– Мне подарил его Виктор Канавати, местный араб-христианин, и он освящен в Храме Рождества Христова в Бейт Лехеме. Это настоящий, не для туристов – все было сделано правильно и по канонам. Виктор говорил, что он приносит удачу.
– Вот я и говорю, странный ты человек, – усмехнулась она, подставляя голову, чтобы мне легче было одеть цепочку. Кресты тебе дарят, а ты носишь их на одной цепочке, вместе с личным номером. Нет, не снимай. Пусть у меня будет память и о церкви, и о тебе.
Мы когда в тот раз возвращались из вашего поселка, я в машине спросила у наших, что это за волки на каждом углу? Вот мне и говорят – это эмблема диверсионного подразделения. Занимаются всякими нехорошими делами по заказу империалистических правительств. Как в отставку выйдут, селятся по соседству, потому что евреи их сами боятся. Таким зверям человеку голову открутить, как нормальному человеку чихнуть.
А впереди сидел военный атташе. Он мужик нормальный, а как выпьет, так и вовсе душа-человек. Обернулся и говорит: "Молодцы евреи, собрали вместе бывших советских ветеранов, набивших руку на немцах. Мы их недаром учили воевать. Теперь, как они границу переходят, так арабы моментально разбегаются. А кто не успел, это не их проблемы". Помолчал и добавил: "Насколько мне известно, они никогда не трогали гражданских без причины. Неправ был Сталин, когда дипломатические отношения с Израилем разорвал. Никогда бы они не стали в бывших однополчан стрелять первыми. А так, только утвердились, что правильно сделали, когда уехали. И не боятся их свои, а, наоборот, обожают. Я-то помню, как в израильских газетах писали про подвиги своих героев".
– Не надо, – сказала Лена, закрывая мне рот ладошкой, – не говори ничего. Я просто хочу запомнить тебя. Она медленно провела руками по моему телу, останавливаясь и гладя мои старые шрамы. – А ты счастливчик, – сказала она. – Вот это – нож?
– Штык, – ответил я.
– Еще бы немного левее, и, вместо маленького шрама, была бы большая дырка в животе.
– А здесь, – она погладила, – как будто куска не хватает.
– Это пуля. Если б я не повернулся, как раз вместо мяса подмышкой под лопатку бы вошла.
– Вот я и говорю – счастливчик, – и она поцеловала шрам. Я снова почувствовал, как проснулось желание.
– Ага, – довольно сказала Лена, – я вижу, что ты снова готов. Нет для женщины лучшего признания в ее привлекательности, чем вот такое. Я не выдержал и опрокинул ее на спину.
– Завтра у нас не будет, но сегодня ты мой, – прошептала она и потянула меня на себя.
* * *
Я остановил машину и вышел, чтобы открыть Лене дверцу. Она встала, глядя мне в глаза.
– Ты же понимаешь, что у нас все равно ничего бы не вышло? Я не могу уехать из Союза, ты не можешь вернуться… Может, это и к лучшему, что от нас ничего не зависит и все должно кончиться вот так – моим отъездом навсегда. Твои начальники тоже вряд ли остались бы довольными, если бы узнали про наши встречи. Лучше запомним друг друга – такими, пока к нам в душу не успели залезть с грязными сапогами…
Я прижался к ней всем телом, так чтобы каждой клеточкой ощущать ее, от плеч и до ног и задавил желание сказать – "Я люблю тебя". Нельзя такое говорить на прощанье, только душу рвать.
Я почувствовал, как ее тело ответно отреагировало, а потом она оттолкнула меня и, сказав "Прощай!", ушла не оглядываясь.
* * *
– Где ты шляешься? – недовольно спросил Омер. – Третий час тебя дожидаюсь.
– У нас проблемы? – поинтересовался я, не отвечая на вопрос.
– Ну, как тебе сказать, – задумчиво протянул он. – Это как посмотреть. Ты меня послал трясти захваченных в Ливане… Среди них обнаружился один достаточно любопытный тип, с классической арабской фамилией Камелькранц.
– Это что, верблюжий венок? – с интересом спросил я. – Видимо, судьба ему была жить среди верблюдов. У него и документы на это имя?
