- Твой ресторан еще не открылся, - отрезал Орас.
"ВМW" немного поубавил резвости и вновь помчался сзади, но нам по-прежнему не удавалось оторваться. Мне показалось даже, что за ветровым стеклом я разглядела потные, разгоряченные погоней лица. Они ухмылялись, предвкушая… Внезапно "ВМW" снова сделал рывок и ударил "Форд" сбоку. Машина взбрыкнулась как норовистая лошадь, перевернулась, грохнулась на крышу и помчалась дальше, обсыпая шоссе искрами и осколками своих замечательных дымчатых стекол. "ВМW" попытался затормозить, вильнул, но не сумел обогнуть изуродованный "Форд" и благополучно съехал в кювет. К счастью, все мы были пристегнуты, иначе нас пришлось бы соскребать с асфальта. А так все отделались лишь царапинами и синяками. Орас вылез там, где прежде помещалось заднее стекло и помог выбраться мне.
- Отдайте им девчонку, - прошипел Толик, стоя на четвереньках и сплевывая кровь с разбитой губы.
Отставший на время "Жигуль" преследователей, теперь с видом победителя подкатила к разбитому "Форду" вплотную. Первым на дорогу выскочил Тосс, за ним еще - трое. И среди них Вад. Поразительно, как быстро он сумел выбраться из лифта.
- Господин Орас, вышло небольшое недоразумение, - Тосс явно не хотел ссориться с кормильцем города. - Вы, разумеется, можете идти, куда хотите, и ваши люди - тоже. А мы тут немного поучим девчонку…
- Чтобы не забывала, кто она, и что должна делать, - ухмыльнулся из-за его спины Вад.
- Вы разбили мою машину, - напомнил Орас.
- Это мы уладим, - понимающе хмыкнул Тосс. - Машина стоит подороже девчонки. Так ведь?..
Я вцепилась в руку Ораса как клещ.
- Не оставляй меня ради Бога, не оставляй, Андрей, миленький, я же знаю, ты меня любишь! - завопила я истерически.
Орас глянул на пассажиров "ВМW", выбиравшихся из кювета и, будто через силу, кивнул.
- Берите ее, - сказал он с неожиданной злобой, схватил меня за ворот подаренной им самим куртки и поволок, как котенка, к машине Тосса.
Я завизжала и попыталась вырваться - но куда там! Я лишь беспомощно барахталась в ветровке, как в мешке, дрыгая всеми четырьмя конечностями. Тосс хотел перехватить меня, но Орас отстранил его руку, давая понять, что хочет сдать товар лично. Потому что там, в машине, сидел еще один пассажир - склонившись, он прикрывал лицо руками, будто сторонился яркого света. Но даже сквозь сплетенные пальцы я разглядела его глаза, необыкновенно синие и неподвижные. Я беспомощно протянула к нему руки, всё еще надеясь на чудо. Но Кентис сделал вид, что не заметил моего жеста. Он выбрался наружу, по-старчески согнувшись, и на губах его появилось что-то похожее на улыбку.
- Она ваша! - крикнул Орас обступившим машину посланцам Лиги и швырнул меня на заднее сиденье.
Тосс подскочил к машине и хотел лезть внутрь, но Орас развернулся и изо всей силы ударил его кулаком в висок. Тосс, охнув, свалился к ногам Андрея. Двое погонял рванулись ему на помощь, но в то же мгновение в руках Ораса сверкнул вороненый металл пистолета. Когда он выстрелил, я зажмурилась и заткнула уши руками. Так что не могу сказать, попал ли он в кого-нибудь или они сами растянулись на асфальте после его приказа лечь лицом вниз, а выстрел был сделан лишь для устрашения. Думаю, что последнее. Когда приказывает Орас, желающих противиться не находится. К тому же в этой компании только Тосс, теперь распростертый недвижно на асфальте, был настоящим бойцом. Остальные умели жрать, но не умели драться. А Кентис продолжал стоять и… улыбаться.
- Это ты сказал Тоссу, где можно найти Еву? - спросил Орас, поворачиваясь к нему.
- Нет, нет, клянусь… - Кентис энергично затряс головой.
- Лжешь! - Орас хотел ударить его и уже поднял руку, но передумал и махнул своим людям. - Все в машину…
В следующую секунду "Жигуль" оставил лихую компанию возле поверженного "Форда" и выехал на шоссе.
