* * *
Мария торопливо глотала мясо, не заботясь о приличиях. С хлопотами она забыла, когда ела в последний раз. А спала она, вроде, вчера. Или позавчера.
Сезар говорил об отлове крыс, о том, что король запретил сжигать дома больных, но соседи не слушают. Мари, глотая, кивала. Сезар налил в кубок вина - в комнате они были одни. Мария знала, что слуги ее сторонятся, но этот странный инквизитор ее не оставлял.
- Только сама не болей, - сказал он однажды, прикрывая ее одеялом, когда Мари прилегла на кровать, не раздеваясь. - А то где мы еще святых найдем.
Желающих ходить по чумным домам действительно недоставало. Да еще этот голос мешал больше всех, советуя остановиться, поберечься - когда она поила больных настойками целебных трав, подавала воды, вытирала пот со лба. Вот только святой ее никто не считал.
- Че не мрет? Все мрут, а она не мрет. Ведьма, никак, - раздавалось вслед.
Выживало мало: один из трех, не считая тех, кто все-таки попадал в огонь. И говорили: вот ведьма, того спасла, а моего убила! Выживших не считали, а мертвых записывали на нее.
Но дело двигалось, и город оживал. Потница уходила. Вот только на ногах не проходили кровавые мозоли, и на скуле подживала ссадина от камня.
Глотая еду, Мари пыталась сообразить, сможет ли она добраться до постели, или лечь спать прямо на полу. Мысли плыли, и внезапно из полудремы Мари вырвал звонкий молодой голос. Знакомый голос! Дорогой голос!
Золотоволосый рыцарь весело смотрел на девушку. С Мари разом слетела дремота, дыхание перехватило. Он! Разом нахлынули воспоминания, неумелые движения, "Боже, у меня ничего не получится!", кровь, много крови, волнение, ругань голоса, но он живой, и наконечник стрелы извлечен, и рана промыта… Так вот кто, сообразила Мари, рассказал обо мне Сезару!
- А, вот она, наша героиня! - улыбнулся рыцарь, и Мари расцвела от этой улыбки. - Ну что, мой друг, прав я был?
- Прав, - кивнул Сезар. - Не будем мешать, - он потянул рыцаря за локоть и увлек в соседний кабинет. Мари опять осталась одна, и вдруг вспомнила, что за все это время даже не узнала, как зовут ее пациента! "Господин рыцарь", он был для нее "господин рыцарь".
- Госпожа, ванна готова, - в комнату заглянула служанка и тут же юркнула обратно.
"Какая я госпожа", - мелькнуло в голове у Мари, но мысль она не додумала. Добралась до ванны - единственной роскоши из отдыха, которую она себе позволяла, к которой приобщилась в доме инквизитора - еще одна монетка в копилку обвинений. Разве ж будет хороший человек кажен день в воду лезть, шептались по углам служанки. Ведьма, точно ведьма! Мари вздохнула глубоко, окунулась в прохладу и аромат благовоний… Настойчивый, дурманящий, расслабляющий.
- Проснись! - кричал кто-то. - Проснись!
Аромат пропитывал легкие, заполнял сознание, и Мари скорее почувствовала, чем заметила, что вошел кто-то, и, обернув ее в покрывало, вынул из ванны, и понес куда-то… голос кричал, орал, звал, надрывался, но сознание уплыло вместе с голосом.
Часть 3. Текосовый крест
V
Мрачный и угрюмый, Станислав срывал злость на ни в чем не повинном столике в баре на втором этаже. Сон не желал его слушаться, и то, что вытворяли герои, ни в какие рамки не лезло. Убедить себя, что это всего лишь будущая книга, после произошедшего удавалось с трудом.
"Я схожу с ума, - думало Бренар. - Слава Богу, что я хотя бы не пишу стихов".
А наяву спину ощупывал пронзительный взгляд хитрющих глазок Яра, и Станислав бесконечно болтал ложкой в чашке, хотя чай пил без сахара. Но легкий нервный звон успокаивал. За столик присел Морис, он был чем-то расстроен.
- Знакомого казнили, - сказал он. - Сынишку школьного друга. В газете прочел. Вот, - он протянул Бренару карту.
