Лопес тряхнул опущенной рукой, чтобы отогнать малых демонов страха. Начинается. Загадка в загадке в загадке. Но это тоже было наркотиком, вредной привычкой.
Он поступил в соответствии с рекомендациями учебников, но и в соответствии с собственным опытом: с самого начала он предстал своего рода чудаком, чужестранцем - не отвечая на приветственный, по сути своей, как ему казалось, риторический вопрос юноши, но приветствуя его очень серьезно. Было лучше с самого начала задекларировать себя в качестве иностранца, а не выдавать себя за своего, чтобы впоследствии не нарваться на различного рода подозрения. Было хорошо и дурака свалять - сумасшедшему все можно.
Прадуига не был Разведчиком, и поход в чужой мир на столь раннем этапе его завоевания и для него самого был новинкой, обычно он проводил свои эксперименты - по той или иной проблеме - когда данная Земля уже находилась под скрытым или явным господством его работодателя, поэтому сейчас он чувствовал себя не в своей тарелке.
- Видишь ли… я путешественник. И я не очень знаю, где очутился. То есть… что это за место.
Лицо парнишки искривилось в смертельном изумлении. Лопес и сам занервничал. Он никак не мог оценить собственное поведение таким уж странным.
- Ты чужой, - заявил юноша на странном немецком.
- Блин, какой-то доморощенный полиглот, - саркастично заметил Целинский.
Немецкий. Что здесь происходит? У Прадуиги мелькнула мысль, а может это его костюм, случаем, свойственен для здешних немцев. Или это какая-то экскурсия из Германии шастает по здешней округе, поэтому парень принял за ее заблудившегося участника.
На всякий случай он ответил тоже по-немецки:
- Да, я чужой.
Парень молчал, не шевелясь, он пялился на Лопеса.
- Ты не мог бы мне сообщить, где я нахожусь? - спросил Прадуига, продолжая пользоваться немецким языком.
Теперь лицо парня было искривлено испугом.
- Ты не… - сказал он на наречии индейцев навахо; третьего слова Лопес толком и не понял. Это было одно из тех странных, многозначных слов, которыми обилуют древние языки обществ, пропитанных магией и мистицизмом и живущих в чистой, естественной дружбе и ненависти к собственным богам. Никто, кто не родился навахо, никогда полностью не поймет этого наречия. Так что же означало слово, произнесенное парнем? Некий вид законченности, целостности; в нем еще были святость и предназначение; еще - превосходство, божественность, но и добро.
И едва лишь закрыв рот - парень исчез.
Майор с солдатами, а за ними и Целинский выскочили из-за холма - они наблюдали за происходящим глазами Лопеса, слушали посредством его ушей, и их точно так же шокировало исчезновение туземца.
- Что это было? - захлебывался Целинский, разглядываясь по сторонам, словно уверенный, будто бы юноша вовсе не растворился в воздухе, но прячется где-то рядом - но вот где?
- Я правильно понял? - спрашивал майор. - Он обвинял тебя в том, что ты не святой?
Хо с Калвером, переключившись на замкнутую линию, обсуждали технику дематериализации пацана, - одновременно прослеживая за округой своими нечеловеческими глазищами.
- Может, это с самого начала была голограмма?
- Ты же видел на Индексе: он был на всех системах майора.
- Или это какое-то новое поколение голограмм… - без особой уверенности бросил Калвер.
- Скорее уж, телепортация.
- Тоже, придумал. Движения воздуха не было. Скорее, это похоже на выстрел Катапульты с переменным по форме полем переброски.
Лопес сидел на камне и не отзывался.
Целинский недоверчиво покачивал головой.
- Мне тут в голову пришла такая мысль, - буркнул он через пару минут. - А вдруг они применяют данный язык как мы акцент или голосовую интонацию? Это означает… каждый язык обладает своей характеристикой: один твердый, другой более тонкий… Может, они знают - и не обязательно, что посредством гипноза - все языки и применяют их любые комбинации, в зависимости от того, что и как они желают сообщить.
- Ага, понял, - кивнул Круэт. - Хотя, в случае применения такой интерлингвистической технологии в общепланетном масштабе более вероятным, мне кажется, формирование некоего амальгамного, общего метаязыка. Но я в этом не специалист. Не важно, это вопрос побочный. Меня беспокоит его исчезновение. И думаю, не следовало бы в подобных обстоятельствах…
Целинский вопросительно глянул на Прадуигу, тот лишь пожал плечами.
Майор махнул рукой, заблокировал говорилку и начал начитывать рапорт, который будет записан в одном из двух попеременно появлявшихся в данном мире регистраторов. Закончив, он пролаял: "Аминь", и миллисекундный, напитанный информацией импульс помчался к отдаленному за пару десятков километров леску и спрятанному в нем полю переброски.
