6. Марго и стихи
Внезапно в столовой стало светлее. Зимин отправил ложку с кашей в рот, разжевал комочки и проглотил. Таинственный свет не пропал, он равномерно освещал помещение. Вокруг что-то явно изменилось, ему стало любопытно.
- Ну что, парни, доели свою кашу?
Зимин оторвал глаза от тарелки. Голос принадлежал приятной на вид брюнетке, которая глядела на него, слегка прищурившись. Это было странно. Ему показалось, что она сердится. Или, по крайней мере, не одобряет его поведения. Но он ничего не делал. Поедание каши здесь явно было не при чем. Получается, ее возмущало что-то другое. Стало понятно, что свет исходит от нее, Зимин слышал про это новое достижение в косметологии, но видел впервые. Он занервничал, женщины его вниманием обычно не баловали.
- Как вас зовут? - спросил он.
- Маргарита. А для вас, Зимин, Марго. Вы должны запомнить, это не трудно.
- Ух ты! Здорово! Вы знаете, кто я такой? Что же заставило такую красавицу запомнить мою фамилию?
- Личная заинтересованность. Хочу поближе с вами познакомиться.
- Я согласен, - не подумав, ляпнул Зимин.
- А вот давайте без хамства!
- Простите, сорвалось. Чем, собственно, могу помочь?
- Скажу, когда надо будет. Давайте просто поговорим.
Горскому стало скучно. Ему не удавалось вставить ни единого слова, но он и не собирался прерывать их диалог. Не хотелось разочаровывать Зимина. Он знал, что ничего путного из этого знакомства не выйдет.
- Можно я пойду? - спросил он.
- Нет, Горский, останьтесь. Вас никто не отпускал, - сказала Марго раздраженно.
Зимин автоматически облизал пустую ложку, он не привык, чтобы с Горским разговаривали в подобном тоне.
- Сколько можно жрать? - возмутилась Марго. - Заканчивайте, я подожду вас на улице.
- Ну, что скажешь? - спросил Зимин.
- Я знаю, кто она.
- Эта женщина?
- Да. Она подруга майора Кротова.
- Ух ты! Здорово! И что ей от нас нужно?
- Откуда мне знать? Может быть, как золотая рыбка, решила исполнить три наших сокровенных желания.
- Что-то я сомневаюсь, - признался Зимин.
- Ты пессимист.
Нельзя сказать, что Зимин как-то особенно переживал, попадая в нестандартные положения или сталкиваясь с людьми со странным поведением. Скорее наоборот. Эти встречи лишний раз напоминали о том, что люди разные. Зимин догадался об этом сам, еще в школе. Достаточно было сравнить учителей и наставников, чтобы понять это. Пора было признаться самому себе, что поиск отличий в поведении незнакомцев и есть то занятие, которому он хотел бы посвятить жизнь. Неожиданные человеческие реакции на обычные ситуации завораживали его. Он был уверен, что люди никогда его не разочаруют.
Собственно, это была главная причина, по которой он считал себя плохим психофизиком. Вместо того, чтобы в частных проявлениях отыскивать общее и строить теорию интеллекта, применимую к любым подвернувшимся под руку индивидуумам, Зимин с тупым упорством, часто не желая того, обнаруживал досадные частности, которые на корню уничтожали попытки создания научной концепции сознания.
Делился он своими "закрытиями" только с Горским, так что начальство с его исследовательским пороком не было знакомо.
- Твои способности надо бы использовать в мирных целях, - всякий раз озабоченно говорил Горский. - Но как это сделать, мне неведомо!
- Не обращай внимания, - отвечал сконфуженный Зимин. - Такой я противный человек, ничего с этим не поделаешь.
- Не обращать внимания! Легко сказать! А потом ты скажешь: "Я же говорил"!
- Не скажу.
- Обязательно скажешь. На твоем месте любой сказал бы, - отвечал Горский и одобрительно похлопывал друга по плечу.
"Но я не любой", - мог бы ответить Зимин, но молчал, продолжать пустой разговор было бессмысленно и вредно, так научную карьеру не построишь. Впрочем, виноватым он себя не считал, а поэтому оправдываться не собирался. Но он и сам понимал, что разрушительное отношение к теориям говорит о том, что ученый из него не получится, не тот подход к анализу фактов. Скорее уж из него мог получиться писатель, но он не знал, где отыскать людей, которые назначат его на эту должность.
Философские размышления Зимина были прерваны Горским, он грубо дернул его за рукав пиджака.
