Актуальность нового произведения известного итальянского прозаика и драматурга - в резко критическом изображении современного капитализма как символа бездуховности, невежества и насилия.
В многоплановую реалистическую структуру романа автор вплетает элементы социальной фантастики, помогающие ему создать острый, политически ангажированный памфлет.
Содержание:
Притча о "посткапитализме": предупреждение-протест писателя-коммуниста 1
У, 25? 26
Примечания 27
Джузеппе Д’Агата
Америка о’кей
Притча о "посткапитализме": предупреждение-протест писателя-коммуниста
В конце ноября - декабре на юге Италии наступает горячая пора: сбор мандаринов, апельсинов, маленьких, плотных, золотистых шариков - удивительно удачного цитрусового гибрида: его кожица настолько тонка и нежна, что эти плоды едят не очищая, и во рту надолго остается ощущение мягкой свежести…
Мощные грузовики с прицепами день и ночь курсируют между огромными оранжево-желтыми рощами. Но по мере того, как деревцам возвращается их обычный весенне-зеленый наряд, все более странный вид приобретают обочины больших и малых дорог - ровными рядами и справа, и слева вырастают похожие на стога сена холмы только что снятых фруктов, и, как только они достигают нужной высоты (которую с точностью до сантиметра рассчитывают компьютеры с заложенной в них программой минимального расхода химиката), специальные машины с брандспойтами обрушивают на них соответствующую порцию нефтеобразной жидкости, и плоды очень быстро превращаются в ядовитую, играющую на солнце всеми цветами радуги массу. Так в Италии ежегодно уничтожаются тысячи и тысячи тонн цитрусовых.
Эта чудовищная по своей внутренней аморальности картина - своеобразная "визитная карточка" современного капитализма - могла бы уже сегодня "украсить" обложку "романа будущего" - предлагаемой советскому читателю книги Джузеппе Д’Агаты "Америка о’кей".
Художественное сравнение в данном случае более чем правомерно, поскольку жизнь этой созданной писателем фантастической страны протекает среди горообразных свалок, тоже окрашенных в самые яркие тона, и главный герой "радуется этому пестрому (разноцветному) празднику счастья, веселой пышности". Вырисовывающиеся уже на первых страницах книги гротескные контуры мира пошлости и духовной пустоты - таков, по мысли Д’Агаты, неизбежный финал пути, по которому идет нынешнее западное "общество благоденствия".
Сюжет романа прост: на каком-то этапе своей империалистической экспансии Америка (разумеется, путем прямого насилия) устанавливает свое господство на половине земного шара. Политика теперь официально упразднена, у власти стоит король-папа, окруженный зловещими кардиналами с евангелическими именами, а массам удалось внушить новую религию - "добровольного" отказа от материальных благ, иными словами, выбрасывания новых вещей на свалку. Таким образом - вот в чем убийственный приговор Д’Агаты, - поощряется производство ради самого производства, а все расширяющееся потребление носит чисто символический характер.
На финальных страницах романа мы узнаем, что и в этом государстве, чьим гражданам известно всего лишь двести слов, издаются книги, миллионы книг в великолепных переплетах, но вот ветер раскрывает один из фолиантов: внутри чистые белые листы. Эта белая пустота видится автору как символ бездуховности, и метафора еще более усиливается замечанием о том, что отбросы не издают дурного запаха.
Во всей стране осталось лишь несколько настоящих книг, и владеет ими один человек - главный герой романа уродец Рикки, который то и дело перечитывает шекспировского "Ричарда III": в этом образе он узнает себя самого и стремится во всем подражать королю-злодею. (В конечном итоге Рикки удается захватить власть. Но для чего?..)
Фантастика или гиперболизированная реальность? Политика или сатира ради сатиры? Лингвистический эксперимент и идеология или прежде всего идеология, выраженная экспериментальными языковыми средствами? Все эти отнюдь не однорядные вопросы задавались именно в связи с "Америкой о’кей". Уже тот факт, что книга привлекла внимание итальянских критиков самой различной ориентации - в печати появились десятки рецензий, комментариев, откликов, - достаточно красноречив: Джузеппе Д’Агата, верный своим творческим поискам последнего десятилетия, вновь представил произведение неординарное, настолько многоплановое, что можно говорить о нем как о романе и политическом, и сатирическом, и фантастическом, и, конечно же, идеологическом. Однако основная причина обостренного интереса к книге все-таки, видимо, не в достигнутом автором органическом сплаве сложно сочетающихся в своей сути элементов: подобных попыток эксперимента в литературе Запада 70-х - начала 80-х годов предпринималось немало - были среди них и весьма удачные. Важное отличие новой работы Д’Агаты в общей панораме "романов будущего" определяется чрезвычайной актуальностью "Америки о’кей".