Станислав щелкнул ридером, и перед глаза выплыла фотография казненного смутьяна с усиками и бородкой. "Контрабандист пойман и казнен", - гласил заголовок, но Бренар не смог читать дальше. В голове вертелось одно: "Я проверял у него пульс… я проверял у него пульс… до и после…".
- А я их каждый день расчетам отдаю, - пьяно всхлипнул Морис, протягивая Бренару стакан. - Давай выпьем за душу этого мальчика и души всех, кого мы… кого я… о Господи! Давай просто выпьем за их души!
Станислав промолчал. В стакане бултыхались кубики голубоватого льда.
Яр, наклонившись к смазливой барменше, шептал ей что-то. Девушка с приклеенной улыбкой слушала. Никто не любил ссориться с Яром.
- У меня ведь план, - с отчаянной тоской бормотал Морис. Бренар оглянулся на барную стойку. - А еще у меня, кроме плана, жена и двое детишек. И я должен быть этим чертовым участковым, потому что иначе!.. Хорошо тебе, без семьи!
- У меня сестра, - ровно сказал Бренар. - На соседнем континенте.
- Ты не участковый!
- Да.
Помолчав, Станислав добавил:
- Повезло.
Мориса развозило на глазах. Похоже, до него не доходило, сколько глаз и ушей в этом баре - даже если не считать мерзавца Яра. А у Мориса, сам сказал, дети. Вот дурак. Бренар подавил попытку встать и немедленно уйти. Вместо этого он начал успокаивать друга, пытаясь перевести сменить тему. Но идиот Морис не успокаивался:
- У меня же план - не меньше пятнадцати очагов в неделю! Будет меньше - самого в бедняцкий квартал! Им нужна эта чертова эпидемия, - цеплялся Морис за пуговицу пиджака Бренара, будто за спасательный круг, - понимаешь, им нужна эпидемия!
Бренар с ужасом слушал излияния друга. С ужасом - не потому, что никогда этого не знал, а потому, что рушился привычный, спокойный, уютный мир, в котором, отгородившись стеной, можно не слышать, не видеть, не говорить. И тогда всего этого нет.
Наконец, он не выдержал и резко поднялся.
- Ты… к-куда? - осоловело протянул Морис.
- Извини, ты несешь пьяный бред, - громко сказал Бренар, поднимая свой дурацкий старомодный чемоданчик. Он был зол на весь мир, на Мориса особенно, и еще на себя - за то, что позволил втянуть себя в эту историю.
Распрощавшись, торопливо и агрессивно, Станислав сунул в щель стола карточку. Морис, не соображая, что делает, вытряс на стол несколько монет.
…Вечером Бренар долго не мог уснуть. Ворочался с боку на бок, думал много, о разном. На часах мигнуло четыре. Скоро надо будет вставать, но Бренар не мог отделаться от мысли о том, что все идет как-то не так. И Мария еще. Впервые Станислав боялся даже подумать, что будет с его героями завтра. "Только не пытайте ее", - шептал он, и очень хотел, чтобы его послушались.
Бренар вслушивался в витиеватые слова вердикта, и с каждым словом надежда гасла. На казнь посылали Марию, а ему казалось, что это умирает его совесть.
* * *
Мария не думала бежать, потому что отсюда не убегали.
Охапка соломы и опустевшая кружка, да цепи, небрежно сваленные в углу: ее даже не приковали, потому что отсюда не было пути. Каменный мешок не освещался, и сколько прошло времени, совершенно не ощущалось.
Говорят, бесновался граф, узнав о том, что схватили колдовку - но это Мари услыхала от стражников, когда вели сюда, а так неизвестность множилась, и знать хотя бы, сколько ночей прошло… Раз граф недоволен, может, он обратится к королю? Пытать ее не пытали, потому что отвечала она на все вопросы честно, ничего не скрывая. Даже про демона, с которым она беседовала, и который ее руками спас, получается, рыцаря, имя которого она наконец-то узнала - Арнольд… Рыцарь, не глядя в глаза, давал показания. Грустно было, но Бог велел прощать, и Мария прощала. Каждое слово прощала, каждое виноватое движение.
