Час Самайна - Сергей Пономаренко 13 стр.

И началась в жизни Жени очередная круговерть. Покушение подействовало на Якова, и они каждые три дня меняли место жительства. Он стал болезненно подозрителен, особенно боялся окон, требовал, чтобы их закрывали ставнями, и в комнате даже днем царил полумрак. Но Женя была счастлива: Яков находился рядом и, как казалось, все больше привязывался к ней. Его вы­здоровление затянулось на целый месяц, и Женя все откладыва­ла разговор об их отношениях, к которому так давно готовилась.

Неожиданно Женя получила весточку из Петрограда - письмо трехмесячной давности от мамы. Все на тот момент были живы и здоровы, только с продовольствием совсем плохо. Мама ругала ее за то, что бросила Ивана и отправилась черт знает куда, а в конце просила прислать с оказией продуктовую передачу, она слышала, что в Украине продовольствия в изоби­лии. Женя только улыбнулась: фунт хлеба стоил в Киеве пят­надцать рублей, а получала она в госпитале всего пятьсот.

Яков стал потихоньку выходить из дому. Женя надеялась, что после последних событий он больше не будет искушать судьбу, и они заживут спокойной семейной жизнью. Она рассчитывала уговорить его вернуться в Питер и там начать со­вместную жизнь. От Якова она знала, что весной он ездил в Москву и был оправдан большевиками за убийство импери­алистического агента германского посла Мирбаха.

Но ее планам не суждено было исполниться. Однажды, вер­нувшись из больницы, она не обнаружила Якова дома. Его не было вечером и ночью. Утром Женя бросилась на поиски. Безрезультатно! Ее сердце разрывалось от страданий, но в глу­бине души была уверенность, что с ним все в порядке. А еще через три дня она получила весточку от Якова. Он сообщал, что служит в 13-й армии уполномоченным Особого отдела по борь­бе со шпионажем. По возможности постарается ее навестить.

В конце августа произошла новая смена власти. На этот раз в город вошли войска Петлюры в составе Галицийской армии генерала Антона Крауса, а с левого берега подступили добро­вольческие войска Деникина во главе с генералом Бредовым.

В тот жаркий солнечный день Женя, подобно многим жите­лям города, пришла к зданию городской думы посмотреть на приход очередной власти. Думская площадь была окружена толпами любопытствующих, а на самой площади выстроились конные сотни галичан, готовясь к торжественному параду. Оде­ты они были в легкую полевую форму австро-угорского образ­ца, с "мазепинками" на голове, на которых выделялся трезуб на желто-голубом фоне. Рядом выстроился отряд гайдамаков в широких шароварах. Неожиданно со стороны Печерска по­казался конный эскадрон добровольческой армии, который встал рядом с ними. Вскоре на здании думы рядом с желто­голубым флагом появился российский имперский флаг. Но мир­ное сосуществование продолжалось недолго. На площади на­чалась неразбериха, стройные ряды войска, выстроенного для парада, смешались. Вскоре послышались оружейные выстрелы и пулеметная дробь. Народ, приученный ко всяким неожидан­ностям, начал разбегаться от греха подальше.

От соседки Женя узнала, что утром добровольческие вой­ска генерала Деникина, находящиеся в Никольской и Пред­мостной слободке, неожиданным броском захватили цепной мост и разоружили стоящий там "запорожский" полк петлю­ровцев. Затем возник инцидент на Думской площади.

От двоевластия ничего хорошего не ожидали, город замер.

На следующий день Женя осторожно пробиралась по притих­шему, почти безлюдному городу к Георгиевской больнице. Но страхи оказались напрасными. Стороны пришли к договорен­ности, и петлюровские войска мирно покинули город, отойдя на тридцать километров, к Василькову.

Деникинцы объявили войну памятникам, установленным большевиками, при этом разбили и бюст Тараса Шевченко на Царской площади. Свои памятники они устанавливать не ста­ли, очевидно, предчувствуя, что продержатся здесь недолго. Женино сердце рвалось в Петроград, но это было невозможно из-за линии фронта.