– Документы у него, естественно, на честное арабское имя, и сирийский паспорт. Но мы его определили точно. Он хорошо отметился в Польше, работая в гестапо, и имеет заочный смертный приговор за свои художества. Когда он понял, что ему даже официальный переход в мусульманство не поможет, а мы можем, даже не отправляя его по месту бывшей работы, обеспечить виселицу, благо я ему привел познакомиться парочку поляков с очень нехорошими намерениями, он запел, как птичка. Единственное, что просит – не выдавать его полякам и не вешать самим. Согласен даже в тюрьме сидеть неопределенно долго.
– И что он может такого оригинального рассказать? Все эти истории про работающих в Египте бывшем эсэсэвце Тифенбахере, бывшем начальнике гестапо Рура Иогане Демлинге, бывшем шефе гестапо в Варшаве Леопольде Глейме и о руководящем отделом пропаганды египетской охранки бывшем обергруппенфюрере СС Мозере давно уже напечатали все западные газеты, и они совершенно не трогают советских товарищей. Они только на словах с нацизмом энергично борются. С тем, что в ФРГ. Здесь – они его в упор не видят.
Совершенно не секрет, что тайную государственную полицию Египта возглавил Хамид Сулейман – бывший шеф гестапо в Ульме группенфюрер СС Генрих Зельман, а главой политотдела полиции стал полковник Садам – оберштурмбанфюрер СС Бернгард Бендер. Бывший гестаповец Рапп возглавил спецслужбу Сирии после очередного переворота в 1949 году, А Джабр Омар, занимавший большой пост в иракском министерстве просвещения, бывший офицер абвера.
– Ты что-то сегодня плохо соображаешь, – сказал Омер и демонстративно принюхался. – Вроде и не пахнет от тебя. Все-таки, где ты был? Ну, не хочешь, не говори… Он нам дает полный расклад по "Арабо-германскому центру по вопросам эмиграции". Центром руководит бывший офицер штаба Роммеля подполковник Ганс Мюллер. Он, как и многие другие бежавшие германские офицеры, принял ислам и действует как сирийский гражданин Хасан Бей. По очень приблизительным прикидкам нашего верблюда, с помощью этого центра на арабский восток было переброшено полторы тысячи гитлеровских офицеров. Он имел отношение к непосредственной деятельности этого Центра и, по профессиональной привычке, старательно записывал всех проходивших через его дружеские руки. Имена, местонахождение, должности, чем занимаются, пути переезда и источники финансирования. Это такая замечательная возможность устроить шум, когда начнут очередные резолюции в ООН принимать по поводу Сирии.
– Это уже интереснее, но как бы не в нашей компетенции. Такими вещами должен Моссад заниматься. Мы не политическая разведка.
– Да? – удивился Омер. – А почему не мы? Половина этих партайгеноссе имеет отношение к армии, пропаганде и спецслужбам.
– Знаешь, – сказал я. – Ты прав. Сейчас пойдем к Исеру и обрадуем его. Надеюсь, справку с тем, что он успел наговорить, ты уже написал.
Он с готовностью кивнул.
– Вот и хорошо. Как это можно использовать, думать вместе будем. И без Моссада вряд ли обойдемся. Ты мне принес это занимательное известие, ты и будешь с ним в дальнейшем работать. И не надо возражать. Если Исер даст добро, а не вижу, почему нет, будешь за это отвечать лично. Людей тебе дадут. Совсем не обязательно валить всю сеть сразу. Может, стоит, и отследить кое-кого получше. Парочку особо красивых экземпляров неплохо бы вытащить к нам и публично повесить. В общем, надо это серьезно обсудить. И я снял трубку внутреннего телефона.
* * *
СССР практически заморозил все отношения с Израилем, хотя повторного разрыва дипломатических отношений не произошло. В этот момент их больше занимала ситуация в Сирии. Пока шли бесконечные дебаты в ООН, Турция организовала на оккупированных территориях референдум. К большому сожалению, для них в это дело вмешалось ООН прислав своих наблюдателей и под давлением США, не желавших доводить до прямого конфликта с Союзом он дал неожиданный результат. Несмотря на оккупационный режим, население Алеппо, где большинство составляли арабы, по призыву партии БААС дружно проголосовало против, высказавшись за решение остаться в составе Сирии. Только несколько небольших приграничных районов ясно высказались за присоединение к Турции.