- Кентис тебя предал, - со злостью проговорил Орас. - Сначала выдал своим дружкам из Лиги, а потом явился посмотреть, как тебя будут истязать. Это самое худшее в человеке: мартинарий и погоняла в одном лице.
- А я перед ним преклоняюсь, - заявила я с вызовом, но при этом нелепо хихикая. - Для Кентиса нет предела… хи-хи… Он недостижим… он… хи-хи… мученик… хи-хи… - я ненавидела себя за этот дурацкий смех, но ничего не могла поделать.
- Тот же наркотик…
Он не договорил. Сзади разлетелось стекло, и Ораса швырнуло вперед. Утопающе взмахнув руками, Андрей стал медленно сползать меж сидений. На его светлом пиджаке вылупилось черное пятно и, багровея, начало расползаться вширь…
- Ораса убили! - завопила я.
- Не надо так визжать, Ева, - пробормотал Андрей, пытаясь выбраться из-под сиденья. - По-моему, я еще жив.
2
Я увидела ее в просторном холле больницы, и вид у нее был не озабоченно-больничный, а небрежно-гостиничный. Ее шелковое платье, расшитое бисером, с претензией на недостижимое, раскинувшись, занимало полдивана, а брючки сопливым атласным блеском могли соперничать с юбками какой-нибудь любведарительной императрицы. Вот только голова Катерины Орас, наскоро и небрежно причесанная, со стянутыми на затылке в узел волосами, казалась необыкновенно маленькой и жалкой. Я постаралась остаться незамеченной и спешно передвинулась в угол, за волосатый ствол пальмы. Наверняка Катерине уже сообщили, что Андрей здесь, и она теперь поджидает супруга. Я ей позавидовала. Сильно-пресильно. Быть женой Ораса - это значит легко и весело, а главное - беззаботно шагать по жизни. Если бы я была на ее месте! Я представила себя в этом платье и шелковых брючках, и поняла, что выглядела бы идиоткой.
Орас вышел в холл и остановился, будто споткнулся обо что-то невидимое. Похоже, увидеть здесь жену он не ожидал. И - могла в этом поклясться - не очень хотел. Перепачканный в крови пиджак он держал в руках, а вместо рубашки на нем была больничная ситцевая блуза в мелкую синюю полоску, небрежно наброшенная на плечи. Под ней виднелись бинты только что наложенной повязки. Он выглядел неловко и трогательно - в таком виде перед людьми чужими Андрей ни за что бы не решился предстать - я была в этом уверена. Выходило, что я ему не совсем чужая… Но Катерина испортила весь… Я так и не решилась закончить мысль словом "спектакль".
- Зачем ты здесь? - спросил он у жены, даже не пытаясь скрыть раздражения.
- Хотела тебя спросить о том же, - Катерина со злостью швырнула окурок на пол, но с места не сдвинулась.
- Видишь ли, в меня стреляли, - в доказательство Орас тряхнул в воздухе испорченным пиджаком.
Это известие, казалось, нисколько не смутило Катерину. Она состроила презрительную гримасу, которая могла означать лишь одно: "Какое мне до всего этого дело?"
- А ты? - спросил Орас.
- Олежку сбила машина… - проговорила Катерина, едва ли не с торжеством в голосе.
…Красные сливы бильярдными шарами посыпались на мраморный пол. Падая, они разбивались и растекались кровяными пятнами…
- Он в реанимации…
- Так серьезно?
Лицо Ораса сделалось почти глупым - не в силах уяснить ситуацию, он бормотал что-то про разбитую машину, про то, что нужно было позвонить ему на мобильный, попытался залезть в перепачканный пиджак, но раненая рука мешала, он в ярости швырнул пиджак на пол.
- Кажется, безнадежен… - раздался, будто издалека голос Катерины.
- Что?! - взревел Андрей и бросился назад к стеклянным дверям, ведущим внутрь больницы.
А госпожа Орас закурила новую сигарету. Она казалась возбужденной и… довольной.