На смену красному террору пришел террор белый. Ходили слухи об облавах в рабочих районах, о заложниках и расстре­лах. Человеческая жизнь за последние годы потеряла цену. Обесцененные бумажные ассигнации - николаевки, керенки, рубли - имели по сравнению с ней большую ценность. Оче­редная власть, появляясь в городе, произносила демагогиче­ские речи о том, что она пришла с добром и справедливостью, которые в итоге оборачивались злом.

Женя все больше утверждалась в мысли, что между добром и злом нет большой разницы, раз они существуют так близко друг с другом. "Зло есть меньшее добро" - учил блаженный Августин. После очередной смены власти она убеждалась, что каждая несет лишь новые беды и тяготы жизни. Деникинский период был самым тяжелым в жизни города, и когда в октяб­ре на смену ему пришли большевики, их встретили с непод­дельной радостью. Но уже через день они вновь отступили.

Жить в прифронтовом городе, где происходила бесконечная чехарда со сменой власти, постоянными облавами, поисками врагов - притом что сегодняшний враг завтра мог стать хо­зяином - было очень страшно.

Женя работала в больнице, куда при каждой смене власти приходили представители новой власти и с пристрастием до­пытывались: почему вы, такие-сякие, лечили больных из про­тивоположного лагеря? Как будто больные и раненые различа­ются в зависимости от того, под каким флагом воюют и какую веру исповедуют! Добрейший хирург Иван Григорьевич попал в мясорубку междувластий и сгинул.

Наконец в декабре снова установилась советская власть, и Женя начала поспешно готовиться к отъезду, не веря, что и на этот раз власть закрепится надолго. От Якова она больше не по­лучала весточек и рассчитывала, что в Питере ему будет проще ее отыскать. Но уехать оказалось делом непростым. Пришлось обойти массу инстанций, вытерпеть унижения, а порой и пря­мые оскорбления, пока оформила документы на отъезд.

Единственным, что удерживало ее здесь все это время, было желание увидеть Блюмкина, но от него по-прежнему не было известий. Образ его постепенно тускнел, а желание вернуться к родным зрело в Жене все больше. И после оформления до­кументов она отправилась в Петроград. Дорога была короче и спокойнее, чем когда она ехала в восемнадцатом году.

- 9 -

Дома оказалась лишь на Крещение. Начинался 1920 год.

Мама очень обрадовалась ее возвращению. Сердце Жени сжалось от жалости, когда она увидела, какой мать стала ма­ленькой и хрупкой. Бабушка умерла голодной весной, и теперь мама жила в ее квартирке. Женину служебную квартиру по решению домкома передали семье рабочих.

Женя поселилась с мамой. На прежнем месте службы, в бан­ке, ей отказали, пришлось встать на биржу без особой надеж­ды на работу. Жене не верилось, что она отсутствовала чуть больше года: казалось, прошла половина жизни, настолько много было перемен. Жизнь в городе налаживалась, стало гораздо спокойнее, но призрак голода прошлой зимы еще жил в воспоминаниях питерцев. Но самое главное, Женя ощущала тот же недостаток общения, который преследовал ее в Киеве. Почти все ее знакомые оказались за пределами Петрограда, а те, кто остался, женились и остепенились. Из вокзальной шатии не было никого. Юноши воевали на фронтах, причем по разные стороны, девушки разлетелись кто куда. Жить вдво­ем на жалкие гроши, которые получала мама, работая убор­щицей, было невозможно. Положение иждивенки тяготило Женю. Каждый день она ходила на биржу в поисках работы, но, кроме разовых нарядов, нигде не могла получить места.

Однажды вечером, когда в очередной раз внутренний голос брюзжал о никчемности ее существования и о недопустимых ошибках, допущенных в прошлом, мама вернулась с работы на удивление радостная.