- Она, вроде бы, обрадовалась, когда увидела нас, - прошептал он. - Не люблю быть полезным случайным людям, тем более подругам майора Кротова. - Но иногда такое случается. Как правило, это заканчивается плохо.
Зимин кивнул головой в знак согласия, можно было не сомневаться, что эта девица принесет им проблемы. Что-то ей было нужно. Что-то по-настоящему важное. Иначе как объяснить, что Марго, она представилась, вроде бы, так, ради разговора с ними согласилась торчать возле кадки с пальмой не менее десяти минут, ожидая, когда они расправятся с котлетами и компотом. Оставалась еще маленькая надежда, что ее заинтересует Горский. Это было бы правильно, потому что из них именно он всегда был человеком общительным и современным. Девицы обычно предпочитали разговаривать с ним.
- Насытились? - спросила Марго и улыбнулась. - Кто хорошо ест, тот хорошо работает!
От этой открытой и искренней улыбки, а в том, что она именно такова, сомневаться, увы, не приходилось, Зимину стало грустно, он понял, что от него потребуют совершить подвиг, чего ему делать не хотелось. За кого же она его принимает?
- А вот и мы, - сказал Горский. - Скучали?
- Нет. Я навела о вас справки, парни. Это потребовало времени. Теперь я знаю о вас больше, чем отдел кадров.
- Ну и как?
- К вам, Горский, у меня больше вопросов нет. Вы нам подходите. С предстоящей работой справитесь. А вот с Зиминым хочу поговорить, кое-чего в вашем досье я не понимаю, какой-то вы странный, скользкий.
- Я?! Скользкий?
- Да, Зимин.
- Никогда не слышал о себе ничего подобного.
- Я люблю быть первой. Поговорим?
- А мне что делать? - спросил Горский.
- Мне все равно.
- Тогда я пойду?
- Хорошее решение.
Горский подмигнул Зимину и ободряюще хлопнул его по плечу. После чего отправился по своим делам, даже не обернулся.
- Я не скользкий, - сказал Зимин.
- Вы любите стихи.
- Все любят стихи.
- Нет.
- Это просто потому, что не все их слышали.
Гляжу на желтую листву,
А под ногой шуршит трава.
И мысль приходит в голову:
"А может, ты была права"?И я напрасно в прошлый раз
Тебе все это говорил,
И не было блестящих глаз,
И месяц с неба не светил...И раз уж разговор таков,
То я скажу, любовь моя,
По правде и без дураков,
Что, в общем, прав, конечно, я.Погас костер, сгорев дотла,
И я закончу, пожелав:
Ты будь по-прежнему мила,
А я, как прежде, буду прав!
- Это и есть стихи?
- Да.
- Это вы их сочинили?
- Нет, но я имею к ним отношение.
- Теперь окончательно стало ясно, что вы противный, странный и скользкий тип.
Зимин ничего не понял. На всякий случай он спросил:
- Это хорошо или плохо?
- Хорошо, - ответила Марго.
- Вы хотели поговорить со мной? Слушаю.
- Расскажите мне что-нибудь.
- Рассказать? Что рассказать?
- Какую-нибудь историю.
- О чем?
- Расскажите о себе. Как вы развлекаетесь?
Зимин покраснел. Даже если бы захотел, он не смог бы выполнить просьбу Марго. Можно было не сомневаться, что его представления о развлечениях показались бы ей странными. Например, он совсем не любил ресторации, танцевальные марафоны, галлюциногенное искусство и познавательные шопинг-туры. Про развлечения он ничего не знал. Зимин любил читать книги. Он не сомневался, что пропасть между его жизнью и мечтами Марго была настолько грандиозна, что у него даже не хватало слов, чтобы описать ее. Он шевелил губами, как большая глупая рыба, выброшенная штормом на берег.
- Что вы любите больше, свою работу или стихи? - спросила Марго.
- Я бы хотел стать писателем и писать прозаические тексты.
- О чем?
- О том, что ждет нас всех через двадцать лет. Про будущее.
- Разве можно знать свое будущее?
- Знать нельзя, а писать о нем можно!
- Очень интересно, - призналась Марго. - Прочитай мне какое-нибудь стихотворение о будущем. Если такие есть.
- Пожалуйста.
Когда забарабанит дождь
Косыми струями по стеклам,
Я надеваю макинтош,
Укутываюсь шарфом теплым.Вы не увидите на мне
Порой дождливой и студеной
Простое, легкое кашне
Или жакет не по сезону.Когда ж подступят холода,
И снег повалит по большому,
Я зиму встречу как всегда,
Без суеты, по-деловому.Спину от холода согнув,
Ходить по улицам не сладко.