- Ничего, - доложил Калвер. - Здесь никого нет.
Круэт ожидал.
- Пошли, - решился наконец Лопес.
Через полчаса они вышли на плоскую, поросшую высокой травой равнину с разбросанными то тут, то там скоплениями низких деревьев. Вдалеке маячила тонкая, темная полоска, которая могла быть дорогой.
- Дорога, - подтвердил майор. - Но я не могу идентифицировать типа покрытия.
- Там кто-то есть, - прибавил сержант Хо. - Стоит там. Его заслоняют кусты, я вижу его в инфракрасных лучах. Мужчина, среднего роста. Не шевелится. Что он там делает?
- Отливает в те кустики, - буркнул Целинский, глядя в небо - кристально голубое синевой пламенного льда.
Они пошли быстрее; сержанты выдвинулись чуть вперед. Хо с Калвером были урожденными сталинцами: хотя надежность картерцев вошла в поговорку, на столь раннем этапе вторжения наемников не использовали, равно как и иностранных экспертов. Хо с Карлвером, по причине частой работы на чужих Землях на начальной стадии их завоевания, должны были пройти полную подготовку, предусмотренную для Разведчиков - по сути своей, они и были Разведчиками; на Земле Земель разведкой занимался исключительно Корпус.
Второй встреченный ими туземец оказался мужчиной тридцати с лишним лет с огненно рыжими волосами, одетым в широкие штаны и странную рубаху с рукавами-буф; по его костюму, равно как и по одежде мальчика, нельзя было сделать вывод о их происхождении и примененной для производства технологии, если вообще какая-либо технология применялась.
Мужчина ожидал их.
- Приветствую вас, - произнес он, слегка кланяясь Лопесу, хотя товарищи сталинца были для него невидимыми, и он вообще не имел права их заметить.
Прадуига неспешно вступил на шоссе. Так он подумал о дороге в первый же момент: шоссе. Вот только это шоссе прогнулось под ним, он провалился в него по самые щиколотки - поэтому он тут же пересмотрел свою обувь: босоножки.
- Выходите, - приказал он с помощью говорилки.
- Не очень-то хорошая идея, - начал спорить майор.
- Вы не можете больше скрываться. Выходите.
Они вышли. Рыжеволосый не проявил какого-либо удивления.
- Откуда ты знал, что мы придем? - спросил Лопес все еще по-арамейски, со свободой, дающей понять, будто он знаком с рыжим кучу лет - поскольку рыжий вел себя точно так же. В глазах Прадуиги это выглядело весьма неестественно.
- Так должно было случиться, - ответил туземец на здешней латыни.
- Тебе кто-то сказал?
- Нет.
- Получил от кого-то известие?
- Так было предназначено. - Латынь. - Этот свет. - Древнеегипетский. В нем слово "свет" означало и нечто божественное.
- Что-то я тебя не понимаю, парень, - бросил Лопес по-английски.
- Мне очень жаль. - Древнегреческий. Рыжего прямо скрутило от неудобства.
- Как тебя зовут? - спросил Целинский, тоже по-английски.
- По разному.
- Ну, например. Как мы тебя должны называть?
- Охлен, - поколебавшись, ответил мужчина.
- Почему ты используешь столько языков? - спросил Лопес, приняв идею Целинского ограничиться исключительно английским, раз для Охлена это никакого значения не имеет, зато сами они в английском чувствуют себя уверенней.
- Вы тоже.
- Откуда ты их все знаешь? - не уступал Прадуига.
- Знаю.
- И кто тебя им научил?
- Никто. Я их имею, - ответил рыжий, на этот раз на каком-то из африканских наречий, а Лопесу уже и не хотелось выяснять, что означает заявление, что он эти языки имеет. Этого Охлена они допрашивали будто подозреваемого в убийстве; и что самое странное, сам Охлен, казалось, ничего против этого и не имеет. Реальность всей ситуации делалась совершенно неестественной. А может, нам даже придется его убить, мелькнула у Лопеса мысль.
- Где мы, собственно, находимся? В каком государстве?
- Государстве?
- У вас нет деления на государства? - спросил Прадуига, уже полностью отказавшись от идеи выставлять себя чужеземцем.
- Уже более двух тысяч лет, - нисколько не удивившись, ответил на это Охлен.
- Но ведь какое-то правительство имеете.
- Нет, у нас нет никакого правительства.
- Блин! - буркнул через говорилку слегка дезориентированный Лопес.
Основное, что должны были узнать достойного этого имени Разведчика, это проблемы политического деления данной Земли и видов правления. Для Разведчика эти вопросы должны были являться первоплановыми; Разведчик непрерывно был обязан размышлять - и действовать - имея в виду скорейшее вторжение.