Несмотря на все старания судьбы и мой собственный отнюдь не маленький вклад во всё, что со мной случалось, мне никогда не достигнуть наивысшего пика страдания. Оплакивать гибель собственного ребенка - нет, это мне не грозит. Просто потому, что детей у меня нет. Вообще-то ребенок намечался в первый год после нашей с Сашкой свадьбой. Не то, чтобы мы его особенно хотели, но и не препятствовали зачатию. Он сам соизволил начать свою жизнь. И мы радовались его своеволию. Малыш рос день ото дня внутри меня и - как мне мечталось - уже шевелился.
По глупости мы с Сашкой поехали в отпуск в глушь, целыми днями бродили по лесу, лазали по скалам и ночевали в палатке. Когда открылось кровотечение, едва успели добраться до какой-то паршивой больнички. Кровь так хлестала, что пришлось под меня подкладывать целую простыню, и она пропиталась насквозь. Молоденький врач, услышав о сроке, страшно перепугался. Он сделал всё, что мог и умел. Но, извлекая по частям моего не рожденного мальчика, зачем-то поставил банку на столик перед моими глазами. Так и запомнилась навсегда лягушачья кукольная лапка с неправдоподобно тоненькими пальчиками отдельно от тельца. Мне казалось тогда, в полубезумии, что сейчас врач соберет все части, сложит, проверит - и оживит. Потому что невозможно поверить, что чудо, которое зрело внутри меня, прекратилось. Что ЕГО больше нет. Есть только я, моя грудь, истекающая молозивом для не рожденного малыша, мой живот, всё еще сохраняющий округлость, мои кровоточащие внутренности, исторгшие беззащитное тельце. А ЕГО - нет. Не ведаю, была ли у не рожденного душа. Но если "да", то она навсегда прилепилась ко мне и сжилась с моею душою. И теперь до смерти я буду думать о нем, прикидывая, каким бы он стал, как выглядел бы, как говорил. На кого он был бы похож? На меня? Или на Сашку? И как бы капризничал по вечерам, не желая идти в постель. Постоянно прикидываю, сколько ему было бы сейчас лет. Выходило, что он ровесник Олежке. Чуть ли не день в день… От этой мысли у меня всё перевернулось.
Орас вырвался из стеклянных дверей и, проскочив мимо Катерины, будто и не видел ее, бросился ко мне.
- Почему я не отдал им тебя, сука! - он схватил меня за горло и рванул с такой силой, что поднял в воздух.
Наверное, на несколько секунд я потеряла сознание, потому что очнулась уже на полу, и Ораса не было рядом. Надо мной, разглядывая меня, как какую-нибудь козявку, стояла Катерина.
- Еще раз увижу с Андреем, изувечу, - процедила она сквозь зубы. - И не воображай, что ты его вытащишь!
"Откуда вытащу?" - хотела поинтересоваться я, да не успела: Катерина изо всей силы пнула меня носком туфельки в бок.
Я вскрикнула от боли. Ей это понравилось, и она ударила еще раз. Я закусила губу и решила всё перетерпеть. Пусть это маленькое избиение послужит слабым наказанием за то, что я нарушила долг мартинария и попыталась сбежать. При третьем замахе остренький каблучок Катерининой туфельки подвернулся, и госпожа Орас, потеряв равновесие, шлепнулась рядом со мною, шитое бисером платье веером раскинулось по мраморному полу.
- Мне очень нравится Олежка, я вам сочувствую… - пролепетала я. - И если бы можно было что-то исправить…
Тут я почувствовала, что кто-то поднимает меня и тащит в сторону.
- Это я виновата! - крикнула я распростертой на полу Катерине.
- Молчи, дура! - прошипел за спиною Пашка и толкнул меня к дверям, ведущим на улицу.
- Куда ты меня тащишь? - пробормотала я, оглядываясь.
- В отделение милиции, - отозвался Нартов, ускоряя шаги.
Не поспевая, я бежала за ним, со всхлипом втягивая в себя прохладный вечерний воздух. Несколько в стороне у тротуара Павла ждала служебная машина с шофером.
- Мы там уже были! - выкрикнула я, опасаясь, что Пашка меня просто не слышит. - Я написала заявление. И господин Орас тоже…
- Именно заявление, - прошипел Пашка, запихивая меня на заднее сиденье. - Ты должна его забрать.
- С чего это вдруг? - я безуспешно пыталась выдернуть руку, зажатую, как клещами, Пашкиными пальцами. - Меня хотели убить… За нами гнались… машину всю расквакали. В Андрея стреляли.