А голос внутри бесновался и проклинал, требовал, чтоб Арнольд убирался из какой-то книги… Иногда ей казалось, что голос сошел с ума, и тогда становилось вдвойне страшно. Мало того, что сама одержимая, так одержима одержимым бесом…
Но вот голос успокоился немного, и теперь говорил с ней спокойно и немного грустно. Говорил о разном. О жизни. О долге. О сердце. О душе. О содранной с мяса коже. А Мария соглашалась, Мария возражала, Мария спорила.
А иногда они просто рассказывали друг другу о своих мирах.
- А я так хотела на ярмарке побывать, - поделилась несбывшимися мечтами Мари.
- Господи, какая ты еще девчонка… - прошептал голос.
- Там яблоки золотые, и…
Мари сглотнула. Живот свело.
- А ярмарка Портмода - это всем ярмаркам ярмарка! Одним словом - столица…
- Как? Как ты сказала? - спросил голос.
- Портмод, - вздохнула Мари. - Город такой. Столица наша. Ярмарка там. И темница, в которой я сижу.
- Портмод… - пробормотал голос. - Бог ты мой, какие рояли в наших дубравах… Так, слушай, Мари: оглядись по сторонам…
- Темно. Ничего не видно.
- На ощупь! Ищи щель в степень. Легкую вогнутость, неправильную шероховатость…
Мари не понимала, что от нее хочет голос, но повиновалась. На третий раз, обойдя кругом камеру, она нащупала, наконец, длинную щель в стене, почти незаметную - но пальцы у Мари были тонкие, чуткие, а еще она очень хотела выбраться. И верила голосу. И он не соврал.
- Надави… черт, не помню где… дави, короче! Это потайной выход… Мари, давай…
Прошло два или три часа, пока Мари удалось коснуться потайной пружины, и скользнуть в темный проход.
- Ты ангел или демон? - набравшись смелости, спросила Мари.
- Я?! Я - сумасшедший! - расхохотался голос. - Я бездарный писатель, несчастный графоман, счастливый от того, что с неба свалился банальнейший ход!
- Какой ход? - переспросила Мари.
- Сюжетный. Потайной, то есть, - поправился голос, и велел: - Не мешкай!
Скользя в темноте, Мари добралась до развилки. Впереди светлело, но сбоку… Мари могла поклясться, что из бокового прохода…
- Чего застыла? Давай вперед! - в голосе послышались панические нотки. - Бе-ги!
- Подожди, - прислушалась Мари. - Я что-то чувствую.
Касаясь рукой влажной, сырой стены, девушка осторожно пробралась в большой коридор, выскользнув через такую же потайную дверь. Сердце кольнуло: а вдруг отсюда она не откроется?
"Дура!" - заорал голос.
Но Мари его уже не слушала. Там, впереди, за решеткой, она скорее почувствовала, чем увидела сутану инквизитора. Мари замерла, как вкопанная. Что за… И Сезар, кажется, удивился, увидев Мари.
- Либо ты святая, либо и вправду ведьма, - пробормотал он.
- Сезар! Погоди, надо найти ключи…
- Что ты мелешь! Немедленно убирайся отсюда, услышат стражники! Где ты собираешься искать ключи?!
- Не знаю… - прошептала девушка.
Мари стиснула пальцы на решетке, с отчаянием глядя на гордого инквизитора. Он и здесь не потерял осанки и властного взгляда. Только показалось в неверном свете факелов, или и правда серебро блеснуло не только на груди, но и в волосах?
Сезар отошел вглубь камеры и посмотрел исподлобья.
- Именем Господа нашего, повелеваю тебе: иди!
- Сезар?..
- Изыди, ведьма! Уйди, идиотка!
Мари с обидой взглянула на инквизитора. В коридоре раздались шаги. Сезар быстро подошел к решетке и резко оторвал от нее побелевшие пальцы девушки, молча указав в темноту. И было в его взгляде столько власти, что Мари, глотая слезы, поплелась к потайному ходу.