Прямо противоположный результат был продемонстрирован в районах, занятых алавитами. Бывший Тартуский санджак, включающий области Тартус, Сафита, Телль-Калях, практически единогласно высказался за присоединение к Государству Алавитов. Ничего удивительного в этом не было. Большинство населения в этих районах составляли отнюдь не сунниты, которые массово побежали от наступающих войск еще в самом начале войны.
Как себя поведут захватчики, местное население прекрасно себе представляло – сами себя вели точно так же. Не желавшим уходить, в первые недели, усердно помогали прикладами. Больше четверти миллиона покинули родные места. Теперь алавиты заявляли, что историческая справедливость восстановлена, что и доказал референдум в присутствии иностранных наблюдателей.
США встала на защиту Турции, напирая на волю местного населения и готовность турецких войск уйти из Алеппо и прочих районов. Туркам было обещано в компенсацию за неполученные территории дополнительная финансовая и военная помощь. 6-й Средиземноморский флот США постоянно находился в повышенной боевой готовности и не собирался уходить. На турецкие базы началась переброска американских ударных самолетов. Ходили слухи об атомных бомбах на борту. Напряжение висело в воздухе. Подлила масло в огонь еще и громкая кампания в СМИ об укрывательстве нацистках преступников в Сирии.
Никакой резолюции ООН, устраивающей всех, так и не было выработано. Арабские монархические режимы совершенно не были заинтересованы помогать Насеру. Юридически присоединение Тартуса и области признали только США и их союзники, включая Израиль, хотя и на несколько лет позже, фактически ситуация была законсервирована на десятилетия в этом виде.
Тишины в том районе не было еще долгие годы. С августа 1958 по август 1960 г произошло 37 случаев перестрелки, 36 нарушений воздушного пространства противником и бомбардировки, 6 случаев попадания патрулей в засады, 2 случая просачивания и налетов противника, 3 воздушных боя. С августа 1960 до переворота в 1961 г произошло еще 37 случаев перестрелки, 36 нарушений воздушного пространства противником и бомбардировки, 6 случаев попадания патрулей в засады, 2 случая просачивания и налетов противника, 3 воздушных боя.
На этом фоне Израиль выглядел практически голубем мира. В результате длительных переговоров "мировое сообщество" предложило Израилю, в обмен на вывод войск, открыть судоходство по Суэцкому каналу и Тиранскому проливу, чего, собственно, мы и добивались с самого начала.
Конечно, Израиль не прочь был сохранить за собой Синай, но американцы все еще надеялись повернуть Египет от просоветской к западной ориентации и не были заинтересованы обострять конфликт. Специальные американские посланники сновали туда сюда регулярно. План предусматривал проведение поэтапного отвода войск к границам 6 августа 1958 г.
На первом этапе израильские войска отводились на двадцать миль в глубь Синая, и в ответ Египет разрешал прохождение израильских судов с невоенными грузами по каналу. Отвод войск был начат 22 ноября 1958 г. Хотя твердого обещания не использовать силу для решения конфликтных вопросов у Насера вырвать не удалось, свобода судоходства для Израиля была гарантирована, как мы и требовали США и ООН. СССР от подобных гарантий уклонился. Соглашение также предусматривало вывод израильских войск из Синая и Газы до 1 июля 1959 г, и размещение на полуострове и в секторе войск ООН.
Неожиданным результатом военной кампании стал сильно возросший авторитет Израиля в странах Азии и Африки. Очень многим людям в третьем мире понравилось, что одна из стран, получивших независимость не так давно, стала самостоятельным игроком на большой арене мировой политики и смогла поставить себя на одном уровне с Великими державами, как в военном, так и политическом смысле.
Еще в 1954 г. было заключено соглашение о сотрудничестве с Бирмой, в 1957 г. – с Ганой. Теперь в Израиль зачастили делегации с просьбой о помощи и экономических советах, с целью создания конкурентоспособной экономики. Техническая и экономическая помощь, которую Израиль оказывал целому ряду развивающихся стран, главным образом в области сельского хозяйства, здравоохранения и научного развития, привела к установлению дружественных политических отношений со многими африканскими государствами.
1961 г
– Где-то сдохло что-то очень большое, – сказал я, вставая из-за стола и пожимая руку Томсону. – Пятнадцать лет меня предупреждали, чтобы я не общался с вашей журналисткой братией, и вдруг начальство прямо приказывает встретиться с акулой пера и ответить на его провокационные вопросы.