- Женечка, я нашла для тебя место! - с порога заявила она. - Правда, пока всего на месяц, но если себя хорошо по­кажешь, можешь остаться там постоянно.

- Мамочка, я тебя люблю! - радостно воскликнула Женя и обняла мать. - Где и кем?

- В учреждении, где я убираю, - в Институте мозга. На временную работу требуется машинистка, а ты ведь окончила курсы, работала в банке. Я уговорила Лидию Петровну, кото­рая ведает этим вопросом, а ты завтра с самого утра беги на биржу, бери направление и скорее в институт, пока никто не перехватил это место.

Ночью Женя с трудом заснула. Никогда не думала, что столь прозаическое событие, как поиск места работы, может взволновать!

И вот она уже работает в Институте мозга и высшей нервной деятельности, которым руководит академик Бехтерев. В небольшой комнатке вместе с ней пять машинисток. Работы много, простаивать не приходится, к концу дня голова просто раскалывается от шума. Но Женя довольна: у нее есть работа, она не сидит на шее у мамы, у которой совсем плохо со здоровьем.

Все однажды происходит впервые... Так и случилось. В кон­це дня Лидия Петровна, старшая машинистка, подвела к Жене крупного мужчину в гимнастерке, в очках, лет сорока, с про­седью в волосах.

- Знакомься, Женя. Это Александр Васильевич Барченко. У него срочная работа. Я не могу заставить тебя печатать пос­ле окончания рабочего времени, знаю, что по этому поводу скажет профсоюз, но если ты изъявишь желание... Словом, Александр Васильевич, договаривайтесь с Женей сами. - Она развернулась и ушла.

Мужчина стоял рядом с Женей и молча смотрел на нее. У него были черные, очень глубокие глаза, которые, казалось, пронизывали ее насквозь. Но это не был тяжелый, оставля­ющий неприятное ощущение взгляд, скорее, дружелюбно­любопытный, словно говорящий: "Вот ты какая!"

- Что у вас? - первой нарушила молчание Женя. Он про­тянул ей листы, исписанные мелким разборчивым почер­ком. - Одиннадцать, - сосчитала она. - Это часа на полто­ра работы. Устраивает?

- Вполне. Желательно закончить до семи часов, а то у меня на восемь назначена лекция.

- Постараюсь. Лишь бы "ундервуд" выдержал, не подвел, - улыбнулась Женя. Хотя и придется задержаться на работе, но хочется сделать приятное этому человеку с таким располагающим лицом.

- Буду вам очень признателен. - Он поклонился и вышел. Мужчина напоминал манерами бывшего царского офицера а может, так оно и было.

Обычно когда Женя печатала текст, то старалась не вникать в содержание. Так проще. Текст разбивался на отдельные слова, не связанные между собой логической цепочкой, и в памяти ничего не оставалось. Но сейчас, сама того не желая, Женя на­чала вникать в содержание текста, настолько он был необычен.

"Фамилия Барченко мне знакома, - вертелось у нее в го­лове. - Что не встречались прежде, это однозначно, но фа­милия... И текст статьи - видно, что только-только подго­товленный, но незнакомый и знакомый одновременно".

И память не подвела. Петроград 1918 года. Отношения с Яшей в стадии развития. Они возвращаются с поэтическо­го вечера, живо обсуждая творчество Георгия Иванова и дру­гих футуристов. Неожиданно Яша говорит:

- Я познакомился с очень интересным человеком, Алек­сандром Барченко. Все, что он рассказывает, необычно - фан­тастично и реально одновременно. Он не пустой прожектер, делами старается подтвердить сказанное.

- Чем же он тебя поразил? - рассмеялась Женя.

- Лемурией, Шамбалой, - серьезно ответил Яков. - Он еще и писатель. Я специально захватил один из его ранних романов. Думаю, тебе будет интересно.

- А что такое Шамбала?

- Ты прочитай книгу, а потом поговорим.