Казалось бы, всякое произведение, спроецированное в будущее, если оно отталкивается от наших сегодняшних тревог перед лицом крайне острой опасности ядерной катастрофы, уже в силу самой тематики может быть отнесено к разряду актуальных. Увы, это далеко не всегда так. Достаточно вспомнить в этой связи хотя бы сериалы английских и западногерманских фантастов, чьи книги, подхватывая мотивы Средневековья, рисуют яркие, но все же очень далекие от проблем современности картины жестоких и кровавых битв между чудом выжившими племенами, враждующими кланами и их непременными героями-суперменами, скопированными с сегодняшних Рэмбо, Джеймсов Бондов и им подобных, или же сознательно уходят еще дальше - в наполняющие ужасом истории Адамов с непременными Евами, которые бродят среди развалин мертвых городов…
Исходя из своего нравственного, глубоко гуманистического опыта, уже сейчас, сегодня не желающий мириться со все более драматичными последствиями зла, порожденного и питаемого капиталистическим обществом, Джузеппе Д’Агата создает остросоциальный, политически ангажированный памфлет, с необычайной силой разоблачающий самую сущность потребительского конфликта западной системы, оплот которой автор справедливо видит в США. Писатель, безусловно, отдает себе отчет в том, что общество запаздывает с осознанием негативных сторон реальной действительности, особенно в условиях, когда на маскировку, облагораживание, на оправдание в конечном итоге губительной сущности весьма привлекательных для обывателя стереотипов вещизма брошен гигантский аппарат буржуазных средств массовой информации. Именно в понимании "первичности материального" - истоки лингвистического эксперимента Д’Агаты, отражающего его стремление найти такие выразительные средства, которые заставляли бы читателя думать и тем самым способствовали восприятию "идеологического проекта" писателя.
"Идеологический проект" - это выражение самого Д’Агаты, который никогда не скрывал своей политической ориентации, не прятался за "чистое искусство". "Такового просто не существует, - вновь подчеркнул писатель в одном из недавних интервью. - Всякий человек, а художник тем более, - политик во всех своих поступках, в каждом жесте, в каждом слове, связывающем его с окружающим миром. Я знаю, конечно, что есть еще немало писателей, объявляющих себя "аполитичными". Однако такая позиция, на мои взгляд, есть не что иное, как страх перед действительностью, боязнь "запачкать" политикой продвижение своих произведений - иными словами, один из многочисленных способов самозащиты в нашей нелегкой жизни. Убежден: истинный художник должен постоянно и непременно стремиться к созданию хорошей литературы, оставаясь при этом бескомпромиссным политиком".
Итак, идеологический проект "Америки о’кей", выраженный схематично, - это задача показать в чистом виде экономическую модель капитализма на его империалистической стадии, которая сама по себе является символом аморальности, опустошающей бездуховности, невежества и насилия, изначально заключенных в этом типе общественного устройства и приобретающих все более уродливые формы по мере убыстряющегося развития производственных структур.
Все это так, но в то же время "Америка о’кей", по определению критика Франко Скалии, - "это прежде всего быстрое, непринужденное повествование, искрящееся живым юмором. Это игра - насмешливая и в то же время изысканная…"
Аналогичную точку зрения высказывает и другой маститый итальянский критик - Марио Спинелла: "Повествование, несомненно, доставляет удовольствие, несмотря на свою внутреннюю драматичность. При этом нельзя не заметить, сколь удачно выполнена ткань внутреннего соотношения между повествованием и диалогом, с одной стороны, интригой и фабулой - с другой".
Думается, что и читатель присоединится к этим оценкам, легко преодолев поначалу, может быть, несколько непривычные языковые построения, изобилующие множеством междометий и восклицаний: они-то, собственно, и составляют ядро лингвистического эксперимента.
