседнюю камеру, а расположение было тщательно перетасованным и очень хитроумным… А Джонни Проводник сказал: "Первый пункт нашего голубого контракта известен как испытание, которому должны подвергнуться обе стороны… мы зовем его испытательным сроком, ну разве не остроумно?"
Проводник надел шлем с выпуклыми объективами и антеннами оранжевого неонового мерцания, пахнущими крыльями летучей мыши: "Джонни, спусти брюки. Джонни, возбуди член". Он поднял согнутую в локте руку и вплыл внутрь, чтобы снять эрекцию Джонни крупным планом: замедленная съемка и ускоренная съемка в мерцающих гласных цветах: Я Красный/Ю Зеленый/Е Белый/О Синий/А Черный/ "Нагнись, Джонни". Экзаменатор всплывает вверх, оттолкнувшись от пола, плывет вниз сквозь тяжелую воду, оттолкнувшись от потолка, снимает из унитаза, из английских бань - подводные съемки гениталий и лобковых волос в теплой спермовой воде. Объективы лижут его тело фосфоресцирующими мотыльками, бьющий сквозь ректальные волосы оранжевый свет окружает его член мерцающим сиянием. Во сне, голые панамские ночи, камера пульсирует в синей тишине и запахах озона, временами кабинка открывается со всех сторон в лиловое пространство. Рентгеновские снимки внутренних органов, его тело - прозрачная голубая рыба.
- Это и есть испытание, как мы его называем, просматриваются все ваши процессы. Вы никак не можете нас обмануть, а теперь ваше право испытать меня.
Ли надел фотообъективы, растаявшие в голове, и увидел проводника, уже белокурого, с карими глазами, стройного и наклонившегося вперед. Он переместился внутрь, чтобы сбоку запечатлеть мальчишку крупным планом, и снял рубашку, затем спустил штаны, замедленными автожирами покружил над лесочком лобковых волос, установил прямую наводку на первые признаки распухания и устремился из твердеющей кровавой трубки к лицу мальчишки, неоновыми хоботками высасывая глаза, вылизывая яйца и прямую кишку. Объективы и антенны скрываются в дыму, а из серой пыли и погребальных урн всплывают неторопливые уличные взгляды. а во сне - голые голубые порнофильмы, замедленный темп. Пульсирующие снимки синей тишины, гениталии и лобковые волосы в ректальной слизи и карболовом мыле. мерцание над поблекшими, тысячу раз прокрученными лицами, слышимость, запах сквозь них, будто: "Джонни, возбуди член". Замедление у статуй с кататонической эрекцией, медленное падение сквозь Красный, Зеленый, Черный цвета. Сенсационный разворот: ягодицы крупным планом. ощущаемые на теле Джонни, медленное выплывание из жарких панамских ночей, проводник голубой кабинки обладал прозрачной жопой. Они щелчком вошли через унитаз и ванную со стенами из голубого стекла, теплый мыльный запах спермовой воды. Так ощущал мальчишка неоновые пальцы на сексуальных местах, дыша сквозь губчатую каменнопенисную плоть и бурые кишечные джунгли, кишащие плотоядными ползучими растениями и обезумевшими паразитами округи…
Нагишом в панамской ночи, ректальная слизь и карболовое мыло. Голубой экран, проводник надел объективы. Светлые панели тени расплавили его голову со всех сторон в синие бесшумные крылья над часами акта дефекации, запах сквозь них - будто они прозрачные.
- Испытание сенсационным разворотом, как мы его называем. Тело Джонни никак не может нас обмануть. Прибыл в жаркие панамские ночи, чтобы испытать меня.
Щелчком в его голову из голубого стекла. Крупным планом неоновые пальцы над следами шрамов, изучающие приборные панели, делающие записи на прозрачной плоти настоящего времени. Это происходит именно сейчас. Неторопливый палец двадцатых годов на лампе "кобра", мерцающие кинотени в синей пустоте, нажимающий палец вращает клинообразный цилиндр, глаз-объектив выпил сперму мальчишки в желтом свете.