– Встреча в верхах, – ответил он, усаживаясь и ставя на стол магнитофон. – Ваш премьер-министр Бегин отправляется пообщаться с нашим президентом Кеннеди.
– Во-первых, это второй раз, и непонятно, что такого могло произойти, чтобы журналиста пустили в военную разведку. И с чего такое расположение именно к тебе. А во-вторых, – я показал на магнитофон, – вот это нам зачем?
Он улыбнулся:
– Ты ведь не думаешь, что после нашей беседы я смогу написать, что мне захочется? Магнитофон нужен, чтобы не было разночтений в словах. На основе пленки я сделаю стенограмму и предъявлю ее вашей военной цензуре. Они там повычеркивают, что нарушает секретность, и только потом я смогу написать статью. Он подумал и заявил: – А может и не одну. Начнем?
Для начала я расскажу о человеке, согласившемся дать мне столь нужное в свете предстоящей встречи интервью.
Я насмешливо фыркнул. Он неодобрительно посмотрел и продолжил:
– Если что не понравится или неточно, можешь об этом прямо сказать.
Значит, так. Ты начал службу в 1942 г. Воевал в составе Еврейского Легиона в СССР с немцами во Второй Мировой войне. В 1945 г стал командиром вновь сформированного антидиверсионного спецподразделения. Сначала роты, потом батальона. Несколько десятков рейдов на иорданскую территорию с акциями возмездия. Участие в войне 1947 г с Иорданией, в Корейской войне, 4-дневной войне. Последняя занимаемая должность до перехода в разведку – командир бригады МАГАВ.
– Ну, в последней войне я прямого участия уже не принимал. Сидел в прохладном кабинете, – сообщил я.
– Скромность украшает офицера, – пробурчал Томсон. – Имеешь боевые награды советские, израильские, иностранных государств. Если потребуется, список у меня есть. Информация совершенно не секретна. Собственно, – продолжил он, – как отличить хорошего высшего офицера от посредственного? Как мы узнать, что генерал думает, чему учит подчиненных и умеет ли думать вообще? Есть такая возможность. Пишет ли он статьи или публикует книги. Не просто мемуары, а книги аналитические, демонстрирующие размышления автора.
– Я пока еще не генерал, – сообщил я.
– Не важно, ты можешь возразить по делу?
Я молча развел руками.
– Вот именно. Тобой написано не меньше десятка различных многостраничных наставлений, инструкций по действиям войск спецназначения.
– Ты еще приказы посчитай. Да и вообще, я не сам писал.
– Я не имею в виду редактуру и исправление грамматических ошибок. По твоему, переведенному на английский язык учебнику обучают в США. Хотя я вижу для тебя это не новость.
Я снова развел руками.
– Ты забыл сообщить, что я использовал при написании практический опыт от офицеров восьми армий.
Он насторожился.
– Откуда восемь? Советская, американская, английская, французская, польская, израильская? Это шесть.
– Еще южноафриканская и, что совсем не удивительно, немецкая. Нет, – отмахнулся я, – эсэсовцы у меня не служили. Зато их наставления ягдкомандам я читал внимательно, привлекая переводчиков с родным немецким языком. Так что не считаю подобные учебники исключительно своей заслугой. Достаточно много было и заимствований.
– Я все-таки останусь при своем мнении. Судя по тому, что мне известно, работа была проделана совсем не маленькая. Потом было создание курсов для сержантов, курсов патрулирования, еще десяток различных курсов для подготовки солдат. Курс пехотного спецназа, в каждой бригаде, который включает обучение тактике малых пехотных подразделений, снайперскую, парашютно-десантную, саперную и разведывательную подготовку. Большое внимание уделяется физической и морально-волевой закалке бойцов, способности выжить и победить при самых неблагоприятных обстоятельствах.
После назначения командиром бригады ты пробил документ, по которому мобильные группы по борьбе с нарушителями имели каждая свой район ответственности. В отличие от ситуации, когда к месту нападения съезжались все имеющиеся в районе силы. После чего командиры нередко начинали спорить, кому и что делать. При этом выбор подразделения в качестве основного иногда проходил не по принципу выбора наиболее боеспособного, подготовленного, а по степени влияния на старшего начальника, в чьем районе произошло нападение.
Создание конкурсной основы для попадания в наиболее престижные части – тоже твоя идея.