Толстенный роман "Из темноты" Женя "проглотила" бук­вально за ночь, так он ее заинтересовал, но дальнейшие собы­тия помешали вернуться к разговору на эту тему.

Барченко пришел за работой без четверти семь. Женя как раз заканчивала вычитку напечатанного текста.

- Я принес вам немного сахара. К сожалению, с конфетами сейчас трудности, - сказал он.

- Спасибо, не надо. Мне доставило удовольствие оказать вам услугу. Знаете, я ваша поклонница! Год тому назад про­читала роман "Из темноты", и он произвел на меня огромное впечатление. Ночь не спала. Жаль только, что конец трагический.

- Очень приятно это слышать! Разрешите поцеловать вашу трудовую руку. - И прежде чем Женя пришла в себя, он нежно поцеловал ей руку.

- А сейчас вы что-нибудь пишете?

- Увы, только научные статьи, на беллетристику не хвата­ет времени. Человеку, к сожалению, отведено так мало време­ни на этом свете, что постоянно приходится чем-нибудь жерт­вовать.

- Завидую. Вам не хватает времени, а мне - событий!

- Да, по глазам заметно, что вы очень одиноки. В них столь­ко трагизма и боли. Не переживайте, все образуется. Вы так молоды и красивы.

- Знаете, с романом я познакомилась благодаря тому, что мой... знакомый... с вами познакомился и рассказал много лестного. Извините, коряво выразилась: знакомый - позна­комился.

- А как звали вашего знакомого? Это не секрет?

- Уже не секрет. Яков Блюмкин.

- Блюмкин... Помню. Очень эпатажный молодой человек. Позже я узнал, что он убийца посла Мирбаха. Сейчас, по-моему, Яков в Москве.

- Вы слышали о нем и знаете, где он находится?

- Слишком смело сказать, что знаю. У меня есть знакомые в поэтических кругах, которые связаны с московскими поэта­ми. Слышал, что он не последний человек в ЧК и при этом близок к поэтам-имажинистам. Даже подписал вместе с Мариенгофом, Шершеневичем, Кусиковым воззвание имажинистов. Он вас интересует?

- Нет. Впрочем, да. Хорошо, что он жив, а то я думала Последний раз я виделась с ним в Киеве в девятнадцатом году.

- Знаете, Женя, пойдемте со мной на лекцию. Я читаю их для экипажей кораблей Балтфлота. Я скажу, что вы моя ассис­тентка. Впрочем, а что мешает вам и в самом деле стать моей ассистенткой?

Женя, недолго раздумывая, согласилась пойти на лекцию.

В небольшом переполненном моряками зале табачный дым стоял столбом, было очень шумно. На возвышении находилась грубо сколоченная трибуна, за которой стоял Барченко. Шум не смолкал. На правах ассистентки Женя сидела в первом ряду, возле самой трибуны. Она осматривалась в растерянности: грубые, насмешливые лица людей, которых ничем не прой­мешь, которые не боятся ни крови, ни начальства. Женя в душе очень переживала: неужели Александр Васильевич сможет их увлечь чем-то не приземленным, не привязанным к реальной жизни?

Барченко строго постучал ручкой по графину, требуя вни­мания, и начал лекцию еще до того, как утих шум в зале. Голос у него был сильный и красивый.