Процедура завоевания Земли, на которой не существует одно могучее государство, равно как не существует сильной надгосударственной организации, то есть, процедура, применяемая в большинстве случаев, пускай и сложная, была уже достаточно хорошо разработана, хотя, в основном, методом проб и ошибок. Вначале доводили до победы одной идеологии (прекрасно, если она совпадала с идеологией открывателя, хотя это и не представлялось условием sine qua non) и к общепланетному объединению на ее основе, под контролем уже единственного государства: в этом случае стираются границы, появляются более слабо связанные структуры. Обязательна унификация культурных, исторических, этичных ценностей - это ослабляет связь с данной конкретной страной и, следовательно, с Землей вообще, ослабляет при этом и сами эти ценности. Затем начинается процесс постепенной дискредитации всяческих организаций и личностей, обладающих влиянием на общественное мнение, и которые впоследствии могли бы представлять помеху, затруднение - данный процесс должен быть незаметным, поэтому рекомендовалось максимально растянуть его во времени. (На этом же этапе вводится контроль над рождаемостью, обязательная регистрация генетического материала, личные идентификаторы и коды и т. д.) В свою очередь, ведется работа по созданию независимой от чьей-либо воли, зато склонной к кризисам экономической системы. Кризис, раньше или позднее, приходит, и вот только тогда входят завоеватели, провозглашая: "Вот мы несем вам помощь, братья из иного мира!" Обитатели же здешнего мира уже настолько ослаблены, что не имеют ни возможностей, ни желания сражаться. А даже если и сражаться - то они и так уже не знали, ради чего и за что.
В свое время Лопес написал, в большей степени для забавы, нечто вроде пособия для завоевываемых; но его внесли в списки обязательной для изучения литературы кандидатов в Разведчики. В книжек он писал, каким образом можно узнать, что готовится вторжение в твой мир, что в твоей реальности присутствуют чужаки из другой ветви вероятности. Если на твоей Земле происходят неожиданные изменения в конфигурации властных систем, не срабатывают длинноволновые социополитические процессы, история складывается вопреки логике; если происходит усиление пацифистских стремлений, объединения с целью реализации этих стремлений, разоружение; если растет роль международных, общемировых учреждений; если царствовать начинает, в качестве универсального, один язык на Земле; если начинает доминировать только один культурный образец; если вокруг науки и ученых создается более, чем нормальная атмосфера; если рассыпаются, словно из средины, Церкви, и точно так же обрушиваются посредством доктринальной и завоеванной святости до сих пор нерушимые все религии и авторитеты - все это первые и неизбежные знаки того, что невидимые эмиссары чужой вселенной, потягивая за невидимые шнурки, готовятся уже поглотить твой мир собственной межвероятностной империей избранников случая. Говоря по правде - тут нечего скрывать - Земля Сталина и сама соответствовала данной схеме. Не столь давно по Департаменту ходила следующая загадка-шутка: "Агентом какой сверхЗемли является Данлонг?" И сам Данлонг смеялся над этой шуткой. Другое дело, что, будучи этим агентом, именно так он и должен был поступать).
Так что, единственной системой, гарантирующей независимость, во всяком случае, значительные затруднения в завоевании и невозможность его тайного проведения - является анархия, то есть, отсутствие какой-либо системы.
И вот сейчас Лопес узнает, что на данной Земле не только организованных государств нет, но и вообще нет никакой власти.
- А торговля? Кто ею заведует?
- Торговля? - удивился рыжеволосый.
- Раны божьи!.. - простонал по-польски, почти умоляюще, совсем уже сдавшийся Целинский.
- Что? - вопросительно глянул на него Охлен.
Целинский лишь махнул рукой.
- Это такое выражение.
Но не напрасно Прадуиге платили так много.
- Он имел в виду раны Иисуса Христа, - вежливо разъяснил он.
- Что? - повторил совершенно дезориентированный Охлен.
- Ну, Его распяли…
- Распяли?…
- Разве ты не слышал о Нем? Родившемся в Вифлееме?
- Да, да. Но Его не распяли.
- А что же с Ним случилось?
- Ничего/Все. - Рыжий воспользовался каким-то непонятным наречием.
- Тогда как же Он умер?
- Не умер.
- Да нет же, умер. Вознесся на небо.
- Неее…
- Так что же: Он все так же находится на Земле?
- Естественно.
Целинский склонил голову набок.
- Ты… веришь… в того Бога?
Охлен был изумлен до испуга; все эмоции, даже самые мельчайшие, отражались на его лице как на экране. Сейчас изумление вырывалось из него бурным потоком.
- Верю ли я? Он есть.
7
Охлен пригласил их в собственный дом, расположенный в ближайшей долине, которая поросла чуть ли не по-парковому устроенным лесом. Там протекало несколько ручьев, блестел пруд.