- Ну, ми-истер, мы перепихнуться, ты да я моя резать, - Две кинодорожки пронеслись по экрану восприятия, один кинокадр на другом, вырезанном во тьме до обратного кадра: "Моя кончать с дерьмом Джонни… Плиходи сквозь Джонни…" слышу прямые кишки, сливающиеся в толчках и оргазме совместных процессов. и пульсацию входа и выхода их общего тела на неторопливых жабрах сна голыми Панамскими ночами, тела, опирающегося на умывальник на рассветных ломках Восточного Сент-Луиса. запах карболового мыла и ректальной слизи, и эхо паровозного гудка в синей тишине, и моча через мой член, "ты-да-я-да-мы-с-тобой-ебаться-в-жопу-все-одно-время-четыре-глаза". фантомное расщепление, грубое и грозное. Ныне каждый Гражданин может выращивать в своем биде сексуальные виды: в ночи Талары почувствовал его сухостой на своих армейских брюках, когда мы задвигали засовы, и я разозлил чужого датского дога под обнаженными телами Швеции. теплый спермовый запах, комната из голубого стекла нанизанного на световые нити спермы и дерьма общие пища и отрыжка смещение яиц и сокращения прямой кишки перепихивание на все лады.
"Была не была, Джонни. Мы перепихнуться, уже первый сеанс": в синей тишине увидел тех двоих, один кадр вырезан: Синий. Каждый встречный образ обходит второе эрекционно-отъебанное "я", и приходит другой - оба дерьмо.
"Мы перепихнуться, ты-да-я-кинодорожки сквозь ректальную слизь и карболовое мыло. Вырезать светлые панели тени". - Синие бесшумные крылья летучей мыши над прямыми кишками, сливающимися в прозрачной эрекции, горячее дерьмо и весь процесс совместно.
"Тело Джонни никак не может нас обмануть в другом теле. Долгая ночь, чтобы испытать меня". - Болезненный рассветный запах карболового мыла, крупным планом палец на всех членах.
"Я да мы-с-тобой ебаться, слепые неоновые пальцы, фантомное расщепление мальчишеских следов, колдовской пульт настоящего времени".
Слабоумные зеленые мальчики набросились на Джонни, точно древесные лягушки, присосавшись к его груди лапками-хоботками, губчатые жабры и красный грибовидный пенис пульсировали в ритме сексуальных волн из глаз Джонни. теплый спермовый запах лампы и кинофильмы нанизанные на миллион пальцев общие пища и отрыжка и глаз-объектив выпил сперму. сокращение ректального полета: "Была не была, Джонни. Один полет вырезан". Экран: другая прямая кишка голая в панамской ночи.
Призрак Панамы прилип к нашим гортаням, кашляющим и харкающим на самостоятельные судороги, фосфоресцирующее дыхание замирает в разреженном воздухе… больная плоть, нанизанная на миллион пальцев, общие пища и отрыжка… здесь уже ничего нет, только кружащая словесная пыль… мертвая почтовая открытка падает в пространство между мирами… эта дорога, в этом резком запахе мертвечины…
Мы медленно повернули к черным лагунам, увитым цветами платформам и гондолам… ненадежный кристаллический город, переливающийся всеми цветами радуги на рассветном ветру… (Подростки извергают семя над приливными равнинами.)
Голубым ветреным утром мастурбировало грязное идиотское тело из холодной шрамовой ткани… крепко сжимая кататоническими известняковыми руками свою страсть… друг любой мальчишеской структуры, отхваченной одним из видов моллюсков… собрались уличные зеленые мальчишки… замедленные бронзовые улыбки из страны лугов, где нет памяти… дерзкие, легкомысленные маленькие призраки юношеских спазм… металлические экскременты и темные кристаллические закоулки рыбьего города… в лиловом сумраке рассыпалась наша одежда, бесформенная груда белья на обсидиановых полах… Панама прилипла к нашим телам…
- Пойдете со мной, ми-истер?