Я к макинтошу пристегну
Ватин и теплую подкладку.Другим мороз несет беду,
А мне же он ничуть не страшен:
Я не спеша себе иду,
Надев на валенки гамаши.Но за зимой придет весна,
А за весною следом - лето.
Я теплую одежду снял,
Я надеваю сандалеты.Когда ж я направляюсь в сквер
Или в кино иду со скуки,
На мне лишь легкий пуловер
И парусиновые брюки.И если встретите меня
На улице легко одетым,
То будет вам легко понять,
Что дело происходит летом.
Но если я иду с зонтом,
И дождь, не уставая, косит,
То можете не сомневаться в том,
Что снова наступила осень.Природный странник, пилигрим,
Не знающий отдохновенья,
Я становлюсь неотделим
От вечного ее движенья.
- Хорошо у тебя получается.
- Спасибо.
- Ничего что я на "ты"?
- Все в порядке.
- А теперь расскажи, каким будет будущее?
- Так себе. На любителя.
- Знаешь, как стать этим любителем?
- Догадываюсь.
- И каждый, кто будет рядом с тобой, будет счастлив?
- Нет.
- Нет? - с огорчением переспросила Марго.
- Не в том смысле, что обязательно нет. Я про будущее других людей ничего не знаю, это уж как им повезет.
- Значит, нас ждет беспросветная мгла?
- Я этого не говорил.
- Если людям возле тебя будет плохо, то и говорить нам не о чем.
- Кто-то будет счастлив, а кто-то нет.
- Это уже лучше.
7. Разговоры о работе
- Чем ты сейчас занимаешься?
- В каком смысле? - спросил Зимин. Он подумал, что Марго опять спрашивает его о кинотеатрах, вечеринках, клубах, саунах и других развлечениях, но ее интересовала его работа.
- Об этом не принято говорить всуе.
- Со мной можно, майор Кротов разрешил. Пожалуй, ты даже обязан быть со мной откровенным.
"Началось", - подумал Зимин с раздражением.
- Психофизика довольно скучная наука, - сказал он, потому что ничего другого в голову не пришло.
Это, что ли, хотела услышать от него Марго?
- Разве ты не общаешься с записанными сознаниями? Кротов мне рассказывал.
- Ну и? - не понял Зимин.
- Это должно быть фантастически интересно!
- Ты преувеличиваешь. Увы, это рутина. Как правило, довольно скучное занятие.
- Странно, мне казалось, что электрики перспективные существа.
- Электрики?
- Ну да, жизнь, основанная на движении электронов в процессорах и чипах. Как-то их нужно называть. Они ведь уже не люди?
- Мы называем их мысликами. Они не могут бегать по кабакам, ножки-то пока не выросли. Вот и обмениваются мыслями с программистами, которые их курируют. Но это так - прозвище. Правильнее их называть фрагментами. Они и есть фрагменты сознания наших пациентов.
- Мыслики, звучит еще смешнее, чем электрики, - признала Марго. - Никак не могу понять, как это вы их научили думать?
- Думать?
- Но ты же сказал, что они обмениваются мыслями.
- Думать и обмениваться мыслями все-таки разные вещи. Мы давно умеем переписывать файлы из папки в папку. Можно ли считать любую передачу информации проявлением интеллекта? Сомневаюсь.
- Кротов любит меня смешить. Услышит где-нибудь новый анекдот и обязательно перескажет. Иногда у него это получается очень удачно, по делу.
- А сам не сочиняет? - поинтересовался Зимин.
- Нет, только пересказывает.
- Пересказ информации можно считать проявлением интеллекта, но только в некоторых случаях.
- То есть, все, что говорят о ваших успехах, вранье? Выдумки?
- Ну почему же. В некоторых проявлениях мыслики очень хороши. Ты рассказала про то, что майор Кротов любит пересказывать анекдоты. Мыслики проделывают это с особым мастерством.
- Значит, не все так плохо? Есть надежда, что ваши пациенты обретут разум?
- Он у них уже сейчас есть, только своеобразный. Они пересказывают свои анекдоты, и считают, что это с ними произошло на самом деле. Так их запрограммировали. Хорошо это или плохо - другой вопрос.
- Они лишены права действовать самостоятельно?
- Не обязательно. Но решения свои они принимают исходя из информации, которую мы записали в их память. Хочешь, я расскажу одну историю про мыслика?