VI
Он словно сам бежал по этому тайному ходу. Тело вспоминало сладкое ощущение ужаса, тело помнило этот коридор, и память помнила… Сердце колотилось как бешеное, и перед глазами сияло: Портмод! Портмод! Вспомнились детские годы, счастливые годы, годы до эпидемии - их, школьников, возили на Капицу, планетку с остатками памятников средневекового уклада регрессировавших колонистов. Впрочем, к тому времени, когда на Капицу начали возить экскурсии, средневековье осталось там только в музеях. Юный Станислав выбрал экскурсию по старой тюрьме, и этот ход… он назывался "ход ведьмы". По другим источникам, говорил экскурсовод, из каменного мешка сбежала не ведьма, а святая. Бренан уже не помнил точно, кто там сбежал, но вот теперь, из глубин подсознания выплыл этот ход, и услышанная когда-то история обрела жизнь в героях его книги…
А может, и не в героях книги. Станислав до корней волос был материалистом. Но… Нет, он властен над сюжетом, решил Бренар. Он приложит все усилия, чтобы его герои поступали так, как он желает! И на это была очень веская причина.
Та, сбежавшая из реальных подземелий Портмода, тоже была Мария. Но она погибла сразу после побега.
И, если все это была настоящая история… Зарычав в бессильной ярости, Бренар, сжав кулаки, рухнул на кровать. Обессиленный, издерганный, все нервы сжегший на этой сумасшедшей гонке по подземельям, он заснул сразу, коснувшись подушки. Ему снился больной с участка Мориса, потом казненный контрабандист, а больше ничего не снилось.
* * *
Мари, сидя у бабушкиного очага, лихо уписывала лепешки с медом, с маслом, с сыром… с чем накладывали, с тем и уписывала. Бабушка - та, которая не к ночи будь помянута, ворчала:
- Чем тебе оруженосец плох?
- Да не люблю я его!
- А рыцаря этого, подлеца-предателя, любишь, значит?
- А он не специально! У него другого выхода не было!
- Ой, дура, дура… неужели ж и я… - бабушка задумалась о чем-то, и в хижине понесло паленым.
- Ох, матушки! Горят!..
- Кто горит? Где? - встрепенулась Мари, и тут же обмякла, расслабившись: лепешки горят. Всего лишь лепешки.
Но есть больше не хотелось. Зато Мари вспомнила вопрос, который давно хотела задать бабуле:
- Бабушка, а может так быть, что один человек другого на расстоянии чувствует, и все мысли его знает, и разговаривать с ним может?
- Может, - вздохнула бабушка и опять о чем-то задумалась. - Вот, помнится, все мы с дедом твоим, упокой Господь его душеньку, как отлучится он из дома, в город ли, на охоту… подстрелили-таки браконьера! так я все чую, что с ним случается… и как сгинул он, сразу почуяла: словно мне в сердце, вот тут, кольнуло. Это когда люди сильно-сильно душой друг на друга похожи, как две половинки яблока, бывает. И найти такую половинку - большое счастье, небывалое…
- А если человек этот на небе живет?
- Ангел штоль? - удивилась бабушка.
- Ну вот и не ангел вроде, а иногда как даже и бес, но человек. И так далеко живет, что никогда, говорит, не встретиться нам…
- Лучше думай о своем рыцаре, - неожиданно оборвала бабушка, и отвернулась к лепешкам.
Стук в дверь раздался неожиданно, и у Мари упало сердце. В такой глуши… На пороге появились воины и незнакомый инквизитор. Незнакомый?..
Мари бросилась с Сезару, обхватила ладонями обезображенное лицо. Пол-лица как не бывало - жгли, собаки, железом, и глаз выплыл, и обнажилась кость. Инквизитор застонал. Бабка, всплеснув руками, бросилась к травам.
- Да залечили уже, месяца три как, - отмахнулся было Сезар, но уйти от тисков старой знахарки было не так-то легко. - Мари, как я рад…
- А Арнольда отпустили, тоже?
Сезар скрежетнул зубами.
- Не поминай при мне эту мразь, - бросил коротко. - Пусть получает королевскую награду за спасение города.
- Принцессу? - спросила Мари, но Сезар ничего не ответил.
А потом они пили кислое молоко и ели лепешки. Кто-то из воинов шепнул Сезару:
- Это не та ли самая ведьма, которую сожгли заочно лет тридцать назад, да все ищут, чтобы сжечь взаправду?..
- Где? Не вижу никакой ведьмы, - отрезал Сезар.