Зеленые мальчики-таксисты едут до самого конца любым маршрутом…
Зеленые мальчики… невменяемые идиоты… валяются в теплом иле дельты, ебутся в разноцветных вспышках сквозь зеленую студенистую плоть, которая дрожит, сходясь и расходясь в священном танце красок. "Забористые нотки до самого конца, мы все - одна прозрачная зеленая субстанция, вроде мягкого янтаря, меняющего цвет и консистенцию, чтобы приноравливаться к любым условиям".
- Это гиблое место, ми-истер. Вы что, с ума сошли, разве можно разгуливать здесь в одиночку! Куда вы идете?
Проводник: бесстрастная маска, сметаемая разноцветными ветрами, светится зеленым, красным, белым, синим. уши-антенны из упругого металлического хряща потрескивают голубыми искровыми сигналами, оставляющими запах озона в блестящих черных лобковых волосах, которые растут на розовом черепе проводника. кровь и нервы - крепкий нож мясника, все его тело сочло бы ниже своего достоинства носить оружие. а внутри был он и еще кое-что. лицо рассекали образно-зенитные бесстрастные глаза юного пилота, скользившие за лучами света, пульсировавшие в голове.
- Перепихнуться, Джонни? В жопу?
С помощью электрического покалывания в позвоночнике и половых волос он повел Карла через щелкающие калитки и турникеты, эскалаторы и фуникулеры на синхронизированном ходу. скользил бесстрастный взгляд юного пилота. синяя тишина перетасовала Карла в железную кабинку с выкрашенными в голубой цвет стенами, на полу соломенный матрас, медный чайный поднос, трубки для гашиша и банки с фосфоресцирующей зеленой сексуальной массой. стена над матрасом - двустороннее зеркало, противоположная стеклянная стена, выходящая на соседнюю кабинку, и так далее, половые акты в голубой дали. Проводник показал на зеркало:
- Мы хорошо ебаться, Джонни. Уже в эфире. - Он натирал жопу Джонни сексуальной массой, забористо касаясь белых нервов и жемчужных гениталий… губы и язык Карла набухли кровью, и лицо его сделалось фосфоресцирующим, пенисно-лиловым… медленно проникающие внутрь трубы плоти перекачали его тело в пульсирующую сферу из голубого желе, плававшую над погребенными в известняке скелетами. Кабинки сместились… Карл перетек обратно сквозь проводника и плавно приземлился при перетасовке кабинок: ебущиеся тени сквозь потолки из ног и половых волос, черные спирали фантомных задних проходов, извивающиеся, как канзасский циклон.
- Пойдете со мной, ми-истер?
Зеленый мальчик-ящерица с замедленной идиотской улыбкой позирует на берегу стоячей речушки, под железнодорожным мостом. В его глазах мерцает спящая тоска по мертвечине, одна рука расслабленно покоится на заплесневелом кожаном суспензории. Голый черный мальчик, насмешливо жестикулируя, непристойно ходит по кругу с засаленной ермолкой.
Американские туристы смущенно переминаются с ноги на ногу. Им не терпится понять туземные обычаи, но это, похоже, уже перебор. Розовощекий человек откашливается и поспешно отворачивается, когда мальчик-ящерица одним неторопливым пальцем скребет по суспензорию.
- Сколько мы должны дать?
- Да, этого хватит.
- Хорошо бы найти какой-нибудь город… приличную гостиницу… Маме нехорошо.
Туристы нерешительно дрейфуют прочь, ворча:
- Не могу понять, почему в аэропорту нас не встретил представитель "Американ-экспресс".
Рыжеволосый американский мальчишка по имени Джерри отделился от группы туристов, подошел к зеленому мальчику и спросил:
- Вар сильвин венд?
Зеленый мальчик улыбнулся и погладил свой выпирающий суспензорий.
- Что ты хотеть, Джонни? - спросил черный мальчик. - Моя говорить хороший английский, работать американский база, знаете, ми-истеры? - Он провел рукой по промежности и выпихнул наружу эрекцию. - Ми-истер, меликанские хуесосы… Что ты хотеть, Джонни? Черный плодик?