- Конечно, расскажи.
- Работал я однажды с одним забавным фрагментом. Горский отлаживал промежуточную модель воспитанного и доброго человека, что привело к самому неожиданному результату. Фрагмент считал себя нормальным человеком с ручками, ножками, обладающим разумом и свободой воли, способным перемещаться в пространстве по своему желанию и общаться с другими людьми. Все было хорошо, но однажды, покопавшись в своих "воспоминаниях", он решил, что стал суперменом и обладает фантастическими способностями.
- Как же это возможно? - удивилась Марта.
- Все дело в том, что с точки зрения биохимии для организма нет никакой разницы между действиями и воспоминаниями. В обоих случаях действуют одни и те же участки мозга. Человек способен различать воздействия только по дополнительной информации.
- Это плохо?
- Об этом надо знать, а изменить нельзя.
- Но это ужасно.
- До сих пор люди как-то жили. Так вот, возвращаюсь к нашему фрагменту. Он вообразил, что изобрел простой способ перекачивать отрицательную энергию плохих поступков злых людей в электрическую, доступную для промышленного использования. Проще говоря, научился подзаряжать аккумулятор, наблюдая за трамвайными хамами, жуликами, хулиганами и грубиянами. Поскольку сам он был человеком добрым и вежливым, то не мог самостоятельно заряжать аккумулятор, ему приходилось наблюдать за другими людьми. Он был уверен, что бегает по городу, выискивая подходящих для его установки негодяев. Время от времени ему везло и он обнаруживал какого-нибудь особенно отвратительного мерзавца. Были у него и проверенные места. Например, в супермаркете возле касс. Работа спорилась, а аппетит, как известно, приходит во время еды, ему стало не хватать случайных инцидентов. Постепенно он сам научился провоцировать ссоры. И все бы хорошо, но однажды во время удачной подзарядки хулиган подставил фрагменту синяк под глаз.
- Это как же? - удивилась Марго.
- Он и это придумал. Логика события подсказала ему, что такой исход весьма вероятен. Фрагмент решил, что впредь будет бить первым. Но из этого ничего не вышло. Не смог уберечь и второй глаз. Опять логика вмешалась. С тех пор он стал ограничиваться перекачкой энергии из комментариев популярных социальных сетей.
- То есть, его искусственный интеллект заработал?
- Спроси у Горского, про интеллект это к нему.
- Зубодробительная история.
- Можно и так сказать, - улыбнулся Зимин. - Нам приходится следить за фантазиями мысликов и не давать им заигрываться. Собственно, это и есть наша работа.
- Нет, ты не понял. Если дело с мысликами обстоит именно так, как ты рассказал, то получается, что ваши усилия абсолютно бессмысленны.
- Почему ты так решила? - удивился Зимин. - Мы слишком мало знаем, чтобы делать такие смелые выводы.
- Сам подумай, вот вы обещаете человеку бессмертие. Он соглашается, так как предполагает, что на долгие годы сохранит привычный образ жизни. Но это обман. Ничего подобного человеку не светит.
- Я понял, о чем ты говоришь.
- К вам приходят довольные жизнью люди. Мучения консервировать дураков нет. Они мечтают продлить свои удовольствия лет на тысячу. У них получится?
- Нет, конечно. После того, как сознание переносится на внешний носитель, наши фрагменты оказываются в другой реальности, они чувствуют себя там несчастными и чужими. Счастья нет. Привычная жизнь их оказывается разрушенной, от них требуются навыки, которыми они не обладали, более того, презирали. Им и в голову не могло прийти, что все так обернется. Но с этим ничего нельзя поделать. Они будут вынуждены жить по-другому.
- А виноваты в этом вы - ученые. Потому что не предупредили о последствиях.
- Не преувеличивай.
- И все-таки это так.
- Пора бы уже научиться правильно желать, потому что желания иногда сбываются. За свои ошибки нужно отвечать.
- Богачи не привыкли думать о бытовых мелочах. Они считают, что их комфортом должна заниматься обслуга. Для мысликов - это ученые. Запомни это. Так что, когда будешь обрабатывать моего котика, постарайся сделать работу наилучшим образом.
- Котика? Мы с животными не работаем.
- Мой котик - майор Кротов. Так я его называю. Мне хочется, чтобы его сознание было записано без ошибок. И вот что еще, запиши ему в мозги, чтобы он купил мне норковую шубку и бриллиантовое колье. Ты можешь, для тебя это пустяк, а мне будет приятно.