Та самая дорога, на покрытие которой Прадуига никак не мог надивиться, велка как раз к дому рыжеволосого. Меж деревьями она вилась совершенно хаотично, и казалось случайностью, что в конце концов - путники увидали это с края котловины - дорога доходит до дверей домика.
Птички поют, хрустальное сияние солнца, - размышлял Калвер, впервые глядящий на этот мир людскими глазами, - воздух, словно нектар, в нем запах вечернего покоя, искушающий аромат ленивой нирваны; здесь я хотел бы жить. Рай, рай, - подумал сержант, после чего перед глазами у него предстал длинный перечень способов уничтожения дома Охлена километров с трех.
У Круэта имелись другие беспокойства.
- Лопес, нельзя назвать это хорошей идеей.
- Я прекрасно знаю об этом. Вот только что другое, кроме отступления, можем мы сделать? Ведь этот тип отвечает на все вопросы, это просто идеальный проводник, да еще и к себе домой нас ведет.
- И вот как раз это и есть самое подозрительное. Его подставили. Тот пацан сообщил, что по округе шастает пятеро подозрительных типов, спрашивающих всякие глупости, и вот - на тебе - появляется туземец, охотно отвечающий на любые расспросы.
- Что-то ты разговорился…
- Не нравится мне эта ситуация. - Охлен улыбнулся майору, и Круэт, не переставая "говорить", улыбнулся ему в ответ. - Повторяю: нам нужно вернуться. Это же мнение я представлю в ближайшем рапорте.
Раздраженный Прадуига переключился на говорилку Целинского.
- Ну что, прогнозы у тебя уже имеются?
Тот лишь "откашлялся".
- Так есть или нет? Или машинка, которую носишь в голове, приказала долго жить?
- Отвали, Лопес, а? Моя программа способна справиться с любой исторической, политической или социологической проблемой, но вот теология ей не по зубам. Такой деформации никто не мог предусмотреть. Так каким образом может она проанализировать, или хотя бы определить, начинания Бога? Какой тут можно применить личностный профиль? Каким образом размышляет Бог? Какими категориями? Так что не требуй от меня невозможного. Я только Стрелочник, а не философ.
- Но ведь Христос был человеком. Или до сих пор является.
- Ясное дело. Но из мертвых он воскрес не потому.
- Здесь он не воскресал.
- Знаешь, поспорь-ка лучше с Круэтом.
Дом Охлена представлял собой трехэтажное деревянное строение, не похожее на что-либо, виденное Прадуигой до сих пор, а видел он в посещенных им паре десятков миров много чего. Как и следовало ожидать, данный архитектурный стиль не имел своего соответствия на Земле Сталина. Лопес назвал бы его природным стилем - но даже само слово "стиль" предполагает подражание чему-то, искусственность, в то время как дом представлял собой продолжение леса. Трудно было себе представить, что его построили - он, скорее, вырос, вместе с деревьями, с травой, вместе с весной.
- Красивый, - похвалил дом Лопес.
Охлен поглядел на него как-то странно.
Тут через говорилку отозвался Круэт:
- В дом не заходим.
- Что?
- Мы уже и так повели себя глупо. Так что я никому не разрешаю входить в этот дом. Я отвечаю за вашу безопас…
- Да, знаю.
Охлен открыл дверь.
- Проходите, проходите, - урчал он на кантонском диалекте, обезоруживающе улыбаясь.
Прадуига выругался про себя. Да этот тип от отчаяния готов кончить самоубийством, если не войдем. (Неправда: самоубийство - это смертный грех.)
- Мне очень жаль, Охлен, - сказал он вслух. - Мы не можем туда войти. Во всяком случае, не сейчас.
Улыбка с лица хозяина сползла болезненно медленно. Ведь я этим ранил его, неожиданно для самого себя подумал Прадуига.
- Ладно, - буркнул рыжий. Он даже не спросил, почему гости не могут переступить порог его дома.
- А можно с тобой поговорить? - Лопесу хотелось затереть впечатление, вызванное отказом принять приглашение. - Где-нибудь тут, - махнул он рукой, указывая на стоявшую над прудом беседку. - Хорошо? Ладно?
В это же время Круэт через говорилку отдавал приказы своим сержантам:
- Проверьте эту халупу. Только незаметно.
Калвер с Хо разошлись по сторонам прогулочным шагом.
- Ясное дело, - ответил Охлен. Слишком даже охотно, по мнению Круэта.
В беседке царила тень, приятная прохлада; воздух пах сыростью подземных гротов. Здесь стоял столик и четыре красивых, мастерски вырезанных стула, выглядящих слишком деликатными, чтобы выдержать вес взрослого мужчины. Лопес никак не мог понять, из чего они были изготовлены - то ли из какой-то неизвестной породы дерева (а ведь в здешней эволюции никаких отклонений не было отмечено), то ли из пластмассы.
Именно Круэт был тем, кто сел рядом с Охленом.