- Да я что, я ничего, - смутился воин, пряча глаза.
Ощутимый тычок заставил мечника прикусить язык. Сзади стоял Генрих, оруженосец:
- Господин граф велел по чащобам зря не рыскать, а оставить здесь отца Сезара на выздоровление, а дорогу забыть крепко-накрепко. А потому и наобратно глаза я вам завяжу. Ну, поднимайтесь, пошли!
Нехотя отрываясь от еды, воины начали подниматься из-за стола.
- Господин граф лично поедет к королю, - добавил Генрих, глядя на Мари. - Но тебе не следует появляться там, где тебя знают… некоторое время.
- Почему? - спросила Мари.
- Если спасительница столицы умрет - появится новая святая, - вместо Генриха разъяснил Сезар. - А если останется в живых - будет ведьма.
…Вечером Мари тихонько подошла к инквизитору.
- Могу я спросить… о душе?
Сезар кивнул. Страшную полумаску скрывала темнота, и в профиль он по-прежнему был прекрасен.
- Если голос внутри меня говорит: не делай этого, не рискуй, живи, не иди к чумным, ты молода, тебе надо жить - это называется дьявольский искус?
- Это называется житейская мудрость, - ровно ответил Сезар, и в голосе звучала бесконечная усталость, и немного грусть.
- А если я думаю, отчего звезды на небе, и как достать до солнца, и как будут люди жить через тысячу лет - это…
- А это пора замуж, - отвернулся Сезар, и больше сегодня не говорил.
VII
Станислав стоял у посадочного модуля, и дрожал, хотя в зале было тепло. Полированная поверхность отразила силуэт, и Бренар подумал, что вот он весь: мутная тень, и больше ничего.
В груди росла тревога, хотя отпуск был рассчитан по правилам, и никто его ни о чем не спрашивал; по-бюрократически безразлично оформили документы и выписали билет. Но сердце колотилось как сумасшедшее, и Станислав знал, почему. Очень не нравилась ему прощальная улыбка Яра. "Счастливой дороги, Бренар". Вроде бы и нет в этих словах ничего плохого. Вроде бы все, как должно быть. Счастливой дороги.
Мориса взяли в тот же день, забрали из бара, где он приставал к посетителям. Был ли к этому причастен Яр - Бренар не знал. Что теперь станет с женой и детьми Мориса, Бренар не хотел думать. Его-то сестре, по крайней мере, ничего не грозит: у нее хорошая должность.
Объявили посадку, но до самого взлета Станиславу казалось, что придут - и снимут. Слишком многое он знал, и слишком многое хотел сказать. Не сняли.
Самый дорогой билет до Земли съел почти все его сбережения. Зато лететь пришлось всего двое суток - но и их Бренар провел, как на иголках. В груди росло ощущение беспричинной тревоги.
Но ничего не происходило. Он вышел в космопорту Найроби, на подземке добрался до Женевы, взял такси до Судебной Комиссии, заполнил в вестибюле бланк и сел ожидать на белый кожаный диванчик. Сердце стучало, хотя, если подумать - все уже кончилось. Но в спину словно глядел сквозь прицел снайпер.
- Вы с Ваторы? - с непонятным выражением спросил служитель. - Пройдемте…
Бренар шел по коридору и поглядывал на сопровождающих. Казалось, они неосознанно сторонятся ваторца. "Сволочи, трусы! Да ведь проблемы-то наши не от эпидемии вовсе", - думал Бренар.
Ему предложили кресло, но, нервничая, Станислав остался стоять. За стеклом разместилось несколько человек. Впереди сидел немолодой сухощавый мужчина с белыми волосами, и крутил в руках старинные очки. "Заразиться боятся", - Бернара взяла злость. Но надо было брать себя в руки.
- Я хочу сделать официальное заявление о преступных действиях правительства Ваторы, - начал он.
На него как-то странно смотрели, а седовласый надел и снова снял очки.
- Что вы на меня так смотрите? - возмутился Бренар.
- Нет, нет, ничего! Продолжайте, пожалуйста…
- Нет уж! Пока вы не объясните, в чем дело, я помолчу… - Станислав разозлился не на шутку. - Что я вам, зверёк в зоопарке?!
Земляне переглянулись.