- Речь сейчас идет не об Орасе. Он может болтать что угодно - о разбитом "Форде", о стрельбе - пожалуйста. А вот ты что там насочиняла? Тебя же никто пальцем не тронул…
- То есть как, - я растерянно заморгала.
В самом деле - Пашка был абсолютно прав. Мне не на что было жаловаться!
- Но мне угрожали, - я как будто оправдывалась. - Я так и сказала: угрожали…
- Кто угрожал? - передразнил меня тонким жалобным голоском Пашка.
- Ну, эти… Тосс и Вад. Остальных я не знаю.
- Ах, Тосс и Вад! А почему тогда ты пишешь "Лига"?
- "Лига"? - переспросила я.
Разве я что-то писала про Лигу? Хоть убей, я не могла вспомнить.
- Ну да, ты заявила, что тебя преследовали по приказу Лиги. Ты хоть понимаешь, курица, что завтра эта белиберда будет в местной прессе, а послезавтра - в столичных желтушках на первых полосах?
Я схватилась за голову. Неужели я в самом деле написала про Лигу?
- Это Орас убедил меня написать заявление. Будто бы они…
- Оставь в покое Ораса. Он к Лиге не имеет никакого отношения. А ты сейчас же пойдешь и заберешь заявление.
- А вдруг они нападут на меня снова? Я боюсь… Тосс…
- Тосс в больнице. Сейчас он ни на кого не нападет. И если ты будешь вести себя благоразумно, он тебя пальцем не тронет - это я тебе гарантирую. Благоразумно - ты хоть знаешь такое слово? Надеюсь, что да. Но если завтра о Лиге благодаря тебе начнут болтать на каждом шагу, придется натравить на тебя два десятка твоих братьев-мартинариев.
- Послушай, Пашка, ты что, в Лиге? Неужели ты тоже мартинарий?
- Господи, Ева, я каждый раз поражаюсь - какая же ты дура! Я работаю у Старика и забочусь о безопасности города - неужели не ясно? Разумеется - мы, - он подчеркнул это "мы" довольно заметно, - знаем о действиях Лиги. Но контролируем. Поняла?
- Пашенька, дорогой, ты меня спасешь? Мне больше не на кого надеяться - только на тебя! Ведь ты все время мне указываешь, как поступать… Я не слушаюсь… То есть не всегда слушаюсь, но теперь я постараюсь…
Он брезгливо поморщился.
- Ева, если ты увидишь слизняка, что ты сделаешь?
- Слизняка? - переспросила я, не сразу сообразив, что он собирается поведать одну из своих глубокомысленных притч.
- Да, слизняка. Вот он ползет, липкий, жирный. Оставляя после себя такой же липкий след. Ты смотришь на него и стоишь перед дилеммой: раздавить его или нет. Если раздавишь - сам весь перепачкаешься. А если нет - он перепачкает всё вокруг. Всё, что тебе дорого…
- Пашка, ты это… обо мне?
- А ты как думаешь?
- Но почему?
- Как иначе относиться к человеку, который вечно шлепается в грязь? Который сам себя не уважает. Ты - жалкое ничтожество. Тебя никто никогда не будет любить. Запомни это: никто и никогда. Будут затаскивать в койку, а потом вышвыривать пинком под зад. Когда в очередной раз ты шлепнешься мордой в грязь, вспомни мои слова.
Я слушала его и растерянно хлопала глазами. Я даже не плакала почему-то, хотя от таких слов можно разрыдаться в три ручья. Я была просто-напросто обескуражена. Неужели я в самом деле вызываю такое презрение и ненависть? Разве я кого-то обидела, предала? Разве я подличала или хитрила? Так за что же он так меня ненавидит? Будто за уродство какое… Или… я в самом деле урод?.. Урод - я медленно проникалась этим чувством. Урод, который отказывается от лечения и гордится своим уродством. На мгновение у меня перед глазами мелькнуло лицо Вада. Оказывается, мы с ним схожи, и он не случайно выбрал меня… Нет, это не так, не так! Пашка лжет, я ему не верю! Не верю!
Машина затормозила у старого краснокирпичного домика, где уже много-много лет, дожидаясь нового здания, ютилось отделение милиции.