К таким языковым поискам Д’Агата в своем творчестве обращается не впервые, однако "Америка о’кей" в этом ряду представляет собой, пожалуй, наиболее интересный опыт: невольно напрашивается сравнение романа с музыкальной партитурой, наполненной элементарно простыми звуками и звуковыми эффектами, которые, однако, в совокупности своей создают ощущение сочной полифонии.
По сути, здесь не ставится проблема исчезновения слова и смысла как таковых - речь идет об их катастрофическом оскудении, но - подчеркнуть это очень важно - жителям "Америки о’кей" не знакомо внушающее ужас драматическое молчание "героев" Беккета.
Беспощадно высмеивая деградирующий язык этих "счастливых во всех отношениях" американцев будущего, Д’Агата весьма далек от какого-то абстрактного прогнозирования. Бесспорно удавшийся автору лингвистический эксперимент, являющийся одним из главных средств реализации идеологического проекта, в то же время и сам весомое звено нравственно-политической позиции писателя.
Идя путем "доказательства от противного" - предъявляя в качестве образца морального вырождения лингвистическую субстанцию своего романа, - Д’Агата на этой основе обращается непосредственно к своим современникам и прямо указывает на главную, уже сейчас смертельную опасность для Слова, подтачивающую его, превращающую из средства человеческого общения в простой печатный знак: это плоский, предельно однозначный диалог кинобоевиков, это штампы картинок-фраз в комиксах, это, наконец, не выдерживающий никакой критики сточки зрения смысла и стиля язык средств массовой информации.
Угроза Слову, по мысли Д’Агаты, не только и не столько лингвистическая проблема, сколько чрезвычайно симптоматичный сигнал все более углубляющегося процесса отчуждения личности, сопровождающегося утратой элементарных основ коммуникабельности, что неизбежно ведет к распаду человеческой общности.
В этой связи чаще других автору задавался вопрос: не слишком ли он пессимистичен в отношении реальной действительности, не являются ли его прогнозы результатом крайне развитого воображения?
Что ж, обратимся к конкретным фактам.
Крупнейший в стране еженедельник "Панорама" в одном из своих последних номеров опубликовал обширную подборку материалов под заголовком: "Наш язык подобен тиражируемым до бесконечности видеокассетам". Ее автор Маурицио Боно выносит в начало весьма обескураживающий вывод: "Эти наши ребятки 85-го года совершенны: они умны, воспитаны, полны здравого смысла. Им недостает лишь одного - слова". И далее: "Разговорный язык молодежи все более унифицируется: бесконечные повторы, лишенные всякого смысла определения, рыхлые, наспех сколоченные периоды, изобилие ничего не говорящих междометий и союзов".
Целый обвинительный акт современному итальянскому языку предъявляет и декабрьский (1985) номер литературного журнала "Сигма"; авторы - более тридцати крупнейших лингвистов, филологов, писателей. По мнению академика Марии Корти, угроза слову носит двоякий характер: "Это, во-первых, все бóльшая технологизация языка, превращение его в своеобразный код, понятный лишь специалистам одного профиля. Во-вторых, слово "прессуется" собственно разговорным языком, до крайности скудным, безликим, как банально-стандартизованные костюмы из универмага с умеренными ценами. Это непосредственный результат вытеснения чтения под жестким напором аудио- и видеоформ, неумолимо захватывающих общество…"
Впрочем, и на собственно литературном уровне книга Д’Агаты отнюдь не первый сигнал тревоги. Еще несколько лет назад другой крупный писатель. Лука Гольдони, выпустил сборник юмористических рассказов под символическим заголовком "Так сказать…", в котором деградацию современного языка также ставил в прямую связь с пороками капиталистического быта, отравленного потребительством.
Имея в виду все это, спросим, так ли уж действительно фантастичен Д’Агата в своей "Америке о’кей" с назойливо-попугайским языком ее обитателей?
Наблюдая сегодняшнюю действительность Запада, мы видим, что отвратительные ростки вселенской помойки будущего просматриваются уже сегодня во всех без исключения сферах общественно-экономической и культурной жизни капиталистических стран, и если книга эта и фантастична, то только по времени действия, а не по главной сути.