- В незапамятные времена сто сорок четыре тысячи лет господствовала на земле Великая Всемирная Федерация на­родов. Благодаря накопленным знаниям царил на нашей планете Золотой век, созданный на основе чистых идей ком­мунизма. Но, овладев универсальными знаниями, научив­шись творить чудеса, люди стали считать себя выше Бога. Они создали идолов-великанов и заставили их служить себе, а потом разрешили идолам брать в жены дочерей своих. "И увидел Господь, что велико развращение человеков на земле, и что все мысли и помышления сердца их были зло во всякое время. И раскаялся Господь, что создал человека на земле, и воскорбел в сердце своем". И сделал так, чтобы темные быстрые воды очистили землю от скверны и гордыни человеческой. Единственным местом, которое не затронул мирный потоп, остался небольшой участок горных вершин. А девять тысяч лет назад те, кто уцелел, попытались возро­дить Федерацию. Так появилась в глубине Азии, на границе Афганистана, Тибета и Индии, страна чародеев Шамбала, страна махатм ("великая душа"). Восемь снежных вершин, как лепестки лотоса, окружают ее. Великие вожди чародеев скрыли страну от всевидящего ока Господа кольцом густых туманов, а новым землянам, населившим планету, передали: "Географ пусть успокоится - мы занимаем на Земле свое место. Можно обыскать все ущелья, но непрошеный гость путь не найдет". Эта эпоха известна в легендах под именем похода Рамы... Рама - культура, овладевшая полностью как дорической, так и ионической наукой. Рамидская Федерация, объединившая всю Азию и часть Европы, существовала в пол­ном расцвете около 3600 лет и окончательно распалась пос­ле революции Иршу..

Увлеченная лекцией, Женя не обращала внимания на окру­жающих и потому поразилась мертвой тишине, стоящей в зале, где господствовал лишь голос лектора. Ей даже показалось, что и табачного дыма стало поменьше. Моряки, затаив дыха­ние, слушали рассказ об Атлантиде и Лемурии, о таинственной стране Шамбале, где обитают мудрецы-махатмы, обладающие абсолютным знанием.

Когда лекция закончилась, зал взорвался оглушительными аплодисментами. Они не смолкали, пока на сцену не выскочил разбитной чернявый матросик и не поднял руку, требуя ти­шины. Когда шум утих, матросик, обращаясь к Барченко, с во­одушевлением сказал:

- Огромное спасибо, товарищ лектор! Вы нам прочистили мозги. Может, не всем, но большинству точно.

Послышались крики:

- Это кому же не прочистили? Выражайся конкретно!

- А тому, у кого их вообще нет! - заявил матросик. - мы тут с товарищами из экипажа "Отчаянного" посовещались. Товарищ лектор, становитесь во главе нас, показывайте доро­гу, и мы будем с боями пробиваться на Тибет, в удивительную страну Шамбалу для установления связи с ее великими вож­дями. Ведите нас, а мы вас не подведем!

Поднялся невообразимый шум, и уже стали составляться списки желающих принять участие в экспедиции. Барченко поднял руку, и шум утих.

- Товарищи матросы! Благодарю вас за доверие и за жела­ние добраться до Шамбалы. Но это очень серьезный вопрос, который требует решения руководства Балтфлота.

Снова поднялся шум, и было принято решение написать письмо руководству флота. А лектор никуда не денется: надо будет - поведет их в Тибет. Барченко и Женя покинули это собрание.

- Просто здорово! После лекции они словно стали други­ми людьми! - не удержалась Женя. - Ответьте честно, Алек­сандр Васильевич, вы сами верите в то, что рассказываете?

- Если бы не верил, то не читал бы лекции. Археологиче­ские открытия постоянно говорят - нет, кричат - о том, что существовала раса, которая находилась на более высокой сту­пени развития, чем мы сейчас. Надо лишь отыскать ее следы!

А еще более важная задача - вступить в контакт с сохранив­шимися ее представителями.

- По-моему, все это слишком фантастично...

- Вы не правы. Реальная жизнь порой преподносит такое, что фантастика бледнеет от зависти. Женечка, предложение стать моей ассистенткой очень серьезное, так что подумайте.

- Спасибо, Александр Васильевич, я подумаю. А над чем вы работаете в институте?

- Если коротко, то основная цель - создание нового универсального учения о ритме, одинаково применимого как к космологии, космогонии, геологии, минералогии, кристаллографии, так и к явлениям в общественной жизни.

- А это возможно?

- Приходите ко мне работать, и вы увидите много такого, что не поддается рациональному знанию.