Джерри зарделся и кивнул. Черный мальчик отвернулся и что-то сказал зеленому мальчику. Зеленый мальчик стоял и молча улыбался.
- Он изрядно долго думать… много думать не нужно… турист изрядно платить - просто его смотреть… Деньги иметь, Джонни? Десять американский доллар, он сбросить кожу.
Джерри достал из бумажника десять долларов и дал их черному мальчику. Черный мальчик помахал купюрой перед кожаным суспензорием:
- Он это понимать.
Очень медленно зеленый мальчик расстегнул сбоку крючки своего суспензория и снял его. Его член вскочил, пульсируя, медленно выдавилась капля розовой жидкости…
- Он пихаться десять часов, брюшко медленное, брюшко хорошее… Ты хотеть черный плодик? Стоить пятьдесят доллар - за ты, он, я и одна милая девчушка…
- Годится.
- Ты показать деньги.
Джерри достал пятидесятидолларовый банкнот… мальчик промямлил:
- Пятидесятидолларовый банкнот, а потом… идем, Джонни.
Они направились вдоль железной дороги, которая заросла сорной травой. Мальчик-ящерица передвигался на четвереньках, хватаясь за ржавые рельсы. Железная дорога была проложена по известняковому горному кряжу, со всех сторон, до самого неба, окруженному стоячими речушками и болотами. Черный мальчик показал на гряду фосфоресцирующих облаков на западном горизонте:
- Фосфорная буря… изрядно плохо… жечь меликанских туристов!..
Он сделал робкое круговое движение черной рукой. Мальчишка провел рукой по лицу и с беспомощно-глуповатым видом огляделся:
- Мама, что это? Прежде чем проснуться, он поджарил картошку… patatas fritas…
Они спустились по известняковым ступеням и по тропинке, идущей вдоль речушки, направились к мосту, который вел на маленький островок. Джерри увидел несколько крытых соломой хижин. В центре островка стоял небольшой павильон, открытый с одной стороны. Пол был выстлан известняком, и на нем стоял ряд сидений с отверстиями посередине - вроде туалетных стульчаков - одно против другого. Сиденья были гладко отполированными и пожелтевшими от частого использования, а рядом находились углубления, проделанные напружинившимися ногами. К решетчатой перегородке была приставлена лестница из полированного дерева.
- Моя сейчас сходить за черный плодик и милая девчушка. - Он показал на зеленого мальчика: - Его сестра.
Джерри подошел и посмотрел на зеленую воду, зеленый мальчик - ящерица, деньга иметь, с замедленной идиотской улыбкой сбросит кожу, спящий Джонни стоить пятьдесят доллар за ты, черный плодик, островок, изрядно хороших спазм, расстегнул свой ми-истер, ну и что за ворчащие, медлительные люди-ящерицы, ну и что за тоска, что за голод у него в животе, так что идем, Джонни, на четвереньках.
- Идем Джонни, черный плодик готов.
На полу расстелены кожаные тюфяки, на большом листе - четыре фосфоресцирующих черных плода. Сестра мальчика - зеленая тень, сквозь ее тело ему была видна решетчатая перегородка.
Черный мальчик протянул ему кожаный суспензорий…
- Надень это, Джонни.
Джерри зарделся, бормоча "хорошо", и начал расстегивать рубашку, чувствуя, как кровь приливает к промежности, ну и что, подумал он, скинул сандалии, спустил брюки и трусы, встал нагишом, все его тело заливалось краской.
Черный мальчик затолкнул пенис Джерри ему между ног и нежными насмешливыми пальцами приладил суспензорий.
- Теперь Джонни ебать кожу.
Они сели на тюфяки, и мальчик передал ему черный плод. Его тело болью пронзил сладкий гнилостный вкус.
- Теперь плодик скоро действовать. Ты увидеть.