Разве далеки от изображенной писателем свалки вещей в нетронутой роскошной упаковке реальные кладбища автомобилей, телевизоров и т. п., заполонившие пригороды крупнейших центров Запада?! Сегодня.
Не могу не вспомнить: как-то - и было это еще лет десять назад - я не столько из профессионального любопытства, сколько из чисто человеческого забрел на одно такое кладбище. "Порши" и "кадиллаки", "фиаты" и "мерседесы" с повреждениями, даже мне, неспециалисту, показавшимися весьма условными, громоздились один на другом. Не десятки, не сотни - тысячи требующих лишь небольшого ремонта автомобилей. На свалке царил… безупречный порядок: не там ли увидел Д’Агата эти ровные, четко обозначенные проходы, создающие "комфорт" для жителей "Америки о’кей"?
Человек, что руководил размещением на свалке то и дело прибывающих машин (до сих пор не знаю, как называется его должность), был совсем не по-итальянски немногословен. С трудом удалось выяснить у него следующее: в ситуации, когда ведущие фирмы предлагают целую систему скидок и иных льгот покупателям новой машины, если старую они сдают на свалку, существование последних - вполне нормальное явление. А за этой "нормальностью", как я выяснил уже позднее из иных источников, скрывается гигантский подпольный бизнес, поскольку и место на свалке, оказывается, получить не так уж просто и еще сложнее соблюсти целый ряд других непременных условий, дающих возможность купить "мерседес" новейшей модели в несколько раз дешевле, чем в обычных магазинах. Та же самая картина - с телевизорами, стиральными машинами, многочисленными и многообразными кухонными агрегатами: налицо явное расточительство огромных материальных ресурсов. Но в этом-то и заключается одно из конкретнейших проявлений уродливости капиталистической экономики: рост потребления, подстегиваемый любыми средствами, здесь все более становится самоцелью, любые проблемы сбыта очень быстро приводят в тупик, порождают кризис, крах. Яркое тому доказательство - неуклонно расширяющийся процесс разорения тысяч мелких и средних предприятий, не имеющих, как промышленные колоссы, достаточных средств для создания все новых и новых видов одного и того же с функциональной точки зрения товара и навязывания его покупателю.
С подобным расточительством, выдаваемым капиталистической пропагандой за показатель высочайшего уровня жизни, сталкиваешься на каждом шагу. Вот еще один банально элементарный пример: традиционное и наиболее распространенное итальянское первое блюдо - это макаронные изделия (более тысячи видов и типов) под соусом (тоже сотни и сотни вариаций). Во всех ресторанах оно подается килограммовыми порциями, практически никем и никогда до конца не съедаемыми. Куда же уходят остатки - может быть, отправляются на фермы, скажем, для откорма свиней? Ничего подобного: животноводство - это уже другая сфера, иные интересы. Отходы же пищи, сполна и не без чаевых, конечно, уже оплаченной клиентами, тоннами отправляются на специальные предприятия - не по переработке, нет, - по уничтожению продуктов. Это тоже гигантская индустрия: тысячи занятых рабочих рук.
А нарисованная выше картина истребления цитрусовых - разве это не реальное воплощение на практике бесчеловечной логики, выраженной Д’Агатой в зловещей триаде: производство - потребление - помойка?!
Может быть, фруктов на Апеннинах производится так много, что их попросту негде использовать? Ничуть не бывало. Все дело в том, что, стремясь сохранить максимально высокие розничные цены на цитрусовые, что возможно только при их ограниченном поступлении на рынок. Европейское экономическое сообщество "освободило" Италию от экспорта этой продукции. Правда, истины ради заметим, что стране выплачивается определенная компенсация за уничтожаемые фрукты. Однако, не говоря уже о ничтожности суммы по сравнению с вложенным трудом, какой мерой измерить то ощущение бесполезности и бессмысленности своей работы, которое ранит сердца миллионов итальянских крестьян?!
Левые демократические силы не раз предлагали другой путь: направить "избыточные" урожаи в детские дома, приюты, народные больницы, но, как выясняется, и это невозможно, ибо напрямую затрагивает интересы фирм, занятых снабжением существующих на весьма скромные средства государственных учреждений. Если дети-сироты станут получать бесплатно по пять мандаринов в день, что же тогда делать поставщику, которому уже оплачен один мандарин в неделю?
Замкнутый порочный круг.