- Иди и забери заявление, - просипел мне в спину братец, выпихивая меня на тротуар.
- Ты подождешь меня? - спросила я жалобно. - Подкинешь до дома?
- Я возвращаюсь в мэрию, - последовал ответ. - Доберешься как-нибудь сама. Служебная машина не предназначена для использования в личных целях.
Когда он говорил вот так, я не понимала - то ли он идиот, то ли просто издевается.
3
Орас вышел из больницы уже в темноте. Несколько минут он оглядывал стоянку, прикидывая, где может стоять его "Форд", потом вспомнил, что утром бросил изуродованную машину на шоссе. И сейчас наверняка она находится у него в гараже, а "Жигуль" Тосса, на котором Орас удрал от погони - у ментов. В больницу его доставила приехавшая по вызову милиции "скорая". Кажется, из всей утренней команды, сюда его сопровождали только Толик и Ева. Но Еву он обозвал и выгнал как провинившуюся собачонку: он понимал, что должен, вспоминая эту безобразную сцену, испытывать чувство вины, но ничего не испытывал, абсолютно ничего. Толик уехал из больницы несколько часов назад вместе с Катериной, обещая пригнать для шефа "Мерс" из гаража как только Орас позвонит. Но Орас о не позвонил. Он просто забыл об этом. Он вообще забыл обо всем, сидя в этой маленькой темной комнатке с пищащими на разные голоса приборами, с темными экранами, по которым разбегались желтые змейки сигналов…
Сейчас, стоя на полупустой стоянке и ежась от прохладного ночного ветерка, он раскладывал по полочкам все события этого безумного дня, будто надеялся найти в своих действиях ошибку, повлекшую за собой… Даже мысленно он не позволял себе обозначить подлинными словами то, что произошло.
Его слегка знобило от полученной раны, и он подумал, что неплохо бы сейчас зайти в бар и выпить чего-нибудь покрепче, хотя обычно он пил лишь легкие вина, зная, что алкоголь разлагает энергопатию почти без остатка. В двух шагах от больницы находился его собственный бар. Орас безошибочно вычислил, что здесь никогда не переведутся посетители - тот, кто только что узнал о кончине близкого человека, тот, кто доставил жену в родильное отделение, тот, кто днем зашел навестить старика-родителя и не обнадежился его состоянием - все они найдут удобную тропинку, ведущую в маленький бар без окон, где подадут не только выпить, но и перекусить. Только он никогда не думал, что сам будет одним из посетителей.
Орас спустился вниз на несколько ступенек и вошел внутрь. Несмотря на позднее время, за столиком в углу сидело трое парней и три девицы. Его поразил вид одной из них - очень худая, черноволосая, с ярко накрашенным ртом, она пристально смотрела на нового посетителя выпуклыми черными, будто нарисованными глазами. Орас заказал водку и уселся на высокий табурет возле стойки. Девица следила за ним взглядом. Только теперь он вспомнил, что одет весьма странно - светлый пиджак с черными дырами от выстрела на плече и бурыми пятнами крови, а вместо безупречно белой сорочки - больничная пижамная куртка из полосатого ситца. Он заказал еще одну порцию выпить, опрокинул стакан залпом и поднялся. Он не мог понять, сделалось ему легче или нет, но сидеть в баре остаток ночи и надираться до бесчувствия было нелепо.
Выйдя на улицу, Орас прямиком направился к стоянке такси: обычно в любое время там можно было застать желтую машину с шахматной наколкой. Но в этот раз стоянка оказалась пустынной. Обескураженный, Орас остановился. Мелькнула мысль - не вызвать ли в самом деле Толика, сунул руку в карман… Черт возьми, мобильника не было - теперь он вспомнил, что выложил все вещи из карманов изуродованного пиджака, когда раздевался в больнице, и отдал их телохранителю. Только кошелек с мелочишкой остался в карманах брюк.
- Держите его! - раздался сзади женский голос.
"А вот и господа грабители", - мелькнуло в мозгу, когда двое дюжих парней вывернули ему руки за спину. Происшествие его не испугало, а скорее позабавило - он представил вытянутые физиономии налетчиков, когда они обнаружат, что им досталось несколько мятых бумажек. Но грабители не торопились его обыскивать.