Пара ящериц расстегнула свои суспензории, а черный мальчик расстегнул суспензорий Джерри. Они сели друг против друга на туалетные сиденья, сладкий гнилостный запах, мягкие клейкие пальцы ласкали изнутри его простату, булькая всеми грязными словами. Он дрожал мелкой дрожью, брыкался и хныкал, тело его покрылось гусиной кожей, горячее дерьмо и весь процесс, совместно почувствовали плод, его мягкие пальцы могли бы быть Огайо, по его телу дрожью пробежали грязные слова, разрушенный туалет, погожий денек, не к спеху, что ты хотелось, изрядно долго.
- Госсекретарь Разрушенного Туалета, черт побери, что ты пытаешься здесь продать, Фермер Бурый?
Когда они все вместе кончают, он отключается, сладкий и гнилостный этот их нервно-паралитический газ, Герти, утрачиваешь контроль над всеми физиологическими процессами, они толкали его вверх по лестнице, кто-то поцеловал петлю у него на шее, в глазах его вспыхнул серебристый свет, проводник знает ми-истеров в приличной гостинице, лижущих друг друга, поглаживая его известняки, расстегнул свой ми-истер, ну и что, подумал он, сбрасывая медлительных людей-ящериц, ну и что, подумал он, подбрасывая до самого неба тоску, знаю, ми-истер, Джонни вверх по лестнице…
Он лежал на полу павильона, попытался встать - парализован, шея, должно быть, сломана, попытался повернуть голову - вновь в глазах вспыхнул свет, ноющая боль в позвоночнике до самого паха, струи на животе…
Техник-сержант Брейди из Камуфляжа, в увольнении и в запретном районе, "Хотите милую девчушку, мистер?" - мальчишка стоит в одних красных трусах, худой рыжеволосый малыш с веснушками. От куска жопы Брейди бы не отказался, но в запретном районе надо быть начеку, здесь шлюхи-людоеды и черный плод… Брейди читал бюллетени, в ушах у него голос капитана… "Если вы все-таки выберетесь в запретный район, ребята, помните, что это другая планета, вы будете очень далеко от Коламбуса, штат Огайо".
Они шли по тропинке вдоль речушки, это мог бы быть Огайо, разве что дубы были не совсем дубами, хотя и хорошими копиями, на плечо мальчишки упал засохший лист, к тому же у них перепутаны времена года, на поверхность речушки хвастливо всплыл сомик, погожий денек, кусок жопы не к спеху, вдруг окажется "Лиловым людоедом", помни бюллетени, в ушах у него голос капитана… "Если она начнет становиться лиловой, ребята, и вытягиваться по бокам, хватайте штаны и уносите ноги, пока у вас есть, что прикрывать штанами".
Во всяком случае, он мог бы спасти свою задницу, помня, чтó за шоколад куплен в Италии, помня все войны, то есть что за фронт на этой войне, все старые военные фильмы, тех безумных гомиков из Камуфляжа, носящихся взад-вперед во вьетнамских нарядах в поисках куска жопы и вправду его получающих… Они сидят на скамейке, на берегу речушки. Брейди угощает малыша шоколадом, мальчишка размазывает его по лицу, дрыгает ногами и хихикает. Брейди видит, что у малыша сухостой, и обнимает малыша за плечи. Малыш снимает трусы, наклоняется, отбрасывает их ногой в прибрежную траву, заползает на колени Брейди и говорит: "Подрочите мне, мистер", - его шоколадное дыхание - в ухо Брейди, выгнул тело, когда кончил, струи на животе, улетучивающийся запах спермы в неподвижном дневном воздухе задает бесцветный вопрос… "Мальчишка там?"
Зеленый мальчик-ящерица на берегу стоячей речушки, у железной дороги, заросшей сорной травой. Он с замедленной улыбкой скребет свой заплесневелый кожаный суспензорий.
- Пойдете со мной, ми-истер?
улицы идиотского наслаждения юношеская память призрачный спазм медленное белье до пола под сильными смуглыми руками уличномальчишеские лица нефритовые флейты вскрывающие позвоночные центры… Наши головы раскалываются от зеленых вспышек. Его тело вылетело из позвоночника а сильные смуглые руки были моими…
- Я вроде медузы, ми-истер.